Ньюкомы.
Часть третья.
Глава XIII. В которой Томас Ньюком поет свою последнюю песню.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ньюкомы. Часть третья. Глава XIII. В которой Томас Ньюком поет свою последнюю песню. (старая орфография)

XIII.
В которой Томас Ньюком поет свою последнюю песню.

Гости, приехавшие раньше всех, были старший помощник капитана и медик корабля, на котором оба джентльмена прибыли в Англию. Помощник был Шотландец, доктор был Шотландец; между джентльменами Восточного клуба, трое были Шотландцы.

Англичане, за исключением одного, приехали последние, и мы несколько времени смотрели в окно, дожидаясь их прибытия. Старший помощник вынул перочинный ножик и начал поправлять свои ногти. Доктор и мистер Бинни разсуждали об успехах медицины. Бинни ходил по эдинбургским госпиталям, пока не получил своего гражданского назначения в Индии. Трем джентльменам из Ганновер-Сквэра и полковнику приходилось многое рассказать о Томе Смите, служащем по кавалерии и о Гарри-Голле из инженеров: о том как Топгэм женился на вдове бедного, маленького Боба Уаллиса, о том, много ли бокану привез Барбер домой, и тому подобное. Высокий седой Англичанин, который был также на Востоке, в королевской службе, присоединился-было не надолго к этому разговору, но теперь оставил его и подошел к Клэйву.

-- Я знал вашего отца в Индии, сказал джентльмен молодому человеку; там не было в службе ни одного офицера, которого бы так любили и уважали, как его. У меня также есть мальчик, мой пасынок, который только-что поступил в военную службу; он старше вас - он родился в конце ватерлооского года; отец его был большим приятелем мне и вашему отцу, а он, сэр Роудон Кроулей, воспитывался у вас в школе.

-- Да, я знаю, что он был там, говорит юноша; он наследовал состояние и титул после своего дяди Питша, четвертого баронета. Не знаю как его мать - та, которая писала гимны, знаете, и ходила в капеллу мистера Гонимэна - сделалась Ревеккою, лэди Кроулей. Отец его, полковник Раудон Кроулей, умер на острове Ковентри, в августе, 182--, а дядя его, не далее как в сентябре, умер здесь. Я помню, что мы часто говорили об этом в школе капуцинов, когда я еще был совсем маленький; и там бывали пари, о том, имеет-ли Кроулей, т. е. маленький Кроулей, титул баронета, или не имеет.

-- Когда я приплыл в Риджи, полковник, говорил старший помощник - никакия склады, никакое сочетание слов не могли бы передать произношения этого джентльмена, когда он пускался в красноречие - мне помнится, что нам перед обедом всегда подавали рюмку водки, А так-как ваши друзья задерживают обед и так-как мне нынешнюю ночь не нужно быть в карауле, я поступлю также, как мы поступали в Риджи. Джэмс, любезный друг, похлопочи, пожалуйста, об рюмке водки. Пробовали-ли вы пить залпом водку, полковник? Когда мы плыли на высоте Ньюйорка, мы обыкновенно держали пари перед обедом и - благодарю Джэмс - и он проглотил рюмку водки.

Тут слуга провозгласил очень громко: "сэр Томас де-Бутс", и генерал вошел, обведя, по своему обыкновению комнату грозным взглядом, краснолицый, перетянутый, в великолепно, но очень туго повязанном белом галстухе, в широком жилете и со звездой.

-- Вот тебе на! звезды и подвязки! вскрикивает мистер Фредерик Бэйгэм. Послушайте, Пенденнис, что это, герцог, что-ли? Я бы не пришел в этих блюхеровских, если бы знал. Будь они прокляты! нет - сам Гоби, собственный мой сапожник, не допустил бы бедного Фреда Бэйгэма появиться в блюхеровских, еслиб знал, что я встречусь с герцогом. Белье-то у меня в порядке, да еще как; и Фред Бэйгэм внутренно благодарил за это Гонимэна. И в самом деле, кто бы, кроме самых любопытных, мог сказать, что Ф. Б. а не Ч. Г. - Чарльз Гонимэн - было намечено на этом безукоризненном белье. Полковник Ньюком представил сэра Томаса всем находившимся в комнате, также как он предварительно представил нас всех друг-другу, и когда сэр Томас поглядел на одного за другим, на лице его казалось можно было прочесть милостивое выражение: - "чорт вас знает кто вы такой, сэр"? так же ясно, как будто генерал произносил эти слова. Джентльмен разговаривавший у окна с Клэйвом, казалось, был ему немного знаком, и он сказал ему довольно ласково: "Здравствуйте Доббин."

