Попенджой ли он?
Глава XXI. Приезд маркиза.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава XXI. Приезд маркиза. (старая орфография)

Глава XXI.
Приезд маркиза.

В половине апреля, когда охота кончилась, и мистер Прайс впал в свое летнее ничтожество, в Манор-Кроссе было получено несколько телеграмм, из Италии, от Нокса и от какого-то поставщика в Лондоне, уведомлявших, что маркиз приедет двумя неделями раньше чем его ожидали. Все было поставлено верх дном. Все в Манор-Кроссе, кажется, думали, что свету пришел конец. Но ни одна из этих телеграмм не была адресована Джерменам, и дамы в Кросс-Голле последния услыхали о приезде маркиза, и узнали оне это от лорда Джорджа, у которого Нокс был в Лондоне, предполагая, однако, что лорд Джордж уже об этом знал. Письмо лорда Джорджа к леди Саре было исполнено смятения и ужаса.

"Так как он не позаботился сообщить мне о своих намерениях, я не поеду встречать его. Ты будешь знать как поступить, и конечно, поддержишь нашу мать в этом страшном испытании. Я думаю, что ребенка вы должны признать лордом Попенджоем. Мы должны ставить на первом плане честь фамилии. Никакия упущения с его стороны не должны заставить нас забыт обязанности, относящияся к титулу, имению, имени".

Письмо было очень длинно и наполнено нравоучительными инструкциями в роде вышеприведенных. Но суть письма состояла в том, что дамы кросс-голлския должны первые встретить маркиза без всякой помощи от лорда Джорджа.

Декан услыхал об ожидаемом приезде маркиза за несколько дней до Джерменов. Слухи об этом пронеслись в Бротертоне и дошли до декана. Он думал, что ничего не может сделать пока. Он вполне понимал душевное состояние лорда Джорджа и видел, что в первую минуту вмешиваться не мог. Но как только маркиз поселится в доме, разумеется, он поедет к нему; а когда в свете сделается известно, что маркиз с своей итальянской маркизой, и с своим маленьким итальянцем, так называемым Попенджоем, живут в Манор-Кроссе, - тогда декан будет действовать.

Маркиз приехал на Бротертонскую станцию с своей женой, ребенком, горничной, няней, камердинером, поваром и курьером в три часа пополудни; и всех повезли в экипажах в Манор-Кросс. Много бротертонцев собралось посмотреть на приезд маркиза, но он не обратил никакого внимания на собравшихся людей - может быть даже и не приметил их. Он с женою сел в одну карету; няня, горничная и ребенок - в другую; камердинер, курьер и повар - в третью. Бротертонцы видели всех и приметили, что маркиза была очень стара и очень безобразна. С какой стати женился он на такой женщине, да еще и привез ее домой! Вот что восклицали все бротертонцы вообще.

В Манор-Кроссе скоро все удостоверились, что маркиз не может ни слова сказать по-английски, так же как и привезенные слуги, за исключением курьера, который, по своей должности, обязан знать все языки. Сочли необходимым оставить в замке старую экономку мистрис Тоф. Всю жизнь она была предана старой маркизе и её дочерям; но в их новом доме она была безполезна, к тому же оне думали, что Манор-Кросс не может существовать без нея. Удобно было также иметь друга в неприятельском лагере. Наняли других английских слуг - дворецкого, двух лакеев, кучера, необходимых служанок и судомоек. Было известно, что маркиз привезет своего повара. Поэтому тотчас прислуга разделилась на две партии; во главе одной находилась мистрис Тоф, а другой - курьер, оставшийся в замке неизвестно для чего.

Первые три дня маркиза не показывалась никому. Понимали, что она устала от дороги и намерена ограничиться тремя комнатами наверху, которые были приготовлены для нея. Мистрис Тоф, строго повинуясь приказаниям из Кросс-Голла, послала свидетельствовать свое почтение и узнать, должна ли она явиться к миледи. Миледи прислала сказать, что она не желает видеть мистрис Тоф. Это передавал курьер, который был особенно противен мистрис Тоф. Маркиз находился почти в таком же строгом уединении, как и его жена. Правда, он был в конюшне, закутанный в меха, и остался недоволен всем. Потом велел обвезти себя вокруг парка. Но не выходил из своей комнаты до полудня и завтракал, и обедал один. Английская прислуга уверяла, что во все это время он ни разу не видался ни с маркизой, ни с ребенком. Но ведь английская прислуга не могла знать, что он видел и чего не видал.

Но все знали, что в эти три дня он не был в Кросс-Голле и не видал никого из своих родных. Мистрис Тоф, вечерком, на третий день, прибежала к молодым барышням, как она еще называла их. Мистрис Тоф находила, что все было ужасно. Она не знала что делалось в тех комнатах. Она ни разу не видела ребенка. Она даже не знала привезен ли ребенок, хотя Джон - один из английских лакеев - видел, что какой-то сверточек несли в дом. Разве можно, чтобы настоящого живого ребенка не выносили на воздух.

Маркизе очень хотелось узнать о здоровье и наружности своего сына, но мистрис Тоф объявила, что ей не позволили видеть милорда. Мистрис Тоф обо всем отнеслась очень плачевно. О маркизе, разумеется, она говорила с чрезвычайным уважением. Но с дамами она была настолько коротка, что могла выражаться о ребенке и его матери со всевозможным презрением и вздернув кверху нос. Имя Попенджоя даже ни разу не сорвалось с её губ.

Но что же будут делать дамы? Вечером, на третий день, леди Сара написала к своему брату Джорджу, чтобы он приехал к ним.

"Обстоятельства были так сериозны, что он обязан", так писала леди Сара: "придать силы своим присутствием матери и сестрам".

Но на четвертое утро леди Сара послала записку к своему брату, маркизу.

"Любезный Бротертон, - мы надеемся, что ты, твоя жена и мальчик доехали хорошо и нашли все удобства. Мама очень желает видеть тебя - и мы все, разумеется. Не придешь ли ты к нам сегодня? Вероятно, моя невестка еще не оправилась от усталости и выходить не может. Мне не нужно говорить тебе, что все мы очень желаем видеть твоего маленького Попенджоя. - Любящая тебя сестра.

Из этого можно видеть, что дамы желали мира, если мир был возможен. Но дело в том, что суть письма, хотя не слова, была продиктована маркизой. Она желала видеть своего сына и внука. Леди Сара чувствовала, что её положение было очень трудно, но понимала, что если они на время признают этого ребенка, то это не может нанести вред правам её брата Джорджа, если лорд Джордж должен будет предъявить свои права, и так, из уважения к старушке, было послано миролюбивое письмо с приказанием посланному подождать ответа. Посланный вернулся с известием, что его сиятельство в постели. Началось новое совещание. Маркиз хотя в постели, разумеется, прочел письмо. Будь у него чувства сына и брата, он прислал бы какой-нибудь ответ. Оне чувствовали, что, стало-быть, он намерен жить тут и не знать матери и сестер. Что же делать им? как им жить? Маркиза расплакалась, горько порицая тех, кто не допустил ее уехать и спрятаться в какой-нибудь отдаленной неизвестности. Её сын, её старший сын, бросил ее, потому что она ослушалась его приказаний.

- Его приказаний, сказала леди Сара с презрением, почти с гневом на мать.. - Какое право имеет он отдавать приказания вам или нам? Он забылся, и заслуживает только того, чтобы и мы забыли о нем.

Только-что она произнесла эти слова, как манор-кросский фаетон, запряженный манор-кросскими пони, подъехал к двери, и леди Амелия, которая подошла к окну, объявила, что в экипаже сидит сам Бротертон.

- О, сын мой! мой дорогой сын! сказала маркиза, подняв кверху руки.

Это действительно был маркиз. Дамам показалось, что он очень долго не входит в комнату, так медленно снимал он с себя меха и шарфы. В это время маркиза сама устремилась бы в переднюю, если бы леди Сара не удержала ее. Старушка изнемогала от волнения, и была готова броситься к ногам своего старшого сына, если бы он показал ей малейший признак любви.

Он, разумеется, был принужден поцеловать свою мать, но поцелуй был не очень горяч. Сестрам он просто протянул руку. Амелия приняла ее поспешно, потому что как сурово ни держал он себя, он все-таки был глава фамилии. Сюзанна измерила его пожатие и отвечала точно таким же. Леди Сара сказала маленькую речь.

- Мы очень рады видеть тебя, Бротертон. Ты долго был в отсутствии.

- Чертовски долго.

- Надеюсь, что твоя жена и сын здоровы. Когда она желает принять нас?

Маркиза в это время взяла его левую руку, и сидя на кресле, смотрела ему в лицо. Он был очень красивый мужчина, бледный, изнуренный, худощавый и по наружности нездоровый. Он очень походил на лорда Джорджа, но имел мелкия черты, и на четыре дюйма был ниже брата. Волосы лорда Джорджа уже начали седеть. Волосы маркиза, который был десятью годами старее, были совершенно черные, но, вероятно это было делом скорее камердинера его сиятельства чем природы. У него были красивые усы, но ни бороды, ни бакенбард не было. Он был одет очень тщательно и воротник на фраке даже был меховой, так боялся он суровости своего родного климата.

- Она ни слова не говорит по-английски, ответил он на вопрос сестры.

- Мы могли бы объясняться по-французски, сказала леди Сара.

- Она и по-французски не говорит. Она до-сих-пор из Италии не выезжала. Вам лучше не безпокоиться о ней.

Все это ужасало их. Как это маркизу Бротертонскую, невестку, живущую так близко, им не позволено будет видеть. Для всех них было бы гораздо лучше, если бы он, имея такую жену, держал ее в Италии. Но так как она приехала в Англию, и жила так близко от них, то для них было ужасно, что оне не будут видеть ее. Несколько минут после последних слов маркиза, оне оставались поражены онемением. Он стоял спиною к камину и смотрел на свои сапоги. Маркиза заговорила первая.

- Мы можем видеть Попенджоя? воскликнула она сквозь рыдания.

- Его могут принести сюда если вы желаете.

- Разумеется желаем, сказала леди Амелия.

- Мне говорят, что он слаб, и я не думаю, чтобы его решились вынести в такую погоду. Вам придется подождать. Я нахожу, что никому не следует делать шагу в такую погоду. Для меня это нехорошо. Такого отвратительного места я в жизни не видал. Нет ни одной комнаты в доме, которая не внушала бы желания застрелиться.

Леди Сара не могла этого выдержать, да и считала за нужное не подчиняться дерзости его обращения.

- Если так, сказала она: - жаль, что ты уехал из Италии.

Он круто повернулся к ней и посмотрел на нее пристально, прежде чем ответил. Она в эту минуту вспомнила особенно тиранское выражение его глаз, которому он в детстве подчинял и ее и всех окружающих. Другие подчинялись, потому что он был тогда лорд Попенджой и будущий маркиз; но леди Сара, хотя, признавая его право первенствовать во всем, постоянно возмущалась против присвоения ненадлежащей власти. Он тоже вспомнил все это, и так сказать огрызался на нее своими глазами.

- Я полагаю, что мог и остаться и вернуться если хотел, не спрашиваясь тебя, сказал он.

- Конечно.

- Ты все такая же как прежде.

- О, Бротертон, сказала маркиза, не ссорься с нами тотчас по возвращении.

- Я не знаю никакой, сказала леди Сара.

- Я объяснил вам мои желания на счет этого дома, а вы оставили их без внимания.

Старушка взглянула на свою старшую дочь, как бы говоря: "Это твоя вина".

- Я знал, что лучше будет для вас и для меня. Между вами и моей женой не может быть приятных отношений, и я советовал вам переехать в другое место. Если бы вы переехали, я позаботился бы о ваших удобствах.

Опять маркиза взглянула на леди Сару с горьким упреком к глазах.

- Какой же интерес в жизни могли бы мы иметь, живя далеко от дома? сказала леди Сара.

- Почему же вы не можете иметь как имеют другия?

- Потому что мы привязались к одному месту. Имение принадлежит тебе.

- Надеюсь.

- Но обязанности по имению были так же близки к нам как и к тебе. Конечно и в новом месте можно найти общество, но нас общество не очень интересует.

- Тем легче было бы для вас.

- Но для нас было бы невозможно найти новые обязанности.

- Это пустяки, сказал маркиз: - враки, вздор.

- Если ты не можешь иначе выражаться при твоей матери, Бротертон, мне кажется, что тебе лучше оставить ее, храбро сказала леди Сара.

- Перестань, Сара, перестань! сказала маркиза.

- Это вздор, пустяки, враки. Я говорил, что вам лучше переехать, а вы решились остаться. Я знал, что для вас лучше, а вы вздумали упрямиться. Я не имею ни малейшого сомнения кто этому причиною.

- Мы все были одного мнения, сказала леди Сюзанна: - Алиса говорила, что было бы жестоко увезти отсюда мамашу.

Алиса была теперь жена каноника Гольденофа.

- Всем нам было бы очень неприятно уехать, сказала леди Амелия.

- Джордж был против этого, заметила леди Сюзанна.

- И декан, неосторожно прибавила леди Амелия.

браком.

- Нам не к чему было советоваться ни с кем, заметила леди Сара: - и мы нисколько не находили безславной женитьбу Джорджа.

- Мери очень милая молодая женщина, сказала маркиза.

- Очень может быть. Мила она или нет, для меня не значит ровно ничего. Она имеет состояние, и я полагаю это было нужно ему. Так как вы все теперь поселились здесь и должно быть истратили кучу денег, то вам надо и остаться. Вы выгнали моего арендатора...

- Мистер Прайс переехал отсюда охотно, сказала леди Сюзанна.

- Очень может быть. Надеюсь, что он также охотно откажется от земли по окончании контракта. Мне сказали, что он приятель декана. А все вы должно быть порядочно запутались. Я желаю только растолковать вам, что не могу теперь иметь никаких дел с вами.

- Неужели ты хочешь бросить нас? спросила огорченная мать. - Ты будешь же видеться со мною иногда?

- Конечно нет, если меня будет оскорблять моя сестра.

- Я не оскорбляла никого, надменно сказала леди Сара.

- А разве не оскорбление говорить мне, что мне следовало остаться в Италии, а не приезжать в свой собственный дом.

- Сара, тебе не следовало этого говорить, воскликнула маркиза.

- Он жаловался, что все здесь неудобно, я потому и сказала это. Он знает, что я не говорила о его возвращении в каком-нибудь другом смысле. С тех пор как он поселился за границей, не проходило дня, чтобы я не желала его возвращения в его дом и к его обязанностям. Если он будет обращаться с нами надлежащим образом, никто не будет обращаться с ним с большим уважением чем я. Но и у нас есть свои права как у него, и мы также сумеем охранять их.

- Сара читает нравоучения не хуже прежнего, сказал маркиз.

- О, мои дети, мои дети! зарыдала старушка.

- Довольно с меня этого. Я знал что будет, когда вы написали ко мне, чтобы я приехал к вам.

Тут он взял свою шляпу.

- И я тебя больше не увижу? спросила мать.

- Я буду приезжать к вам матушка - раз в неделю, если вы желаете. Каждое воскресенье, после двенадцати часов. Но я не приеду иначе как в отсутствие леди Сары. Я не хочу подвергать себя её дерзости и глупым ссорам.

- Я и мои сестры всегда бываем в церкви по воскресеньям в это время, сказала леди Сара.

- Я жалею, зачем мы не уехали, когда он нам велел, сказала она наконец.

- Нет, мама, сказала старшая дочь. - Жалеть не надо. Хотя все это очень неприятно, а все-таки лучше, чем бежать, для того, чтобы не быть ему помехою. Ничего хорошого не может выйти из уступок, кому бы то ни было, в чем не следует. Это ваш и наш дом.

- И здесь мы можем чем-нибудь наполнять нашу жизнь. У С какой стати ему, только потому, что он старший - ему, который столько лет бросал свой дом - предписывать нам где жить? Он богат, а мы бедны, но мы никогда не зависели от его милостей. Замок теперь для нас закрыт, но здесь я намерена жить наперекор ему.

Говоря это, она ходила по комнате взад и вперед, и говорила с такой энергией, что положительно привлекла на свою сторону сестер, и отчасти убедила мать.