Ньюкомы.
Часть восьмая.
Глава XLVIII. В которой Бенедик является женатым человеком.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ньюкомы. Часть восьмая. Глава XLVIII. В которой Бенедик является женатым человеком. (старая орфография)

XLVIII.
В которой Бенедик является женатым человеком.

Мы все слышали об умирающей французской герцогине, которая на приближавшееся разрушение и последующую судьбу смотрела равнодушно, в уверенности, как говорила она, что небо должно поступить вежливо с особой её звания. Я полагаю, что понятия лэди Кью насчет людей знатного происхождения были в том же роде: её долготерпение с ними было необычайно; так что пороки, которых она никак бы не извинила в людях простого сословия, эта старая барыня находила простительными и даже очень естественными в молодом человеке высокого рода.

Графиня Кью окружена была шайкою сообщников и сплетниц, - пожилых roués и светских барынь, которых все дело состояло в том, чтоб знать все великосветския интриги и болтовню; что делается в Фросдорфе, что у Тюльерийских принцев, кто теперь первым временщиком в Аранжуэсе; кто в кого влюблен в Вене или в Неаполе, и какие в последнее время в ходу скандалезные истории в Париже и Лондоне. Поэтому, лэди Кью должна была иметь точнейшия сведения о развлечениях лорда Фэринтоша, о его связях, его образе жизни, и, между тем, она ни на миг не обнаруживала ни малейшого гнева, ни малейшого неудовольствия на счет этого нобеиьнена. Её великодушное сердце было так полно благорасположения и непамятозлобия к молодому ветренику, что даже, без всякого раскаяния с его стороны, она готова была принять его в свои объятия и дать ему свое достопочтенное благословение. Трогательная кротость натуры! Пленительное благодушие характера! При всех недостатках и грехах нолодого лорда, при всех его шалостях и себялюбии, не было минуты, когда лэди Кью не желала бы принять его и наделить его рукою её возлюбленной Этели.

Ньюкомов. Этель была внезапно отозвана из Парижа третьим и последним нервическим, ударом с отцом. Когда она приехала, сэр Брэйан не мог узнать её. Спустя несколько часов после её приезда, вся суета этого мира покончилась для него, и на месте его воцарился сэр Бэрнс Ньюком, баронет. Через день после того, как сэра Брэйана поставили в фамильный склеп в Ньюкоме, - в местной газете появилось адрессованное к индепендентским избирателям этого города письмо, в котором осиротелый сын сэра Брэйана, с большим чувством упоминая о добродетелях, заслугах и политических правилах покойного, предлагал себя в кандидаты на открывшуюся в парламенте вакансию. Сэр Бэрнс извещал, что он не замедлит лично засвидетельствовать свое почтение друзьям и покровителям оплакиваемого им отца. Что сэр Бэрнс - верный приверженец нашей дивной конституции, об этом нечего было и говорить. Что он твердый, но вместе с тем добросовестный поборник нашей протестантской веры - это должно быть известно всякому, кто знал Бэрнса Ньюкома. Что он употребит все усилия к споспешествованию пользам этого большого земледельческого, этого большого мануфактурного графства и города, тому служили ручательством слова его, что он будет (в случае избрания его представителем Ньюкома в парламенте) адвокатом каждой рациональной реформы, непреклонным противником всякого необдуманного нововведения. Одним словом: циркуляр Бэрнса Ньюкома к ньюкомским избирателям был таким же подлинным документом и наделял его такими же общественными добродетелями, как над костьми бедного сэра Брэйана, в Ньюкомской церкви, плита, увековечивавшая добрые качества покойного и скорбь его наследника.

Не смотря на добродетели, личные и наследственные, Бэрнса Ньюкома, место ньюкомского представителя достаюсь ему не без споров. Диссиденты и почтенные либералы противопоставляли сэру Бэрнсу Ньюкому Самуила Гигга, эсквайра, и прошлогодния любезности Бэрнса, при влиянии княгини Монконтур на брата, приносили теперь свои плоды. Мистер Гигг отказался от состязания с сэром Бэрнсом Ньюкомом, хотя политическия правила Гигга вовсе не соответствовали правилам достопочтенного баронета; и имя лондонского кандидата, которого крайние ньюкомские радикалы противопоставляли Бэрнсу, не появилось в списке, когда наступил день выборов. Таким образом, сердечное желание Бэрнса исполнилось, и через два месяца по смерти отца, он заседал уже в парламенте, как представитель Ньюкома.

Все имение покойного баронета естественно перешло к старшему его сыну, который, однако жь, досадовал на то, что братьям и сестрам его были выделены особые части, и что городской дом оставлен лэди Анне, тогда как она, при её недостаточном состоянии, не могла жить в нем. Но Парк-Лэн - лучший квартал в Лондоне, и способы лэди Анны значительно увеличивались ежегодным доходом с дома, который, как нам известно, несколько сезонов сряду занят был иностранным министром. Странные переходы богатства; старые места; новые лица; какой Лондонец ежедневно не делает на них спекуляций? Будоар Целии, которая умерла в Кенсаль-Грине, теперь обращен в комнаты, где Делия советуется с доктором Локоном, или резвятся дети Джулии. На обеденных столах Флорио ужь не красуется вино Поллиона; Калиста овдовела, и к изумлению всех, знавших Тримальхиона и наслаждавшихся его знаменитыми обедами, - оставшись в бедности, отдает свой дом в наймы, с богатою, изящною и комфортебельною мебелью, работы Додбиггина, а доход идет на содержание маленьких её сыновей в Итоне. В следующем году, когда мистер Клэйв Ньюком проезжал мимо знакомого когда-то дому, с которого ужь были сняты траурные гербы, гласившие вечный покой покойному баронету, сэру Брэйану Ньюкому, чужия лица смотрели из-за цветов на балконах. Он получил приглашение на вечер от жильца этого дома, его превосходительства булгарского министра, и встретил там ту же толпу в приемном зале и на лестнице, тех же надутых оффициантов от Гёнтера, разносивших rafraîchissements в столовой, того же академика королевской академии, старого Сми, по-прежнему толкающагося в комнате, где стоит съестное, и раболепствующого новым жильцам; и тот же портрет бедного сэра Брэйана, в мундире помощника губернатора графства, выглядывающий будто привидение из-за буфета на пир, который дают его преемники. Случалось ли вам смотреть на портреты по стенам банкетного зала Георга IV в Виндсоре? Рамки еще удерживают их, но они улыбаются улыбкой призрака, их алые кафтаны окрашены цветом сумерек; блеск их звезд выгорел; так и ждешь, что они упорхнут со стены и исчезнут, чтобы соединиться с своими оригиналами в царстве теней.

Прошло около трех лет с отъезда доброго полковника в Индию, и в продолжение этого времени совершились некоторые перемены в жизни главных действующих лиц и составителя настоящей летописи. Что касается последняго, должно сказать, что дорогая сердцу его, старинная фирма Подворья Ягненка распалась и младший член вступил в другое товарищество. Начертатель этих записок перестал быть холостяком. Моя жена и я провели зиму в Риме - любимом местопребывании молодых супругов, и слышали там имя Клэйва, вспоминаемое художниками с любовью, и безчисленные рассказы о его похождениях, его веселых ужинах и о дарованиях друга его, молодого Ридлея. По возвращении весною в Лондон, первый наш визит был на квартиру Клэйва, в Чарлотт-Стрите, куда жена моя поехала с радостью, чтоб пожать руку молодому живописцу.

Но Клэйв уже не жил в этой тихой части города. Подъехав к дому, мы увидели на дверях светлую медную доску с именем Д. Д. Ридлея, и когда мы вошли в давно-знакомые покои, мне пришлось пожать руку Джона Джэмса - другая была занята большою палитрой и целым снопом рисовальных кистей. Над камином, где в наше время красовалась голова полковника Ньюкома, теперь висел тщательно и прекрасно исполненный портрет его сына, в бархатном кафтане и римской шляпе, с золотистой бородой, которая принесена была в жертву требованиям лондонской моды. Я показал Лауре портрет, пока она не познакомится с оригиналом. Заметив, что портрет ей понравился, живописец, с обычною ему застенчивостью, сказал, что он с радостью готов сделать портрет и с моей жены: и надо сознаться, что не всякому художнику случается встречать такой милый сюжет.

человеком. - Боюсь, он забросил искусство, говорил Джон Джэмс, с грустью на лице: хотя я просил и умолял его оставаться верным своей профессии. Он мог бы сделать по этой части много порядочного, особенно по портретной живописи. Взгляните сюда, и сюда, и сюда! говорил Ридлей, показывая прекрасные, полные жизни рисунки Клэйва: он обладал искусством схватывать сходство и заставит каждого смотреть джентльменом. Он с каждым днем делал успехи, как вдруг этот проклятый банк стал ему на дороге, и остановил его.

Какой банк? значит - я не знаю о новом индейском банке, в котором полковник директором? Тут мне рассказали, что торговое учреждение, о котором шла речь, был Бонделькондский банк, о котором полковник писал мне из Индии, больше года назад, извещая меня, что на этом предприятии можно составить состояние, и что он припас для меня пай в компании. Лаура восхищалась всеми рисунками Клэйва, которые показывал ей его собрат - художник, за исключением одного, изображавшого покорнейшого слугу читателя; мистрисс Пенденнис находила его вовсе не соответствующим оригиналу.

Распростившись с добрым Джоном Джемсом и оставив его продолжать артистическую работу, которою он ежедневно занимался, по обыкновению тихо и сериозно, мы отправились на Фицройский сквер, рядом, где я желал показать гостеприимному старику Джэмсу Бинни молодую даму, носившую мое имя. Но и здесь мы испытали неудачу. Налепленные на окнах билеты извещали, что дом отдается в наймы. Женщина, присматривавшая за домом, принесла нам карточку, на которой, развязным почерком мистрисс Мэккензи, написан был адресс мистера Джэмса Бинни: Poste restante; По, в Пиренеях, с отметкою, что агентами его в Лондоне были мистеры такие-то. Женщина сказала, что джентельмен, кажется, не совсем-то здоров. В доме было как-то пусто, скучно и безпорядочно, и мы поехали прочь, с грустью думая, что доброго старика Джэмса постигла болезнь, или какая-нибудь другая беда.

Мистрисс Пенденнис поехала домой, в Бриксгэм, на Джермин-Стрите, а я поспешил в Сити, где мне предстояли дела! Выше говорилось, что у меня бывали счетцы с братьями Гобсон: в их контору я и отправился, и вошел в комнату с тем трепетом, какой ощущают почти все бедняки, являясь к магнатам и капиталистам Сити. Мистер Гобсон Ньюком пожал мне руку самым дружеским образом, поздравил меня с женитьбой, и так далее; тут вошел сэр Бэрнс Ньюком, все еще в трауре по умершем о где.

голоса в селе, где жил, надеялся увидеть меня в парламенте и на правой стороне; искренно желал познакомиться с мистрисс Пенденнис, о которой лэди Рокминстер говорила ему так много хорошого, и спросил наш адресс, чтобы лэди Клара Ньюком могла иметь удовольствие - сделать визит моей жене. Эта церемония вскоре была исполнена, а за нею тотчас же последовало приглашение на обед к сэру Бэрнсу и лэди Кларе Ньюком.

Сэр Бэрнс Ньюком, баронет и - напрасно прибавлять - член парламента, жил ужь не в том маленьком доме, который он занимал тотчас после свадьбы, а в более просторном отеле, в Бельгравии, где и принял своих знакомых. Я должен сказать, что Бэрнс, со вступлением в новое звание, вовсе не походил на того несносного человека, каким он был во дни своей холостой жизни. Он отдал дань молодости, и говорил с грустью и сожалением об этой поре нравственной его культуры. Теперь он держал себя важно, как подобает государственному человеку; иногда позволял себе сарказм; не старался скрывать лысины (как, бывало, делал до смерти отца, забирая с затылка тощие клочки волос и прикрывая ими лоб); безпрестанно толковал о парламенте; усердно посещал палату и Сити; жил в мире со всеми. Казалось, будто все мы были его избирателями, и хотя усилия его - казаться любезным, были довольно явны, тем не менее, эти усилия венчались успехом. Мы встретили мистера и мистрисс Гобсон Ньюкомов, Клэйва и мисс Этель, которая в черном платье, была прелестна. - У меня будут только свои, - говорил сэр Бэрнс, с подобающею важностью в лице и голосе, давая нам понять, что еще не наступило время для больших вечеров в доме, понесшем горестную потерю.

К изумлению моему, в нашем маленьком обществе очутился милорд Гэйгет, который, под кличкой Джэка Бельсайза, был уже представлен читателю настоящей летописи. Лорд Гэйгет, идя к столу, предложил руку лэди Кларе, но занял место подле мисс Ньюком, по другую сторону; место же рядом с лэди Кларой припасалось для гостя, который еще не появлялся.

хоть безнадежный, все еще ревновал и любил свою очаровательную кузину.

Бэрнс Ньюком был необыкновенно любезен со всеми гостями - от тетушки Гобсон до вашего нижайшого слуги, хозяин находил для каждого приветливое слово. Даже перед кузеном, Самуилом Ньюкомом, неуклюжим юношей, с покрытым прыщами лицом, Бэрнс не оставался в долгу, и приноравляя разговор к его понятиям, разсуждал с ним о королевском коллегиуме, которого он был украшением; расточал похвалы и заведению и молодому Самуилу, и этим ударом сразил вдруг и Сама и его мамашу. С дядюшкой Гобсоном он говорил об урожае, с Клэйвом - о картинах; со мной - об ощущении произведенном одною статейкой Пэлль-Мэлльской газеты в парламенте, где канцлер казначейства побагровел ои ярости, а лорд Джон чуть не лопнул со смеху. Одним словом, наш хозяин в этот день был любезен, как нельзя больше. Лэди Клара была очень мила; она с замужества стала дороднее, и эта перемена послужила к её выгоде. Она была несколько молчалива, но по левую руку от нея сидел дядюшка Гобсон, с которым она не могла иметь ничего общого, а место с правой руки продолжало оставаться праздным. Если она с кем говорила, так это с Клэйвом, который написал прекрасный портрет с нея и её малютки дочери: за этот портрет, мать и отец, по-видимому, были очень благодарны художнику.

Что произвело такую перемену в поведении Бэрнса? Наши ли личные достоинства, или собственная его частная реформа? В два года, через которые рассказ этот должен был пробежать в продолжение стольких же глав, автор наследовал такое незначительное имение, что оно не могло заслуживать особенной благосклонности банкира; и я приписал вежливость сэра Бэрнса Ньюкома просто желанию быть со мной в хороших отношениях. Лорд Гэйгет и Клэйв - другое дело, как сейчас услышите.

Лорд Гэйгет, наследовав по отце титул и большое состояние, расплатился с долгами до-чиста, и остепенился. Кредит его милости у братьев Гобсонов был огромный. Горестные события четвертого года - смеем надеяться - были забыты; не могут же порядочные люди вечно оставаться влюбленными, находиться в отчаянии и ссориться. Вступив во владение капиталом, лорд Гэйгет поступил необыкновенно великодушно с Рустером, который вечно нуждался в деньгах; когда же умер лорд Доркинг, и ему наследовал Рустер, между Гайгетом, Бэрнсом Ньюкомом и его женой, происходило в Чантиклере совещание, которое кончилось очень удовлетворительно. В Чантиклере находились также вдовствующая лэди Кью и мисс Ньюком, когда лорд Гэйгет открылся в пламенной- любви к молодой лэди, и, как сказывали, проучил безнравственного и злоязычного мальчишку Фэринтоша, за дерзкий отзыв об ней. Не смотря на то, vous concevez, когда человек, такой знатной фамилии, как маркиз, неравнодушен к молодой девушке, нехорошо же портить дело, и лорд Гэйгет оставил Чантиклер, объявив, что ему суждено быть несчастным в любви. Когда ревматисм заставил старую лэди Кью отправиться в Виши, Гэйгет сказал Бэрнсу: пожалуйста, попросите вашу прелестную сестрицу приехать к вам в Лондон; она соскучится до смерти с старухой в Виши, или с матерью в Рогби (куда лэди Анна переселилась для воспитания сыновей) - и в следствие того, мисс Ньюком приехала гостить к брату и невестке, у которых мы сейчас имели удовольствие ее видеть.

При вступлении в палату лордов, Рустер был представлен Гейгетом и Кью, как прежде того Гайгет был представлен лордом Кью. Таким образом, все три джентльмена стали ездить в золотых каретах и украсили себе голову дворянскими коронами, как будет и с вами, мой почтенный молодой друг, если вы старший сын пэра, который умрет прежде вас. Вот они теперь богаты и, станем надеяться, все сделаются порядочными людьми. Кью, как нам известно, женился на девице из фамилии Доркингов, второй лэди Генриетте Пуллейн, которая, как мы видели, резвилась в Бадене и ни мало не боялась лорда Кью. Мог ли знать читатель, что эта девочка, которую мы представили ему так безцеремонно, будет со временем графиней? Но мы будущую графиню Кью и мать виконта Вальгэма.

одним из деятельнейших фермеров по всем графстве. С Ньюкомами он был не в большой дружбе, потому что, как сам говорил, не терпел Бэрнса после женитьбы больше, чем прежде. Обе сестрицы, лэди Клара и лэди Кью поссорились между собой, когда последняя приехала в Лондон, ровно перед обедом, за которым мы присутствовали, - виноват, за которым присутствуем: поводом к этой размолвке, по всей вероятности, была внимательность Гэйгета к Этели. В эту ссору вовлечен был и Кью, и между ним и Джэком Бельсайзом произошел крупный разговор. После этого, Джэк уж не ездил в Кьюберри, хотя родившийся у Кью сын был крещен его именем. Предполагается, что все эти интересные подробности об особах высшого круга мы нашептываем читателю на ухо, сидя за бельгравским обеденным столом. Не правда ли, дорогой мой бармесидский друг, как приятно быть в таком отборном обществе?

Теперь мы должны объяснить, каким образом Клэйв. Ньюком, эсквайр, которого глаза, через цветы на столе бросают молнии в лорда Гэйгета, между тем как лорд любезничает с мисс Этелью, теперь мы должны объяснить, каким образом Клэйв и его кузен Бэрнс снова стали друзьями.

Бонделькондский банк, учрежденный четыре года назад, сделался одним из самых цветущих торговых установлений в Бенгалии. Основанный, как возвещала программа, в такое время, когда всякой частный кредит был поколеблен банкротством важнейших банкирских домов, которых упадок поверг в горе и раззорение целое президенство, Бонделькондский банк учрежден был на единственном здравом начале торгового преуспеяния - на начале товарищества. Туземные капиталисты, увлекаемые великою фирмою Руммун-Лалля и К°, в Калькутте, с полным доверием вручили свои капиталы Бонделькондскому банку; офицеры и чиновники, и европейское торговое сословие в Калькутте приглашены были к участию в учреждении, которое и туземным и английским купцам, гражданским и военным людям, было равно выгодно и необходимо. Сколько молодых людей последних двух разрядов разорены были на целую жизнь дороговизною агентских сделок, которые доставляли такие огромные барыши агентам! Пайщики Бонделькондского банка сами были своими агентами, и как величайший в Индии капиталист, так и последний прапорщик получили возможность помещать свои капиталы наивыгоднейшим и надежнейшим способом, и занимать с наименьшим процентом, делаясь, соразмерно своим средствам, пайщиками Бонделькондского банка. Их корреспонденты учреждены были в каждом президентстве и в каждом главном городе Индии, также в Сиднее, Сингапуре, Кантоне и, разумеется, в Лондоне. С Китаем они производили обширнейшую торговлю опиумом, от которой получали такие огромные барыши, что подробности и отчеты об этих операциях могли быть предлагаемы только в приватных собраниях Бонделькондского банкового правительственного комитета. В других отношениях, книги банка были открыты для каждого пайщика, и прапорщик или канцелярский служитель имел во всякое время свободу обозревать свой собственный частный счет, равно как и общую кассовую книгу. С Новым Южным Валлисом они вели важную торговлю шерстью, снабжая эту великую колонию товаром, который через посредство своих лондонских агентов они закупали в таком размере и с такою выгодой, что могли устранять всякое соперничество на рынке. Как бы нарочно, для упрочения их благосостояния, во владениях Бонделькондской банковой компании открылись медные рудники, которые доставляли изумительные доходы. Таким-образом, благодаря великой туземной фирме Руммун-Лалля и К°, во всех обширных территориях британской Индии, Бонделькондская банковая компания завладела туземными рынками и в недавнее время, в Нижней палате произошли, по этому предмету, прения, следствием которых была отправка значительного числа акций Бонделькондской банковой компании на лондонскую биржу.

Пятый полугодовой дивиденд составлял, как гласили объявления, двенадцать с четвертью процентов с внесенного капитала; отчеты о медных приисках еще более возвысили дивиденд и довели акции до необыкновенного курса. На третьем году предприятия, братья Гобсоны, в Лондоне, сделались агентами Индийской Бондельконско-банковой компании, а из числа наших знакомых, Джэмс Бинни, из осторожности воздерживавшийся некоторое время от участия, и Клэйв Ньюком, эйсквар, сделались акционерами: этим молодой человек был обязан доброму отцу, который произвел первые взносы по паям сына и вручал банку каждую свободную у него рупию. После того, как братья Гобсоны приняли участие в предприятии, не удивительно, что и Джэмс Бинни убедился в его благонадежности. Друг Клэйва, Француз, а через его родство, дом Гиггов, ньюкомский и манчестерский, вступили в торговое дело, а из числа меньших вкладчиков в Англии мы можем упомянуть: мисс Кан, которая взяла пятидесяти фунтовый купон в пае; почтенную старушку мисс Гонимэн; Джона Джемса и отца его, Ридлея, который рискнул небольшою скопленною им суммою: все они знали, что добрый полковник, заботившийся о том, чтобы друзья его разделили с ним счастливую долю, не вовлечет их в обман. К изумлению Клэйва, мистрисс Мэккензи, с которою он был в отношениях довольно холодных, пришла к нему на квартиру, и с строгим внушением, чтобы дело осталось между ними тайною, просила его купить на полторы тысячи фунтов стерлингов бонделькондских акций для нея и милых её дочерей, что он и исполнил, не постигая, каким образом бережливая вдовушка могла собрать столько денег. Если б мысли мистера Пенденниса в это время не были обращены совершенно на другие предметы, он мог бы умножить свое собственное достояние Бонделькондско-банковой спекуляцией; но в эти два года я был занят брачными делами, причем, в одном интересном случае Клэйв Ньюком, эсквайр, был моим дружкой. Когда мы воротились из заграничной поездки, акции Индийского банка стояли в такой высокой цене, что я не мог и думать о покупке, хотя и нашел в Лондоне, в конторе агента, прерадушное письмо от нашего доброго полковника, убеждавшого меня попытать счастья; жена моя получила две прекраснейшия кашмировые шали от того же великодушного друга.