Попенджой ли он?
Глава VIII. Ручей Погсби.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава VIII. Ручей Погсби. (старая орфография)

Глава VIII.
Ручей Погсби.

Много толковали о хитрой лисице, когда ехали в Гольт; что это была та самая лисица, которую не убили в прошлом январе. Пока это происходило, мистрис Гаутон ехала возле Прайса, и говорила ему с нежнейшей улыбкой:

- Вы помните ваше обещание, мистер Прайс.

- Очень помню, мистрис Гаутон. Ваша лошадь, конечно, умеет прыгать?

- Великолепно. Мистер Гаутон купил ее от лорда Маунтфенсера. Леди Маунтфенсер не могла на ней ездить, потому что она дергает немножко; но это прекрасная охотничья лошадь.

- Мы это узнаем, мистрис Гаутон; вы только не отставайте от меня. Мы прямо поедем в лесок Тропа. Но дороге только один забор и большая канава, но это ничего для свежих лошадей.

- Моя совсем свежа.

- Там они по большей части повертывают направо к Погсби; и около четырех миль придется ехать все по траве.

- А прыгать-то когда-же?

- Есть не много воды - ручей Погсби, и для вашей лошади, мистрис Гаутон, такой ручей ничего не значит.

- Решительно ничего, мистер Прайс, я люблю ручьи.

- Я боюсь, что лисиц-то здесь нет, сказал сер-Симон.

- Лисица, которую мы убили, сер-Симон, была из Гольта, сказал фермер, заботясь о репутации своего леса. - Не можете же вы, скушав ваш пирог, надеяться, что он будет цел, сер-Симон.

- Надо бы в таком лесу.

- Может быть и будет. Лучшия норы вон в том углу. Сколько раз видал я там маленьких лисят.

Тут послышался короткий, тихий, нерешительный лай, а потом другой, несколько потверже.

- Вот он, сер-Симон, вот он ваш пирог.

- Хорошая собака Блезер, вскричал сер-Симон, узнав голос своей собаки.

И многия собаки узнали знакомый звук так же как и хозяин, спеша удостовериться в следе, который старый вожак нашел для них.

Лес Гольт, хотя густой, был мал, и лисице мало было надежды ускользнуть.

Ботомли был молодой человек из Лондона, к которому часто обращались таким образом, который всегда бывал очень растревожен на несколько минут, а потом забывал обо всем в своем волнении.

Мистрис Гаутон старалась избегать мужа, а между тем ей все-таки не хотелось оставить фермера.

- Позвольте, сударыня, позвольте на минуту. Теперь направо, а там налево.

Говоря таким образом, Прайс перепрыгнул чрез низкий забор, а мистрис Гаутон за ним, но слишком близко. Гаутон видел это и остановился. Он подъехал было, решившись остановить свою жену, но она ускользнула от него в последнюю минуту.

- Теперь к воротам сударыня, а потом прямо как стрела к леску. Я поеду впереди вас чрез канаву, но только не ездите так близко.

Фермер поехал, чувствуя может быть, что лучшим способом, чтобы освободиться от своей слишком навязчивой приятельницы было ехать так скоро, чтобы она не могла его догнать. Но лошадь леди Маунтфенсер также бежала скоро и имела свою собственную волю. Не без причины лорд Маунтфенсер разстался с такой хорошей лошадью.

- Осторожнее, сударыня, сказал Прайс, когда мистрис Гаутон чуть не наткнулась на нею, когда они оба перепрыгнули большую канаву: - осторожнее, или с нами обоими приключится беда. Дождитесь, пока я перепрыгну, а потом уж заставьте прыгать вашу лошадь.

Совет очень хороший и дается очень часто; но и дамы, и мужчины, руки которых не совсем тверды, иногда не имеют возможности последовать ему. Теперь доехали до леса Тропа. Джордж Скроби ехал вперед как егерь, и человек двадцать перепрыгнули вслед за ним чрез большой забор.

Мистрис Гаутон оглянулась, боясь каждую минуту, чтобы не подъехал её муж.

- Не можем ли мы объехать с другой стороны, мистер Прайс? спросила она.

- Там будет не лучше чем здесь.

- Но по этой дороге едет мистер Гаутон, шепнула она.

- О! воскликнул фермер, дотронувшись пальцем до своего носа и тихо направляясь к лесу.

"Никогда не мешай позабавиться" было девизом его жизни, а по его мнению было действительно забавно, что молодая жена едет наперекор старому мужу. Мистрис Гаутон поехала за ним, но когда они выехали на другую сторону, лисица убежала.

- Она удрала не к Ногсби, сказал Прайс Джорджу Скроби.

- Она еще не знает этой местности, отвечал егерь. - Она вернется в лес Манор-Кросса. Вы увидите.

Парк Манор-Кросса лежал налево, а Ногсби направо. Некоторые, помня о большом ручье и зная где находится мост, держались направо и скоро отстали от охоты. Между ними был Гаутон. Если бы лисица, как ей следовало, мчалась к Ногсби, то прыгать пришлось бы с травы на траву, по теперь пришлось прыгать на вспаханную землю. Нужно ли говорить, что это совсем не одно и тоже. Сер-Симон, когда узнал в чем дело, повернул в переулок, который вел на Бротертонскую дорогу. Начальник охоты не часто ездит для славы, и сер-Симон давно предоставил это людям молодым. Но все еще осталось всадников двенадцать, между которыми находился фермер и его преданная приятельница, и один господин не в охотничьем костюме.

Воздадим должное каждому и заявим, что молодой Ботомли первый подъехал к ручью, и первый перескакнул чрез него. Будучи легкомысленно нескромен, он наслаждался удовольствием, что обогнал Джорджа Скроби. Джордж, ненавидевший Ботомли, проворчал ему проклятие, хотя никто не мог слышать его.

- Скоро придет ему конец, сказал Джордж, желая этим сказать, что если всадник едет по вспаханной земле таким образом, то его лошадь скоро выбьется из сил.

Но для Ботомли, если только видели, что он перепрыгнул большой ручей прежде всех, достанет счастия на месяц. Для Ботомли в охоте состояло то очарование, что он сделал что-нибудь такое, о чем мог говорить. Увы, хотя он прекрасно подъехал к ручью и перепрыгнул чрез него, говорить то было не о чем; потому что, к несчастию, он оставил свою лошадь в воде. Бедное животное ударилось шеей и плечами о противоположной берег, а всадник его отлетел на сухую землю.

- Эта уж не встанет, сказал Джордж, перепрыгнув ярда за два направо.

не в охотничьем костюме, который знал, что делает. После говорили, что этот всадник был декан, но декан никогда не хвастался этим подвигом.

Лошадь мистрис Гаутон бежала очень шибко. Не раз фермер предостерегал ее, чтобы она сдерживала лошадь на вспаханной земле. Она пыталась повиноваться. Но лошадь была упряма, а она легка; и тяжелая почва ничего бы не значила для этой лошади, если бы на ней ехали как следует. Но мистрис Гаутон позволяла лошади скакать по грязи. Так как с нею никогда прежде не случалось ничего, она не боялась, и была очень взволнована. Она была на столько близко, что видела как человек упал у ручья, потом она видела также, что егерь перескакнул и господин не в охотничьем мундире. Это казалось ей чудесно. Падение не испугало ее совсем, так как другим удалось. Она знала, что за нею едут трое или четверо и решила не пропускать их вперед. Они должны видеть, что она также может перескакивать чрез ручей. Не даром же освободилась она от своего мужа. Прайс, подъезжая к воде, знал, что ему предстояло дело не легкое, и знал также как близко едет за ним эта женщина. Теперь было слишком поздно опять заговорить с нею, но он не боялся своей лошади, если только мистрис Гаутон даст ему место. Он осадил лошадь ярда за два до края, а потом прыгнул.

Но мистрис Гаутон свою лошадь не осадила, и как все лошади, её лошадь устремилась за тою, которая до сих пор ехала впереди. Добежав до берега, она сделала усилие прыгнуть высоко, но так сильно ударилась о лошадь Прайса, что опрокинула и его и ее.

Прайс был вполне хороший всадник и попал на берег как Ботомли. Но обе лошади лежали в ручье, и когда фермер обернулся, он увидал, что мистрис Гаутон не видать нигде. Он немедленно сам бросился в воду, но прежде дал себе слово никогда не показывать дорогу даме, пока не узнает, умеет ли она ездить.

Нокс и Дик тотчас подоспели и мистрис Гаутон была вынута из воды.

- Она мертва, сказал егерь, сам бледный как смерть.

- Нет, сказал Нокс: - она не мертва, но кажется ушиблась.

Прайс вышел из воды, держа на руках мистрис Гаутон, а обе лошади еще валялись без помощи.

- Плечо повреждено, мистер Нокс, сказал Прайс. - Лошадь прижала ее к берегу под водой.

В это время голова мистрис Гаутон была опущена, глаза закрыты и она повидимому была без чувств.

- Позаботьтесь о лошадях, Дик; для чего им получать смертельную простуду.

В это время собралось человек двенадцать и Дик с другими мог заняться с несчастными лошадьми.

- Да, плечо ушибено, продолжал Прайс. - Что-то скажет мне мистер Гаутон.

На охоте всегда бывает доктор, посылаемый милостивым Провидением; он всегда бывает довольно близко к месту несчастий, но ему никогда не случается быть, впереди. Очень искусный молодой хирург из Бротертона подоспел почти тотчас же как мистрис Гаутон вытащили из воды, и объявил, что она вывихнула плечо.

Что было делать? шляпку она потеряла, вся вымокла, была покрыта грязью и все еще без чувств, и разумеется, не могла ни ехать верхом, ни итти пешком. Много было сделано предложений. Прайс думал, что ее лучше всего отнести в Кросс-Голл, отстоявший на полторы мили. Нокс, знавший местность, сказал, что в стене Манор-Кросса есть боковая калитка, в которую будет ближе пройти в Манор-Кросс, чем в Кросс-Голл. Но как донести ее туда. Думали было нести ее на плетне, но потом Дика послали верхом за экипажем, а пока ее отнесли на плетне в котедж землевладельца, и тогда к обществу присоединились сер-Симон и Гаутон.

- Это все вы виноваты, сказал муж, подходя к Прайсу, как будто хотел ударить его хлыстом.

- Отчасти, конечно, сер, сказал Прайс, смотря прямо в лицо Гаутону и почти рыдая: - и я очень этим огорчен.

Потом муж пошел к жене и наклонился над нею, но жена, увидав его, нашла удобным опять лишиться чувств.

В два часа приехали к большому дому. Сер-Симон, выразив глубокую горесть, разумеется, поехал к своим собакам; Нокс, как приближенный к Манор-Кроссу, Прайс и, разумеется, доктор с Гаутоном и его грумом, провожали экипаж. Когда они подъехали к дверй, все дамы вышли их принять.

- Кажется вы нам больше не нужны, сказал Гаутон фермеру.

Бедняжка обернулся и пошел домой один, чувствуя себя в полной немилости.

- Дамы не всегда ломают себе плечи, сказала Мери.

- И с тобою могло случиться тоже, что с мистрис Гаутон.

- Так как я не поехала, то тебе нет никакой надобности бранить меня, Джордж.