Ньюкомы.
Часть десятая.
Глава LXVII. Ньюком и свобода.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Теккерей У. М., год: 1855
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ньюкомы. Часть десятая. Глава LXVII. Ньюком и свобода. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

LXVII.
Ньюком и свобода.

Мы сказали, что лекция баронета разбиралась в полуночном сенате, собравшемся в гостинице Королевского Герба, где мистер Поттс не оказывал оратору ни малейшей пощады. Сенат Королевского Герба был в явной неприязни к сэру Бэрнсу Ньюкому. Многие другие Ньюкомцы отличались свирепостью нрава и были склонны к возстанию против представителя своего местечка. Эти патриоты, собравшись вокруг веселого стола, и за стаканом вина дав волю своим чувствованиям, часто спрашивали друг друга, где найдти человека, который бы избавил Ньюком от диктатора? Благородные сердца томились под угнетением; патриотическия очи косились, когда Бэрнс Ньюком проходил мимо; Том Поттс, в шляпном магазине Броуна, где делались шляпы для слуг сэра Бэрнса Ньюкома, с тонкой иронией предложил взять одну из пуховых шляп, обшитую золотым галуном, с кокардой и шнурами, выставить ее на торговой площади и велеть всем Ньюкомцам преклоняться перед нею, как перед шапкой Геслера. - Как ты думаешь, Поттс, возразил Ф. Бейгэм, - который, как само собой разумеется, был принят в клубе Королевского Герба и украшал это собрание своим присутствием и красноречием: - как ты думаешь - полковник годится в Вильгельмы Толли для этого Геслера? - Предложение встречено единодушным одобрением, с жаром принято Чарлсом Теннером, эсквайром, адвокатом, который не находил ничего достойного порицания в поведении полковника или в происках любого джентльмена, для привлечения на свою сторону избирателей, в Ньюколе или Инде.

Точь-в-точь, как в драмах и на картинах, имеющих сюжетом Вильгельма Телля, три джентльмена составляют заговор, при луне, взывая к свободе и решаясь избрать Телля своим главным поборником; точь-в-точь как Вальтер Фюрст, Арнольд Мельхталь и Вернер Штауффахер, - Том Поттс, Ф. Бейгэм и Чарлс Тёккер, эсквайр, составили заговор за стаканом пуншу и решились просить Томаса Ньюком быть освободителем родины. Депутация из ньюкомских избирателей, то-есть эти же самые джентльмены, на следующее же утро явились в квартиру полковника и представили ему критическое положение местечка: тиранство Бэрнса Ньюкома, под которым оно стонало, и нетерпеливое желание всех благородных людей освободиться от похитителя власти. Томас Ньюком принял депутацию с большою вежливостью и торжественностью, скрестил ноги, сложил руки, закурил трубку и слушал с глубочайшим вниманием, когда то Поттс, то Теккер излагали ему свой план; причем Ф. Бейгэм по временам сопровождал их речи громогласным: "слушайте, слушайте!" и самым любезным образом пояснял полковнику сомнительные фразы.

Что бы ни говорили наши заговорщики против бедного Бэрнса, полковник Ньюком готов был верить всему. Он положил в своем уме, что этот злодей должен быть обличен и наказан. Лукавые намеки адвоката, готового взводить на Бэрнса всякия обвинения, какие только можно было произнести, не выходя из пределов вероятия, казались Томасу Ньюкому не довольно сильными. - "Тонкий проныра, непомерно заботящийся о собственных своих пользах - известный запальчивым характером, корыстолюбием" - нет, мало; прибавьте, сэр: и плутовством; прибавьте: вероломством и хищничеством; прибавьте: жестокостью и скряжничеством, кричит полковник: положив руку на сердце, я утверждаю, что этот несчастный молодой человек виновен в каждом из этих пороков и преступлений.

Мистер Бейгэм замечает мистеру Поттсу, что наш друг, полковник, всякой раз, как он высказывает свое мнение, старается отстранить его от всякого недоразумения.

-- Да, Бейгэм; прежде чем высказать это мнение, я принял все меры, чтоб удостовериться в непреложности его! восклицает патрон Ф. Бейгэма: пока у меня оставалась капля сомнения на счет этого молодого человека, я щадил преступника, как должен делать всякой, уважающий наши достославные учреждения, и молчал, сэр.

-- По-крайней-мере, замечает мистер Тёккер: теперь мы имеем довольно доказательств тому, что сэр Бэрнс Ньюком Ньюкомский, баронет, едва ли способен и достоин быть в парламенте представителем этого важного местечка.

