Попенджой ли он?
Глава XXVII. Опять баронесса Банман.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Троллоп Э., год: 1878
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава XXVII. Опять баронесса Банман. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава XXVII.
Опять баронесса Банман.

Дня чрез два после этого разговора в конторе Бетля, лорд Джордж получил от него письмо с извещением, что так как он, Бетль, не может еще подать своего совета чрез неделю, то просит приехать в конце двух недель. Для лорда Джорджа эта отсрочка была скорее приятна, так как он не особенно желал возвращения своего тестя и розысков по вопросу о наследнике брата.

Но декан, получив письмо поверенного, был уверен, что Бетль не намерен терять время просто на обсуждение дела. Наверно он наведет предварительные справки, хотя ему не было дано положительных инструкций. Он вовсе не сожалел об этом, но был уверен, что лорд Джордж, очень разсердится, если узнает. Он ответил, что будет в Мюнстер-Корте вечером накануне назначенного дня.

Был май месяц и Лондон сиял всей веселостью сезона. Щеголяли нарядами и экипажами. Мужчины и женщины, по особенно женщины, как будто усиленно приискивали новый способ тратить деньги. Конечно, многие поставщики не получали по счетам, главы семейств находились в затруднительных обстоятельствах, но по наружности вест-эндский свет владел несметным богатством. Для тех кто знал эти вещи много лет, для девушек, которые теперь вступали в седьмую или восьмую кампанию, во всем этом было что то деловое, хотя волновавшее их, но и отнимавшее удовольствие от веселостей. Тот бал не может быть приятен, где вы не можете танцовать с человеком, который вам нравится, и где вас не приглашает человек, которого вы желаете. Потом эти усилия улыбаться, притворно кокетничать, и играть роль, быть веселыми с веселыми, сериозными с сериозными, дело слишком трудное для того, чтобы оно могло доставить удовольствие.

Но у нашей героини не было такого дела. Она возбуждала большой восторг и могла вполне им наслаждаться. Ей не предстояло никакой задачи. Кто знает, может быть время от времени в её душе мелькало сожаление, что если бы она видела все это до своего замужства, а не после, то может быть нашла бы для себя более веселую долю в жизни! Если так, то сожаление это имело только одно последствие - возобновление так часто принимаемого намерения влюбиться в своего мужа. Почти у всех её знакомых дам были свои экипажи и верховые лошади. У нея была только колясочка, и то по щедрости отца. Декан, приехав в Лондон, привез с собою лошадь, на которой Мери прежде ездила, и изъявил желание, чтобы она оставила эту лошадь у себя. Но лорд Джордж с заботливостью мужа, а может быть и с нерасположением бедного человека к расточительности, не дал на это позволения.

Мери также скоро узнала настоящий блеск брильянтов, прелесть жемчуга, великолепие рубинов; между тем как сама она носила только те недорогия вещи, которые получила от отца. Когда она танцовала в обширных комнатах и обедала в великолепных залах, и поднималась на величественные лестницы, она припоминала, как был не велик дом в Мюнстер-Корте, и что ей приходилось оставаться там только еще несколько недель до того, как ее повезут в скучный Кросс-Годл. Но она всегда возвращалась к своему прежнему намерению. Ей так льстили, за ней так ухаживали, ее так баловали, что она не могла не чувствовать, что узнай она все это раньше, то её судьба была бы совсем другая; но может быть она была бы менее счастлива. Она все старалась уверить себя, что лорд Джордж именно таков, каким ему следует быть.

Два или три обстоятельства однако были ей неприятны. Она очень любила балы, но скоро увидала, что лорд Джордж не любит их, и будучи на бале, всегда спешит ехать домой. Она была замужняя женщина и могла ездить одна; но ей это не нравилось, да и он не позволял. Иногда она ездила с другими. Мистрис Гаутон всегда была готова ехать с нею, и старая мистрис Монтакют-Джонс ездившая везде, очень ее полюбила. Но её мужу это не нравилось и, разумеется, она должна была подчиниться его воле. Это могло устраиваться время от времени и, разумеется, было тем приятнее, но все в душе её преобладало чувство, что вход в этот Элизиум был не так доступен ей, как другим.

Потом в один день, или лучше сказать в одну ночь, ее постигло большое горе, горе, лишившее эти земные Элизиумы половину их приятностей. Лорд Джордж сказал ей, что он не желает, чтобы она вальсировала.

- Почему? спросила она невинно.

Они возвращались в колясочке домой, и Мери от души веселилась в доме мистрис Монтакют-Джонс. Лорд Джордж сказал, что он не может объяснить причины. Он сказал немножко длинную речь, в которой спрашивал жену, разве ей неизвестно что многия замужния женщины не вальсируют.

- Разумеется, оне перестают вальсировать, когда состареются, сказала она.

- Я уверен, сказал он: - что, когда я говорю, что это мне не нравится, то этого достаточно.

- Совершенно, ответила она: - для того, чтобы я не вальсировала, хотя недостаточно для удовлетворения моего любопытства почему я не должна.

Он ничего больше не сказал, и таким образом дело это было решено. Тут она вспомнила, что она вальсировала последний раз с Джеком Де-Бароном. Неужели её муж ревновал? она сознавала, что находит большое удовольствие вальсировать с капитаном Де-Бароном, потому что он вальсировал так хорошо. А теперь это удовольствие кончилось навсегда! Чего не любил её муж, вальса или Джека Де-Барона?

Чрез несколько времени после этого леди Джордж удивило посещение баронессы Банман. После достопамятного вечера в Институте, Мери не раз видела тетушку Джу и спрашивала, как преуспевает дело архитекторш; но с баронессой не встречалась никогда. Тетушку Джу, повидимому смущали эти вопросы. Она уже не старалась привлечь леди Джордж в члены общества, и повидимому желала уклониться от этого предмета. Так как знакомство леди Джордж с баронессой было сделано чрез тетушку Джу, она была теперь удивлена, зачем эта немка приехала к ней.

Немка начала рассказывать какую-то историю с такою пылкостью, что бедная Мери не поняла и половины её слов. Но она смекнула, что с баронессой поступили очень дурно тетушка Джу и леди Селина Протест. Наконец, оказалось, что баронессу призвали из Баварии с обещанием пользоваться исключительно залою Института в известные вечера, но что теперь это право от нея отняли. В Институте предпочли её младшую соперницу мис доктор Оливию Плибоди, не пользовавшуюся хорошей репутацией и нисколько неспособной обращаться к массам, по словам баронессу. Чего же хотела от нея баронесса? При ошибочном английском произношении и скорости, от пылкости, с какою она говорила, а главное от невинности в этом отношении Мери, она не сейчас поняла чего от нея хотела баронесса. Наконец, восемь билетов были вынуты из кармана, при взгляде на которые Мери начала понимать, что баронесса учредила соперничествующий Институт, очень близко от первого, в Лиссон-Грове; и потом, наконец, но очень медленно разобрала, что это билеты первого ряда и стоят по два шиллинга No шести пенсов каждый, и что баронесса ожидает от нея платы за все. У Мери был в кармане соверен и она охотно пожертвовала бы им, но затруднялась как прямо отдать деньги баронессе. Но когда она подала ей, баронесса нисколько не затрудняясь, положила их в карман.

- Вы хотите взять все восемь? спросила баронесса.

Мери думала, что четырех может быть будет для нея достаточно, и баронесса спрятала в карман остальные четыре, но, разумеется, сдачи не дала.

надежда была потеряна. Но к тетушке Джу не поедет ли с баронессой леди Джордж? Слуга, к несчастию, доложил, что коляска подана.

- Ах! сказала баронесса: - это займет не больше десяти минуть и спасет меня.

Леди Джордж не имела никакого желания поддерживать знакомство с тетушкой Джу, а главное ей вовсе не нравилась младшая мис Мильдмей, притом, она чувствовала, что ей не к чему мешаться в это дело. Но ни для чего так ни потребна опытность, как в уменье отказать. Почти прежде чем Мери решила ехать ей с баронессой или нет, она уже сидела с ней в коляске. Дорогой баронесса говорила очень громко и непонятно, но леди Джордж могла разобрать среди её громких жалоб имена Селины Протест и Оливии Плибоди.

Да, мис Мильдмей была дома. Леди Джордж сказала слуге свое имя, особенно поручила прежде доложить о баронессе. Она обдумала обо всем этом в коляске, и решила дать знать, что баронесса привезла ее. Два раза повторила она слуге имя баронессы.

Когда оне вошли в гостиную, там была только младшая мис Мильдмей. Она послала слугу к тетке, и очень холодно приняла посетительниц. Баронессе, о которой она, вероятно, много слышала, она не сочувствовала вовсе, а сердиться на леди Джордж имела особенные причины. Прошло минут шесть, во время которых было сказано очень мало. Баронесса не желала тратить красноречие на закоренелую молодую девицу, а леди Джордж не могла придумать предмета для пустого разговора. Наконец, дверь была отворена и слуга пригласил баронессу пожаловать вниз. Баронессе не посчастливилось, потому что в эту минуту леди Селина Протест разсуждала в столовой о делах Института с тетушкой Джу.

Леди Джордж, как только дверь затворилась за баронессой, почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо. Она вспомнила в эту минуту, что капитан Де-Барон был возлюбленным этой девушки, и что некоторые говорили будто он бросил ее из-за нея. Даже сама девушка сказала ей по этому поводу несколько слов, которые было очень трудно перенести. Мери постоянно говорила себе, что она тут совершенно невинна, что её дружба с Джеком Де-Бароном была простой, чистой дружбой, что он ей нравится, потому что любит посмеяться, поболтать и слегка взглянуть на Божий мир, что она видела его только в присутствии его кузины, и что все было как следует. А между тем, когда осталась одна с этой мис Мильдмей, она вспыхнула и растревожилась. Она чувствовала, что должна найти предлог для своего посещения.

- Надеюсь, сказала она: - что ваша тетушка поймет, что я привезла сюда эту даму только по её настоятельной просьбе.

Мис Мильдмей поклонилась.

- Она приехала ко мне и я не могла хорошенько понять, ее. Но коляска моя была подана и баронесса непременно захотела ехать со мной. Я боюсь, что была какая-то ссора.

- Я думаю, что это небольшая беда, сказала мис Мильдмей.

- Но ваша тетушка может счесть это дерзостью с моей стороны. Вы знаете, она возила меня раз в этот Институт.

- Я ничего об этом Институте не знаю. А эта немка лгунья. Теперь их там несколько, и оне могут объясниться между собой.

Леди Джордж не попала, порицает ли ее собеседница за то, что она приехала, но по тону её голоса и выражению глаз, вывела заключение, что она умышленно невежлива.

- Я только удивляюсь, продолжала мис Мильдмей: - зачем вы приехали сюда.

- Я надеюсь, что ваша тетушка не подумает...

- Оставьте в покое мою тетушку. Это долг скорее мой, чем тетушкин. После того, что вы сделали со мигою...

- Что я с вами сделала?

Она не могла удержаться, чтобы не сделать этого вопроса, а между тем, очень хорошо поняла суть обвинения, и никак не могла остановить многознаменательного румянца.

Августа Мильдмей тоже покраснела, но румянец на её лице обозначался только двумя красными пятнами под глазами. Намерение сказать то, что она собралась сказать теперь, овладело ею неожиданно. Она не думала, что увидится с своей соперницей. Она не делала никаких планов заранее, но теперь решилась.

- Что вы сделали? сказала она. - Вы знаете очень хорошо, что сделали. Неужели вы хотите сказать мне, будто никогда не слыхали о моих отношениях к капитану Де-Барону? Осмелитесь ли вы сказать мне, нет? Зачем вы мне не отвечаете, леди Джордж Джермен?

- Я слышала, что... вы с ним знакомы.

- Знакомы! Не жеманьтесь. Я с вами жеманиться не буду, могу вас уверить. Вы знали все, Аделаида сказала вам. Вы знали, что мы помолвлены.

- Нет, воскликнула леди Джордж: - она никогда не говорила мне этого.

- Говорила. Я знаю, что она говорила. Она призналась мне, что говорила вам.

- Но что же из этого?

- Разумеется, он для вас ничего не значит, сказала молодая девица с насмешкой.

- Ничего; решительно ничего. Как вы смеете делать мне такой вопрос? Если капитан Де-Барон и помолвлен, я не могу заставить его сдержать свое слово.

- Вы можете заставить его нарушить.

- Это неправда. Я не могу принуждать его ни к чему подобному. Вы не имеете права говорить со мной таким образом, мис Мильдмей.

- Вы, вероятно, не знаете, что я замужняя женщина, сказала леди Джордж, говоря и с невинностью душевной и гневом, почти задыхаясь от замешательства: - а то не говорили бы со мною таким образом.

- Для меня, решительно, все равно, замужем вы или нет! воскликнула мис Мильдмей: - мне решительно все равно, будь у вас двадцать любовников, только бы вы не мешали мне.

- Это ложь, сказала леди Джордж, встав с своего места. - У меня нет любовника, это злая ложь.

- Я совершенно равнодушна и к злости и ко лжи. Обещаете вы мне, если я буду молчать, что вы вперед не будете иметь никакого дела с капитаном Де-Бароном?

- Так я обращусь к лорду Джорджу. Я не желаю вам вредить, но я не позволю поступать со мной таким образом. Как вам это понравится? Когда я вам говорю, что этот человек помолвлен со мною, почему вы не можете оставить его в покое?

- Я оставляю его в покое, сказала Мери, топнув ногой.

- Вы делаете все на свете, чтобы отвлечь его от меня. Я скажу лорду Джорджу.

- Можете говорить кому хотите, сковала Мери, бросившись к колокольчику и, дернув его из всех сил. - Вы меня оскорбили и я никогда больше не буду с вами говорить.

- Велите... подать... мой экипаж, сказала она слуге сквозь рыдания.

Когда она спускалась с лестницы, она вспомнила, что привезла с собой баронессу, и что баронесса, вероятно, ожидает, что она и отвезет ее. Но когда она дошла до передней, дверь столовой растворилась настежь и явилась баронесса. Очевидно, что в этом доме в одну и гу же минуту происходили две сцены. Баронесса шла, махая руками над головой. За нею виднелась тетушка Джу, которая шла с умоляющим видом. А за тетушкой Джу стояла леди Селина Протест с безмолвным достоинством.

- Это все надувательство и обман, сказала баронесса: - и я потребую правосудия - правосудия английского.

Слуга стоял у отворенной двери на улицу и баронесса прямо села в коляску леди Джордж, как в свою собственную.

Но леди Джордж была так занята своими собственными неприятностями, что не могла думать о другом. Ей надо же было сказать что-нибудь.

- Может быть мне лучше ехать с нею. Прощайте.

Она пошла за баронессой.

- Я не думала, чтобы между дамами было такое воровство, сказала баронесса.

- Мне все равно, сказала баронесса.

Леди Джордж спросила ее шопотом, не отвезти ли ее домой.

- Отвезите меня куда-нибудь, сказала баронесса.

Между тем, лакей все стоял, и тетушку Джу можно было видеть в отворенную дверь дома. Во все это время сердце нашей бедной Мери раздиралось от обвинений, сделанных против нея:

Принимать баронессу в Мюнстер-Корте было ужасно, но все было лучше, чем стоять на улице с лакеем у дверец.

Баронесса принялась рассказывать. Леди Селина Протест не захотела поступить с нею справедливо, а тетушка Джу имела слабость подчиняться влиянию леди Селины. В этом состояла вся суть рассказа, насколько Мери могла понять. Но она и понимать-то не желала. Мысли её были устремлены на составление какого-нибудь плана, посредством которого она могла бы освободиться от своей спутницы, не приглашая ее к себе. Она заплатила соверен, и конечно, баронесса не имела права требовать от нея более. Доехав до Мюнстер-Корта, она уже составила план.

- Куда приказать моему лакею отвезти вас? спросила она.

Баронесса приняла умоляющий вид.

Мери чуть-чуть не согласилась. Она колебалась и хотела уже протянуть руку, чтобы помочь баронессе выйти из экипажа. Но тут воспоминание о своих неприятностях, закалило её сердце, сознание, что эта противная женщина надувает ее, овладело её душою, она сказала:,

- Мне очень жаль, но я теперь буду занята.

- Так велите отвезти меня в Александринскую улицу, в дом под No 10, сказала баронесса, откинувшись с сердитым видом на подушки коляски.

Леди Джордж отдала приказание изумленному кучеру, потому что Александринская улица была далеко - и успела добраться до своей гостиной одна.

Сюзанна обвинила ее в кокетстве с этим человеком и она сказала обо всем мужу. И в глубине сердца она чувствовала, что вальс был запрещен, оттого что она вальсировала с Джеком Де-Бароном. Ничего не могло быть несправедливее и злее, но все-таки это были факты. Потом сочувствие между нею и её мужем было неполное. Она все старалась влюбиться в него, но не могла даже сказать себе, что это ей удалось.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница