Попенджой ли он?
Глава XVII. Институт.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава XVII. Институт. (старая орфография)

Глава XVII.
Институт.

Условились, что в пятницу вечером, леди Джордж заедет к тетушке Джу и что оне вместе поедут в Институт. Настоящее и полное название этого заведения было следующее: "Институт женских прав, учрежденный для облегчения безсильных женщин".

Мери боялась, что увидит Августу Мильдмей, от которой решилась держаться поодаль; но тетушка Джу уже ждала ее в передней.

- Я забыла сказать вам, что надо ехать пораньше, потому что мне придется быть председательницей. А впрочем мы еще поспеем, прибавила она: - если кучер поедет скоро. Дело-то такое важное. Неприятно торопиться, когда обращаешься к публике.

Единственные публичные митинги, на которых присутствовала Мери, происходили в Бротертоне, где председательствовал её отец, или какой-нибудь другой духовный сановник, и Мери не могла еще понять, как такую обязанность может исполнять женщина. Она пробормотала несколько слов, изъявляя надежду, что все устроится как следует.

- Я ведь должна представлять баронессу.

- Представлять баронессу?

- Баронессу Банман. Разве вы не читали афишу? Баронесса скажет речь о необходимости покровительства художницам, особенно архитекторшам. Школа для архитекторш устраивается в Нозене и в Чикого, почему же нам не иметь отделения в Лондоне, который есть центр всего мира.

- Неужели женщины будут строить дома? спросила леди Джордж.

- Оне будут чертить, определять размеры, и... и... заниматься эстетической частью. Архитектор ведь не таскает кирпичей, душа моя.

- Но он, кажется, ходит по доскам.

- И я могу пройти по доске; почему мне не пройти так, как проходит мужчина? Но вы услышите, что скажет баронесса. Худо то, что я немножко боюсь её английского языка.

- Да, она ведь иностранка. Как же это она будет говорить?

- Она прекрасно знает английский язык, но я боюсь её произношения. Впрочем мы увидим.

Оне приехали, и леди Джордж следовала за старушкой в толпе. Но, войдя в переднюю, оне повернули налево, в ту комнату, где застенчивые ораторши стараются припомнить свои первые фразы, а имевшия успех, с гордостью принимают дань от членов Института. Тетушка Джу, которая на этот раз занимала второстепенное место, пробралась сквозь толпу и приветствовала баронессу, только что приехавшую.

Баронесса была очень полная женщина, лет пятидесяти, с двойным подбородком, узким, низким, широким лбом, и блестящими, круглыми, черными глазами, один очень далеко от другого. Когда ее представили леди Джордж, она объявила, что считает это за величайшую честь. Она держала в руке сверток бумаг, на ней было черное шерстяное платье, суконная жакетка, застегнутая до шеи, может быть не придававшая её полному бюсту той мужской твердости, которая иногда требовалась; но мужские воротнички заменяли этот недостаток. Леди Джордж посмотрела не дрожит ли она. Что чувствовала бы она, леди Джордж, если бы ей пришлось говорить с французом по-французски! Но на сколько она могла судить по наружности, баронесса была совершенно спокойна. Тут тетушка Джу представила леди

Джордж леди Селине Протест, которая была очень маленькая женщина в очках самого строгого вида.

- Я надеюсь, леди Джордж, что вы намерены помогать нашему делу, сказала леди Селина.

- Я здесь только как посторонняя зрительница, сказала леди Джордж.

Леди Селина не имела никакого доверия к посторонним зрительницам и прошла мимо нея с весьма строгим видом.

Представлять больше было некого, так как какой-то плешивый старик доложил тетушке Джу, что пора выводить баронессу на платформу. Тетушка Джу повела ее, немножко отдуваясь, потому что несколько торопливо поднималась на лестницу, и еще не совсем привыкла к подобным церемониям, по все-таки гордою походкой. Баронесса выступала за нею, повидимому, совершенно равнодушно. Потом шли леди Селина и леди Джордж, которым плешивый джентльмен сказал где им надо стать. Она никогда прежде не бывала на платформе, и ей казалось будто толпа внизу смотрит особенно на нее. Когда она села по правую руку баронессы, которая, разумеется, поместилась с правой стороны председательши, плешивый господин представил ее её другой соседке, мы с доктору Оливии Плибоди из Вермонта. Имя было такое длинное и так странно прозвучало в ушах леди Джордж, что она с трудом могла его припомнить; но поняла, что её знакомая была мис и доктор. Робко посмотрела она на свою соседку и увидала, что у нея было бы хорошенькое личико, если бы не было испорчено выражением притворной строгости и очками, в которых стекла сверкали самым неприятным образом. Очки очкам рознь, одни как будто принадлежат к лицу, а к другим как будто принадлежит лицо. Таковы были очки Оливии Плибоди. Она была очень худощава, и жакетка и воротнички достигали своей цели. Сидя в переднем ряду, она выставила напоказ свои ноги, и можно также сказать, штаны, потому что платье её едва закрывало колени. Леди Джордж тотчас стала спрашивать себя, куда эта девица девала свои юбки.

- Сегодня очень важное собрание, сказала доктор Плибоди, почти вслух и очень гнусливо.

теми, которые отыскивали себе места, и потому Мери могла прошептать ответ:

- Я полагаю так, сказала она.

- Если бы я не посвятила себя профилактике и терапии, я непременно стала бы теперь твердой ногой в архитектурном деле. Я надеюсь, что буду иметь случай сказать несколько слов прежде, чем закончится это интересное заседание.

Леди Джордж опять посмотрела на нее и подумала, что этой восторженной гибриде не может быть более двадцати четырех лет.

Но тетушка Джу уже встала. Леди Джордж показалось, что тетушка Джу не очень обрадовалась этой минуте. Лицо её горело, она пыхтела, но она так долго учила наизуст слова, которые должна сказать, и так твердо их знала, что не могла промахнуться. Она объявила слушателям, что баронесса Банман, имя которой пользовалось почотной известностью в Европе и Америке, пренебрегая своими личными неудобствами, приехала нарочно из Баварии, чтобы дать им возможность воспользоваться её обширной опытностью. Как добросовестная председательша, она не вырвала куска хлеба изо рта баронессы, как иногда бывало в подобных случаях, - но ограничилась только восторженными похвалами немке. Все это баронесса выслушала очень твердо, и когда села тетушка Джу, она подошла к кафедре, среди рукоплесканий, с такой самоуверенностью, которой леди Джордж надивиться не могла. Тогда тетушка Джу могла сесть на свое председательское кресло с самодовольным и небрежным достоинством.

Баронесса разложила свою рукопись на пюпитре, разгладила ее всю своей толстой рукой, повернула голову во все стороны и произнесла звук, похожий на ворчанье прежде чем начала. В это время зрители рукоплескали ей, а она, повидимому, не имела намерения лишить себя малейшей доли фимиама излишней торопливостью. Наконец голоса, руки и ноги смолкли. Баронесса в последний раз тряхнула головой, в последний раз хлопнула рукой по бумагам, и начала:

- Низшая степень, на которой очевидно находится тиранский пол...

Эти первые слова, произнесенные очень громким голосом, ясно донеслись до ушей леди Джордж, хотя были сказаны на весьма дурном английском языке. Баронесса замолчала прежде чем кончила первую фразу, а рукоплескания возобновились. Леди Джордж приметила, что плешивый старик и тощий юноша, сидевший возле него, особенно энергично топали ногами. Мужчинам особенно понравилось начало речи баронессы. Она повторила теже слова при громе возобновившихся рукоплесканий. Потом леди Джордж с трудом могла проследить за первыми фразами, которые доказывали, что низшая степень мужчины относительно женщины доказывалась во всем столько же, как жадность и тиранство, с какими он забирал в свои руки все заработки. Хотя в числе слушателей баронессы было столько-же мужчин сколько женщин, она без всякой церемонии называла мужчин грязными червями, которых следовало держать под башмаком, и только дозволять производить на свет детей. Но минуты чрез две, леди Джордж приметила, что не может понять двух слов сряду, хотя сидела близко к ораторше. По мере того, как баронесса разгорячалась, она стала говорить так быстро, что скоро сделалось невозможным распознать на каком языке говорит она. Постепенно наша приятельница догадалась, что речь приблизилась к архитектуре, и потом уловила несколько слов, когда баронесса объявила, что эта наука "приспособлена только к эстетическому и обширному разуму женщин;* но слушатели апплодировали, как будто каждое слово доходило до них, и когда время от времени баронесса вытирала лоб очень большим носовым платком, все здание ходило ходуном от выражения их оценки её энергии. Наконец прежняя фраза громко окончила их речь: "Низшая степень, на которой очевидно находится тиранский пол!" и сказав это баронесса замахала платком и совсем перекинулась чрез пюпитр.

- Она очень величественна сегодня - очень величественна, шепнула мис доктор Оливия Плибоди леди Джордж.

Леди Джордж побоялась спросить свою соседку поняла ли она хоть одно слово из десяти.

Как ни величественна была баронесса, леди Джордж скоро надоело это. Стул был жесткий, комната наполнена пылью, и леди Джордж встать не могла. Это было хуже чем самая длинная и тихая проповедь, какую ей приходилось слышать. Ей стало наконец казаться, что пожалуй баронесса будет вечно говорить. Баронессе это правилось, и слушатели апплодировали ей. Бедная жертва наконец покорилась мысли, что нет никакой надежды на конец речи, и в этой покорности чуть было не заснула, как вдруг баронесса кончила, и с шумом хлопнулась на свое кресло.