-- Быть Ньюкомским представителем в парламенте! Для английской нижней палаты, этого благородного установления, было бы позором, еслиб в нем заседал Бэрнс Ньюком, - человек, слову которого вы не можете верить; человек, запятнанный всевозможными пороками и преступлениями в домашнем и гражданском быту. Какое имеет он право заседать в собрании законодателей отечества, сэр? кричит полковник, размахивая руками, как-будто говорит речь в палате депутатов.

-- Вы стоите за неприкосновенность нижней палаты? спрашивает адвокат.

-- Разумеется, сэр, разумеется.

-- И, надеюсь, требуете распространения её привиллегий, полковник Ньюком? продолжает мистер Тёккер.

-- Каждый, умеющий читать и писать, должен иметь право голоса; вот мое мнение, сэр! кричит полковник.

-- Да он либерал от головы до пяток! говорит Поттс Тёккеру.

-- От головы до пяток! вторил Тёккер Поттсу: полковник как-раз по нас, Поттс.

-- Нам нужен такой человек, Тёккер; "Индепендент" целые годы вопиял и звал такого человека. В качестве второго представителя этого важного города, нам необходимо иметь именно либерала, а не виляющого междоумка - министериалиста, каков сэр Бэрнс. Старого мистера Бёнса мы не тронем. Место его обезпечено; он хороший делец; нам нельзя задевать его; это говорю я, которому хорошо известен образ мыслей здешних обывателей.

-- Да еще как хорошо Поттс! Лучше, чем кому-либо в Ньюкоме! восклицает мистер Тёккер.

-- Но такой отличный человек, как полковник, такой истый либерал, как полковник, - человек, который имеет в виду распространение права представительства...

-- Так точно, джентльмены.

друг народа, так это именно тот человек, которого я знаю, перебивает Ф. Бейгэм.

-- Человек богатый, с званием и опытностью; человек, который сражался за родину; человек, любимый здесь так, как вы любимы, полковник; ваши добрые качества известны всякому, сэр; вы не стыдитесь вашего происхождения, и нет ни одного Ньюкомца, старого или малого, который бы не знал, сколько благодеяний оказали вы своей старой няне, мистрисс - как, бишь, ее зовут....

-- Мистрисс Масон, подсказывает Ф. Бейгэм.

-- Мистрисс Масон. Если такой человек, как вы, согласится включить свое имя в список кандидатов к наступающим выборам, то каждый истинный либерал Ньюкома постарается поддержать вас и раздавить олигарха, который ездит верхом на вольностях этого местечка!

я думал, что, для пользы города и фамилии необходимо было бы, чтоб представитель Ньюкома был, по-крайней-мере, честный и благородный человек. Я старый солдат; провел весь век в Индии, и мало знаю дела родины (крики: вы знаете, вы знаете). Я желал, чтоб сын мой, мистер Клэйв Ньюком, признан был способным оспорить это местечко у недостойного своего кузена, и заседать в парламенте, в качестве вашего представителя. Богатство, которым наделило меня счастье, естественно, перейдет к нему, и, вероятно, в непродолжительном времени, так как мне, джентльмены, ужь около семидесяти лет.

Джентльмены изумляются при этом открытии.

-- Но, продолжал полковник: мой сын, Клэйв, как известно другу моему, Бейгэму, - к крайнему моему сожалению и прискорбию, в которых напрасно стал бы я сознаваться вам, решительно объявил, что он ни малейше не интересуется политическими делами и не желает никаких общественных отличий - предпочитает следовать своему призванию - да и то, кажется мне, не вполне занимает его - и отказывается от сделанного ему мною предложения - вступить в соперничество с сэром Бэрнсом Ньюкомом. По моему мнению, людям, занимающим известное положение в обществе, прилично искать подобного места; и хотя, несколько лет назад, я не хотел и помышлять об общественной службе, предполагая кончить дни мои в покое, в звании отставного драгунского офицера, однако же, с-тех-пор, как небу угодно было значительно умножить мои денежные средства, поставить меня на чреду управляющого директора важной банковой компании и облечь меня тяжкою общественною ответственностью, я и брат мой, директоры, разсудили, что один из нас должен, если возможно, заседать в парламенте, а я не такой человек, чтоб стал уклоняться от этой или какой бы то ни было обязанности.

-- Полковник, угодно ли вам присутствовать в собрании избирателей, которое мы намерены созвать, и согласны ли вы сказать им то же самое и так же хорошо? вскричал мистер Поттс: прикажете ли напечатать в моей газете извещение, что вы намерены искать звания представителя?

-- Совершенно намерен, любезнейший сэр.

