Ньюкомы.
Часть седьмая.
Глава XLVI. Отель Флораков.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ньюкомы. Часть седьмая. Глава XLVI. Отель Флораков. (старая орфография)

XLVI.
Отель Флораков.

Со смерти герцога Иврийского, супруга Марии, граф Флорак, законный обладатель герцогского титула, не думает носить его и продолжает быть известен в свете под прежним именем. Свет старого графа очень не велик. Доктор его и его духовник, который ежедневно приезжает к нему играть в пикет; дети дочери, которые забавляют его своим хохотом и резвятся вокруг него в саду отеля; его верная жена и один или двое друзей, таких же старых, как он, составляют все его общество. Сын его, аббат, бывает у него редко. Суровость его нравов и привычек пугает старика-отца, который понять не может религионисма новой школы. Послушав проповедь сына в Великий пост, в церкви Парижской Бого-Матери, где аббат Флорак собрал многочисленную паству, старый граф воротился домой, в совершенном недоумении от риторства сына. - Я не постигаю ваших новых священников, говорил он: я знал, что мой сын сделался Францисканцем; поехал послушать его, и нашел якобинца. Предоставь мне самому думать о моем спасении, моя добрая Леонора. Мой духовник отвечает за меня, и, в придачу, играет со мной партию в триктрак, - Наша история мало имеет дела до этого достопочтенного вельможи. У него есть комнатка, обращенная окнами в сад отеля; верный, старый каммердинер для прислуги; палата пэров для выезда, когда он порядочно чувствует себя; кружок знакомых, для сокращения длинного вечера. Остальную часть отеля он предоставляет сыну, виконту Флораку, и невестке, княгине Монконтур.

Когда Флорак объяснил своим клубским приятелям, что он принял новый титул, как средство к примирению (примирению совершенно философическому, mes amis), с женою своей, урожденной Гигг из Манчестра, которая обожает титулы, как все Англичанки, и что он недавно получил большое наследство, - все согласились, что эта мера внушена была благоразумием, и с-тех-пор никто уже не смеялся над переменой имени. Княгиня занимает бель-этаж отеля, с платою за него цены, какую платил американский генерал, возвратившийся в Цинциннати к родным свиньям. Не откармливал ли свиней сам Цинциннат на своей ферме, и не был ли он в то же время генералом и членом конгресса? У целомудренной княгини есть спальня, которую, к ужасу её, необходимо бывает отворять в приемные дни, когда мужчины и дамы играют там в карты. Спальня убрана во вкусе Лудовика XVI. Над кроватью - громадное зеркало, с алебастровыми купидонами: это альков, в котором могла бы покоиться какая-нибудь напудренная Венера до-революционного времени. Насупротив этого зеркала, между высокими окнами, футах в сорока разстояния, стоит другое огромное зеркало, так что, когда бедная княгиня лежит в постели, с папильотками на голове, она видит перед собой пожилых княгинь, мелькающих в далекой, сумрачной перспективе; это зрелище до такой степени наводит на нее страх, что она и Бетси, её ланкашэйрская камеристка, с первой же ночи, постоянно закрывают жонкилевыми шелковыми занавесами зеркало над кроватью, хотя принцесса никак не может выбросить из головы, что образ её по-прежнему остается в зеркале, за жонкилевыми занавесами: повертывается, когда она повернется; пробуждается, когда она проснется, и проч. Комната так обширна и уединенна, что княгиня приказала поставить в ней кровать и для Бетси. Разумеется, в приемные дни, эта кровать убирается в шкаф. Утреннею комнатою княгини служит светло-розовый будоар, также с купидонами и нимфами, работы Буше, играющими над плинтусами дверей, - нимфами, которые легко могут шокировать старую Бетси и её старую госпожу. - Ах, мам, что бы сказали, если б вошли в эту комнату мистер Гёмпер в Манчестре, мистер Джоульс в Ньюкоме (те самые, что были когда-то пасторами мисс Гигг). Но мисс Гигг, в будоаре княгини Монконтур, забыла думать о своих проповедниках - диссидентах, мистере Джоульсе и мистре Гёмпере.

потому, что в ней участвовали друзья Клэйва. Когда мадам де-Флорак, не слишком часто читавшая газеты, случайно встретила поэтическую выходку Ф. Бэйгэма, можете посудить, какой ужас объял добрую и набожную госпожу. Сыну её быть протестантом! После всего горя и забот, какие испытала она от ветрености Поля, он отречется от своей религии! Если б только супруг её не был так болен и стар, и мог перенести её отсутствие, она поспешила бы в Лондон, - спасти сына от погибели. Она вызвала младшого сына, который принял на себя посольство, и князь и княгиня Монконтур в своем отеле в Лондоне были неожиданно поражены визитом аббата Флорака.

также о благочестивом настроении души невестки. Аббат входил в сношение с англиканским духовником княгини Монконтур, человеком не отличного ума, писал он, хотя и славящимся в своей секте примечательным красноречием. Этот визит примирил фамилию с родственницей - Англичанкой, в которой стали признавать теперь доброе сердце и многия другия добрые качества. Решено было, что княгиня Монконтур приедет жить в Париж и остановится в отеле Флораков: может статься, аббат соблазнил достопочтенную лэди картинами разнообразных удовольствий и выгод, ожидающих ее в этой столице. Она была представлена к С. Джэмскому двору тогдашнею французскою посланницей, и потом удостоилась в Тюльери благосклонного приема, который много польстил её самолюбию.

Представившись королеве, княгиня Монконтур, в свою очередь, представила ко двору мистрисс Т. Гигг и мисс Гигг, из Манчестра, мистрисс Самуэль Гигг, из Ньюкома; супруги этих дам и брат княгини также облачались, первый раз в жизни, в придворные костюмы. Сосед Сама Гигга, депутат ньюкомский, сэр Брэйан Ньюком, по слабости здоровья, не мог сопровождать Гигга, при представлении; но Бэрнс Ньюком был необыкновенно вежлив к обоим ланкашэйрским джентльменам, хотя политическия их мнения не согласовались с его мнениями, и сам подал голос против сэра Брэйана, при последнем избрании его. Бэрнс повез их обедать в клуб; рекомендовал им своего портного; послал лэди Клару Пуллейн сделать визит мистрисс Гигг, которая признала ее премилою, прелюбезною молодой дамой. Графиня Доркинг с удовольствием представила бы этих дам, если б княгиня не приняла на себя этой приятной обязанности. Гобсон-Ньюкомы очень обласкали ланкашэйрскях гостей и дали им великолепный обед. Мне помнится, что мистрисс и мистер Гобсон также представлялись в этот год ко двору, причем последний был в мундире товарища губернатора графства.

Если Бэрнс Ньюком был так любезен с фамилией Гиггов, надо предположить, что он имел на это уважительные причины. Гигги пользовались весом в Ньюкоме, и благоразумие требовало искать их благорасположения. Они были очень богаты и банк был бы не в потере, если б они доверили ему свои капиталы. Капитал княгини Монконтур был еще желательнее. После того, как братья Гобсоны приняли деятельное участие в англо-континентальной железной дороге, Бэрнс возъимел счастливую мысль - сделать князя Монконтура, и проч. и проч., одним из директоров железной дороги, привлечь расточительного вельможу, с его новым титулом, в Ньюком и примирить его с женою и фамилиею Гиггов. Бэрнс, можно сказать, отрыл князя: вытащил его из грязной квартиры на Лейстер сквере и возвратил князя. Монконтура достойной, пожилой супруге. Неприятные диссидентския времена прошли. Блистательный молодой викарий доктора Бёльдерса, который также носил длинные волоса, узкое одеяние и рубашку без воротничка, успел склонить виконтессу Флорак к тому вероисповеданию, проповедники которого облачаются в эту странную форму. Хозяин их отеля в С. Джэмсе брал вино от Шеррика и посылал свое семейство и знакомых в часовню лэди Уиттельси. Красноречие и любезность реверендиссима Чарльза Гонимэна вполне ценились новою духовною его дочерью. Таким образом историк шаг за шагом проследил здесь, как все эти люди сблизились между собою.

и богатство его значительно увеличило средства госпожи Флорак; сестра его доверила часть капитала компании железной дороги от имени своего супруга. Акции держались высоко и давали хороший дивиденд. Князь Монконтур сериозно занялся управлением парижской конторы, куда нередко приезжал Бэрнс. Звание капиталиста остепенило Поля Флорака: в сорок пять лет он отказался от притязаний на молодость и не без удовольствия замечал необходимость в уширении платья и проседь на усах. Заблуждения его были забыты, и правительство смотрело на него благосклонно. Он мог бы получить место чрезвычайного посланника при королеве Помарэ; но здоровье княгини было слабо. Он каждое утро делал визиты своей супруге; являлся на вечерах у ней; заходил к ней в ложу в опере и бывал с нею на всех гуляньях; давал небольшие обеды, к которым иногда приглашался Клэйв; имел особую дверь и ключ в свои комнаты, отделенные всею длиною скучных приемных апартементов от жонкилевой, с зеркалами, спальни, где почивали княгиня и Бетси. Когда некоторые из его лондонских друзей и знакомых приезжали в Париж, он показывал нам эти апартаменты и, как следует, представлял нас княгине. Среди этого блеску он был также прост и радушен, как в грязных комнатках Лейстерского сквера, где сам себе чистил сапоги и жарил селедку. Что касается Клэйва, его считали за родного сына; княгине нравилось его открытое лице; Поль любил его столько же, сколько и матушка Поля. - Не хочет ли он жить в отеле Флораков? В павильоне есть для него прекрасная мастерская, с особой комнатой для слуги. Нет! вам удобнее заниматься дома. Здесь вы найдете общество однех только дам. Я встаю поздно, и дела, контора заставляют меня выезжать чуть не на целый день. Ты соскучиться играть в триктрак с моим стариком, отцом. За ним ухаживает моя матушка. Сестра моя, на верху, вечно занята, своими детьми, у которых никогда не проходит насморк. Княгиня не интересна для молодого человека. Приходи к нам, Клэйв, когда тебе вздумается: прибор для тебя всегда готов. Хочешь ты снять портреты со всего нашего семейства? Не нужно ли тебе денег? В твои лета и позже, я почти постоянно был без денег, mon ami: но теперь мы купаемся в золоте, и, если у меня в кошельке есть луидор, десять франков, то они - твои. - Для доказательства что он вовсе не думает о реформатском исповедании, Поль каждое воскресенье бывал с матерью у обедни. Иногда сопровождала их и мадам Поль, которая хотя не могла пользоваться любовью свекрови, однако жь находилась с нею в настоящее время в отношениях очень вежливых. Оне виделись одна с другою каждый день: мадам Поль всегда заходила к графу Флораку, а Бетси, камеристка, смешила старика боййостью и говорливостью. Она пересказывала своей барыне презабавные истории, которые слышала от старика о его житье бытье во время эмиграции - до брака с графиней - когда он, чорт возьми! давил уроки танцования. У него до-сих-пор хранилась скрипка, трофей давно минувших лет. Повествуя о своих похождениях, он пощипывал на ней струны, кашлял и разбитым голосом напевал арии. - Господи Боже, мам, говорила Бетси: какой же он был отчаянный! - Он довольно хорошо помнил старое, но одну и ту же историю повторял иногда раза по три в час. Боюсь: старик не думал раскаяваться в грехах своей ветренной молодости; иначе, зачем бы ему так хохотать и хихикать при воспоминании об них? Он хохотал и хихикал, пока не задыхался от кашлю: тогда старый С. Жан, камердинер его, подходил к его сиятельству, стукал ему по спине и давал ложечку сиропу.

Между двумя женщинами, каковы мадам Флорак и лэди Кью, разумеется, не могло существовать большой дружбы или симпатии. Религия, любовь, долг, семейство были постоянным занятием француженки; и у лэди Кью, может-статься, были целью долг и семейство; только понятия о долге у каждой были разные. Идея о долге у лэди Кью состояла в том, чтоб выводить родных в люди; у мадам Флорак - утешать их, угождать им, услуживать им с постоянною заботливостью, исправлять их благочестивыми советами. Старший сын госпожи Флорак вышел мотом; второй предался всею душою церкви; дочь её сосредоточила всю любовь свою на детях и бабушке их не позволяла дотронуться до них мизинцем. Таким образом, Леонора Флорак жила сиротой. Казалось, будто небо отвратило от нея сердца всех её детей. Ежедневным делом её жизни было няньчиться с эгоистом стариком, в услужение к которому она попала в ранней молодости, по воле отца, которой она безропотно повиновалась: она старалась оказывать старому мужу покорность, уважение, но никак не могла отдать ему сердца, которое не слушалось её воли. Жизнь многих добрых женщин бывает не лучше: весна красоты, немножко тепла и солнечного света любви, душевные муки и неистовые слезы, потом длинная, однообразная история покорности. - Не здесь, дочь моя, назначено нам блаженствовать, говорит священник: кого небо любит, того и наказует. И святой отец указывает ей страдания святых мучениц; уверяет ее в настоящем их блаженстве и славе; увещевает ее переносить скорби с верою, равною их вере и, по данному ему уполномочию, обещает ей равное возмездие.

её дети разлучены с нею, кроме одного, болезнь которого тревожит ее как удар, нанесенный её самолюбию. Её задушевные планы все как-то не удаются. Она ездит из города в город, с бала на бал, из городского дому в замок, вечно нспокойная, вечно одинокая. Она видит, что люди пугаются при её приезде; принимают ее не из радушия, а из снисхождения и страха; и, может-быть, ей приятно внушать ужас и входить скорей через пролом, чем через гостеприимную дверь. Где бы она ни была, она старается повелевать; топтать всех в грязь, с суровым сознанием нелюбви их, с негодованием на их малодушие, с непреклонною волей - господствовать. Быть старой, гордой, одинокой и не иметь на свете друга - вот её жребий. Как Француженка, можно сказать, походит на птицу, которая, по словам басни, кормит своих птенцов собственною своею кровью, так лэди Кью, если только она чувствует малейшую любовь к своим детям, рыщет туда и сюда и похищает для них пищу. Чтобы довершить уподобление, мы, кажется, должны сравнить маркиза Фэринтоша с ягненком, предназначенным для этой цели, а мисс Этель Ньюком с молодым орленком. Не чудная ли предусмотрительность природы (или выдумка поэтов, у которых своя естественная история), что птица с могучими крыльями может подниматься к солнцу и глядеть на него, а потом спускаться с неба и садиться на падаль?

Узнав некоторые обстоятельства, госпожа Флорак очень заинтересовалась Этелью Ньюком и старалась познакомиться с нею поближе. Мисс Ньюком и лэди Кью бывали на вечерах у княгини Монконтур по средам. - Интересы нашей фамилии требуют, моя милая, чтоб мы были особенно внимательны к этим людям, говорила лэди Кью, - и в этих видах она приезжала в отель Флораков и третировала княгиню с величайшею надменностью каждый четверг. С госпожею Флорак даже лэди Кью не имела духа быть суровою: эта дама была так кротка, что нельзя было найдти предлога к нападкам на нее; и лэди Кью соизволила провозгласить, что мадам де-Флорак très-grande dâme того поколения, которое ныньче почти вывелось; так говорила лэди Кью, сознавая, что сама она обладает этим достоинством. Когда госпожа Флорак, краснея, просила Этель навещать ее, грандмаман Этели дала на это согласие с величайшею готовностью. - Она очень набожна, как я слышала, и станет проповедывать тебе католицизм; но ты будь себе на уме и не входи с нею в богословские споры. Ни в Англии ни в Шотландии, нет ни одного молодого человека, римского католика, о котором стоило бы думать. Ты увидишь, что молодого лорда Дервентвотера захотят женить на итальянской принцессе, но ему всего семнадцать лет, и его духовники не спускают с него глаз. У сэра Бартоломью Фаукса будет прекрасное состояние, когда умрет лорд Кампьон, если только лорд Кампьон не откажет всего имения монастырю, где находится его дочь, а из других фамилий на кого укажешь? Я нарочно разведывала обо всех; знаешь, я забочусь о католиках, точно также, как и об единоверцах. Мистер Руд, бывший одним из адвокатов моего бедного брата Стейна, говорил мне, что в настоящую минуту между католиками нет ни одного молодого человека, которого бы можно было назвать выгодным женихом. Будь ласкова с госпожею Флорак; она знакома с старыми легитимистами, а я, ты знаешь, в последнее время не в ладах с этою партией.

Джорджа Бэрнса, какое за мной приданое. Он вдовец; у него парик и две дочери. Которое из этих излишеств самое неприятное: горб или парик и две дочери? Как вы думаете, грандмаман? Я люблю мадам Флорак; но, если хотите, постараюсь полюбить и княгиню Монконтур и стану бывать у них, когда вам угодно.

Таким-образом, Этель стала бывать у госпожи Флорак: ласкала детей госпожи Превиль, внучат госпожи Флорак; была весела и любезна с княгиней Монконтур; не урежала приезжать в отель Флораков, забыв думать об австрийских, испанских и французских государственных людях и дипломатах, составлявших общество лэди Кью и толковавших о европейских дворах, о том, кто в милости в Шенбруне и кто в опале в Мадрите; эти господа, разумеется, не могли быть интересны для живой молодой девицы. Святая жизнь госпожи Флорак, безмятежная, грустная любезность, с какою она принимала мисс Этель, привлекали молодую девушку. Она приходила отдыхать в тихой комнатке госпожи Флорак или сидела под тенью в скромном старинном саду её отеля, вдали от салонной болтовни, от посольских сплетень, от порхающих с визитами парижских дам, в изящных тоалетах, от приторностей танцующих дэнди, от высокопарных таинственностей стариков-государственных людей, которые толпились у её грандмаман. Свет начинался для нея с-вечера, когда она, в свите старой графини, ездила из отеля в отель и танцовала вальс за вальсом с прусскими и неаполитанскими секретарями, с адъютантами принцев, а, может-быть, и с самими принцами, которые были непрочь потанцовать с такой красавицей, как мисс Ньюком. Маркиз Фэринтош также участвовал в этих великосветских увеселениях. Его английский разговор был по-прежнему не блистателен, хотя французский отличался эксцентричностью; но на придворных балах, где он являлся в мундире шотландских стрелков или в родном гленливэтском тартане, в Париже не было в этот сезон молодого нобельмона, который бы в собственном его или общественном мнении был красивее его. Говорили, что он много усовершенствовался в танцах, а бакенбарды его и усы, для молодого человека его лет, необыкновенно велики и кудрявы.

Мисс Ньюком, зная антипатию своей грандмаман, не говорила ей ни слова о том, что в отеле Флораков бывает молодой человек, по имени Клэйв. Сначала, госпожа Флорак, руководствуясь понятиями французского воспитания, и слышать не хотела, чтобы кузены виделись у нея в доме; но Поль убедил ее, что в английских замках, миссы по целым часам прогуливаются с молодыми людьми, удят с ними рыбу, ездят с ними на лошадях, и все с позволения матушек. - Когда я был в Ньюкоме, мисс Этель зачастую ездила со мной, говорил Поль: таким-образом раз мы были с нею у одного старика, родственника её, который страх как любит ее и её отца. - Когда госпожа Флорак распрашивала сына о молодом маркизе, с которым будто-бы Этель помолвлена, Флорак отвергал эту мысль. - Помолвлена! Молодой маркиз занят актрисами театра Variétés, ma mère. Он не может без смеху вздумать о женитьбе. Недавно, кто-то пристал к нему в клубе с вопросом, пройдет ли ему даром ухаживанье за мисс Ньюком, когда узнает об этом мадмоазель Люксор - эта одалиска-обелиск, так высока, что ее зовут Люксор, ma mère - мой Шотландец позволил себе сказать, что не он ухаживает за мисс Ньюком, а она за ним - эта нимфа, эта Диана, это прелестное, несравненное создание. Когда другие засмеялись, а друг его, мосье Валлей стал апплодировать ему, я в свою очередь принял смелость возразить: Маркиз, вы, как молодой человек, не вполне знающий наш язык, сказали такое, что не совсем верно; и только это обстоятельство уменьшает вашу вину. Я имею честь быть знакомым с родственниками молодой девицы, о которой вы говорили. Вы вероятно не были намерены сказать, чтобы молодая мисс, которая живет под надзором родителей, которую вы встречаете каждый вечер в обществе, у чьих дверей каждый день видят ваш экипаж, была способна к тому, в чем вы обвиняете ее так легкомысленно. Эти вещи, мосьё, говорятся, за кулисами, о женщинах, у которых вы учитесь нашему языку, а не о молодых девицах, чистых и непорочных, мосьё де Фэринтош! Научитесь уважать своих соотечественниц, воздавать почтение юности и невинности везде, где бы оне ни встречались, мосьё, а в тех случаях, когда вы забываетесь, позвольте человеку, который мог бы быть вашим отцом, напоминать вам, в чем вы ошибаетесь.

ничего обидного для молодой девицы. Имя её, крикнул я, никогда не должно быть произносимо в подобных местах. Этим кончилась наша маленькая ссора.

И так, мистер Клэйв, случайно, имел счастье встречаться с своей кузиной в отеле Флораков, где, могу вас уверить, все желали, чтобы сбылись виды его на молодую лэди. Полковник давно уже говорил госпоже Флорак о своем заветном желании, которое тогда не могло осуществиться, потому-что Этель была помолвлена с лордом Кью. Клэйв, от полноты души, доверил свою страсть Флораку, и, в ответ на готовность Поля к его услугам, показал ему письмо, в котором великодушный полковник поручает ему помогать сыну Леоноры Флорак, в случае, если бы тот нуждался в пособии. Дело было ясно для живого Француза. - Между моей матушкой и вашим добрым полковником, должно быть, существовала нежная взаимность в молодости их, во время эмиграции. - Клэйв сознался, что отец говорил ему то же самое, то-есть, что он был не равнодушен к мадмоазель де-Блоа. - Вот отчего сердце её так тоскует по тебе, отчего я сам так увлекся тобой, с первой с тобою встречи. - Клэйв так и ждал, что Флорак поцелует его. - Напиши отцу, что я душевно ценю его доброту; вечно буду чувствовать к нему благодарность и любить каждого, кто любит мою матушку. - Сколько могут содействовать желания, Флорак был усерднейшим покровителем Клэйву в сердечных его делах, и сама княгиня оказывала не менее готовности. Благовидность и прекрасный характер молодого человека подействовали на добрую душу княгини и она полюбила его также, как любил муж. Вот почему нередко случалось, что когда мисс Этель приезжала к ней с визитом и сидела в саду с госпожей Флорак и её внучатами, в аллее появлялся мистер Ньюком и приветствовал дам.

Если б Этель не желала его видеть, стала ли бы она приезжать? Да; она обыкновенно говорила, что ездит к мадам де-Превиль, а не к мадам де-Флорак, и утверждала, как я знаю за-верное, что она собственно желала навещать госпожу Превиль (муж которой был член палаты депутатов, государственный советник или какой-то другой туз Французской администрации) и вовсе не искала свиданий с Клэйвом, который небольше, как случайный знакомый в отеле Флораков. Во всей жизни молодой лэди, не было ни одного пункта поведения, который бы она отстаивала, в случае нападения, с большим упорством, как это знакомство в отеле Флораков. Но не за это собственно я намерен ссориться. Прекрасные молодые читательницы мои, видевшия полдюжины сезонов, можете ли вы припомнить время, когда вы были в такой дружбе с Эммой Томкинс, что вечно бывали у Томкинсов, и между её домом и вашим безпрерывно разносились записочки? Когда брат её, Паджет Томкинс возвратился в Индию, не миновала ли ваша привязанность к Эмме? Если вашей младшей сестрицы нет в вашей комнате, я знаю, вы сами сознаетесь мне в этом. Мне кажется, что вы всегда обманываете себя и других. Мне кажется, что побудительные причины, которые вы выставляете, часто бывают не действительные; и что действительных побуждений вы не открываете ни себе, ни другому живому существу. Мне кажется, что вы также преследуете то, чего желаете и также себялюбивы, как ваши бородатые собратия. А что касается того, сколько в вас есть правды, изо всех коротко-знакомых мне дам, наберется, уверяю вас, едва ли... но лучше умолчим. Женщина совершенно откровенная, женщина, которая никогда не льстит, никогда не ласкает, не увивается; которая никогда не скрытничает; которая никогда не маневрирует глазками; которая никогда не разсчитывает на эффект; которая не замечает безмолвного, внушаемого ею удивления, - какое чудовище была бы подобная женщина! Мисс Гопкинс, вы, годовалая, были ужь кокетка; на руках кормилицы, вы уже действовали на друзей вашего папаши чарами вашего кружевного халатца, новеньких башмачков и пояска; когда вы только-что выучились ходить, вы упражняли на лужке ваши злокозненные способности над другими детьми - бедными барашками, резвившимися между кустами маргариток, и, nunc in ovilia, mox in reluctantes dracones, перейдя от ягнят к непокорным драконам, вы принялись испытывать ваши силы над капитаном Паджетом Томкинсом, который поступил так неблагородно и уехал в Индию, не сделав предложения, которого вы, разумеется, вовсе и не ждали. Вы были дружны с Эммой. Дружба охолодела. Вы рознитесь в понятиях. Томкинсы не совсем и проч. и проч. Вы думаете, что капитан Томкинс женился на какой-то мисс О'Грэди, и проч. и проч. Ах, моя милая, острая мисс Гопкинс, будьте снисходительнее в ваших суждениях о соседях!