В это время подъехала карета сэра Брэйана Ньюкома и из нея вышел баронет, величественно опираясь на руку красивого лакея в плисе и пудре, который захлопнул дверцы кареты и сел рядом с кучером в галунах и в парике. Епископская скамья уже уничтожила свои парики; отчего бы и парламентской ложе не сделать также уступки в этих безумных украшениях? Неужели для нашего комфорта необходимо, чтоб люди, состоящие в должности наших конюхов или домашней прислуги, были одеты как Веселый - Андрей? Входит сэр Брэйань Ньюком, кротко улыбаясь: он здоровается с братом приветливо, с сэром Томасом весело; кивает и улыбается Клэйву и грациозно позволяет мистеру Пенденнису пожать два пальца своей протянутой правой руки. Этот джентльмен в восхищенье, разумеется, от такой снисходительности. И кто же из смертных не был бы счастлив, прикоснувшись к этим двум драгоценным пальцам? Когда меня какой-нибудь джентльмен удостоивает таким вниманием, я всегда спрашиваю себя мысленно, к чему он брал на себя этот труд, и жалею, что у меня не достало присутствия духа, сунуть ему один палец вместо его двух. Если бы капитал мой доходил до десяти тысяч ежегодного доходу, (я не могу воздержаться от этого внутренняго размышления), и еслиб я вел огромные счеты с Триднилльской улицей, не могу воздержаться от мысли, что я был бы тогда осчастливлен целой ладонью.

Прибытие этих двух важных особ отчасти бросило какую то тень торжественности на общество. Начался разговор о погоде: она была блестящая, но не породила слитком блестящих замечаний между гостями полковника Ньюкома. Сэр Брэйан, кроме шуток, думает, что должно быть также жарко, как в Индии. Сэр Томас де-Бутс, задыхаясь в своем белом жилете и засунув под мышки свои большие пальцы, презрительно улыбается, и желает сэру Брэйану когда нибудь испытать, что такое в самом деле жаркий день во время горячих ветров в Индии. Сэр Брэйан делает невероятное предположение, что в Лондоне также жарко, как в Калькутте. Мистер Кинни посматривает на свои часы и на полковника. "Мы ждем только твоего племянника, Том, говорит он; я думаю, мы можем осмелиться приказать, чтоб подавали обед" - предложение, которое от души подтвердил мистер Фредерик Бэшэм. Дымящийся горячий обед явился, несомый не менее горячими служителями. Знать занимает свои места, по обе стороны полковника. Он просит мистера Гонимэна прочесть молитву и стоить благоговейно во все время этой краткой церемонии, между тем как де-Бутс как-то странно смотрит на него из за своей салфетки. Все молодые люди занимают свои места на другом конце стола, около мистера Бинни. Только к концу второго блюда появляется мистер Бэрнс Ньюком.

Мистер Бэрнс не проявляет ни малейшого смущения, но смотря на то, что смутил все общество. Ему принесли супу, рыбы и мяса; он ест не торопясь, между-тем как его дожидаются двенадцать других джентльменов. Мы заметили, как сверкали глаза мистера Бинни, останавливаясь на молодом человеке. - "Э, казалось, говорил он, да это такой свободный и развязный господчик, каких я и не видывал". И в самом деле мистер Бэрнс был прехладнокровный молодой человек. Это блюдо так хорошо, что право ему надо взять еще. Он осмотрительно разбирает второе дополнение, и повертываясь с глупой улыбкой к своему соседу, говорит: "ведь я надеюсь, что никого не заставляю себя дожидаться."

-- Гм! хрюкает сосед, мистер Бэйгэм, дело не важное, мы почти ужь отобедали.

Бэрнс замечает одежду мистера Бэйгэма - его длиннополый балахон, ленту, повязанную на шее, и оглядывает его с изумительным безстыдством. - "Что это за народ, думает он, собрал дядюшка? Он грациозно наклоняется перед честным полковником, когда тот предлагает ему вина. Он так нестерпимо уклончив, что просто хочется поколотить его.

Во все время обеда хозяин угощал каждого вином по своему чистому, старинному обыкновению: мистер Бинни помогал главному угостителю. Таков был обычай в Англии и Шотландии, когда они были еще молодыми. А когда Бинни, прося сэра Брэйана, получил в ответ от баронета - "Благодарю нас. Нет, любезный сэр. Я и так ужь переступил границы, положительно переступил", бедный, разстроенный джентльмен совсем не знал, куда ему деваться; но к счастью Том Норрис, старший помощник, пришел к нему на помощь и закричал: "Мистер Бинни, мне еще не довольно, и я выпью с вами рюмку чего вы хотите. В сущности, мистеру Норрису было довольно. Он выпил по полному стакану за здоровье каждого из присутствующих, и рюмка его наполнялась десятки раз внимательными слугами. Таким-образом и мистер Бэйгэм истребил огромное количество напитков; но это не произвело особенно заметного влияния на такого опытного питуха. Таким-образом и молодой Клэйв выпил больше, чем ему следовало. Щеки его раскраснелись и горят; он болтает и хохочет громким голосом на своем конце стола. Мистер Уаррингтон глядит на юношу с некоторым любопытством; потом бросает на мистера Бэрнса презрительный взгляд, который не опаляет этого приветливого молодого человека.

Я должен признаться, что помощник Индийца, при самом начале десерта, и когда никто не просил его объявлять своего мнения, настоятельно встал и предложил здоровье полковника Ньюкома, которого добродетели восхвалял неистово и которого объявил одним из лучших людей в мире. Сэр Брэйан очень встревожился было при начале этого спича, проговоренного помощником с ужасным вскрикиваньем и размахиваньем рук; но баронет оправился в продолжение этой речи, в которой оратор делал безпрестанные отступления и при окончании её очень мило постучал но столу одним из двух покровительственных пальцев, и поднимая вверх рюмку, в которой был налит по крайней-мере полный наперсток клэрета, сказал: "любезный брат, я пью за твое здоровье от всего сердца, будь уверен". Юноша Бэрнс проговорил в продолжение речи несколько раз "слушайте, слушайте"! с насмешкой, которую с каждой новой рюмкой вина все менее и менее заботился скрывать. И хотя Бэрнс приехал поздно, но выпил значительно. наверстывая потерянное время.

Эти насмешливые восклицания, и вообще все поведение двоюродного брата Клэйва во время обеда, поразили молодого человека и он начинал очень сердиться. Он проворчал несколько замечаний вовсе не любезных на счет Бэрнса. Глаза его, когда он смотрел на своего родственника, бросали взгляды, в которых мы, наблюдавшие за ним, ясно видели воинственное значение. Уаррингтон взглянул боязливо на Бэйгема и Пенденниса. Мы видели, что опасность не минуема, разве только один из молодых людей воздержится от дерзости, а другой от хмеля.

и отпустить несколько фраз относительно королевской службы и приплести к этому имя генерал-майора сэра Томаса де-Бутса, коммандора ордена Бани, и пр. - за что храбрый воин должен был изъявить свою признательность посреди шуму, доходившого до апоплексии. Рюмки зазвенели по гостеприимному столу; вообще вечер был направлен на публичные речи. Поощренный последней своей попыткой, мистер Бинни предлагает здоровье сэра Брэйана Ньюкома; баронет встал и произнес длиннейшую речь, и вылил из рюмки вино себе на грудь.

Вслед за тем этот печальный шалун Бэйгэм вздумал встать и испрашивать усердно о почтительно молчания и сердечного сочувствия председателя к тем немногим замечаниям, которые он намерен предложить. "За здоровье нашего войска было пито с достодолжным восторгом; - люди, которых он видит вокруг себя, заслуживают похвалы всех благородных сердец и достойны тех восклицаний, с которыми были приняты их имена (Слушайте, слушайте! говорит Бэрнс Ньюком насмешливо. Слушайте, слушайте, слушайте! запальчиво произносит Клэйв). Но в то время как мы рукоплещем нашим воинам в праве ли мы позабыть заслуги других. (Рукоплескание.) Джентльмены, Чарльз Гонимэн был другом моего детства, отец его наставником моих юных дней. Если в последствии жизнь Фредерика Бэйгэма была испещрена несчастьями, это может потому, что я забыл наставления, которые почтенный родитель Чарльза Гонимэна переливал в невнимательное ухо. Он и сам ребенком был причастен некоторым ошибкам; юношей, как я слышал, был не совсем свободен от юношеских безразсудств. Полковник Ньюком и мистер Бинни! Я пью за здоровье почтенного Чарльза Гонимэна, магистра наук. Да услышим мы побольше его проповедей, также как удивительных речей, подобно той, которой, я уверен, он готовится теперь воспламенить нас." Он умолк; бедный Гонимэн должен был подняться на ноги, и с трудом проговорить несколько незначащих замечаний в ответ. Когда перед ним не лежало книги, настоятель капеллы Лэди Уитльси, был плохой проповедник и, по правде сказать, малые сделал успехи в красноречии.

При окончании всего этого, он, сэр Брэйань, полковник Доббин и один из индийских джентльменов оставили комнату, не смотря на громкие крики нашего великодушного хозяина, который настаивал, чтобы общество не разстроивалось. - "Сомкнитесь, господа, крикнул честный Ньюком, мы еще не разстанемся. Дайте мне наполнить вашу рюмку, генерал. Вы бывало никогда не отказывались от рюмки вина". И он налил полную рюмку своему другу, которую старый воин всосал с невыразимым наслаждением. - "Кто подарит нас песней? Бинни, спой нам Кокпенского лэрда". - "Это славно, любезный генерал. Славно", шепвул полковник своему соседу.

Мистер Бинни пропел "Кокпенского лэрда", и я обязан сказать, без малейшого сопротивления. Он подпевал обращаясь к одному, подмигивал другому, вскидывал свою рюмку и передавал все пункты своей песни таким-образом, который делал честь его простоте и добродушию. Вы, высокомерные Англичане, мало знаете как веселый шотландский джентльмен может desifere in loco чтобы мы очень огорчились, когда она кончилась.

За ним последовал старший помощник; после него начал свою песню грозный Фредерик Бэйгэм, и он ее пропел таким бассом, которому бы позавидовал Лаблаш, и припев её неистово повторялся всем обществом. Тогда все стали просить петь полковника; на что Бэрнс Ньюком, который уже много выпил, вдруг встал и вскрикнул с каким-то проклятием, "о, я не могу этого вывести."

-- Так уйдите, чорт вас побери! сказал молодой Клэйв, с бешенством. Если наше общество для вас не хорошо, за чем вы в него ходите?

-- Что такое? спрашивает Бэрнс, на которого вино видимо подействовало. Бэйгэм проревел "молчать"! и Бэрнс Ньюком, поглядев вокруг себя пьяными глазами и откинув назад голову, окончательно уселся.

Полковник пел, как мы сказали, очень высоким голосом, свободно употребляя фальцет, по методе певших тенором в его время. Он выбрал одну из своих морских песен и очень хорошо спустил первый куплет; Бэрнс качал головой во время хоров и приговаривал "браво"! так оскорбительно, что Фред Бэйгэм, его сосед, схватил за руку молодого человека и сказал ему, чтоб он удержал свой проклятый язык.

попробовать куплет, как вдруг этот несчастный Бэрнс сперва передразнил полковника каким-то карканьем, а потом залился громким хохотом. В ту же минуту Клэйв бросил ему в лицо и рюмку и вино, которое там было; и никто из наблюдавших за поведением молодого человека не был недоволен этой дерзостью.

Я никогда не видал, чтоб добродушное лицо выражало такой ужас, как лицо полковника Ньюкома. Он отскочил назад, точно как будто сам получил роковой удар от свосю сына. "Милосердый Боже"! вскрикнул он. "Мой сын наносить оскорбление джентльмену на моим столом"!

-- Вы гиьяны, сэр, восклицает его отец.

-- Мальчик обошелся с молодым человеком справедливо, сэр, заревел Фред Бэйгэм своим самым низким голосом. - "Идите, молодой человек. Вставайте тотчас, и держите вперед учтивый язык за зубами, понимаете, когда вы обедаете с джентльменами". Не трудно заметить, говорит Фред, посмотрев вокруг с видом знатока, что этот молодой человек не знает принятых в обществе обычаев - он к ним не привык": и он выпроводил юношу.

свою сигару, сказал: - "Нет. Моя свирель замолкла. Я никогда больше не буду петь". Таким-образом эта история больше не будет упоминать о музыкальных исполнениях Томаса Ньюкома.