Автор: | Троллоп Э., год: 1878 |
Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава XVI. Всякая рыба годится для его сетей. (старая орфография)
Глава XVI.
Всякая рыба годится для его сетей.
Декан провел неделю в Лондоне во время отсутствия лорда Джорджа, довольно весело; но веселость эта несколько помрачилась последними известиями из Италии. Он ездил верхом с дочерью, был на парадном обеде у мистрис Монтакют-Джонс, разговаривал с Гаутоном о Ньюмаркете и Дерби, любезничал с Геттой Гаутон - успев вложить в эти любезности несколько сериозных слов о маркизе - и был довольно весел, но, к удивлению его дочери, ни на минуту не мог забыть итальянки с её ребенком.
- Что это за беда, папа? сказала Мери.
- Разумеется, это беда.
- Ведь надо же было ожидать, что маркиз женится когда-нибудь. Почему же ему было не жениться, ведь женился же его младший брал.
- Во-первых, он гораздо старше.
- Мужчины женятся во всякия лета. Посмотрите на мистера Гаутона.
Декан улыбнулся.
- Знаете, папа, мне кажется, что не следует тревожить.её о таких вещах.
- Это вздор, душа моя. И мужчины, и женщины должны заботиться о своих интересах. Только таким образом в свете может быть прогресс. Разумеется, ты не должна желать принадлежащого другим, а то сделаешь себя очень несчастной. Женись лорд Бротертон безукоризненно, никто не сказал бы ни слова; но теперь мы обязаны разузнать правду. Если у тебя будет сын, разве ты не перевернешь все вверх дном для того, чтобы недопустить никого лишить его прав.
- Я не думала бы, чтобы кто-нибудь мог лишить его прав.
- Но если этот ребенок не то, чем его выдают, тогда это будет обман. Джермены, хотя думают так как я, испуганы и суеверны, они боятся этого дурака, который едет сюда; но они узнают, что если они не станут действовать, то примусь действовать я. Я не желаю ничего принадлежащого другим; но пока у меня есть руки и язык, чтобы защитить себя, или кошелек, что лучше того и другого, никто не отнимет от меня принадлежащого мне.
Все это казалось Мери языческим учением, и она очень удивлялась, что слышит это от отца. Но она начала узнавать, что, вероятно, так как она теперь замужняя женщина, то для нея необходимо другое учение, а не то, которое преподавали ей в детстве. В доме отца ее предостерегали от суеты нечестивого мира, и она еще помнила родительское, почти божественное выражение на лице декана при этом уроке. Но теперь ей казалось, что о суетах мирских говорят совершенно другим образом. Божественное выражение совершенно исчезло, а то, которое осталось, хотя по-прежнему приятное, было вовсе не родительское.
Мис Мильдмей - ее называли тетушка Джу - и Гусс Мильдмей, приехали в то время, когда декан был в гостиной. Это были приятельницы мис Гаутон, и даже дальняя родня декана. Гусс тотчас начала разговор о новой маркизе и её ребенке; а декан хотя говорил с Августой Мильдмей не так как с дочерью, но все-таки относился презрительно к матери и ребенку. Между тем, тетушка Джу завербовала бедную Мери.
- Я так гордилась бы, если бы вы поехали со мною в Институт, леди Джордж.
- Я буду очень рада. Но в какой Институт?
- Разве вы не знаете? основанный для защиты безсильных женщин.
- Вы говорите о Женских Правах? Я не думаю, чтобы это поправилось папаше, сказала Мери, взглянув на отца.
заботиться лорд Джордж.
- Я уверена, что лорд Джордж не станет вам препятствовать побывать в Мериболенском Институте, сказала тетушка Джу. - Леди Селина Протест бывает там каждую неделю, и баронесса Банман, делегат от Баварии, приедет в следующую пятницу.
- Вы найдете это общество очень скучным, сказала Гусс.
- Не все так легкомысленны, душа моя. Есть люди, которые любят заниматься иногда сериозными вещами.
- О чем же там разсуждают? спросила Мери.
- Только о том, чтобы дать возможность женщинам занимать в свете такое же место, какое занимают мужчины, красноречиво сказала тетушка Джу. - С какой стати одна половина человеческого рода должна управляться другою?
- Или кормиться их трудами? спросил декан.
- Вот именно этого мы и не желаем. Миллион сто тридцать три тысячи пятьсот женщин в Англии...
- Вам лучше послушать все это в Институте, леди Джордж, сказала Гусс.
Леди Джордж сказала, что хотела бы поехать хоть сейчас, и таким образом дело было решено.
Пока тетушка объясняла доктрину декану, которого успела загнать в угол, Гусс Мильдмей вела разговор с леди Джордж.
- Капитан Де-Барон, сказала она: - кажется, ваш старый знакомый.
Однако, она знала очень хорошо, что Джек не более как месяц познакомился с леди Джордж.
- Нет; я намедни видела его в первый раз.
- А мне показалось, что вы с ним знакомы коротко. Все Гаутоны, Де-Бароны и Джермены - Бротертонские жители.
- Я знала отца мистрис Гаутон, но капитана Де-Барона не видала никогда.
Она сказала это довольно сериозно, помня что мистрис Гаутон говорила ей о любви между этой молодой девицей и капитаном.
- Мне кажется, вы прежде говорили, что знакомы с ними, и я видала как вы ехали с ним.
- Он ехал с своей кузиной Аделаидой - а не с нами.
- Я не думаю, чтобы он очень интересовался Аделаидой. Он нравится вам?
- Я не знала, да мне это решительно все равно.
- О капитане Де-Бароне это говорили многия девицы, а все-таки потом заинтересовывались им.
- Но я не девица, мис Мильдмей, сказала Мери, покраснев и решив тотчас, что она не сойдется коротко с мис Мильдмей.
- Вы гораздо моложе многих из нас девушек, сказала Гусс: - и потом, всякая рыба годится для его сетей.
Она сама не знала, что говорит, но желала только помешать короткости между своим возлюбленным и леди Джордж. Ей было все равно оскорбит она леди Джордж Джермен или нет. Если она может помешать этой короткости, не погрешив против благоприличия, то хорошо; но если нет, то благоприличие можно и оставить.
- Право, я не могу вас понять!
Сказав это, леди Джордж обратилась к своему отцу:
- Ну, папа, убедила вас мис Мильдмей поехать в Институт со мной?
- Я боюсь, что меня не пустят после того, что я сказал.
- Право, вас пустят, сказала старуха. - У нас христианский образ мыслей, мы принимаем раскаяние самого закоренелого грешника.
- Я боюсь, что день благодати для меня еще не настал, ответил декан.
- Папа, сказала леди Джордж, как только гости уехали: - знаете, я имею какое-то особенное отвращение к младшей мис Мильдмей.
- Отчего же могло произойти такое быстрое отвращение?
- Она говорит гадкия неприличные вещи. Я не могу даже хорошенько понять, что она говорит.
Леди Джордж покраснела.
- Теперь, в обществе, люди позволяют себе большие вольности; и мне кажется, женщины более мужчин. Тебе не надо обращать на это внимания.
- Не обращать внимания?
- Да, не волноваться этим. Если какая-нибудь дерзкая женщина скажет тебе что-нибудь неприятное, останови ее и не думай больше об этом. Разумеется, ты не должна с ней дружиться.
- Уж, конечно, я этого не сделаю.
мистрис Гаутон и безпрестанно бывал у них в доме. Опять общество было небольшое: мистрис Монтакют-Джонс, Гетта - то есть мис Гаутон, которую все называли Геттой - и отец мистрис Гаутон, который случайно находился в Лондоне. Опять леди Джордж сидела между хозяином и Джеком Де-Бароном, и опять Джек показался ей очень приятным собеседником. Ей в голову не приходило бояться его. Ужасные слова, которые Гусс Мильдмей сказала ей, - что всякая рыба годится для его сетей - не произвели на нее никакого действия. Она была уверена в себе. Она не могла допустить мысли, чтобы она, леди Джордж Джермен, дочь Бротертонского декана, замужняя женщина, могла бояться кого бы то ни было! Эта мысль была ужасна и отвратительна для нея. Когда Джек предложил ехать с ней и её отцом в Парк на следующий день, она сказала, что будет очень рада; а когда он стал рассказывать ей смешные вещи о своих полковых обязанностях, описывать товарищей, вероятно не существовавших вовсе, а потом перешел к рассказам об охоте, Мери смеялась очень весело.
- Вам нравится Джек? спросила ее в гостиной мистрис Гаутон.
- Да, он мне очень нравится.
- Вы знаете, он ведь мой любимый друг. Мы с ним как брат и сестра, и вот почему мне не следует его бояться.
- Бояться! С какой стати бояться его?
- Я уверена, что и вам не надо, но Джек понаделал бед в свое время. Конечно, может быть он не такой человек, который мог бы затронуть ваше воображение.
Леди Джордж опять покраснела, но на этот раз не сказала ничего. Ей не хотелось ссориться с мистрис Гаутон, а намек, что она может полюбить кого-нибудь другого кроме своего мужа, был сделан теперь не так прямо, как прежде.
- Я думала, что он помолвлен с мис Мильдмей, сказала леди Джордж.
- О, нет! Это невозможно, у них обоих нет ничего. Когда возвращается лорд Джордж?
- Завтра.
- Позаботьтесь, чтобы он поскорее приехал ко мне. Мне так хочется узнать, что он скажет о своей новой невестке. Я решила, что скоро буду приветствовать вас как маркизу.
- Вам никогда этого не придется.
- Да, если этот ребенок настоящий лорд Попенджой,тно я все еще надеюсь, душа моя.
Вскоре после этого, Гетта Гаутон вернулась к этому важному предмету.
- Видите, мои слова оказались справедливы, леди Джордж.
- Да - совершенно справедливы.
- Желала бы я знать, что думает об этом вдовствующая маркиза.
- Мой муж теперь у нея. Она, вероятно, думает то, что думаем все мы - что было бы гораздо лучше, если бы он заранее объявил о своем браке.
- Гораздо лучше.
- Впрочем, я не знаю, составило ли бы это большую разницу. Леди Бротертон такая англичанка во всем, что с невесткой-итальянкой едва ли бы она сошлась.
называя ее своей женой, должны ли все ему поверить?
- Я полагаю так.
- Неужели? А я нет. Во-первых для англичанина трудно жениться в такой стране по-английским законам, а потом, он сам едва ли бы этого пожелал.
- Италия не Камчатка, мис Гаутон.
- Конечно, но и не Англия.
Леди Джордж нашла, что мис Гаутон весьма свободно говорит о весьма щекотливом предмете. Но она вспомнила к чему стремилась Гетта в молодости, и приписала её слова ревности.
- Папа, сказала она возвращаясь домой: - мне кажется, что здесь все много говорят о чужих делах.
- То есть о женитьбе лорда Бротертона. Как же не говорить, это дело не частное, а публичное. И чем больше будут говорить об этом, тем лучше для нас. Все находят это скандалом, и это может нам помочь.
- О, папа! я желала бы, чтоб вы не думали ни о чьей помощи.
- Нам нужна правда, душа моя, и мы должны дознаться правды.
На следующий день, они встретились с Джеком Де-Бароном в Парке. Вскоре декан увидал старого приятеля и остановил свою лошадь, чтобы с ним поговорить. Мери тоже хотела с ним остановиться, но её лошадь изъявила желание ехать дальше, а ей не хотелось принуждать ее, она и поехала вперед с капитаном Де-Бароном, хотя помнила все что ей говорила Гусс Мильдмей. Отец был с ней, и бояться оставить его минуты на две, было бы нелепо с её стороны.
- Мне следовало бы ехать на охоту, сказал Джек: - но прошлую ночь был мороз, а я терпеть не могу приехать и услыхать, что земля тверда как кремень. А сегодня как нарочно восхитительный весенний день.
- Вам просто не хотелось встать рано, капитан Де-Барон, сказала Мери.
- Может быть и то. Не находите ли вы, что вставать рано очень глупо?
- Мне кажется, что ничего не могло бы быть лучше на свете, если бы было можно никогда не вставать.
- А мне вовсе не понравилось бы вечно лежать в постели.
- Но можно было бы устроить как-нибудь. Посмотрите как много спят собаки.
- Неужели, капитан Де-Барон, вы хотели бы быть собакой?
Это Мери сказала, обернувшись к нему и прямо смотря ему в лицо.
- Вашей собакой хотел бы.
Августу, приподнял шляпу.
- Вы с ней дружны? спросил он.
- Не особенно.
- А я желал бы этого. Но, разумеется, я не имею никакого права изъявлять желание в подобных вещах.
А леди Джордж пожелала, чтобы Августа Мильдмей не видала как она ездила по Парку в этот день с Джеком Де-Бароном.