Попенджой ли он?
Глава XXXIII. Капитан Де-Барон.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Троллоп Э., год: 1878
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава XXXIII. Капитан Де-Барон. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава XXXIII.
Капитан Де-Барон.

Разумеется, чрез два или три дня, лорд Джордж и его жена начали разсуждать о мистрис Гаутон. Нельзя же было оставить это дело, не поговорив о нем опять.

- Я вполне доволен тобой, сказал он: - более чем доволен; но я полагаю, что она не довольна мистером Гаутоном.

- Так зачем она вышла за него?

- Да - зачем.

- Женщина должна быть довольна своим мужем. Но во всяком случае, какое право имеет она разстраивать счастие других людей? Ты верно никогда не писал к ней любовного письма?

- Никогда - после её замужства.

Это, действительно было справедливо. Аделаида Гаутон часто писала к нему, но он не брал в руки пера и чернил, и отвечал на её письма личными посещениями.

- И между тем она могла настаивать! и женщины способны делать такия низости! У меня скорее разорвалось бы сердце, я скорее умерла бы, чем стала просить мужчину объясниться со мною в любви. Не нахожу, чтобы тебе было чем гордиться. У нея, наверно, было с полдюжины других. Ты не увидишь ее более?

- Мне кажется я вынужден сделать это. Я не желаю писать к ней, а между тем я должен растолковать ей, что все это должно прекратиться.

- Она поймет это очень скоро, когда не будет видеть тебя. По делом было бы ей отправить это письмо к её мужу.

- Это было бы жестоко, Мери.

- Я этого не сделала. Я думала сделать это, но не сделала. Но ей было бы по делом. Мне кажется она вечно пишет письма.

- Писала, но не такое же множество, сказал лорд Джордж.

Ему было не совсем по себе во время этого разговора.

- Уж, конечно, пишет кучу таких писем. Так ты намерен опять у нея быть?

- Думаю, я ведь считаю ее не такой парией как ты.

- Я считаю ее бездушной, гадкой интриганткой, которая вышла за старика без малейшей привязанности к нему, и которая нисколько не заботится, что делает других несчастными. И я нахожу ее очень - очень безобразной. Она страшно мажется. Все могут это видеть. А волосы у нея все фальшивые.

- О! Джордж, если ты пойдешь к ней, будь тверд! Ты будешь тверд?

- Я просто пойду к ней для того, чтобы прекратить эти неприятности.

- Разумеется, ты скажешь ей, что я никогда не скажу с нею слова. Могу ли я? Ты сам этого не пожелаешь.

Он ничего не мог сказать в ответ. Конечно, он желал бы, чтобы продолжались полудружеския отношения; но не мог просить ее об этом. Может быть чрез несколько времени он попросит ее избежать огласки, но теперь еще не может этого сделать. Он достиг большого чем имел право ожидать, получив позволение еще раз побывать на Беркелейском сквере. Потом они скоро поедут в Бротертон и все устроится само собой. Тут жена сделала ему другой вопрос:

- Ты не прочь против того, чтобы я поехала к мистрис Джонс в четверг?

Вопрос был очень неожиданный, так что он почти вздрогнул.

- Там кажется будут танцы?

- Да, разумеется танцы.

- Нет; я не прочь.

Она имела намерение просить его отменить запрещение относительно вальса, но не могла сделать этого теперь. Она не могла воспользоваться своим настоящим преимуществом, чтобы вырвать у него позволение, в котором при других обстоятельствах, он отказал бы ей. Это было бы все равно как объявить, что она намерена вальсировать, потому что он забавлялся с мистрис Гаутон. Мысли её совсем не имели такого направления. Но она думала, что ей будет дано несколько более свободы, потому что муж её оказался виновен и был прощен. Когда он еще тщеславился тем превосходством, которое она приписывала ему, она почти признавалась себе, что он имеет право требовать от нея самого строгого приличия. Но теперь, когда она узнала, что он тайком получает любовные письма, ей казалось, что она может позволить себе несколько более свободы. Она охотно простила ему. Она, действительно, думала, что несмотря на это письмо, он любил ее одну. Она говорила себе, что мужчины любят забавляться, и что хотя никакая женщина не могла написать такое письмо, не обезславив себя совсем, мужчина мог получить его и носить в кармане без большой беды. Но она думала, что это обстоятельство могло несколько облегчить строгость её повиновения. Она почти решилась вальсировать на бале мистрис Джонс, может быть, не с капитаном Де-Бароном, может быть не очень много и не очень весело, но все-таки достаточно для того, чтобы высвободиться из оков. Может быть даже она прежде скажет об этом мужу. Они оба ехали на довольно большое собрание к леди Брабазон, прежде чем поедут к мистрис Джонс. Они согласились только показаться там. Он был принужден быть там и терпеть не мог оставаться. Но даже у леди Брабазон она могла иметь удобный случай сказать то, что желала ему сказать.

В этот день она возила мужа в своей колясочке и вернувшись домой оставалась одна целый день до пяти часов; и тогда к ней явился капитан Де-Барон. Знакомство их сделалось очень короткое. Она не могла хорошенько определить почему он нравится ей; но она была твердо уверена, что нисколько в него не влюблена. Но он был всегда весел, всегда добродушен, всегда разговорчив. Он был источником всей той веселости, которою пользовалась она; а она веселостью очень дорожила. Он был хорош собой, мужествен и вместе кроток. Почему и ей не иметь своего друга? Он не станет писать к ней отвратительных писем и просить ее объясниться с ним в любви! А между тем она знала, что опасность есть. Она знала, что её муж немножко ревнив. Она знала, что Августа Мильдмей страшно ревнива. Эта противная мистрис Гаутон делала столько гадких намеков на нее и Джека.

Когда о нем доложили, она почти пожалела зачем он приехал; но все-таки приняла его очень приятно. Он немедленно заговорил о баронессе Бакман. Баронесса накануне пробралась на платформу Института, когда мис доктор Плибоди читала лекцию, а леди Селина председательствовала, и столкнула с кресла бедную старуху.

- Какой вздор!

- Мне так сказали - схватила кресло за спинку и вышвырнула ее.

- А за полицией не посылали?

- Вероятно послали, наконец; но с американской докторшей она сладить не могла. Баронесса усиливалась сказать речь; но Оливия Плибоди сделалась фавориткой и одержала верх. Мне сказали, что плешивый старик, наконец, отвез баронессу домой в кебе. Я заплатил бы пят фунтов стерлингов только бы быть там. Кажется я поеду послушать докторшу.

- Я не поеду больше ни за что на свете.

- Вы женщины так завидуете друг другу. Бедная леди Селина! Мне сказали, что она очень ушиблась.

- От кого вы слышали все это?

Стало быть капитан Де-Барон примирился с мис Мильдмей. Эта мысль тотчас пришла в голову Мери. Он не мог видеть тетушку Джу и не видать её племянницы в тоже время. Может быть уже все решено. Может быть они обвенчаются. Это было бы жаль, потому что она и в половину его не стоит. Потом Мери стала спрашивать себя будет ли капитан Де-Барон женатым так же приятен как холостой.

- Я надеюсь, что это не разстроило мис Мильдмей, сказала она.

- У нея только немножко разстроились нервы.

- А Августа Мильдмей была там?

- О, нет. Это совсем не по её части. Она вовсе не расположена отказаться от слабости своего пола и вступить в ученую профессию. Кстати, я боюсь, что вы с ней не очень добрые друзья.

- Отчего вы говорите это, капитан Де-Барон?

- Однако, как вы с нею?

- Я не знаю зачем вам разузнавать.

- Очень естественно желать, чтобы наши друзья были дружны между собой.

- Разве мис Мильдмей говорила... что-нибудь... обо мне?

- Ни слова - и вы ничего не говорите о ней. Поэтому я и знаю, верно что-нибудь да не так.

- Последний раз как я видела ее, мне показалось, что мис Мильдмей не очень счастлива, сказала Мери тихим голосом.

- Она жаловалась вам?

У Мери не был готов ответ на этот вопрос. Она не умела солгать, но не могла также сказать на что жаловалась эта девица, и жаловалась так громко.

- Должно быть она жаловалась, сказал он: - и я даже знаю на что.

- Не могу сказать, хотя, разумеется, это ничего не значит для меня.

- А для меня значит очень много. Я желал бы, леди Джордж, чтобы вы решились Сказать мне правду.

Он замолчал, но она не говорила ничего.

- Если было так, как я боюсь, вы должны знать на сколько я замешан тут. Я не желал бы ни за что на свете, чтобы вы подумали, что я поступаю дурно.

- Она этого не думает. Она не может этого думать. Я не скажу ни слова против нея. Мы с нею были добрыми друзьями и никого - почти никого - я не уважаю больше чем ее. Но я уверяю вас, леди Джордж, что я никогда не говорил неправды Августе Мильдмей.

- Я вас не обвиняла.

- Но она? Разумеется, мужчине очень трудно говорить о таких вещах.

- Не лучше ли мужчине совсем о таких вещах не говорить?

- Это строго, леди Джордж, гораздо строже чем я ожидал от вашего доброго характера. Если бы вы сказали мне, что ничего не было вам говорено, тогда не о чем было бы и разсуждать. Но я не могу перенести мысли, что вам сказали будто я поступил дурно, а я не могу оправдаться.

- Вы не были помолвлены с мис Мильдмей?

- Никогда.

- Так зачем же вы позволили себе... сделаться для нея таким важным лицом?

- Затем, что она мне нравилась. Затем, что мы постоянно бывали вместе. Затем, что так случилось. Разве вы не знаете, что такия вещи случаются каждый день. Разумеется, если бы человек был создан из мудрости, осторожности, добродетели и самоотвержения, то таких вещей не случалось бы. Но я не думаю, чтобы свет сделался приятнее, если бы в нем жили такие люди. Аделаида Гаутон самый короткий друг мис Мильдмей, а Аделаида всегда знала, что я жениться не могу.

Как только он произнес имя мистрис Гаутон, леди Джордж нахмурила брови. Капитан Де-Барон это увидал, но не знал настоящей причины.

- Разумеется, я не судья между вами, сказала леди Джордж очень сериозно.

- Но я желаю, чтобы вы были судьей. Я желаю, чтобы вам более чем кому-нибудь на свете было известно, что я не лжец и не негодяй.

- Капитан Де-Барон! как вы можете употреблять подобные выражения?

- Это оттого, что я чувствую это очень сильно. Я думаю, что мис Мильдмей обвинила меня пред вами. Я не желаю сказать слова против нея. Я сделаю все на свете, чтобы защитить ее от клеветы других. Но я не могу допустить, чтобы вас возстановили против меня. Поверите вы мне, когда я скажу вам, что никогда не говорил мис Мильдмей ни одного слова, которое могло бы быть принято за предложение.

- Я предпочитаю не высказывать моего мнения.

- Хотите спросить Аделаиду?

- Нет; конечно, нет.

Это она сказала с такой горячностью, что он был чрезвычайно удивлен.

- Мистрис Гаутон не находится более в числе моих знакомых.

- Объяснения дать не могу, и предпочитаю, чтобы мне не делали вопросов.

- Не оскорбила ли она лорда Джорджа?

- О, нет! то есть я не могу ничего более сказать об этом. Вы никогда более не увидите меня на Беркелейском сквере, а теперь, прошу ничего больше не говорить.

- Бедная Аделаида! Ужасно, когда случаются подобные недоразумения. Она ничего об этом не знает. Я был у нея сегодня утром и она говорила о вас с величайшей любовью.

Мери очень старалась оставаться равнодушной ко всему этому, но старалась напрасно. Она не могла не обнаружить своих чувств.

- Не могу ли я сделать вам еще несколько вопросов?

- Нет, капитан Де-Барон.

- Не могу ли я помирить вас?

- Конечно, нет. Я желаю, чтобы вы не говорили более об этом.

- Конечно, я не буду, если это вас оскорбит. Я не хочу оскорбить вас ни за что на свете. Когда вы приехали в Лондон, леди Джордж, несколько месяцев тому назад, нас трое или четверо скоро сделались такими славными друзьями! А теперь, повидимому, все испортилось. Надеюсь, что мы с вами не поссоримся?

- Я не вижу на это повода.

- Вы так мне понравились. Я уверен, что вам известно это. Иногда встретишься с особою, которая понравится; но это бывает так редко.

- Я стараюсь, чтобы мне понравились все, сказала она.

- А я нет. Я боюсь, что с первого раза я стараюсь, чтобы мне не понравился никто. Мне кажется, так естественно возненавидеть человека, когда я вижу его первый раз.

- А меня вы возненавидели? спросила Мери, смеясь.

- Ужасно, минуты на две. Потом вы засмеялись или вскрикнули, или чихнули, словом сделали что-то такое, что понравилось мне, и я тотчас увидал, что вы самое очаровательное существо на свете.

Когда молодой человек говорит молодой женщине, что она самое очаровательное существо на свете, то по большей части этот молодой человек предполагается влюбленным в эту молодую женщину. Мери, однако, знала очень хорошо, что капитан Де-Барон в нее не влюблен. Между ними было как будто бы условие, что они могут говорить обо всем, не придавая этому никакого значения. Но Мери, однако, чувствовала, что словами этого человека мог оскорбиться её муж, если бы узнал, что они были сказаны наедине. А между тем, она не могла сделать ему выговора. Она верила всему, что он сказал ей об Августе Мильдмеи и была рада поверить этому. Он так ей нравился, что она была готова поговорить с ним, как с братом, о своей ссоре с мистрис Гаутон, но она даже брату не хотела упомянуть о сумасбродстве своего мужа. Когда он сказал, что она вскрикнула, или засмеялась, или чихнула, ей понравилась эта шутка. Ей приятно было узнать, что он находил ее очаровательной. Какая женщина не желает очаровывать и может без гордости думать, что она успела понравиться тем, кто нравится ей?

- У вас есть целая дюжина самых очаровательных существ на свете, сказала она: - а другая дюжина самых отвратительных.

- Самых отвратительных, действительно, дюжина, но только одна, леди Джордж, самая очаровательная.

Им обоим сделалось теперь очень ясно, что ему не нравилось присутствие капитана Де-Барона. Он принял очень угрюмый, почти сердитый вид, и сказав несколько слов гостю свода жены, замолчал и молча облокотился о камин.

- Что ты думаешь капитан Де-Барон рассказывал мне, сказала Мери, стараясь, но не весьма успешно, говорить непринужденно.

- Не имею ни малейшого понятия.

- Какая сцена была в женском Институте! Баронесса сделала страшное нападение на бедную леди Селину Протест.

- Она и американская докторша говорили друг против друга с одной платформы и в одно и тоже время, сказал капитан Де-Барон.

Леди Селина была сестра графа Плозибля, но всем было известно, что они даже не говорили друг с другом.

- Мне кажется, эту несчастную немку посадят в тюрьму, сказала леди Джордж.

- Я только надеюсь, что её нога не будет более в твоем доме.

Потом наступило молчание. Лорд Джордж, повидимому, был так сердит, что разговор казался невозможен. Капитан ушел бы тотчас, если бы мог. Но иногда бывает очень трудно уйти, когда в внезапном удалении будет подразумеваться убеждение, что не ладно что-нибудь. Ему показалось, что для леди Джордж он обязан остаться еще несколько минут.

- Седьмого июля, отвечала Мери.

- Вероятно, ранее, сказал лорд Джордж.

Жена взглянула на него, но не сделала никакого замечания.

- Я в августе буду у моего родственника мистера Де-Барона, сказал капитан.

- У мистера Де-Барона будет большое собрание в конце августа.

- В самом деле? сказала Мери.

- Гаутоны будут там.

Тут нахмурилась Мери.

- Ничего об этом не знаю.

- Мистер Де-Барон был вчера в Лондоне у Гаутонов. Прощайте, леди Джордж; я не буду у леди Брабазон, потому что она забыла пригласить меня, но наверно я увижу вас у мистрис Монтакют-Джонс?

- Я непременно буду у мистрис Монтакют-Джонс, ответила Мери, стараясь говорить весело.

Дверь затворилась и муж и жена остались вдвоем.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница