Ньюкомы.
Часть Первая.
Глава III. Шкатулка с письмами Полковика Ньюкома.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Теккерей У. М., год: 1855
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ньюкомы. Часть Первая. Глава III. Шкатулка с письмами Полковика Ньюкома. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

III.
Шкатулка с письмами Полковика Ньюкома.

1.

С сердечным удовольствием, беру перо, любезный маИор, чтоб объявить вам о счастливом прибытии "Рэмчондера" и на нем самого маленького и хорошенького мальчика, который когда либо приезжал из Индии. Маленький Клэй в совершенно здоров. Он говорит по-английски удивительно хорошо. Он плакал при прощании с мистером Сиплом, главным судовым прикащиком, который был так добр, что привез его из Соутэмптона в почтовой карете; но эти слезы у детей так не продолжительны! Путешествие, сказывал мистер Снид было самое благополучное, и продолжалось только четыре месяца и одиннадцать дней. Какая разница с тем долгим и опасным восьмимесячным плаваньем, когда милая моя сестра Эмма, почти все время страдая морской болезнью, ехала в Бенгал, чтобы сделаться женой лучшого из мужей и матерью прелестнейшого мальчика, и чтоб воспользоваться этим несравненным блаженством на такое краткое время! Она оставила этот злобный и коварный свет, чтоб перейти в другой, где все покоится в мире! Бедность и дурное обращение, которое она претерпевала от капитана Кэзи, своего отвратительного первого мужа, были, я уверена, с излишком награждены, любезный маиор, вашей любовью. Если великолепные наряды, которые только может доставить Лондон и самый Париж, если драгоценные вещи, превосходные кружева и все лучшее и модное в состоянии удовлетворить женщину, все это - я уверена, имела бедная Эмма в последние четыре года своей жизни. Но к чему все это служит, когда закрывается сцена тщеславия?

Мистер Снид объявил, что переезд был самый благополучный. Они простояли неделю у Мыса-Доброй-Надежды и три дня у острова Св. Елены, где посетили могилу Бонапарта (вот еще один пример тщеты здешняго величия!). Путешествие их оживилось на острове Вознесения, где они поймали несколько превосходных черепах!

Вы можете быть уверены, что через-чур достаточная сумма, которую вы перевели на мое имя в дом м-в Гобсон и К° будет добросовестно истрачена на милое дитя, вверенное моему попечению. Я думаю, мистрис Ньюком едва ли может называться его бабушкой; да и вряд-ли эта достопочтенная методистка захочет видеть дочерей и внука священника англиканской церкви! Брат мой Чарльз брал отпуск для того, чтоб посетить ее, в то время как предъявлял в банк ваш последний щедрый билет. Она приняла его чрезвычайно грубо и сказала, что глупому сыну не в помощь богатство; а когда Чарльз сказал: "Сударыня, я брать покойной супруги маиора Ньюкома." - "Сэр, ответила она, я никого не сужу; но, по всем сведениям, вы были братом самой тщеславной, ленивой, безсмысленной и сумасшедшей женщины; а Томас Ньюком был также глуп в отношении к своей жене, как и к своим деньгам." Следовательно, пока мистрис Ньюком не пригласит письменно милого Клайва, я неподумаю посылать его в Клэпгэм.

чудной шали, которую вы мне прислали, и сберегу ее в лавенде до следующей зимы! Брат мой, который благодарит вас за продолжение ваших милостей, будет к нам писать в будущем месяце и отдаст вам отчет в успехах своего милого воспитанника. Клэйв хочет приписать postscriptnm от себя, а я остаюсь, любезный маиор, тысячу раз благодаря вас за ваше благорасположение,

Признательная и любящая вас
Марта Гонимэн.

Круглым почерком и по линейкам, проведенным карандашем было написано:

"Милый папа я здоров я надеюсь что и Вы Здоровы. Мистер Снид привез меня в почтовой карете я очень люблю мистера Снида, я люблю тетю Марту я люблю Анну. Здесь нет кораблей остаюсь любящий вас сын Клэйв Ньюком.

2

Улица Св. Доминика. Ст. Жерменское предместье.
Париж, ноября 15, 1820 г.

"Давно разставшись с страной, где провела свою молодость, я сохранила о ней нежное воспоминание и всегда чувствовала к ней живейшую признательность. Небо поставило меня в совершенно иное положение, чем когда я знала вас; я сделалась матерью многих детей. Мужу моему возвращена некоторая часть имущества, вырванного у нас революцией, и Франция возратившись к своему законному государю, опять приняла дворянство, сопровождавшее в изгнание августейшее семейство. Мы однако были счастливее своих товарищей и прибыли во Францию до приезда его величества. Почитая дальнейшее сопротивление безполезным; ослепленный может быть блеском того гения, который возстановил порядок, покорил Европу и управлял Францией, м. де Флорак, в первые же дни, примирился с героем Маренго и Аустерлица и принял должность при императорском дворе. Эта покорность, приписанная сначала измене, была впоследствии прощена моему мужу. Страдания его в продолжение Ста дней, заслужили ему прощенье за присоединение к тому, кто был императором. Муж мой теперь стар. Он участвовал в бедственной московской компании в качестве одного из каммергеров Наполеона. Удалившись от света, он теперь посвятил себя только заботам о своем слабом здоровье, своему семейству - и небу.

Я не забыла того времени, которое предшествовало дню, когда по обещанию, данному моим отцом, я сделалась женой г., де Флорака. До меня доходили слухи о ваших действиях. Один из моих родственников, М. де Ф., отправившийся на службу в Английскую Индию, писал мне о вас; он уведомлял меня, как вы, бывши еще очень молодым человеком, стяжали лавры при Аргоме и Бгартпуре, как вы спаслись от смерти при Ласкари. Я следила за этими местами, сэр, на карте. Я принимала участие в ваших победах и в вашей славе. Ах, я не так холодна, и сердце мое трепетало при опасностях, которым вы подвергались... Я еще не очень стара, и помню того юношу, который поучался от питомца Фридриха начальным правилам военного искусства. Ваше благородное сердце, ваша любовь к истине, ваша храбрость, были вам врожденны. Никто бы не внушил вам этих качеств, еслиб милосердый Бог не наградил вас ими. Добрый отец мой умер уже несколько лет. Ему также суждено было увидать Францию прежде смерти.

Я прочла в английских журналах не только о вашей женитьбе, но и о том, что у вас родился сын. Позвольтеже мне удостоверить вашу супругу и вашего ребенка в чувствах нашей старинной дружбы. Я также узнала из газет, что мистрис Ньюком овдовела, и не жалею об этом обстоятельстве. Я надеюсь, друг мой, что между вами и вашей супругой нет такой разницы лет, которую мне случалось замечать в некоторых браках. Прошу Бога, чтоб он благословил ваше супружество. Я всегда вас помнила и помню. По мере того, как я пишу, прошлое воскресает в моей памяти. Я вижу благородного юношу с приятным голосом и черными глазами. Я вижу Темзу и смеющияся равнины Блэкгита. Я слушаю и молюсь у дверей своей комнаты, пока отец мой говорит с вами в нашем маленьком учебном кабинете. Я смотрю в свое окно и вижу ваш отъезд.

Сыновья мои уже большие: один из них пошел в военную службу, а другой поступил в духовное звание; моя дочь - сама уже мать. Я вспомнила, что сегодня ваше рожденье, - и сама себе приготовила маленький праздник в ознаменование этого дня, после стольких лет отсутствия и молчания!

Графиня де Флорак
(урожденная Л. де Блоа.)

3.

"Любезный Томас, - мистер Снид, уроженец Ост-Индии и главный судовой прикащик на "Рэмчондере" вручил нам вчера твое письмо, и сегодня я купил акций на 3,323 фунта 6 гиней и 8 пенсов, по три процента, на наше общее имя (Г. и Б. Ньюком) с переводом на твоего сына. Мистер С. очень хорошо отзывается о мальчике, которого он оставил два дня тому совершенно здоровым, в доме его тетки, мисс Гонимэн. Мы сделали по твоему желанию перевод в 200 ф. на имя этой лэди.

Лэди Анна в восхищенье от полученного ею вчера подарка, и говорит, что белая шаль даже слишком хороша. Мать моя также чрезвычайно довольна своею шалью, и отправила сегодня через почтовую карету, ехавшую в Брэйтон посылку с книгами, брошюрками, и т. п., приличными нежному возрасту, для твоего малютки. Она недавно о тебе слышала от почтенного отца Т. Соутсигэма, по возвращении его из Индии. Он много говорил о твоей благотворительности, о гостеприимстве, какое он нашел в твоем доме, и вечером очень ловко навел на тебя речь во время благодарственных молитв. Мне кажется, матушка хочет пригласить твоего мальчика в эрмитаж, а когда мы будем жить в своем доме, мы с Анной будем без сомнения очень счастливы видеть его у себя.


Б. Ньюком.

"Майору Ньюкому."

4.

"Любезный полковник, - еслиб я не знал доброты нашего сердца и тех обильных средств, которые Небу угодно было отдать вам в распоряжение, как бы в награду за ваши благородные стремления, еслиб я не был уверен, что небольшая сумма, в которой имею потребность, доставит мне прочное средство оградиться от нужды и будет уплачена прежде истечения шестимесячного срока, поверьте, я никогда не решился бы сделать того смелого шага, на который наша дружба (продолженная перепиской), наши родственные отношения и превосходные ваши наклонности побудили меня отважиться.

Та изящная и спокойная капелла, известная под именем капеллы Лэди Уитльси, в улице Деномэрн, кварт. Мэй-Фэр, поступила в продажу и я решился, рискуя всем своим достоянием приобрести ее и положить основание, как я надеюсь, будущему довольству для себя и для моей превосходной сестры. Гостиница в Брэйтоне не есть ли самое неверное средство к существованию? Рыбак в открытом море перед Брайтонскими скалами не больше может быть уверен в ветрах и волнах или в рыбе, попавшей в его сети, чем Брайтонская домовладелица (выросшая - может быть - в изобилии и привыкшая к неизменному довольству) может быть уверена в поддержке своего дома случайными посетителями города. Иной раз, правда, они наезжают толпами, но где же они на другой день? Несколько месяцев сряду, лучшия комнаты бедной сестры моей стояли пустыми, до тех пор, пока их не занял ваш благородный малютка, мой племянник и воспитанник. Клайв имеет все, чего любовь отца, дяди (который любит его, как отец), священника и наставника может пожелать. Он не из тех рано созревающих гениев, которых слишком расхваленные детския дарования исчезают с приближением к юношеству; чистосердечно сознаюсь и в том, что он в своих классических и математических познаниях не ушел от детей, даже моложе его летами, но за то он приобрел драгоценные задатки здоровья и запасся с ранних лет честностью и хорошим расположением духа, которые, вероятно, пригодятся ему в жизни едва ли не больше познания многих ученых предметов и изучения языков, больше чем asin praesenti или pons asinorum.

на свете что-нибудь верное, обогатиться через это приобретение. Что такое викарство, как не синоним крайней бедности? Если мы осуждаем древних путешественников за то, что они тратили жизнь в диких, безплодных странах, что же мы должны сказать многим протестантским пустынникам, которые, в так-называемое просвещенное время, скрываются в йоркшайрских пустынях и зарывают свои, вероятно, превосходные таланты в каком нибудь линкольшайрском болоте? Есть ли у меня гений? Одарен ли я такой силой красноречия, чтоб мог поражать и укрощать, чтоб я мог пробудить ленивца и заставить содрогнуться грешника, чтоб мог ободрить и убедить робкого, водить слепца, ходящого ощупью во мраке, и повергать в прах дерзкого скептика? Собственное мое сознание, кроме сотни свидетельств от популярных, от самых популярных мест служения, от уважаемых прелатов и избранного духовенства, удостоверяют меня, что я одарен этой силой. Внутренний голос громко говорит мне: "вперед, Чарльз Гонимен! сражайся во имя добродетели, - отирай слезы кающагося грешника; воспевай надежду умирающему преступнику; поддерживай твердость у смертного одра терзаемого отчаянием собрата и поражай неверующого копьем очевидности и щитом разсудка!"

В денежном отношении мои вычисления также непреложны, как алгебраическое уравнение, и я уверен, что, приобретя капеллу лэди Уиттльси, я буду получать сумму не менее тысячи фунтов "per-annum". Эта сумма, при экономии (а без экономии какая сумма достаточна?) поможет мне вполне удовлетворить мои нужды, разсчитаться с вами, с сестрою и с некоторыми заимодавцами, увы, далеко-далеко не похожими на вас; затем поместить мисс Гонимэн в доме, который был-бы гораздо её достойнее, чем тот, который она занимает теперь и который должна очищать по первому знаку проезжающого.

Моя сестра не прочь от этого плана; но я не передавал еще ей всех подробностей, дожидаясь вашего решения. С доходов от часовни я предполагаю выдавать мисс Гонимэн ежегодную сумму в двести фунтов стерлингов, есяца. Эти деньги, вместе с её частною собственностью, которую она съумела уберечь лучше, нежели её несчастный брат свою (потому что всякой раз, как у меня была гинея, рассказ о несчастии ближняго - превращал ее в пол-соверена {Гинея - золотая монета в 21 шиллинг; полсоверена - также золотая монета в 10 шиллингов.}. Эти деньги помогут мисс Гонимэн прожить, как прилично дочери моего отца.

Обезпечив таким образом мою сестру, я буду хлопотать об устранении от её женского управления нашего милого малютки Клэйва и об отдаче его на попечение любящого дяди и наставника. Настоящее жалованье Клэйва, под моей кровлей, будет слишком достаточно для всех его издержек, для стола, для помещения, и для воспитания; притом-же я буду иметь возможность оказывать отеческое и пасторское влияние на его занятия, поведение и полное благосостояние, чего в Брэйтоне я не могу делать, как следует, потому что здесь я на жалованье у мисс Гонимэн и должен повиноваться в таких случаях, в которых, по моим убеждениям, для благополучия милого Клэйва, главным лицом должен быть я, а не сестра.

издержки на содержание милого Клэйва в первый год пребывания его у меня, или честное слово джентльмена и пастора - будет выплачена через три месяца по предъявлении векселя, если-бы вам вздумалось перевести его на мое имя. Так-как я ни коим образом, если бы мне пришлось отдать даже последний пенни, не обезчещу вашего векселя, я умоляю вас, любезный полковник, не отказать мне. - Мой кредит в здешнем городе, а кредит здесь - все, моя будущность, так мало обдуманная, мое обязательство в отношении к Маркусу Флаттеру, мои собственные планы в жизни, успокоение моей милой и престарелой сестры, все, все зависит от этой смелой, в высшей степени важной

Чарльзу Гонимэну".

"Наш маленький Клэй в был в Лондоне у своего дяди и ездил в клэпгэмский эрмитаж на поклон к своей бабушке, богатой мистрис Ньюком. Я пропускаю её унизительный отзыв о моей особе, переданный мне в безъискусственной болтовне ребенка. К нему бабушка была очень милостива, подарила ему билет в пять фунтов стерлингов, экземпляр стихотворений Кирка Уайта, относящееся к Индии сочинение под заглавием: "Маленький Гейнрих и его носильщик" и превосходный катехизис. У Клэйва очень много юмора: посылаю вам его лоскуток с грубым изображением клэпгэмской настоятельницы, как ее называют; вторая фигура на рисунке - также грубый, но очень забавный очерк какой-то другой смешной особы.

(Полковнику Ньюкому и пр.)

5.

"Любезный полковник! Я только-что получила от почтенного отца Маркуса Флаттера письмо, которое меня поразило и привело в смущение. Он пишет, что мой брат Чарльз перевел ему вексель в двести пятьдесят фунтов стерлингов, написанный от вашего имени, между-тем как вашей доброй душе известно, что не вы нам, а мы вам должны много и много сотен фунтов стерлингов. Чарльз объяснил, что передал вексель по вашему желанию, что вы писали ему о всегдашней вашей готовности быть ему полезным, чем можете, и что эти деньги понадобились ему для окончательного устройства наших дел. Но мне все по верится: Чарльз постоянно заботится об устройстве дел и до сих пор еще не устроил их. Та школа, которую он купил, и за которую мы с вами заплатили деньги, не повела ни к чему; к концу первого полугодия в ней оставались только два курчавые мальчика-мулата, которых отец сидел в Китской тюрьме и которых я держала в задней комнате второго этажа, пока законники разбирали дело, а Чарльз находился во Франции, и пока не приехал ко мне на житье мой милый малютка Клэйв.

"Для школы он был еще мал и я подумала, что Клэйву всего лучше оставаться у старухи-тетки и иметь наставником своего дядю Чарльза, который - один из лучших учителей на свете. Желала-бы я, что бы вы послушали его на кафедре. Ни одно духовное лицо в Англии не обладает такою величавою и впечатлительною речью. Его проповеди, на которые вы подписались и книжка его стихотворений признаны совершенными. Когда он воротился из Кале и эти ужасные законники перестали его мучить, я разсудила, что разстроенное здоровье по позволит ему примять викарства, и что лучше всего ему сделаться наставником Клэйва, а потому согласилась платить Чарльзу, из двухсот пятидесяти фунтов стерлингов, присланных вами для Клэйва, по сту фунтов каждый год, полагая в этом числе стол для них обоих и одежду для Клэйва. Полагаю, вы сама видите, что Марте Гонимэн остается не много прибыли.

"Чарльз говорит мне о своей новой церкви в Лондоне и о выдаче мне значительной пенсии. Бедный молодой человек! он меня очень любит, но вечно строит какие-то воздушные замки. Что касается до житья с ним в Лондоне Клэйва, - теперь я об этом и слышать не хочу на другой же день после этого посещения, я нашла портреты мистрис Ньюком и Чарльза - оба в очках и оба чрезвычайно похожи. Я-было спрятала рисунок, да должно-быть какой-то плут унес. Клэйв снял портрет с меня и с Анны. Художник, мистер Спек очень забавлялся этим рисунком и взял к себе домой: по его словам, Клэйв - маленькое чудо в отношении к живописи.

"И так, вместо того, чтобы отпустить Клэйва с Чарльзом в Лондон, куда брату необходимо ехать в следующем месяце, я пошлю Клэйва в школу д-ра Тимпани "Морской Парад", о которой я слышала прекрасные отзывы; но надеюсь, что вы скоро подумаете о помещении его в пансион. Покойный мой отец всегда говаривал, что пансион - лучшее место воспитания для мальчиков, и мне кажется, что мои брат только потому вышел избалованным ребенком, что бедная наша матушка берегла зачем-то розги.

Остаюсь, любезный полковник, преданною вам слугою

(Полковнику Ньюкому).

6.

"Любезный брат, - спешу уведомить тебя о постигшем нас несчастии, хотя ему следует покориться, как естественному закону природы; тем не менее оно повергло в глубокую горесть не только наше семейство, но и весь город. Сегодня утром, в четыре с половиной часа, наша любимая и уважаемая родительница, София Алетэя Ньюком скончалась в глубокой старости, на восемьдесят четвертом году жизни. В ночь со вторника на среду, с 12-го на 13-е, занимаясь чтением и письмом в своей библиотеке до поздняго часу и отпустивши служителей, которым она никогда не дозволяла себя дожидаться, также как моего брата и его жену, имеющих привычку рано удаляться к себе, мистрис Ньюком потушила лампы, и возвращаясь с ночным подсвечником в свою комнату, вероятно, упала на площадке, где найдена была своими горничными сидящею, прислоня голову к балюстраду и стараясь зажать на лбу рану, из которой текла сильно кровь и которую она нанесла себе, ударившись головой о каменную ступеньку лестницы.

Когда нашли мистрис Ньюком, она не в состоянии была говорить, но еще дышала; ее отнесли на постель, пославши предварительно за медицинскими пособиями. Мистер Ньюком и лэди Анна оба бросились в её комнату; она их узнала и взяла-было их за руки, но ее, вероятно, поразил паралич в следствие падения. Они уже не слыхали её голоса, кроме едва внятного стона, с предшествовавшого вечера, когда она их благословила и пожелала им о покойной ночи. Так окончила свои дни эта превосходная женщина, истинная христианка, друг и благодетельница бедных и неимущих, глава огромного торгового дома и нежнейшая из матерей.

его сыновьями; собственность его второй жены, разумеется, следует её собственном детям, брату моему Брэнану и мне. Она отказала большие суммы служителям, благотворительным и богоугодным заведениям, куда и при жизни делала значительные вклады. Жалею, любезный брат, что тебе ничего не оставила на память покойная матушка, потому-что она часто последнее время говорила о тебе с любовью, и в самый тот день, когда скончалась, начала письмо к твоему малютке, которое оставлено было неконченным в библиотеке на столе. Брат говорил, что в тот день за завтраком она указала на сочинение Орма об Индостане: "вот книга, сказала она, которая заставила бедного Тома помешаться на путешествии в Индию". Я знаю, ты будешь рад слышать об этих доказательствах возвращения любви и расположения той особы, которая последнее время часто говорила о своей привязанности к тебе, когда ты был еще ребенком. Я так обременен делами по случаю настоящого печального события, что едва имею время уверить тебя, любезный брат, в искренной преданности


Г. Ньюкома.

Полковнику Ньюкому и пр.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница