Попенджой ли он?
Глава X. Декан спортсмен.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава X. Декан спортсмен. (старая орфография)

Глава X.
Декан спортсмен.

В Бротертоне о подвиге декана говорили так же много как и о приключении мистрис Гаутон. Ходили слухи о том, что он делал в этом же отношении после того, как поступил в духовное звание, когда был молодым человеком, о скачках, в которых он участвовал, и даже о поездках его в Ньюмаркет и другия нечестивые места. Но на сколько было известно в Бротертоне, ничего этого не было после того как декан сделался деканом. Хотя он постоянно ездил верхом, он сколько было известно, только смотрел на охоту, и все в Бротертоне знали, что он запретил своей дочери следовать за охотой.

Но теперь, как только дочь его вышла, замуж и прекратилась необходимость подавать ей пример, тогда декан с розеткой на шляпе - так рассказывали - скакал за собаками как какой-нибудь фермер или простой провинцияльный дворянин! В тот же самый день Грошют рассказал всю историю епископу. Но Грошют сам подвига не видал и епископ сделал вид будто не верит этому.

- Я боюсь, милорд, сказал капеллан: - что это правда.

- Если бы он ездил за каждою сворою собак в графстве, я не знаю что могу тут сделать, сказал епископ.

С этим Грошют нисколько согласен не был. Епископ имеет такое же право наводить справки о нравственном поведении декана как и обо всяком другом духовном лице в его епархии.

- А что если он станет держать пари на скачках, сказал Грошют с ужасом и в тоне и на лице.

- Но ехать за сворою собак не значит держать пари на скачках, сказал епископ, которому хотя нравилась власть над деканом, но вовсе не нравилась мысль потерпеть неудачу в этом отношении.

И каноник Гольденоф услыхал об этом.

- Душа моя, сказал он своей жене: - Манор-Кросс отличается по части спортменства. Не только мистрис Гаутон лежит там с сломанной рукой, но и тесть твоего брата скакал за собаками в тот день.

- Декан! воскликнула леди Алиса.

- Так сказали мне.

- Он никогда не позволял Мери перескакнуть чрез малейший забор. Вряд ли бы позволил он ей следовать за охотой верхом.

- Многие отцы делают то, чего не позволяют делать дочерям. Декан всегда показывал, что ему было бы приятно вырваться на волю.

- Могут сделать с ним что-нибудь?

- О, нет! если бы он даже сам завел свору собак, сколько мне известно.

- Но я полагаю, что это нехорошо, сказала жена каноника.

- Да, я думаю что это нехорошо, потому что это скандализирует. Все что оскорбляет нехорошо, если только не бывает полезно в других отношениях. Если это правда, мы услышим здесь много толков, а это не будет способствовать к братской любви и дружбе между нами, духовными лицами.

В Бротертоне был другой каноник, мистер Паунтнер, краснощокий мужчина, очень любивший хорошо пообедать, очень смелый, очень привязанный к собору, на украшение которого он щедро способствовал собственными деньгами. Зная толк в кузыке, он много возвысил характер хора. Хотя проповеди Паунтнера считались самыми плохими, когда либо произносимыми с соборной кафедры, он на основании вышеизложенных добрых деяний, был самое популярное духовное лицо в городе.

- Разве последнее время я сделал что-нибудь особенное? спросил декан, до которого еще не дошли слухи о его подвигах.

- Мне сказали, что вы так опередили других намедни на охоте, что не были в состоянии подать помощи бедной женщине, которая сломала руку.

- О, вот что! Если я делаю что-нибудь, хотя может быть мне придется делать это один раз в двенадцать лет, я люблю делать это хорошо, доктор Паунтнер. Я желал бы, чтобы вы могли последовать моему примеру и делать маленький моцион. Это было бы очень для вас полезно.

Паунтнер был толст и почти не выходил из Ограды или из своего собственного сада. Он был смел, но не так находчив как декан и не придумал ответа.

- Да, продолжал наш приятель: - проехал я с ними мили две с большим удовольствием, желал бы от всего сердца, чтобы не было предубеждений против присутствия духовных лиц на охоте.

- Мне кажется это был бы отвратительный обычай, сказал Паунтнер, уходя.

Сам декан не думал бы об этом более, если бы не появилось несколько строк об этом в еженедельной газете "Бротертонская Церковь", которая считалась ядовитым и грязным листком во всей Ограде. Деканы, каноники, и старшие и младшие, все были согласны с этим, Паунтнер ненавидел "Бротертонскую Церковь" так же искренно как и декан. "Бротертонскую Церковь" номинально издавал некий мистер Гриз, человек очень благочестивый, который долго, по до-сих-пор напрасно, старался попасть в духовное звание. Но многие предполагали, что газету вдохновлял Грошют. Она всегда восхваляла епископа. Она отличалась упорной оппозицией к обрядам. Целью её было уничтожить папство в бротертонской епархии. Она вообще насмехалась над всем капитулом, и очень часто выражалась сурово о декане. Теперь параграф состоял в следующем:

"Ходят слухи, что декан Ловелес был на бротертонской охоте в прошлую среду, ездил с собаками целый день и был передовым. Мы этому не верим, но надеемся, что и для собора и собственно для себя, он удостоит опровергнуть этот слух."

В следующую суботу явился другой параграф, с ответом декана:

"Мы получили от бротертонского декана следующее изумительное письмо, которое публикуем без всяких комментарий. Наше мнение читатели сами поймут.

"Ноябрь, 187.

"Сер, вам сказали правду - я был на бротертонской охоте в прошлую среду. Другие же слухи, публикованные вами, к несчастию, несправедливы. Я жалею, что не мог так отличиться на охоте, как обвиняют меня мои враги. Имею честь быть, сер, ваш покорнейший слуга,

"Издателю Бротертонской Церкви."

Друзья декана единогласно порицали его за то, что он обратил внимание на это нападение. Епископ, который был в сердце честный человек и джентльмен, сожалел об этом. Весь капитул стыдился этого. Младшие каноники все соглашались в том, что это унижало достоинство декана. Паунтнер, не забывший намека на свою толщину, шептал на ухо некоторым духовным лицам, что ничего лучше нельзя ожидать из конюшни; намекая этим на происхождение декана, отец которого держал наемных лошадей, а каноник Гольденоф, искренно любивший декана, несмотря на некоторую разницу в мнениях, выговаривал ему за это.

- Я пропустил бы это без внимания, сказал каноник: - зачем было отвечать?

- Я не хотел позволить никому предположить, что я боюсь ответить; я не хотел также заставить думать, что поехав на охоту, я стыдился своего поступка.

- Никто из знающих вас не подумал бы этого.

- С гордостью думаю, что никто из знающих меня не подумал бы этого. Я делаю столько же ошибок, сколько и другие, и жалею о них потом. Но я никогда не стыжусь. Я скажу вам как все было, не для оправдания моего присутствия на охоте, а для оправдания моего письма. Я был в Манор-Кроссе и поехал на охоту потому, что поехала Мери. Я не делал этого с тех пор, как нахожусь в Бротертоне, потому что здесь существует предубеждение против этого. Я проехал милю или две и могу сказать вам с большим удовольствием.

- Я этому верю.

на бротертонскую дорогу и я вернулся в Манор-Кросс. Не думайте, что мне было бы стыдно, если бы я проехал еще несколько миль.

- Я уверен в этом.

- Дело, само по себе, недурное. Все таки, зная, что свет около нас думает об охоте, духовное лицо в моем положении поступило бы дурно, если бы охотилось часто. Но человек, который может приходить в ужас от этого, был бы педант. А если этот человек выказывает притворный ужас, то он лицемер. Я думаю, что многие духовные лица согласились бы со мною; но нет ни одного духовного лица в этой епархии, в согласии которого я был бы более уверен, чем в вашем.

- Я возражаю не против охоты, а против письма.

- Не отвечать на подобное нападение было бы трусостью. Я примечаю, каноник, возрастающую неприязненность ко мне.

- Не в капитуле.

- В епархии. И я знаю откуда это происходит, и думаю, что могу понять причину. Что бы из этого не вышло, я не намерен поддаваться. Я не желаю ссориться ни с кем, и менее всего с духовными лицами; но не переменю моего образа жизни или моего образа мыслей из опасения ссоры.

- Никто не сомневается в вашем мужестве; но какая польза сражаться, когда ничего нельзя приобрести? Бросьте эту гадкую газету. Она ниже и вас и меня, декан.

- Гораздо ниже нас, но и ваш дворецкий ниже вас. А если он сделает вам вопрос, вы ему ответите. Сказать вам по правде, я предпочел бы, чтобы меня назвали скорее нескромным, чем робким. Если бы я не хотел огорчить моих друзей, я поехал бы на охоту три раза на будущей неделе, показать, что меня не могут напугать.

В Манор-Кроссе много говорили о газетной переписке, и декана осуждали дамы, находя, что он унизил себя, ответив издателю. В жару спора, леди Сюзанна сказала несколько слов очень разсердивших Мери.

- Мне кажется, что папа во всяком случае лучше может судить нежели вы, сказала она.

Между сестрами, и даже золовками, это не значило бы ничего; но в Манор-Кроссе это не понравилось. Мери была гораздо моложе их! потом она была внучкой ремесленника! Конечно, оне допустили ее в свою семью на равной ноге; но все как-то чувствовали, что ей следует заплатить за эту великую доброту смирением и покорностью. А молодая жена каждый день укреплялась в намерении не показывать ни смирения, ни покорности.

Леди Сюзанна, услыхав эти слова, выпрямилась с видом оскорбленного достоинства.

- Милая Мери, сказала леди Сара: - мне кажется это немножко не любезно.

- Я нахожу, что не любезно говорить, будто папа безразсуден, сказала дочь декана: - желала бы я знать, что подумали бы вы все, если бы я сказала хоть одно слово против милой мамаши - ей особенно натолковали, чтобы она называла маркизу мамашей.

- Декан не свекор мне, сказала леди Сюзанна очень гордо, как будто, делая это замечание, она просила понять, что подобные отношения не могли бы быть возможны никогда.

- Но он мой отец и я стану защищать его, и опять скажу, что он должен более знать об этом, чем какая бы то ни было дама.

Тут леди Сюзанна встала и величественно вышла из комнаты.

Лорду Джорджу сказали об этом, и он счел себя обязанным говорить с своей женой.

- Я боюсь, что между тобою и Сюзанной, что-то вышло, душечка.

- Она разбранила папашу, а я сказала ей, что папаша знает лучше, чем она, а потом она вышла из комнаты.

- Это и значит бранить. Милый Джордж, не брани ты меня. Я буду делать все, что ты мне велишь, но я не хочу слышать, чтобы о папаше говорили дурно. Ты не сердишься на меня за то, что я приняла сторону папаши?

- Я сделаю все, чтобы составить счастие твоей жизни, сказала, она.