Баронесса даже не удостоила ответить на комплимент. Она в эту минуту была такой великой женщиной, так неизмеримо выше всякого человеческого существа, по-крайней-мере в Лондоне, что ей было неприлично ответить на простой комплимент. Она трудилась усиленно и очень разгорячилась, но у нея все еще доставало присутствия духа для того, чтобы помнить как она будет держать себя.

Когда шум несколько затих, леди Селина Протест встала собрать голоса для изъявления благодарности. Она сидела по левую сторону кафедры и встала так тихо, что леди Джордж сначала думала, что все уже кончилось и, что оне могут уйти. Ах! еще предстояло кое-что! Леди Селина говорила внятно, но тихим голосом, и хотя её слова можно было разслыхать очень хорошо, и не смотря на то, что она была сестрою графа, она не возбудила никакого энтузиазма. Она объявила, что баронессу обязаны были благодарить все женщины в Англии, и каждый мужчина, желавший считаться другом женщин. Но леди Селина говорила очень спокойно, не делала телодвижений, и её речь оказалась очень вялою. Когда она села, никто не обратил на нее внимания. Потом так быстро, что леди Джордж не успела и опомниться, вскочила на ноги мис доктор. Её задачей было поддерживать сбор голосов для изъявления признательности, но она так привыкла ораторствовать на платформах, что конечно не решилась бы терять понапрасну время для такой жалкой задачи. Начала она тем, что никогда в жизни не выпадало на её долю такой приятной задачи, как изъявлять признательность женщине такой знаменитой, такой гуманной и в тоже время такой женственной как баронесса Банман. Леди Джордж, ничего не понимавшая в ораторстве, тотчас однако почувствовала, что эта ораторша может заставить себя слушать и понять. Тут мис доктор перешла к женской архитектуре и продолжала безостановочно двадцать минут. Была минута, когда она почти заставила леди Джордж думать, что женщины должны строить дома. Её отвращение к американской болтовне исчезло, и она почти сожалела когда мис доктор Плибоди села на свое место.

После этого баронесса употребила десять минут на изъявление признательности британской публике за признательность изъявленную ей, и леди Джордж опять начала думать, что наконец настало время отъезда. Многие в передней уже уезжали, леди Джордж никак не могла понять почему же никто не трогается с платформы. Тут к ней подошел плешивый старик и предложил, чтобы она - леди Джордж Джермен, рожденная Мери Ловслес, встала и сказала речь!

- Надо благодарить мис Мильдмей, сказал плешивый старик: - и мы надеемся, леди Джордж, что вы удостоите сказать нам несколько слов.

ли право плешивый старик настаивать на этом. А все смотрели на нее, когда этот противный старичишка приставал к ней с своей просьбой.

- О! сказала она: - я не могу. Пожалуста не просите. Право я не могу и не стану.

Ей пришло в голову, что она должна настаивать твердо на своем отказе. Старик кротко удалился и сам сказал речь в честь тетушки Джу.

Когда уезжали, леди Джордж узнала, что на её долю выпала честь отвезти баронессу на её квартиру в Кондуитскую улицу. Это было ничего, так как в колясочке было место для троих, и Мери была не прочь послушать восторги тетушки Джу. Тетушка Джу уверяла, что согласна с каждым словом произнесенным баронессой. Тетушка Джу думала, что это дело процветало. Тетушка Джу полагала, что женщины в Англии скоро будут заседать в Парламенте и заниматься практикой в судах. Тетушка Джу очень сериозно относилась к этому; но баронесса истратила всю энергию на речь и чувствовала более охоты говорить о людях. Леди Джордж с удивлением услыхала от нея, что тот молодой человек был красавец, а старик очень милый старичок. Она почти влюбилась в плешивого старика, которого звали Спуфин и даже спросила женат-ли он. Леди Джордж с трудом могла поверить, что это была та женщина, которая так красноречиво распространялась о "низшей степени тиранского пола".

Но затруднение началось после того, как тетушку Джу завезли в Зеленую улицу и леди Джордж принуждена была одна вести разговор.

- Как, в публике! ни за что на свете!

- Напрасно, ничего не может быть легче. Говорите что хотите, только очень громко. И всегда браните кого или что-нибудь. Вам надо бы попробовать.

- Американка! Оне так безстыдны, что решаются на все; только ничего из этого не выходит.

- Вот уж нет! вовсе нет; только слова, слова, слова. Благодарю; мы приехали. Пожалуста приезжайте опять и вы научитесь говорить.

Леди Джордж, когда ее везли домой, никак не могла понять всего этого. Ей показалось, что мис доктор говорила хорошо, а теперь ей сказали, что она не сказала ничего. Она никак не могла понять, что даже такия великия ораторши, такия благородные гуманные женщины, как баронесса Банман, могут завидовать величию других.