Жизнь и приключения майора Гагагана.
Глава V. Встреча с моею женою.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения майора Гагагана. Глава V. Встреча с моею женою. (старая орфография)

ГЛАВА V.
ВСТРЕЧА С МОЕЮ ЖЕНОЮ.

Пунири Мукун с прочими моими слугами ожидал меня при входе в царский шатер и тотчас же повел меня к моим палаткам, расположенным по соседству. Мне часто случалось и прежде и после того бывать в опасных положениях; но скажу с убеждением, что в этом последнем случае я чувствовал такое биение сердца, какого не испытывал, идя отбивать потерянный уже пункт или бросаясь на неприятельскую батарею.

Лишь только я вошел в палатку, как целый рой слуг подскочил ко мне с тем, чтобы снять с меня мои доспехи, принести мне прохладительного, гуку, и погрузить меня в розовом масле (налитом в большие четвертные бутыли) и тысяче других изысканных принадлежностей восточной жизни. Я сделал им знак, чтобы они убирались к чорту.

-- Я не буду снимать вооружения, сказал я: - вечером мне придется опять выехать; передайте от меня приветствие принцессе и скажите ей, что мне будет очень прискорбно, если у меня недостанет времени повидаться с нею сегодня вечером. Положите мне здесь пару подушек, принесите ужин, кружку персидского вина, наперед порядком прохолодив его, ягненка, начиненного фисташками, плов из пары индюков, молодую козу под рисом - ну, что же вы выпучили глаза! вон! Дайте мне только трубку, потом оставьте меня одного и доложите, когда кушанье будет готово.

Я разсчитывал отдалить от себя таким образом прелестную Путтируджи и надеялся приготовить все к моему побегу, не подвергаясь её испытующему любопытному взору. Когда я некоторое время покурил уже, наслаждаясь полною негою, один из слуг доложил мне, что ужин приготовлен для меня во внутреннем покое палатки. Я надеюсь, что читатель, если только у него есть хоть капля разсудка соображения, знает, что палатки знатных людей в Индии состоят из тончайших кашмирских шалей и заключают в себе дюжины комнат, с коврами, каминами, завершающимися трубами, и с окошками, снабженными гардинами.

Я вступил, как уже сказано, во внутренний покой и принялся там за принесенный ужин, употребляя в дело, по восточному обычаю, пальцы. При этом я не забывал прикладываться от времени до времени и к винной кружке, которая поставлена была в особый сосуд, наполненный снегом. Я только-что собирался проглотить уже последний кусок очень мягкого копченого ягненка под рисом, заключавшого мою вечернюю трапезу, когда услыхал шлепанье туфлями и звук женских голосов; одна из боковых занавесок приподнялась, и в комнату вошла дама в сопровождении двенадцати стройных и лунолицых невольниц, которых можно бы было уподобить райским гуриям.

Что касается до самой барыни, то надо отдать ей справедливость, она составляла такой резкий контраст с своими спутницами, какой только можно себе вообразить. Она была горбата, стара, имела шафранный цвет лица и от богатого одеяния и блестящих камней, покрывавших ее, казалась еще в тысячу раз безобразнее. Проведенная желтою краскою полоса по лбу к оконечности носа, который кроме того украшен был огромным золотым кольцом, в него продетым, огненного цвета ресницы и такое же большое пятно, на подбородке доказывали, что она принадлежит не к мусульманской, а к браминской религии, и притом к весьма знатной касте. В этом можно было убедиться, взглянув только на её глаза.

Образ действий, который следовало принять в этом случае, тотчас же определился в уме моем.

Мужская прислуга, разумеется, оставила комнату, лишь только услышала знакомый для себя голос моей жены. Она подверглась бы смертной казни, если бы узрела лицо моей дражайшей половины. Невольницы вытянулись в линию вокруг своей госпожи, пока эта последняя подходила ко мне, умильно приседая.

-- Неужели такого рода встречу, о хан, готовишь ты злополучной и пламенеющей любовью супруге своей, после шестимесячного отсутствия? Неужели этот ягненок, о обжора, хотя вполовину столь нежен, сколько твоя жена? Неужели это вино, о пьяница, вполовину столь сладко, сколь сладок её взор?

Я видел, что буря разыгрывается; невольницы, к которым жена моя обращалась от времени до времени, составляли род хора.

-- О, неверный! кричали оне: - о изменник, вероломный, у которого нет вовсе глаз, у которого нет вовсе сердца для любви, нет ничего, что должно быть у истинного хана!

-- Ягненок, конечно, не столь усладителен как любовь, отвечал я с важностию: - но за то ягненок смирнее. Винная кружка конечно не в состоянии причинить такое приятное опьянение как женщина, но за то у кружки нет и языка, о Ханим-Джи!

И я снова погрузил нос свой в освежающую душу кружку. Прелестная Путтируджи не угомонилась впрочем от моего ответа; она и её прислужницы снова завопили хором, загоготали и затрещали до того, что я потерял всякое терпенье.

-- Удалитесь, мои милые подруги, сказал я: - и оставьте меня в покое.

-- Троньтесь только, так я вас! вскричала ханша.

Я убедился, что нельзя предпринять против этого никаких мер, кроме насилия; потому вытащил пистолеты, взвел на них курки и сказал:

-- О, гурии, каждый из этим пистолетов заключает в себе две пули. Дочь Голькара, конечно, составляет для меня священную особу; но что касается вас, то я клянусь всеми святыми Индостана, что четыре штуки вашей братьи немедленно протянут ноги, если вы здесь останетесь еще хоть с минуту!

Этого оказалось довольно. Девы испустили пронзительный крик и поскакали из комнаты, как стая куропаток.

Теперь наступила пора действовать.

Моя жена, или, скорее, жена Боббачи сидела не говоря ни слова и, казалось, приведена была в ужас тою необычайною суровостию, с которой обошелся с нею её супруг. Я схватил её руку, крепко сжал ее и проговорил ей на ухо, держа между тем пред ухом другою рукою пистолет.

-- О, ханша, выслушай меня порядком и не кричи, потому что если ты только вздумаешь заголосить, ты немедленно умрешь.

-- Говори, Боббачи Багаудер, я буду совершенно нема.

-- Женщина, сказал я, снимая с себя кольчугу и сбросив шишак, который закрывал мне почти все лицо: - а не муж твой, я укротитель слонов, знаменитый Гагаган!

Когда я произносил это иногда длинные космы рыжих волос распались у меня по плечам, составляя чрезвычайно резкую противоположность с моим вымазанным лицом и наваксенною бородою, я представлял прекраснейшую картину, какую только можно себе вообразить, и потому советовал бы мистеру Гэту воспользоваться этим сюжетом для следующого выпуска его галлереи красоты.

-- Злодей, сказала она: - чего ты от меня хочешь?

-- Ах, ты черномазая чертовка, отвечал я: - попробуй только возвысить голос и тогда простись с жизнью!

-- А потом? возразила она: - неужели ты думаешь убежать безнаказанно? Мучения ада далеко не так страшны, как те пытки, которые придумает для тебя Голькар.

-- Пытки, сударыня! сказал я хладнокровно: - тррррр! вы меня этим не испугаете, да я и не намерен подвергаться пытке; напротив, вы отдадите мне свои лучшия драгоценности и устроите все для моего побега в крепость. Не скрежещите так зубами и не ругайтесь так неприлично. Слушайте меня внимательно. Вы знаете хорошо это платье и это вооружение; они принадлежат вашему супругу Боббачи Багаудеру, моему пленнику; он лежит теперь в моей крепости, и если только я не возвращусь до разсвета, то он умрет вместе с солнечным восходом. Что же вы, оставшись вдовою, что вы будете делать, когда труп его привезется к Голькару?

-- О, завопила она: - пощади, пощади меня!

-- Я вам скажу, что вас ожидает в таком случае. Вы будете иметь удовольствие умереть с ним вместе, быть изжаренной с ним вместе; а это мучительная смерть, от которой ваш батюшка не в состоянии вас избавить, и на которую он сам же обречет и поведет вас. А! я вижу, что мы начинаем понимать друг друга, и что вы сейчас же отдадите мне свою шкатулку с деньгами и свои алмазы.

И вместе с этим я с самою бестрастною миною откинулся назад и навел на нее дула пистолетов.

-- Закури-ка мне трубку, сокровище мое, сказал я: - я потом ступай, пошарь у себя хорошенько в сундуках, слышишь?

Заметно, что я приобрел над нею сильное моральное влияние, что я посадил ее на дерево, как говорят американцы; потому что она с смирением закурила мне трубку и тотчас же ушла, чтобы принести вещи, о которых я говорил.

Но как неизменно однако мое счастие! Если бы Лолл-Мохаммед не должен был прогуливаться на осле вокруг лагеря, то я неминуемо бы погиб.

насчет стоимости этих вещей; самый же ящик, сделанный из простой сосны, до сих пор у меня.)

Я уже готов был совсем удалиться, когда при входе в мою палатку раздался сильный стук, крик и визг. Это был сам Голькар в сопровождении проклятого Лолла-Мохаммеда, который, потерпев наказание, снова нашел своего повелителя в приятном расположении духа и успел убедить его, что я чистый обманщик.

-- Го Бегум! кричал Голькар в прихожей комнате, потому что ни он, ни люди его не смели войдти в женские покои: - говори, дочь моя, возвратился твой супруг или нет?

-- Говорите, сударыня, сказал я: - и помните, что я вам объяснял насчет процесса жаренья.

-- Да, папа, отвечала Бегум.

-- В самом деле это он, а не кто другой. Прошу тебя, батюшка, ступай себе спокойно и перестань так неприлично шутить с твоею дочерью. Видала ли я когда нибудь лицо другого мужчины, кроме моего супруга?

И вместе с этим она начала выть и вопить, как будто кто нибудь прищемил ей сердце - негодная плутовка!

-- Ах ты, лгун, ах ты архибестия, проговорил он, обратившись (сколько могу себе представить, потому что я только слушал, но ничего не видал) к Лоллу Мохаммеду: - заставлять твоего государя есть такую грязь?! Фароши, схватите этого негодяя, я отставляю его от службы, я снимаю с него его звание, я конфискую все его имущество и... слушайте же вы, фароши, дайте-ка ему еще дюжинку.

-----

Лишь только занялось утро, две особы приблизились к маленькой крепости Футтигура. Одна была толстая, завернутая в покрывало женщина. Другая - воин величественной осанки и прекрасной наружности, который нес под мышкою деревянный ящик значительной величины. Воин сказал у ворот лозунг и был впущен, женщина опять воротилась к индейскому лагерю. Её имя было Путтируджи: его имя звуиало так: Голиаф О'Грэди Гагаган, командир баталиона ахмеднуггарской иррегулярной кавалерии.