Ньюкомы.
Часть седьмая.
Глава XLV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ньюкомы. Часть седьмая. Глава XLV. (старая орфография)

XLV.

Лондонский сезон приближался к окончанию, и лорд Фэринтош, не знаю, сколько раз танцовал с мисс Ньюком, выпил пропасть бутылок старого портвейна из погреба Кью, безпрестанно бывал на завтраках, в опере, на конских скачках и гуляньях вместе с молодою лэди, и все-таки не делал предложения, которого ожидала лэди Кью для своей внучки. Однажды Клэйв, зайдя к своим приятелям офицерам в режент-паркских барраках, чтобы повидаться с ними и докончить портрет капитана Бёттся, услыхал, как двое или трое молодых людей говорили друг-другу: Держу три против двух, что Фэринтош не женится на ней; держу то же самое лари, что он даже не сделает ей предложения. Потом, когда Клэйв вошел в комнату Бёттса, где разговаривали эти джентльмены, они вдруг замолчали и как-будто смутились. Молодые люди смотрели на брак Этели, как на случайность, больше чем невероятную, и щедро ставили куши против нея.

Старая графиня, преследующая молодого маркиза так решительно, что целый свет может смотреть и разсчитывать - достигнет ли своей цели эта чуткая, беззубая, старая звероловица - представляет, не правда ли? презанимателыиый предмет для охотников до пари. Но, что касается героини нашей истории, как бы ни была она умна, хороша и быстра на саркасм, я с своей стороны никак не думаю, чтобы положение мисс Этели Ньюком было соответственно её достоинству. Молча изнывать по Томкинсе, который влюблен в другую; терпеть Бог весть какую бедность, голод, попасть в руки разбойников, быть избитой буяном мужем, лишиться красоты от оспы, и под конец всего умереть - все эти бедствия молодая героиня еще может перенести (в романах это случается безпрестанно), ни мало не уронив своего достоинства и не понеся ущерба в уважении чувствительного читателя. Но девушка, замечательной красоты, с сильным характером и светлым природным умом, которая позволяет старой бабке водить себя на веревочке туда и сюда, в погоню за женихом, убегающим от обеих - такая особа, говорю, находится в положении очень неловком для героини, и и объявляю, что если б у меня была под рукой другая и если б притом я не имел в виду смягчающих вину обстоятельств, Этель здесь же получила бы отставку от звания героини.

Но нувеллист, хотя - не хотя, должен оставаться при своей героине, как муж при своей жене, до самого конца. Мы многое терпим из тщеславия, из скупости, из многих других причин. Этель, без сомненья, много виновата; но вспомните, как она молода. Она не распоряжается сама собой. Воспитанная в семействе, слишком привязанном к свету, она по неволе следует семейным преданиям. Если Этель поклоняется известному истукану, перед которым преклоняется большая часть Англии, не станем укорять бедную девушку за её идолослужение, и вооружимся терпением, прежде чем произнесем над ней решительный приговор.

Да, мисс Ньюком, не слишком почетно ваше положение в свете, хоть вы и ссылаетесь на тысячи других светских людей, поступающих точно также, как вы. При самом начале жизни и в самую цветущую пору молодости, тяжело сознаться, что цель, которую молодая девушка ставит перед собой, что предмет её существования состоит в том только, чтобы выйдти за муж за-богатого; что она наделена была красотой для того только, чтоб купить на нее богатство и титул; что дело её на земле, после душевного спасения - искать и найдти богатого жениха. Вот поприще, для которого воспитываются, приготовляются многия девушки. Молодой человек вступает в свет, по-крайней-мере, с благородными замыслами; он поставляет себе задачей быть добрым и следовать истине; добиваться почестей и никогда не унижатъся до подлости; он проводит ночи за книгами, отказывается от удобств и удовольствий, для того, чтоб составить себе имя. Не один из несчастных, теперь изнуренных и обветшавших банкротов славы и денег, начал жизнь с возвышенными видами, от которых отклонили его потом малодушие, лень, страсть или превозмогающая враждебная Фортуна. Но светская девушка, bon Dieu! Первое правило её учения - найдти богатого жениха; из старших сыновей, дом в городе и дом в поместьях. При самом переходе через порог детской в свет, в цвете свежести и красоты, она уже продажная. Ее вышколили в детской устремлять светлые глазки на одних князей и герцогов, Крезов и Dives. В лубках продолжительного тщательного стеснения, сердце её сжалось, утратило данную ему природой форму, как ножки её фэшенебельной сестрицы в Китае. Как вы встречаете десяти-летнюю дочь бедняка, с преждевременно развитыми понятиями о торгашестве, способную маклачить на рынке с полупенсом в кармане, так точно вы встретите юную красавицу, год назад вышедшую из школьной комнаты, и уже смышленую в коммерции своего рода, не хуже старых практиков; разсчетливую на улыбки; умеющую ловко припрятать или лицом показать товар своих прелестей; искусную на то, чтоб заставить покупателей надбивать цену один перед другим; хитрую, как самая отчаянная торговка на ярмарке житейской суеты.

в отношении к ней. Есть мужчины, которые не высказывают свою любовь и предоставляют скрытности, как червю на бутоне, снедать краски на бледнеющих их щеках; другие, напротив, не всегда думают о любимом предмете, но вечно говорят об нем. Таким образом, Клэйв доверил свои задушевные мысли капитану Кракторпу и скоро все общество офицеров узнало от Кракторпа о страсти Клэйва. Эти молодые люди, рано познакомившиеся со светом, обещали Клэйву мало надежд на успех, говоря ему без обиняков, что мисс Ньюком назначается для людей гораздо выше его, и что он поступил бы благоразумнее, если б перестал вздыхать о прекрасных виноградных кистях, которых ему не достать.

Но добродушный Кракторп, сострадая к положению молодого живописца, доставил ему доступ в некоторые великосветские дома, где Клэйв мог встречаться с своей очаровательницей, за что капитан получил от влюбленного живейшую благодарность. Этель изумлялась и радовалась, а лэди Кью изумлялась и досадовала, встречая Клэйва Ньюкома в этих фэшенебельных домах; вероятно, молодой девушке приятно было видеть постоянство, с каким он преследовал ее. Так-как между ними не существовало объявленной вражды, она не могла отказываться танцовать иногда с своим кузеном, и таким образом, он подбирал крупицы утешения, какие доступны молодому человеку в его положении; пробавлялся полдюжиной слов, которыми удостоивали его в продолжение кадриля, или уносил с собою домой взгляд, подаренный ему в вальсе, или память о пожатии руки при прощанье или встрече. С какой заботой он добивался приглашения на тот или другой бал! Как он был внимателен к хозяину и хозяйке, которые давали вечера! Некоторые из его друзей, замечая в нем особенную вежливость к известным особам, называли его выскочкой, льстецом аристократов; а дело в том, что он искал случая быть там, где бывала Этель, и бал, на котором она не присутствовала, не имел для него никакой привлекательности.

Это продолжалось не один сезон, а два. Во второй сезон, мистер Ньюком завел столько знакомств, что мало нуждался в новых. Он был известен как добрый молодой человек, отличный вальсёр, единственный сын богатейшого индейского офицера, посвятивший себя живописи и питающий несчастную страсть к своей кузине, прелестной мисс Ньюком. Люди с нежной душой, которые слышали об этой страсти и достаточно интересовались мистером Клэйвом, приглашали его к себе. Можно безошибочно полагать, что особы, чувствовавшия к нему особенное благорасположение, сами когда-то были несчастны в любви.

Когда первый сезон кончился и милорд не сделал предложения, лэди Кью увезла молодую лэди в Шотландию; случилось, что и лорд Фэринтош отправился туда же охотиться, и злые языки могли делать какие угодно предположения на счет этого стечения обстоятельств. И почему жь не делать предположений? Вы хорошо знаете свет, и потому вам также хорошо известно, что увидав в списке приглашенных на бал мистрисс такую-то, пробежав список выше или ниже, вы наверное наткнетесь на мистера как-его-зовут. Эти нечаянности случаются ежедневно, и есть люди, которые так заботливо ищут встречи с известными особами, и так неодолима между ними магнетическая симпатия, что они готовы скакать сто миль в гадчайшую погоду, для свидания с своими знакомыми, и рады выломать у вас двери, если знакомый находится за ними.

Я должен сознаться в факте, что несколько месяцев лэди Кью гонялась за лордом Фэринтошем. Эта разслабленная старуха приехала в Шотландию, где милорд охотился за зверями, а она за милордом; из Шотландии она отправилась в Париж, где милорд брал уроки танцования в Chaumière; из Парижа, на Рождество, в один английский загородный дом, куда его ожидали, но напрасно: по словам профессора, милорд не довольно еще усовершенствовался в польке, и так далее. Если б Этель разделяла тайну всех этих маневров, или была хоть сколько-нибудь больше, чем страдательною участницей их, мы - повторяю - тотчас же разжаловали бы ее из героинь. Но она действовала под управлением бабки, старухи самой властолюбивой, неумолимой, которая вынуждала каждого к повиновению и заведывала делами каждого в семействе. Так как лэди Анна Ньюком должна была оставаться при больном муже, Этель предоставлена была во власть графини Кью, которая делала намеки, что оставит по смерти своей все состояние в пользу Этели и потому считала себя в праве распоряжаться ею при жизни, как ей вздумается. Графиня получала и писала столько писем, сколько не удастся получать и писать другому государственному секретарю. Она привыкла предпринимать поездки, не спрашивая ни чьего совета и даже не объявляя о том никому ранее, как за час, или два до отъезда. Этель влачилась в её свите, против воли, которая скорей побудила бы ее оставаться дома с отцом, если б на то было желание и приказание её родителей. Возможно ли было допустить, чтоб такая сумма, какою распоряжалась лэди Кью, - братья Гобсон очень хорошо знали итог её богатства - перешла в другой род? Сохрани Боже! Бэрнс, - который сам был бы не прочь прибрать к рукам это богатство и говорил даже, что он девушке не соглашаться, когда семейный совет ей строжайше приказывает. Одним словом, я надеюсь, что королева настоящей истории имеет основательные резоны к оправданию, и что вся вина лежит на первом её министре, употребившем во зло свою непомерную власть. В противном случае, мы переменили бы династию. Страшно представить себе благородную, высокую натуру, которой суждено заниматься светом, и одним только светом! возвышенный ум, которому определено упражняться только на картонах модисток, на скандалезных сплетнях и на пустозвонном этикете! страшно подумать о безпрерывной беготне с визита на визит, с бала на бал; о вечных улыбках и заботах, которыми сопровождается каждый выезд в свет; о безмолвственном покое ночью, о пробуждении к нечестивому утру! Вот образ жизни, на который волею судьбы, а не собственною виною, обречена была на некоторое время Этель Ньюком. Пусть пожалеет об ней тот, кто сам чувствует за собой слабости и прегрешения; пусть наказывает ее тот, кто сам без греха....

но отталкивала всякой раз, когда он переходил к другой роли. Однако ж он случайно встретился с ними в Париже, куда приехал на Пасхе следующого года, проведя зиму за работой и отправив на выставку, попытать счастья, три или четыре картины, как сделал раз и прежде.

у него эпического дара, или что писать портреты с своих друзей и знакомых гораздо легче, чем совладать с тем родом живописи, за который он брался прежде. Между-тем, как вся публика толпилась вокруг двух маленьких картин Джона Джэмса, пара головок, писанных карандашем, принята была на выставку (большой портрет капитана Кракторпа на коне, в полной форме, - я должен сознаться - был отвергнут) и знакомые имели удовольствие узнать в зале миниатюр: под No 1246, портрет офицера - именно, Аугуста Беттса, эсквайра, лейб-гвардейца, и под No 1272, портрет реверендиссима Чарльза Гонимэна. Распорядители выставки не приняли портрета мисс Шеррик. Мистера Бинни, Клэйв, по обыкновению, испортил при раскраске; карандашные же головки, упомянутые выше, признаны весьма схожими с натурой и исполненными с большим искусством и вкусом. Критический разбор этих картин, Ф. Бэйгэма, страшно было читать. Можно было подумать, что со времен Микель-Анджело не появлялось подобных произведений. Дело в том, что Ф. Бэйгэм, подобно многим другим критикам, так отчаянно трепал своих приятелей по плечу и трубил об их достоинствах так оглушительно, что самим приятелям приходилось иногда не в мочь.

Отец мистера Клэйва писал домой более и более удивительные отчеты о делах Бонделькондского банка, в котором он участвовал, и убеждал сына не стесняться в расходах. Молодой человек, в следствие того, нанял в Париже комфортабельную квартиру в том самом отеле, где маркиз Фэринтош занимал отделение еще более великолепное; милорд поселился здесь без сомнения для того, чтобы быть поближе к профессору, продолжавшему преподавать его милости польку. Действительно, к чести профессора, надо сказать, что лорд Фэринтош сделал большие успехи и на третий сезон танцовал гораздо лучше, чем в первый и второй годы, по приезде в Лондон. От того же наставника маркиз узнавал последния новинки французской беседы, отборнейшия побранки и фразы, так что, при всем недостатке основательных знаний во французской грамматике, мог уже заказать обед у Филиппа, подкупить камеристку, разбранить извощика, с необыкновенною беглостью. Молодой дворянин такого, как он, звания был принимаем при дворе тогдашняго Французского короля с достодолжным отличием, и monsieur le marquis de Farintosh, в Тюльери, и во всех посещаемых дворянских им домах, обращал на себя особенное внимание употреблением некоторых из тех фраз, которым научил его молодой профессор. Злые языки заговорили, что маркиз несносный и тупоумный молодой человек, с самыми гадкими манерами.

Напротив того, Клэйв Ньюком - и это несколько услаждало душу бедного молодого человека и наверно было приятно для Этели, которая следила за его триумфами - единогласно признавался за приятнейшого молодого Англичанина, какого давно не видали в наших салонах. Мадам де-Флорак, которая любила его, как родного сына, нарочно выезжала в свет раза два или три, чтоб полюбоваться его дебютами. Мадам де-Монконтур жила и принимала в отеле Флораков. Французы не понимали, как дурно говорит она по-английски, по очень хорошо замечали французский промах лорда Фэринтоша. - Мосьё Ньюком - артист! Какое благородное поприще! восклицает знатная французская барыня, вдова маршала, изумленной мисс Ньюком. - Этот молодой человек - кузен прелестной мисс? Вы можете гордиться таким племянником, мадам! говорит другая французская барыня графине Кью, которая, можете быть уверены, тоже в восхищении от такого родственника. И французская барыня приглашает Клэйва к себе на вечера, именно для угождения старой графине. Не пробыли кузены трех минут вместе в салоне мадам де-Флорак, как она уже видит, что Клэйв влюблен в Этель Ньюком. Она берет руку молодого человека и говорит: J'ai votre secret, mon ami, и тут глаза её смотрят на него с минуту так благосклонно, так нежно, как смотрели когда то на её отца. О, сколько слез пролили э милые глаза? О, как свято хранило верность это нежное сердце! Если любовь живет во всю жизнь и переживает все скорби, и остается неизменною среди всех перемен, и ярко горит среди всего мрака души, и по смерти нашей оплакивает нас вечно и любит по-прежнему, и существует до последняго издыхания, с которым переходит из груди, вместе с чистою душою, за пределы смерти, - наверное, она должна быть безсмертна? Хоть мы, остающиеся на земле, разлучены с нею, не остается ли она нашею в небесах? Если мы продолжаем любить того, кого утрачиваем, можем ли мы совершенно утратить кого любим? Сорок лет кануло в вечность. Юность и драгоценнейшия воспоминания по-прежнему посещают душу и надежда чуть не пробуждается из своей могилы, когда неизменно-верная лэди держит руку молодого человека и глядит на сына Томаса Ньюкома.