Попенджой ли он?
Глава XXXVIII. Каппа-Каппа.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава XXXVIII. Каппа-Каппа. (старая орфография)

Глава XXXVIII.
Каппа-Каппа.

Дом мистрис Монтакют-Джонс на Гросвенорской площади был очень велик и очень великолепен. А для этого бала великолепие увеличилось. Гостей ожидалось множество. Новый молдаванский танец сделался предметом общих разговоров. Всем хотелось видеть каппа-каппу. Граф Кости, лорд Джиблет, молодой сер-Герри Трипльто, и, без сомнения Джек Де-Барон много говорили об этом танце в клубах. Из этого хотели сделать секрет, и дамы были молчаливее. Леди Флоренс упомянула об этом только девятнадцати коротким приятельницам. Мадам Джиги, молодая жена старого богемского посланника., говорила об этом только в дипломатическом кругу; мис Патмор-Грин была молчалива как могила со всеми, кроме своей большой семьи; а леди Джордж не говорила никому кроме своего отца. А все-таки секрет разгласился, и употреблялись большие усилия для того, чтобы достать приглашения.

- Я могу достать вам приглашение к герцогине Олбёри в июле; если вы можете достать мне пригласительный билет, сказала одна молодая дама Джеку Де-Барону.

- Решительно невозможно! сказал Джек, для которого предлагаемый подкуп был не очень привлекателен. - Не будет места даже в погребах. - Я на коленях просил мистрис Монтакют-Джонс пригласить одного моего старого приятеля, а она спросила не помешался ли я.

Это, разумеется, были враки; но все-таки толпа была большая и все с нетерпением желали видеть каппа-каппу.

В одиннадцать часов начались танцы, которые должны были прекратиться в двенадцать часов, а потом начиналась каппа-каппа. Этот танец занимал ровно сорок минут. По окончании его, должны были отвориться двери банкетной залы. Танцовавшие каппа-каппу пойдут ужинать, и вся публика за ними.

Леди Джордж, по приезде, села возле хозяйки в ожидании важной минуты. Она была несколько взволнована. Злая женщина находилась пред её глазами и уже танцовала. Злая женщина кивнула ей головой, и тотчас отвернулась, решившись не примечать, что её поклон не принят. Августа Мильдмей танцовала с Джеком Де-Бароном, и повидимому была весела. Но для Мери во всем этом было что-то ужасное. Она так желала быть счастливою, веселиться и вместе с тем оставаться невинной. Эпикурейския доктрины её отца совершенно наполняли её мысли. А что вышло из этого? Муж не доверял ей; и она в эту минуту не доверяла ему. Могла ли она доверять ему? А она, вполне сознавая свою невинность, подвергалась такому оскорбительному подозрению! Осматриваясь вокруг на наряды и брильянты, прислушиваясь к говору голосов, видя на всех лицах притворное дружелюбие, примечая открытое кокетство одной девушки, и недовольный вид другой, она начала спрашивать себя хорошо ли поступил её отец, когда настоял на том, чтобы ее отвезли в Лондон. Не была ли бы она в большей безопасности, и следовательно счастливее, в Кросс-Голле с своими добродетельными золовками? Что будет с нею, если она поссорится с своим мужем? А как ей не поссориться с ним, если он будет подозревать ее и бывать в доме злой женщины?

Джек Де-Барон подошел к ней вместе с её отцом. Декан любил молодого человека, который всегда говорил умно, обращение которого было такое живое, и который, сказать по правде, был чрезвычайно вежлив к отцу леди Джордж. Решился ли бы Джек описать каппа-каппу другому сановнику церковному может быть сомнительно, но декану он объяснил этот танец очень любезно.

- Ты кажется будешь танцевать с капитаном Де-Бароном, сказал декан.

- Да; не жестоко ли поступлено со мной? Я должна была танцовать с настоящим иностранным графом, на котором будут настоящие брильянтовые пуговицы, а теперь должна довольствоваться простым английским капитаном, потому что, говорят, мое белое платье идет к его красному мундиру.

- С кем же танцует граф?

- С счастливицей леди Флоренс, на ней тоже будут брильянты, Мадам Джиги таццует с лордом. Между нами, папа, она сказала эти слова шопотом, так что отец и Джек наклонились к ней: - мы немножко боимся нашего лорда; не так ли, капитан Де-Барон? Мадам Джиги говорит по-английски, так что мы отдали его ей.

- А лорд говорит по-французски?

- Это не значит ничего, так как Джиги никогда ничего не говорит, сказал Джек.

- Зачем вы пригласили его?

- Сказать вам по правде, мы все надеялись, что он сделает предложение мис Патмор-Грин. Милая мистрис Монтакют-Джонс очень опытна в таких вещах, и тотчас увидала, что ничто не может так побудить его к этому, как если он увидит Маделину Грин танцующею с Трипльто. Никто не танцует так хорошо как Трипльто, и никто де глядит так томно. Видите, декан, в таких вещах есть много разных сторон, с которыми нужно обращаться осторожно.

Декан засмеялся, и дочь его была бы очень счастлива, если бы на её сердце не лежала двойная тяжесть. Джек предложил ей протанцовать с ним кадриль. Все другие каппа-каппанты танцовали. Мери твердо решилась не бояться капитана Де-Барона. Она находилась в присутствии своего отца. Она не ответила, но встала и взяла под руку капитана, как женщина поступает всегда с коротким знакомым.

- Право я никогда не видала такой наглости в молодой женщине, сказала мис Понтер Августе Мильдмей.

Мис Понтер была искренняя приятельница Августы Мильдмей и с большим участием наблюдала за огорчением своего друга.

- Это отвратительно, сказала Августа.

- Ей решительно все равно кто бы на это не смотрел. Она должно быть совсем намерена бросить лорда Джорджа, а то не поступала бы таким образом. Неужели у Де-Барона достанет глупости бежать с нею?

- У мужчин достанет глупости на все, сказала огорченная.

Прежде чем кончилась кадриль, раздался звонок и музыка перестала играть. Пробило двенадцать часов и начиналась каппа-каппа. Трудно во время какого-нибудь удовольствия заставить мужчин и женщин действовать аккуратно; но когда музыка замолчит, танцы должны прекратиться. Одни заворчали, другие объявили, что не останутся смотреть на каппа-каппу. Но мистрис Монтакют-Джонс была самовластная хозяйка, и чрез пять мирут четыре пары стояли на своих местах, несмотря на толпу.

Надо признаться, что Джек Де-Барон дал неправильное понятие о танце, сказав, что он похож на менуэт; но надо вспомнить, что леди Джордж в этом обмане не участвовала. Танец был живой. Много приходилось вальсировать и так ловко, чтобы не столкнуться с другими нарами, как во время катанья на коньках. Все танцовали великолепно, кроме лорда Джиблета, который сбивался раза два. Несколько раз пары переменялись, но каждая дама опять возвращалась к своему кавалеру. Люди независтливые уверяли, что это танец очень хорошенький, и предсказывали большой успех каппа-каппе. Люди благоразумные и осторожные намекали, что этот танец может сделаться слишком резвым, если его не разучат надлежащим образом.

- Это слишком неприличный танец, для моих девочек, сказала мистрис Конвей Смит, "девочки" которой уже десять лет безуспешно кокетничали напропалую.

Танец приближался к концу. Каждая дама поочередно танцовала с каждым кавалером. Леди Джордж перешла от графа к сер-Герри, от сер-Герри к лорду Джиблету. Его сиятельство должен был передать ее её кавалеру, с которым она должна была сделать последний круг, но увы! лорд Джиблет растерялся, и наткнулся на графа и мадам Джиги. Леди Джордж чуть не упала, но капиан только что передавший леди Флоренс сер-Герри, подхватил ее.

Лорд Джордж вошел в залу вскоре после того как началась каппа-каппа, но никак не мог подойти к танцующим. Постепенно пробирался он сквозь толпу, и сначала не мот угадать кто кавалер его жены. Она вальсировала в эту минуту с графом Кости, и хотя лорд Джордж терпеть не мог и вальса и иностранных графов, однако он несколько успокоился. Войдя в залу, он слышал, как были устроены пары и подумал, что жена обманула его. Первый взгляд был успокоителен. Но Мери скоро вернулась к своему настоящему кавалеру, и её муж мало по малу удостоверился, что она танцует с капитаном Де-Бароном. Он стоял за первым рядом зрителей; яиена не могла его видеть, но он мог видеть все, и лоб его становился мрачнее и мрачнее. Ему этот танец показался неприличен во всех отношениях; он походил на театральное представление и в глазах лорда Джорджа не годился для скромного общества. Но что его жена участвует в этом представлении; что на нее смотрит толпа когда она вертится по зале в объятиях капитана Де-Барона, было свыше его сил. Возле него, но несколько позади, стоял декан вполне наслаждаясь зрелищем. Для него было удовольствием смотреть на такой танец, и еще более доставляло ему удовольствие то, что его дочь была выбрана в число танцующих. Все эти люди были знатные и светские, а его дочь стояла наравне с ними - его дочь, которая современем будет маркизой Бротертонской. Приятно было ему думать, что и ей это доставляло удовольствие, что она танцовала так хорошо, что присутствующие с удовольствием смотрели на её танцы. Мысли его в этом отношении были совершенно противоположны мыслям его зятя.

Когда случилось это небольшое приключение, декан протянул было руку, а потом улыбнулся, увидев как искусно подоспел на помощь его дочери проворный капитан. Но лорд Джордж, напротив, бросился в средину танцующих и схватил жену за руку. Все, разумеется, вытаращили на него глаза. Танцующие изумились. Мери, повидимому, это не так удивило как других, потому что она заговорила с улыбкой.

- Ничего, Джордж, я не ушиблась.

- Это постыдно! сказал он громким голосом: - пойдем.

- Кажется мы кончили, сказала она: никто в этом не виноват.

- Пойдем; я не хочу, чтобы ты продолжала.

- Что случилось? спросил декан с видом невинного удивления.

Оскорбленный муж был вне себя от гнева. Хотя он знал, что окружен теми, которые будут насмехаться над ним, он не мог удержаться. Хотя он сознавал в эту минуту; что обязан защитить свою жену, он не мог удержать своих чувств.

- Случилось очень многое, сказал он громко: - она поедет со мной.

Он взял ее под руку и повел к двери.

Мистрис Монтакют-Джонс, разумеется, видела все и тотчас подошла к нему.

- Пожалуста не увозите ее, лорд Джордж, сказала она.

- Позвольте нам уехать, ответил он, все торопясь вперед. - Я предпочитаю уехать.

- Подождите, пока подадут экипаж.

- Мы подождем внизу. Прощайте, прощайте!

Он вышел из комнаты под руку с женою, в сопровождении декана. Как только Мери приметила, что муж разсердился на нее и обнаружил гнев свой в публике, она не сказала ни слова. Она уговорила его приехать посмотреть на танцы без всякого умысла в душе. Она хотела освободиться от того тиранства, которому он подчинил ее, запретив ей вальсировать, и сделала это отчасти, получив его согласие на бале леди Брабазон. Конечно, Мери чувствовала, что так как он свободно распоряжается своей жизнью, получает любовные письма от гнусной женщины, то менее имеет права на безусловное повиновение, чем имел бы, если бы его руки были чисты. Его неприличное поведение возбудило в ней дух мятежа; но она решилась ничего не делать тайно. Она просила его позволения вальсировать у леди Брабазон, и сама уговорила его поехать к мистрис Монтакют-Джонс. Может быть она не осмелилась бы на это, если бы знала, что капитан Де-Барон будет её кавалером. Танцуя, она не знала о присутствии своего мужа и не думала о нем. Когда он подошел к ней, она вообразила, что он испугался её падения. Но когда он велел ей итти с ним, с нахмуренным лицом и грозным голосом, тогда она поняла все. Ей ничего не оставалось более, как взять его под руку и уйти. У нея не было достаточно мужества - может быть мне следовало бы сказать достаточно наглости - чтобы непринужденно заговорить с ним, или с кем-нибудь из окружающих. Все глаза были устремлены на нее, и она чувствовала это; все будут говорить о ней, и она уже слышала злые слова. И все это навлек на нее её муж - её муж, у которого она нашла и так легко простила любовное письмо от другой женщины! Её муж так жестоко и так безпричинно подвергнул ее в публике стыду, который нельзя ни изгладить, ни забыть! И кто будет сочувствовать ей? Никто, кроме её отца. Он заступится за нее; он будет к ней добр; но её муж, по собственной воле, умышленно обезславил ее.

Ни слова не было сказано, пока они не дошли до передней, а потом лорд Джордж пошел отыскать свою коляску или извозчика. Тут декан первый раз шепнул ей:

- Говори с ним, как можно меньше сегодня, но не теряй мужества.

- Я понимаю все. Я буду у тебя тотчас после завтрака.

- Вы не оставите меня здесь одну?

- Конечно нет, пока ты не сядешь в экипаж. Слушай, что я тебе говорю. Говори с ним как можно меньше, пока я не приеду. Скажи ему сегодня, что ты нездорова и что тебе надо заснуть, прежде чем ты с ним будешь говорить.

- Ах! вы не знаете, папа.

- Я знаю, что поставлю все на надлежащую ногу.

Лорд Джордж воротился, найдя извозчика. Он подал руку жене и увел ее, не сказав ни слова декану. У дверец кеба декан простился с обоими.

- Спокойной ночи; вы будете завтра?

- Непременно.

Тут дверца захлопнулась и муж и жена уехали.

Разумеется, этот маленький эпизод много способствовал к удовольствию гостей мистрис Монтакют-Джонс. Каппа-каппа было очень хорошеньким зрелищем, но не такое интересное, какое представил из себя ревнивый муж. Капитан Де-Барон, который остался, разумеется, сделался героем. Так как он не мог вести свою даму к ужину, ему удостоила подать руку сама мистрис Монтакют-Джонс.

- А я заплатил бы десять, сказал Джек.

- Была на это какая-нибудь причина?

- Ни малейшей. Я не могу объяснить вам свойство моей короткости с леди Джордж; но это скорее похоже на короткость детей, чем взрослых.

- Знаю. Когда взрослые играют как дети, это бывает опасно,

она нравится мне.

- А вы нравитесь ей.

- Надеюсь - в некотором роде. Но ужасно неприятно, что такая сцена вышла от такой причины.

- Некоторые мужья, капитан Де-Барон, не любят, чтобы их красивые молодые жены нравились красивым молодым офицерам. Это очень нелепо, я согласна с этим.

Мистрис Джонс и капитан Де-Барон действительно горевали о том, что случилось, но других комедия после трагедии не очень огорчала.

- Боюсь, что ей не позволят больше танцовать, ответил сер-Герри, который заботился только о прелестях каппа-каппы. - Мы едва ли найдем кого-нибудь, кто танцовал бы так хорошо.

- У нас в Англии никогда не выходят на поединок, граф.

- А! это дурно. Явится какой-нибудь господин и наделает неприятностей. Если бы оне знал, что должен драться, может быть он придержал бы язык. Я нахожу, что в Париже и Вене лучше в этом отношении.