Жизнь и приключения майора Гагагана.
Глава VII. Бегство.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения майора Гагагана. Глава VII. Бегство. (старая орфография)

ГЛАВА VII.
Бегство.

Как ни неприятно было это для кавалеров, однако, они должны были повиноваться и последовали за мною на крепостные стены, где я немедленно сделал перекличку всем людям.

Крепость, во время моего отсутствия состояла под начальством лейтенанта Макдинлликудди, моего земляка, с которым, как известно читателям из одной из предшествовавших глав моих записок, я некогда имел порядочную стычку, и пленный Боббачи Багаудер, которого я только ошеломил, не желая вовсе его убивать, отдан был под особенный надзор этого офицера. Трое людей из гарнизона, и один их них - член ахмеднуггарского иррегулярного батальона, упомянутый уже мною гайдук Горумзауг, были избраны с целию караулить поочереди пленника и вовсе не выпускать его из виду. Лейтенанту дано было подробное наставление, как наблюдать за часовыми и за самим пленным, и так как Боббачи был порядочно оконтужен полученным от меня ударом, и кроме того, лежал скованный по рукам и по ногам, с туго-заткнутым ртом, то я и считал его особу совершенно для себя обезпеченною.

Когда я делал смотр моей маленькой армии, Макджилликудди не явился и трое гивильдаров также не показывались; это меня однако нисколько не удивило, ибо я крепко подтверждал им не оставлять пленника. Имея, впрочем, надобность переговорить с лейтенантом, я отправил к нему посланного, с приказанием немедленно явиться ко мне.

Посланный воротился бледный как смерть и шепнул мне на ухо такое известие, которое заставило меня немедленно идти в комнату, в которой я приказал содержат Боббачи Багаудера.

Все эти господа бежали! Боббачи сделал утечку, и вообразите себе мое удивление, когда на его месте, я нашел моего несчастного, моего дорогого друга Мортимера Макджилликудди, с здоровою затычкою во рту, - отчего и без того пространная паст его разорвалась чуть не до самых ушей, - с страшным рубцом от сабли на лбу, с ногами, прикрученными к голове, и с руками, крепко завязанными промежь ног.

Он находился в этом положении уже около двух часов - это была почти та же самая поза, в которую я велел привести Боббачи Богаудера, поза конечно несовсем покойная, но которая делает за то невозможным побег, если только пленный не воспользуется помощью изменников.

Я снова привел лейтенанта в его обычную позицию, я вылил около полубутылки виски на чрезвычайно увеличенное отверзтие его рта, и когда он опомнился и собрался с духом, то поведал мне происшествия, которые только-что приключились.

Какой же я был глупец, какой я был простофиля, вздумав по возвращении моем в крепость заниматься своею внешностью и употребить два битых часа на то, чтобы смыть у себя краску с бороды и лица, вместо того, чтобы посетить моего пленника, через что и бегство с его стороны было бы невозможно!

О, тщеславие, тщеславие! Проклятое желание блеснуть внешностью, которое заставило меня забыть мои обязанности в отношении моего генерала, моего отечества, моего государя и моей чести! Бегство произошло следующим образом. Рядовой из числа иррегулярных, которого я по возвращении в крепость позвал к себе, чтобы велеть дать мне одеться, надел на меня блестящий мундир нашего корпуса, платье же питана, снятое мною с поверженного во прах Боббачи Багаудера, взял с собою. Что же сделал потом этот плут? Он, изволите видеть, отнес это шутовское платье назад к Боббачи, надел его на настоящого его владельца, потом вместе с негодными чумазыми сообщниками, которых Боббачи привлек на свою сторону обещанием несметных сокровищ, он заткнул рот Макджилликудди, обходившему кругом дозором, связал его, потом все они преспокойно отправились к крепостным воротам и сказали пароль.

Крепостная стража, думавшая, что это я, который, возвратившись домой, мог снова отправиться, тем более, что мой сонливый черный слуга предупредил ее, что Гагаган Саиб с ним и еще двумя людьми отправляется на рекогносцировку, стража отворила ворота, и все они - поминай как звали!

Все это объясняло замешательство, в котором я застал моего слугу при входе в комнату, - и слова этого негодяя, что лейтенант только-что ходил дозором; он в самом деле ходил дозором, бедняжка, и тут-то был схвачен и связан таким ужасным образом.

Трое людей с освобожденным пленником давно уже имели намерение бежать, но потеряли было всякую на это надежду по возвращении моем: я сменил у ворот стражу, которая также была ими подкуплена, и потому хотя они и связали несчастного Макджилликудди, и хотя все было приготовлено б побегу, однако у них не нашлось бы никакого средства привести свое намерение в исполнение, если бы я не был таким ослом и сам не ткнул их носом на подобное средство. Глупец, глупец! трижды глупый человек тот, кто думает о своей дрянной личности в такую минуту, когда следует заниматься своею служебною обязанностию.

должно присовокупить и мои собственные позднейшия соображения.

Внезапная, томительная мысль поразила меня в эту минуту - мысль о моем сундучке с драгоценностями.

Я бросился назад, я нашел сундучек, - он до сих вор у меня - и когда я его открыл, то там, где я оставил слитки золота, мешки с блестящими томанами, копейки и рупии, алмазные ожерелья, с каменьями, величиною с утиное яйцо, рубины алые как уста моей Белинды, несчетные нитки жемчугу, аметистов, смарагдов, целые кучи банковых билетов - там я нашел клочек бумаги с двумя строками санскритских письмен, которые я передаю здесь слово в слово.

ЭПИГРАММА
на тот случай, как разсеекоего маиора.

Под вечер, лев царь зверей, дремучих лесов обитатель,

В берлогу к себе раз принес удачного лова добычу.

Но как ни громадна была сия львиная взятка,

Встретившись после со львом, лиса над ним издевалась.

Морду свою приподняв, пушистую, к звездному небу.

Где жь твой прославленный ум, о лев, лесов повелитель,

Коль невинной проделке лисы ты доверчиво так покорился?

Видя ныне меня, житейский мой такт сознавая,

"Что и честь, коли нечего есть! - велика Федора да дура!"

Тысячи проклятий! О, как волновалась, как кипятилась моя кровь, когда я читал эти насмешливые строки. Я топал ногами, бранился; я не знаю, к каким безумствам привела бы меня моя ярость, если бы в эту самую минуту не вбежал ко мне солдат, с криком: