Попенджой ли он?
Глава XXIX. Мистер Гаутон желает выпить рюмку хереса.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава XXIX. Мистер Гаутон желает выпить рюмку хереса. (старая орфография)

Глава XXIX.
Мистер Гаутон желает выпить рюмку хереса.

Лорд Джордж, выйдя из конторы Бетля, выразил большое неудовольствие на то, что было сделано. Разсуждая об этом деле, в присутствии Бетля, он не имел возможности совладать с соединенной энергией декана и поверенного; но, когда уступал, не мог не чувствовать, что его принуждают.

- Я нахожу, что он не имел права наводить справки, сказал лорд Джордж как только вышел на улицу.

- Любезный Джордж, возразил декан: - чем скорее это будет сделано, тем лучше.

- Агент может только действовать сообразно полученным инструкциям.

- Не оспаривая этого, любезный друг, не могу не сказать, что я рад, узнав так много.

- А я недоволен.

- Мы оба желаем одного, Джордж.

- Не думаю; сказал лорд Джордж, решившись выказать свой гнев.

- Вы недовольны, что эти справки необходимо наводить, недоволен и я.

Торжество, засверкавшее в глазах декана, когда он услыхал известия в конторе поверенного, почти опровергало это последнее уверение.

- Но, я конечно рад, что мы напали на след так скоро, если обязанность предписывает нам отыскивать этот след.

- Мне совсем не нравится этот человек, сказал лорд Джордж.

- А я к нему совершенно равнодушен, но считаю его честным человеком и знаю, что он умен. Он для нас узнает правду.

- А если окажется, что Бротертон законно обвенчан с этой женщиной, что подумают о нас в свете?

- В свете подумают, что вы исполнили вашу обязанность. Относительно этого не может быть никакого сомнения, Джордж. Приятно или неприятно, а это должно быть сделано. Могли ли бы вы набросить эти хлопоты на вашего сына, может быть лет двадцать пять спустя, когда вы сами можете сделать это гораздо легче.

- У меня нет сына, сказал лорд Джордж.

- Но у вас будет, декан, говоря это, не мог удержаться, чтобы не взглянуть пристально в лицо своего зятя. Он с нетерпением желал рождения внука, который должен был сделаться маркизом посредством энергии деда.

- Бог знает. Кто может это сказать?

- Но даже относительно этого ребенка в Манор-Кроссе. Если он не законный наследник, не лучше ли для него решить это дело теперь, чем когда он проживет двадцать лет в ожидании титула и имения?

Декан говорил еще многое, доказывая необходимость сделанного, но ему не удалось успокоить лорда Джорджа.

- Развод совершенно невозможен в римско-католических странах, сказал он. - Мне кажется, что он позволяется только для государственных целей. Может быть сделан какой-нибудь новый закон, но я этого не думаю.

- Но каким образом маркиз мог поступить так безразсудно, папа?

- А! этого то мы и не понимаем. Но это все разъяснится. Ты можешь быть уверена, что все разъяснится. Зачем он вернулся в Англию и привез их с собою? и именно в такое время? Зачем он не уведомил о своем первом браке; или по-крайней-мере о втором? Ведь кажется он венчался с ней два раза. Вероятно, он сначала не имел намерения делать своего сына лордом Попенджоем, но потом осмелился на это. Может быть эта женщина постепенно узнала все обстоятельства, и настояла на правах своего сына. Может быть она постепенно сделалась энергичнее чем он. Может быть он думал, что приехав сюда и объявив мальчика своим наследником, он уничтожит подозрения смелостью этого поступка. Кто знает это? Но факты существуют и достаточно оправдывают наши желания, чтобы все разъяснилось.

Потом в первый раз он спросил дочь, есть ли надежда, что у лорда Джорджа может быт наследник. Она засмеялась, потом покраснела, потом прослёзилась и прошептала, что то такое чего декан не мог услыхать.

- Времени достаточно для этого, Мери, сказал он с приятной улыбкой, и оставил дочь.

Лорд Джордж вернулся домой поздно. Он прежде отправился к мистрис Гаутон и рассказал ей почти все; но рассказал таким образом, чтобы заставить ее понять как он разсержен на декана.

- Разумеется, Джордж, сказала она, потому что теперь всегда называла его Джорджем: - Декан будет стараться поступать во всем этом по своему.

- Я почти жалею, что говорил с ним о моем брате.

- Она, я полагаю, честолюбива, сказала мистрис Гаутон.

"Она" означало Мери.

- Нет, надо отдать Мери справедливость, это не её вина. Я думаю, что это для нея все равно.

- Мне кажется ей приятно быть маркизой столько же, как и всякой из нас. Я знаю, что мне было бы приятно.

- А вы могли быть, сказал он, нежно смотря ей в лицо.

- Желала бы знать, как я переносила бы все это. Вы говорите, что она равнодушна. А я так желала бы, чтобы вам достались ваши права!

- У меня никаких прав нет. Это права моего брата.

- Да; но относительно наследника. Она не имеет к вам таких чувств, какие имею я, Джордж.

Она протянула ему руку, он ее взял и удержал.

- Я начинаю думать, что поступила нехорошо. Я начинаю сознавать, что поступила нехорошо.

- Теперь уже слишком поздно, сказал он, все держа ее за руку.

- Да, слишком поздно. Желала бы я знать, поймете ли вы когда-нибудь ту борьбу, какую я должна была выдержать, и то чувство обязанности, которое пересилило наконец? Где жили бы мы?

- В Кросс-Голле, я полагаю.

- И если бы у нас были дети, как бы мы их воспитывали?

- А между тем я жалею, что не была храбрее. Мне кажется, что я была бы для вас более приличною женой, чем она.

- Она настоящее золото, сказал он, побуждаемый добросовестностью, которая не допускала его позволять делать упреки его жене.

- Не говорите мне о её достоинствах, сказала мистрис Гаутон, вскочив с своего места: - я не желаю слышать о её достоинствах. Говорите мне о достоинствах моих. Любит она вас так, как я вас люблю? Делает она вас героем своих мыслей? Она не имеет понятия о том, что такое герой. Она более думает о том, как Джек Де-Барон вертится с нею по комнате, чем о положении в свете вашем, его или даже её.

Его очевидно покоробило, когда он услыхал имя Джека Де-Барона.

-- Вам нечего опасаться, продолжала она: - потому что хотя она, как вы говорите, настоящее золото, она не имеет никакого понятия о любви. Она вышла за вас, когда вы явились, потому что это удовлетворяло тщеславию декана, как вышла бы за всякого другого человека, которого он выбрал бы для нея.

- Я думаю, что она любит меня, сказал он, заботясь в эту минуту в глубине своего сердца гораздо более о своей отсутствующей жене чем о женщине, которая чуть не лежала у его ног и льстила ему из всех сил.

- И её любви недостаточно для вас?

- Она моя жена.

- Да; потому что я позволила это, потому что я не хотела подвергнуть вашу будущую жизнь бедности, которую я принесла бы с собою. Неужели вы думаете, что тогда не было жертвы?

- Но, Аделаида; теперь уже ничего переделать нельзя.

- Да, нельзя. Но что же это значит? Прошло то время, когда мужчины, и даже женщины, были слишком совестливы и брезгливы, чтобы признаваться в правде даже самим себе. Разумеется, вы женаты и я замужем, но брак сердца не изменяет. Я не переставала вас любить оттого, что не хотела за вас выйти. Вы не могли перестать любить меня, потому только, что я отказала вам. Когда я призналась себе, что состояние мистера Гаутона необходимо мне, я не влюбилась в него. Я полагаю не влюбились и вы, когда узнали о деньгах мис Ловелес.

Тут и он вскочил с своего места и стал пред нею.

- Я не позволю говорить даже вам, что я женился из-за денег на моей жене.

- Почему же, Джордж? Я вас не осуждаю за то, что сделала сама.

- Я осудил бы себя. Я почувствовал бы себя униженным.

- Почему же? Мне кажется, что стало быть я смелее вас. Я могу прямо взглянуть на жестокости света и объявлять открыто как я справлюсь с ними. Я вышла за мистера Гаутона за деньги, и он разумеется это знал. Мог ли предположить он, или кто бы то ни было, что я вышла за него по любви? Я делаю для него его дом настолько удобным, на сколько могу; я вежлива к его друзьям, умею разыгрывать роль хозяйки за его столом. Надеюсь, что он этим доволен; но я не могу сделать более. Я не могу носить его в моем сердце. И я думаю, что вы Джордж в вашем сердце не можете носить Мери Ловелес.

Но он носил в своем сердце образ своей жены, а только думал, что в его сердце есть место для двух, и что предаваясь этой второй любви, он увеличивал удовольствие своей жизни.

- Скажите мне, Джордж, сказала мистрис Гаутон, положив свою руку на его грудь: - она или я живем тут?

- Я не могу сказать, что не люблю моей жены, ответил он.

- Вы боитесь. Формальности света гораздо важнее для вас, чем для меня! Садитесь, Джордж. О, Джордж!

Она упала на колени у его ног, закрыв лицо руками, между тем как его руки почти по необходимости обняли ее. Она изгибалась от рыданий, и он думал, что будет с нею и с ним, если вдруг отворится дверь и чьи-нибудь глаза увидят их в таком положении. Но слух у нея был тонкий, несмотря на её рыдания. На лестнице раздались шаги, которые она услыхала прежде него, и в одно мгновение она уже сидела на своем кресле. Он посмотрел на нее, слез не было и следа.

- Это Гаутон, сказала она, приложив палец к губам почти с комическим движением.

обращение, и таким образом лгать ему. Он должен был притворяться и вдруг выказывать себя совсем не таким, каков он был. Если бы этот человек взошел раньше, если бы муж застал жену на коленях пред ним, ничто не могло бы спасти его и эту женщину от погибели. Он чувствовал это, и это чувство почти лишило его сил. Его сердце трепетало от волнения, когда рука обиженного мужа взялась за ручку двери. Она же была так спокойна, как театральная героиня. Но она льстила ему, выказывала к нему любовь, и ему не приходило в голову, что он должен на нее сердиться.

- Кто мог подумать, что ты вернешься домой в такое время! сказала мистрис Гаутон.

- Я сейчас возвращаюсь в клуб. Я был в Пикадилли, чтобы остричься.

- Остричься!

- Ничто не разстраивает меня так, как эта стрижка. Я позвоню, чтобы мне принесли рюмку хереса. Кстати, лорд Джордж, в клубе много говорят об этом Попенджое.

- Что говорят?

- Разумеется, я ничего не знаю; но это верно, что возвращение Бротертона очень странно. Вы знаете, что прежде я очень любил вашего брата. Отец моей жены никого так не уважал, как его. Но, право, я теперь не знаю что думать. Никто не видал маркизы!

- Я не видал ее, сказал лорд Джордж: - но она здесь.

- Никто не сомневается, что она здесь. И мальчик здесь. Мы все это знаем. Но вам известно, что маркиза Бротертонская значит что-нибудь.

- Надеюсь, сказал лорд Джордж.

Все это было сказано с намерением взять сторону лорда Джорджа в вопросе, который уже начал интересовать публику. Уже намекали там и сям, что бумаги юного Попенджоя, привезенного из Италии, не совсем в порядке, и что лорд Джордж должен об этом знать. Разумеется, бротерширцы разговаривали об этом более других, и Гаутон, слышавший и говоривший многое об этом, думал, что он окажет вежливость лорду Джорджу, если примет его сторону против маркиза.

Но лорд Джордж принимал за обиду, когда посторонний осмеливался говорить о его фамилии.

- Если бы говорили только о том, что им известно, это было бы гораздо лучше, сказал он и почти тотчас ушел.

- Это все чистый вздор, сказал Гаутон, как только остался один с женой. - Разумеется, об этом говорят. Твой отец говорит, что Бротертон должно быть помешался.

- Разумеется, я не прав; это всегда так, сказал муж.

Он допил рюмку хереса и ушел.

Лорд Джордж находился теперь в весьма тревожном расположении духа. Он имел намерение поступать осторожно - даже добродетельно и самоотверженно, а между тем, не смотря на свои намерения, дошел до того с женою Гаутона, что если истина обнаружится, то он подвергнется самым оскорбительным обвинениям. Для него любовь к жене другого была более затруднительна, чем приятна. Её очарования было недостаточно для того, чтобы облегчить ему тяжесть дурной стороны этого чувства. Он имел в душе некоторые поводы к жалобе на свою жену, но чувствовал, что его собственные руки должны быть совершенно чисты, прежде чем он повелительно и супружески отнесется к этим жалобам. Какой он будет иметь вид, если она спросит его на счет его поведения с Аделаидой Гаутон? Потом какие хлопоты он навязал уже на себя по поводу жены брата?

Прежде всего, он счел обязанностью написать старшей сестре и употребил в письме сильные выражения. Разсказав ей все; что слышал от поверенного, он заговорил о себе и о декане.

"Это сделает меня очень несчастным", писал он. "Я не желаю получить никаких выгод чрез это. Никто менее меня не завидовал своему старшему брату во всем, что ему принадлежит. Хотя он сам дурно поступил со мной, я буду поддерживать его ради чести фамилии. Я искренно желаю, чтобы этот ребенок был лорд Попенджой. Это дело разстроило мое счастие может быть лет на десять, а может быть и навсегда. И не могу не думать, что декан не имел никакого права вмешиваться в это дело. Он принуждает меня, так-что я почти чувствую, что буду принужден поссориться с ним. Для него это очевидно дело личного честолюбия, а не обязанности."

Ответ леди Сары был, может быть, более разсудителен, и так как он был короче, мы приведем его вполне:

"Кросс-Голл, мая 10-го 187--.

"Любезный Джордж, разумеется, для всех нас очень грустно, что мы принуждены наводить эти ужасные справки; и для тебя прискорбнее, чем для всех нас, так как ты должен принимать в них деятельное участие. Но это обязанность очевидная, а обязанности редко бывают приятны вполне. Все, что ты говоришь о себе, должно, по-крайней-мере, очистить твою совесть. Это делается не для тебя и не для нас, но для нашей фамилии, и для того, чтобы предупредить необходимость будущого процесса, который был бы разорителен для имения. Если ребенок законный, пусть ради Бога провозгласят это так громко, чтобы никто впоследствии не имел возможности набросить сомнение на это. Для нас должно быть предметом глубокого огорчения, что сын нашего брата, и будущий глава нашей фамилии, родился при таких обстоятельствах, которые должны быть безславны, чтобы не сказать более. Но несмотря на это, мы должны признать его права вполне, если эти права существуют. Хотя сын вдовы сумасшедшого иностранца, все-таки если закон говорит, что он наследник Бротертона, мы должны облегчить для него затруднения, насколько возможно. Но для того, чтобы сделать это, нам надо знать, кто он.

"Декан конечно кажется тебе навязчивым и может быть несколько пошлым. Без сомнения в нем преобладает чувство личного честолюбия, но он человек благоразумный, и я не знаю, чтобы в этом он сделал что-нибудь такое, чего лучше бы не делать. Он убежден, что ребенок незаконный; в этом убеждена и я... Ты должен помнить, что милая матушка совершенно на стороне Бротертона. Для нея много значит чувствовать, что есть наследник, и быть уверенной, что этот мальчик её внук, так что не может допускать выражения сомнения. Разумеется, это не способствует к удовольствиям нашей жизни. Бедная милая мамаша! Разумеется, мы делаем все, что может успокоить ее. - Любящая тебя сестра,