Попенджой ли он?
Глава XXVIII. Что это за беда?

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава XXVIII. Что это за беда? (старая орфография)

Глава XXVIII.
Что это за беда?

Около полудня на другой день после того как случились происшествия, рассказанные в последней главе, леди Джордж призналась себе, что она самая несчастная женщина на свете. Муж её уехал, а она еще не сообщила ему о том, что ей сказала Августа Мильдмей. Она делала различные попытки, но не знала как продолжать. Она начала рассказом о баронессе, и муж разбранил ее за то, что она дала этой женщине соверен и возила ее по Лондону в своем экипаже. Очень трудно просить сочувствия и содействия того, кто вас бранит. А Мери нужно было даже нечто поболее сочувствия и содействия. Только одно полнейшее доверие, исполненное любви, могло ее утешить; и желая этого, она боялась упомянуть о капитане Де-Бароне. Она вспомнила о вальсе, о леди Сюзанне и струсила. Таким образом время ушло, и когда муж оставил ее на следующее утро, она еще не рассказала ему ничего. Только что он ушел, как она почувствовала, что если рассказывать, то надо было рассказать тотчас.

Неужели действительно эта злая девушка обратится к её мужу с подобной жалобой? Она знала очень хорошо, что Джек Де-Барон не был помолвлен с этой девушкой. Он слышала очень часто обо всем от Аделаиды Гаутон, и даже в её присутствии Аделаида подшучивала над Джеком как за ним гонялись. Мери безтактность её приятельницы не понравилась в этом отношении, и она получила выгодное мнение о Джеке, потому что он просто отперся от всего этого. Но это тем более уверило Мери, что помолвки никакой не было; но что эта несчастная женщина, в своих безполезных и пылких усилиях принудить этого человека жениться на ней, не стыдилась взвести на нее такое грубое нападение!

Если бы не леди Сюзанна и эта несчастная ворожба, и этот последний вальс, тогда это не значило бы ничего; но теперь это может значить так много!

Она начала бояться, что муж её подозрителен, что он готов поверить дурному. До замужства, когда она совсем не знала лорда Джорджа, её отец подал ей несколько советов с своей обычной безпечностью, которые однако засели глубоко в её душе, и которым она усиливалась следовать буквально. Он ни слова не говорил ей о том, как она должна держать себя с другими мужчинами. Отцу и не следовало этого делать. Но он сказал ей как поступать с мужем. Он уверил ее, что мужчин привлекают такими удобствами, какие он ей описал. Жена должна заботиться, чтобы обед был по вкусу мужа, постель сделана так, как он любит, белье какое ему нравится, и часы домашние расположены как ему удобно. Она должна потакать его привычкам и угождать в внешних предметах жизни, и таким образом приобрести его привязанность и уважение, которые всегда продолжительнее того чувства, которое вообще называется любовью, и наконец, дадут женщине принадлежащее ей влияние. Декан имел намерение научить свою дочь как управлять мужем, но, разумеется, благоразумие недопустило его говорить о господстве над ним. Мери, сознавая, что чувство, вообще называемое любовью, существует наравне с привязанностью и уважением, старалась всеми силами заслужить их от мужа согласно урокам отца; но ей казалось, что её труды пропадали понапрасну. Лорд Джордж нисколько не заботился о том, что ел. Он очевидно относился весьма равнодушно к удобствам постели, а относительно белья повидимому не находил никакого улучшения в том, что о его белье заботились его жена и горничная вместо трех сестер, их горничной и старой мистрис Тоф. У него не было привычек, которым Мери могла бы потакать. Она искала слабого места в его броне, но не нашла. Ей казалось, что она не имела над ним никакого влияния. Она разумеется знала, что они жили её состоянием, но ей было также известно, что это сознание делает его несчастным. Она не могла даже способствовать его удобствам, окружая его хорошенькими вещицами. Всякая издержка огорчала его. Только в одном не исполнила она его желания, а именно относительно их лондонского дома; но это даже и не совсем зависело от нея. Это было решено заранее. Но она часто спрашивала себя должна ли она в своих стараниях влюбиться в него, настойчиво потребовав, чтобы Мюнстер-Корт был брошен, и чтобы все удовольствия её жизни были принесены в жертву.

Дня два она искренно желала сделать это. Ей нравился её дом; нравился её экипаж, нравились удовольствия той жизни, которую она вела; и в некоторой степени нравился Джек Де-Барон; но все это ничего для нея не значило в сравнении с её обязанностью к мужу. Несмотря на ребяческую веселость её характера, все это было очень сериозно для нея. Она не имела настолько опытности, чтобы понять как ничтожны некоторые вещи, и как мало на свете неприятностей, которых нельзя было бы преодолеть. Ей казалось, что если мис Мильдмей сделает против нея это страшное обвинение, то оно приведет ее к погибели и отчаянию. А между тем она с гордостью чувствовала свою невинность, и сознавала, что заговорит очень громко, если её муж намекнет ей, что верит обвинению.

Отец её должен опять приехать в Лондон дня чрез два, и она наконец решилась сказать ему все. Может быть намерение это было не весьма благоразумно. Замужняя женщина должна привыкнуть опираться на своего мужа, а не на родителей, а уж конечно не на отца. Таким-то образом и делается раздор в семействах. Но у Мери не было друга, с которым она могла бы посоветоваться. Ей правилась мистрис Гаутон, но в этом отношении она нисколько ей не доверяла. Ей нравилась мис Гаутон, тетка её приятельницы, но она знала ее не на столько коротко, чтобы просить её услуги. У нея не было ни брата, ни сестры, а о брате и сестрах мужа конечно нечего было и думать. Старая мистрис Монтакют-Джонс очень к ней пристрастилась, и Мери, чуть было не решилась просить совета мистрис Джонс; но не смела сделать это. Вот почему она решилась рассказать все своему отцу.

Вечером накануне приезда её отца, у мистрис Монтакют-Джонс был еще бал. Эта старушка, у которой не было никакой родни, кроме невидимки мужа, была самая веселая из всех веселых обитателей Лондона. На этот бал Мери должна была ехать с леди Брабазон, родственницей Джерменов, и это устроил лорд Джордж, чтобы избавиться самому. Они должны были обедать в гостях, а когда Мери поедет на бал, он ляжет спать. Но в день бала она сказала ему, что пишет в леди Брабазон отказ.

- Зачем же ты не едешь? сказал он.

- Не имею желания.

- Если ты не хочешь ехать без меня, я разумеется, поеду.

- Не от этого. Разумеется, приятнее если бы ты поехал, хотя я не хочу тебя тащить если тебе не нравится. Но...

- Что, душа моя?

- Думаю, что я не поеду. Мне не совсем здоровится.

Он не стал уговаривать ее, а только просил не ехать и на обед, если она нездорова, но она на обед поехала.

Она имела намерение сказать мужу, почему не хочет ехать на бал мистрис Джонс, но не могла. Там будет Джек Де-Барон и захочет узнать, почему она не вальсирует. А Аделаида Гаутон станет ее дразнить, по всей вероятности, при нем. Она всегда с ним вальсировала и теперь не может отказаться, не объяснив причины. Поэтому она отказалась от бала, послав сказать, что не совсем здорова.

- Нисколько не буду удивляться, что он оставил ее дома, оттого что боялся вас, сказала мистрис Гаутон своему кузену.

Позднее, прежде чем её муж вернулся из клуба, она рассказала отцу всю историю своего свидания с мис Мидьдмей.

- Какая тигрица! сказал он, выслушав. - Слыхал я прежде о таких женщинах, но не верил, чтобы оне действительно существовали.

- Вы не думаете, чтобы она сказала ему?

- Что за беда, если и скажет? Меня больше всего удивляет то, что в женщине так мало женственности, что она гоняется за мужчиной таким образом. Обыкновенно мужчины говорят: "Вы должны отказаться от ваших притязаний на эту даму, или выйти со мною на дуэль". А теперь она говорит это и хочет, драться с тобой.

- Но, папа, я никаких прав на него не имею.

- Нет; я знаю наверно. Но какая до этого нужда? Ужаснее всего то, что она говорила все это мне. Я заметила ей, что, вероятно, она не знает, что я замужем.

- Она просто хотела наделать тебе неприятностей. Если встречаешься с неприятными людьми, то надо переносить и неприятности. Она верно ревнует. Она видела как ты танцовала, или может быть разговаривала с этим человеком.

- О, да.

- И разсердившись, чувствовала потребность напуститься на кого-нибудь.

- Я забочусь не о ней, папа.

- А о чем же?

- Если она скажет Джорджу?

- Так что же если и скажет? Неужели ты хочешь сказать, что он поверит ей? Ты не думаешь, что он ревнив?

Мери начала примечать, что не может получить полезного совета от отца если не скажет ему всего. Она должна объяснить ему, какой вред уже сделала ей леди Сюзанна; как её золовка разыгрывала роль дуеньи, и как осмелилась выразить подозрение об этом самом человеке. И она должна сказать отцу, что лорд Джордж запретил ей вальсировать, и сделал это, по её мнению, оттого, что видел ее вальсирующей с Джеком Де-Бароном. Но все это казалось ей невозможным. Пожалуй, если она разскажет ему это, в душе его возродятся ужасные сомнения.

- Неужели ты хочешь сказать, что он имеет наклонность к этому? спросил опять декан с выражением гнева на лице.

- О, нет - по-крайней-мере, я надеюсь. Сюзанна старалась насплетничать.

- Чорт ее побери! сказал декан.

Мери чуть не подпрыгнула на своем кресле, так ее испугало подобное слово в устах отца.

- Если он на столько глуп, что будет слушать эту старую кошку, он сделает себя несчастным и достойным презрения человеком. Говорила она ему об этом самом человеке?

- Она сказала мне весьма неприятные вещи, а я, разумеется, передала Джорджу.

- Ну?

- Он был очень добр, объявил, что ничего не имеет против капитана Де-Барона, да я и не вижу, что он может иметь.

- Этим и кончилось?

- Мне кажется, что он имеет маленькую наклонность к...

- К чему? Тебе лучше сказать мне все, Мери.

- К тому, что бы назвали бы строгостью. Он намедни запретил мне вальсировать.

- Дурак, с гневом сказал декан.

- О, нет, папа; не говорите этого! Разумеется, он имеет право думать как хочет; и, разумеется, я обязана исполнять его желания.

- Он не имеет ни опытности, ни знания света. Может быть человеку труднее всего понять невинность при взгляде на нее.

"невинность" было так приятно ей, что она протянула руку и дотронулась до колен отца.

- Не обращай внимания на то, что эта сердитая женщина сказала тебе, а главное, не оставляй знакомства с этим человеком. Ты из гордости не должна подчиняться таким сплетням.

- Но если она скажет Джорджу?

- Едва ли посмеет. А если и скажет, то это не твое дело до тех пор, пока он не заговорит с тобой.

- Вы ему не скажете?

- Нет; я даже не подумаю об этом. Она же не стоит твоего внимания. Если бы случилось, что она осмелится сказать ему, а он будет иметь слабость взволноваться словами такой твари, в тебе наверно достанет достоинства не поддаться ему. Скажи ему, что ты высокого мнения о его чести и о твоей, и что ему нет никакой надобности волноваться. Но он знает это сам, и если заговорит с тобой, то только с презрением к ней.

Все это декан сказал медленно и сериозно, с таким видом, каким иногда говорил, проповедь в соборе. Мери верила отцу теперь, как верила ему тогда, и до некоторой степени успокоилась.

этот вопрос по своему собственному разумению, но не могла ответить на него. Она знала, что этот человек ей нравится, она нашла в нем олицетворение своих ранних мечтаний. Его общество было во всех отношениях приятно ей. Он любил шутить и вместе с тем всегда был кроток. Не обладая умом обыкновенным, он был достаточно умен. Она сделала ошибку в жизни - или, лучше сказать, другие ошиблись за нее - слишком рано оторвалась от своих игрушек, и отдалась суровой действительности супружеской жизни. Это она понимала, и ей приятно было думать, что она может невинно развлекаться с таким человеком, как Джек Де-Барон. Она знала наверно, что не влюблена в него, что этого нечего было опасаться; и была также уверена, что и он в нее не влюблен. А между тем... между тем, все-таки она сомневалась в душе. Как ни невинно было все это, может быть её муж имел причину обижаться. Эта-то мысль заставляла ее иногда желать, чтобы ее увезли из Лондона и заперли в скучном Кросс-Голле. Но отец её не видал ни этих опасений, ни этих опасностей. Отец просто велел ей поддерживать свое достоинство и поступать по своему. Может быть отец её был прав.

На следующий день декан и его зять отправились к Бетлю, который принял их с своей обычной вежливостью и внимательно выслушал их. Ходатаи по делам, знающие свое дело, всегда позволяют своим клиентам высказываться, даже когда знают, что все это пустые слова. Это самый быстрый способ дойти до желаемого результата. Лорд Джордж имел многое сказать, потому что голова его была наполнена убеждением, что он ни за что на свете не станет мешать наследнику брата, если удостоверится, что этот ребенок - настоящий наследник. Он желал этой уверенности и проклинал неприятную случайность, наложившую на его плечи такую прискорбную обязанность.

Когда он кончил, начал Бетль.

- А я узнал много подробностей, лорд Джордж.

Лорд Джордж подпрыгнул на своем стуле.

- Покойный муж маркизы - она несомненно жена его ciятельства - был сумасшедший.

- Сумасшедший, воскликнул лорд Джордж.

- Мы наверно не знаем когда он умер, но думаем, что это было месяца за два до того дня, когда его сиятельство писал сюда, что он женится.

- Так этот ребенок не может быть лорд Попенджой, с восторгом сказал декан.

- Развода нет в римско-католических странах, сказал декан: - особенно в Италии.

- Этого я не знаю, сказал поверенный. Разумеется, мы еще знаем очень мало. Я не стану удивляться если мы узнаем, что было два брака. Это еще нам остается узнать. Несомненно, что эта дама жила в большой короткости с вашим братом еще до смерти первого мужа.

- Как вы это узнали? спросил лорд Джордж.

- Я случайно узнал имя маркизы Луиджи и знал куда обратиться за сведениями.

- Это было сделано к лучшему, сказал декан.

я делаю это по вашим инструкциям, лорд Джордж.

Лорда Джорджа покоробило.

- Я думаю, что мы даже должны дать его сиятельству время послать своего агента с моим конторщиком, если он

- Очевидно обязан, подтвердил декан, не будучи в состоянии воздержаться от своего торжества.

Лорд Джордж просил отсрочки и чуть не поссорился с своим тестем; но прежде чем вышел из конторы, дал необходимые инструкции.