Кроме критической статьи мистера Уаррингтона о лекции баронета, в первых столбцах следующого нумера Поттсова Индепендеита явились некоторые заметки, весьма задорного и бранчивого свойства, насчет представителя Ньюкома. Этот джентльмен высказал такое дарование в искусстве чтения, говорил Индепендент, что жаль, если он не бросит политики и не займется теми предметами, к которым он, по убеждению всего Ньюкома, наиболее способен, именно - поэзией и семейными привязанностями. Красноречие нашего даровитого представителя, в последний вечер, было так трогательно, что извлекло слезы из глаз многих наших прекрасных дам. Мы слыхали, но до-сих-пор не верили, что сэр Бэрнс обладает таким гением в искусстве заставлять женщин плакать. На последней неделе, мы слышали чтение талантливой мисс Нокс, из Слоукома, о Мильтоне; но как красноречие сэра Бэрнса Ньюкома Ньюкомского далеко оставляет за собой красноречие даже этой знаменитой актрисы! Вчера вечером, в зале, безпрерывно предлагались пари, что сэр Бэрнс поразить любую женщину. освободит его от общественных занятий. Он не для них рожден; он слишком сентиментален для нас; Ньюкомцам нужен человек здраво-практический; ньюкомские либералы желают иметь настоящого представителя своих мнений. Когда мы избирали сэра Бэрнса, он говорил довольно либерально, и думали, что он нам годится; но, как видите, баронет оказался поэтом! Нам следовало быть осторожнее и не верить ему тогда на-слово. Так изберем же человека с твердым, прямым характером; человека если не с даром слова, так с умом практическим; если не оратора, так по-крайней-мере такого, на слово которого можно положиться; а мы не можем положиться на слова сэра Бэрнса Ньюкома; мы испытали его и не можем с ним примириться. В прошлый вечер, когда дамы плакали, мы не могли удержаться от смеха. Полагаем, что мы умеем держать себя, как следует джентльменам. Полагаем, что мы не нарушили гармонии вечера, но сэр Бэрнс Ньюком, разглагольствующий о детях и добродетели, о сердечных привязанностях и поэзии - это, как хотите, из рук вон.

Индепендент, верный своему названию, и всегда руководимый правилами чести, готов был, как известно тысячам наших читателей, предложит сэру Бэрнсу Ньюкому, баронету, благородное испытание. Когда он, по смерти отца, изъявил желание быть представителем нашего местечка, мы поверили его обещаниям - иметь в виду расширение парламентских прав и заботиться о реформах, и постояли за него. А теперь, есть ли во всем Ньюкоме хоть один человек, кроме, может, нашего болтуна, старинного современника: Часового, который бы сколько-нибудь верил сэру Б. Н.? Мы говорим: нет, и доводим до сведения читателей Индепендента и избирателей этого местечка, что, в случае роспуска парламента, один добрый человек, один честный человек, муж опыта, не зловредный радикал, или какой-нибудь пустозвонный болтун-оратор - друзья мистера Гикки понимают, кого мы разумеем - а человек с либеральными правилами, с честью нажитым богатством, с почтенным именем и званием, намерен предложить ньюкомским избирателям вопрос: довольны они или недовольны нынешним своим, недостойным представителем? Индепендеит раз навсегда скажет; мы знаем хороших людей из вашей фамилии; мы знаем из этой фамилии таких людей, которые бы сделали честь любому имени; но вам, сэр Бэрнс Ньюком Ньюкомский, баронет, мы вам больше не доверяем.

В деле искательства у избирателей, которое было поводом к моему неудачному вмешательству и причиной последовавшого охлаждения ко мне со стороны доброго полковника, Клэйв Ньюком обнаружил, что отцовский план ему не по душе; он только страдательно покорился ему, как это часто с ним случалось, и, взявшись за дело с неохотой, получил, как и следовало ожидать, мало благодарности за свою покорность. Томас Ньюком был огорчен притворством сына, и миленькой Рози, весьма естественно, очень не нравилось его уклонение. Клэйв попал в поезд отца безмолвным, неохотным партизаном, и Томас Ньюком, в продолжение всего пути, мог вдоволь наглядеться на мрачное лицо Клэйва, покрутить свои седые усы, поразжечь свой гнев и попенять на судьбу. Жизнь его была жертвою для этого мальчишки! Каких не придумывал он для него планов, и с каким высокомерием встречал Клэйв все его предположения! Полковник не видел зла, которому он сам был виновником. Не сделал ли он для счастья сына все, что во власти человека? И много ли найдется в Англии молодых людей с такими преимуществами, как этот недовольный, избалованный мальчик? Разумеется, чем больше старался Клэйв удаляться от споров, тем сильнее возбуждал их отец. Клэйв бежал от всяких комитетов и происков у избирателей, и бродил по ньюкомским фабрикам, между-тем как отец, с гневом и горечью в сердце, оставался, как он говорил, на посту чести, в твердом намерении побороть врага и отстоять свое дело против Бэрнса Ньюкома. - Если Парис не хочет сражаться, сэр, замечал полковник, следя за сыном быстрым взглядом: так Приам будет сражаться. - Добрый старик-Приам совершенно верил в правоту своего дела и был убежден, что долг и честь призывают его к оружию. Таким-образом между Томасом Ньюкомон и Клэйвом, сыном его, была разладица. Признаюсь вам, с прискорбием и досадой записываю в летопись, что добрый старик ошибался; что тут был один злотворец, и этот Аттикус был - он сам.

действия начал последний, внезапным и низким предательством. Вражда разжигалась семейными неприятностями; но объявление войны полковник основывал на коммерческой ссоре. Первый повод к этой войне подан был малодушным поступком Бэрнса, и дядя его принял твердое намерение, не положить оружия до конца. Такого же мнения, как я уже говорил, был и Джордж Уаррингтон, который, в последовавшей борьбе между сэром Бэрнсом и его дядей, играл роль горячого и деятельного приверженца последняго. Родство! разсуждал Джордж: да что видел старый Том Ньюком от своего родственника, кроме низости и предательства? Бэрнсу стоило замолвить слово, и молодой человек мог бы быть счастлив; но он этого не сделал и покусился разорить полковника и подорвать его бойко. Я требую войны и непременно хочу видеть старика в парламенте. Он так же мало смыслит в политике, как я в польке; но в этом собрании есть пятьсот лжемудрецов, которые знают не больше его; а честный человек, заняв в парламенте место презренного бездельника, по-крайней-мере произведет перемену к лучшему.

говорил с величайшею самоуверенностью о наших учреждениях, составляющих предмет гордости и зависти всего света, хотя столько же изумлял нас своими вольнодумными реформами, которые он нетерпеливо желал произвести, сколько и страннейшими устарелыми торийскими мнениями, которые он защищал в других случаях. Он хотел, чтоб каждый имел право голоса; чтобы каждый бедный работник работал не долго и получал высокую плату; чтобы каждый бедный викарий пользовался двойным или тройным содержанием против нынешняго; чтобы епископы были лишены жалованья и исключены из палаты лордов. Но вместе с тем, он был жарким поклонником этого политического собрания и защитником коронных прав. Он желал сложить с бедных налоги; но как правительству необходимы деньги, то он требовал, чтоб налоги платили одни богатые. Все эти мнения он высказывал с величайшею важностью и убедительностью, перед многочисленным собранием избирателей и других лиц, в ньюкомской городской думе, посреди громких аплодисментов не-избирателей, и к крайнему изумлению и недоумению редактора Индепендента, мистера Поттса, который в своей газете представлял полковника здравомыслящим реформистом. Разумеется, Часовой выдавал его за самого опасного радикала, сипойского республиканца, и тому подобное, к досаде и негодованию полковника Ньюкома. Он - республиканец? Да одно ужь имя республиканца ему ненавистно! Он неоднократно проливал кровь за свою королеву, и теперь готов умереть за нее. Он - враг нашей возлюбленной церкви? Он уважает и почитает ее столько же, сколько и гнушается суеверием Рима (ропот Ирландцев в толпе). Он - враг палаты лордов? Он всегда считал ее оплотом государственного устройства и достодолжной наградой нашим знаменитейшим, морским, армейским и... и... гражданским героям (насмешливое восклицание). Он с презрением отвергал гнусные нападки журнала, вооружавшагося против него, и, положив руку на сердце, спрашивал, можно ли было его, джентльмена, офицера службы её величества, укорять в преступном желании - подорвать её верховную власть и оскорбить достоинство её короны?

После этого второго спича в городской думе, значительная партия в Ньюкоме утверждала, что дедушка Том (как называл его простой народ), истый тори, тогда как другая, равная числом, признавала его за радикала. Мистер Поттс пытался согласить его мнения - в чем, как надо полагать, даровитый редактор Индепендента должен был встретить не малые трудности. - Он ничего не понимает в этом деле, говорил бедный Клэйв, вздыхая: вся его политика состоит в чувстве и доброте; он хочет, чтоб бедный работник получал двойную плату, а не сообразит, что хозяин разорится: ты слышал, Пен, как он толковал в этом смысле у себя, за столом; но когда он выходит, вооруженный от головы до ног, и начинает воевать с ветряными мельницами в публике, то не согласишься ли ты, что мне, как сыну Дон Кихота, желательно бы было, чтоб наш добрый, любезнейший старичек-джентльмен сидел лучше дома?

Таким-образом, наш лентяй принимал лишь слабое участие в честолюбивых замыслах полковника, упрямо убегая от всяких митингов, комитетов и клубов, где собирались приверженцы его отца.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница