Попенджой ли он?
Глава XXXIX. Мятеж.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава XXXIX. Мятеж. (старая орфография)

Глава XXXIX.
Мятеж.

Леди Джордж никогда не забывала этого медленного возвращения домой в кебе. Ей Сказалось, что она никогда не доедет до своего дома.

- Мери, сказал ей муж, как только они сели: - ты сделала меня несчастным.

Кеб страшно гремел и лорд Джордж не мог напасть на жену с подобающим достоинством.

- Я отложу говорить с тобою, пока мы не доедем до дома.

- Я не сделала ничего дурного, сказала Мери очень твердо, - лучше не говори ничего, пока мы не доедем до дома.

После этого ни слова не было более сказано, но ехали очень долго.

У дверей дома, лорд Джордж помог жене выйти из кеба, а потом пошел вперед чрез переднюю в столовую. Он очевидно решился сказать свою речь теперь. Но Мери заговорила первая.

- Джордж, сказала она: - я очень страдала и очень устала. Я пойду спать.

- Ты обезславила меня, сказал он.

- Нет; ты обезславил меня и пристыдил при всех. Попустому, попустому. Я не сделала ничего, мне нечего стыдиться.

Она смотрела ему в лицо и он мог видеть, что она разсержена и нисколько не расположена покоряться его упрекам. Она тоже могла хмурить брови, и оне были нахмурены теперь. Ноздри её были расширены, а глаза сверкали гневом. Он видел в каком она находилась состоянии; и хотя решился быть главою в своем доме, но не знал, как этого достигнуть.

- Тебе лучше выслушать меня, сказал он.

- Не сегодня, я нездорова и слишком огорчена. Я, разумеется, выслушаю все что ты хочешь сказать, но не теперь.

Она пошла к двери.

- Мери!

Она остановилась, держась за ручку двери.

- Я надеюсь, что ты не желаешь оспаривать мою власть над тобою?

ты выразишь сожаление, что оскорбил меня сегодня.

Она вышла из комнаты прежде чем он придумал, как продолжать ему речь. Он был совершенно убежден, что был прав. Разве он не запретил ей вальсировать? В эту минуту он совсем забыл о случайном позволении, которое дал на бале леди Брабазон, и которое по его мнению относилось только к тому вечеру. Не предостерегал ли он ее против капитана Де-Барона и не говорил ли ей, что его и её имя страдают от её короткости с этим человеком? Не обманула ли она его, назвав скоим кавалером другого в этом отвратительном танце? Самый этот обман не был ли доказательством, что она знала, что не должна танцевать с капитаном Де-Бароном, что она находила в этом порочное удовольствие, которому решилась предаться, даже вопреки его приказаниям.

Ходя взад и вперед по комнате, он в гневе столько же забывал, сколько вспоминал. Ему сказали, что этот гнусный танец, похож на менуэт, но он не запомнил, что это говорила не жена его. Он забыл также, что приехать посмотреть по её убедительной просьбе. В пылу своего гнева он забыл даже о письмах Аделаиды Гаутон! Но он не забыл, что все общество мистрис Монтакют-Джонс видело, как он с оскорбленным супружеским величием увел свою жену из толпы, обнаружив свое негодование и свою ревность всем присутствовавшим. Может быть в этом отношении он поступил нехорошо. Но вред он нанес этим скорее себе чем ей. Разумеется, они должны теперь уехать из Лондона, и уехать навсегда. Она должна ехать с ним куда он захочет увезти ее. Может быть им придется запереться на всю жизнь в Манор-Кроссе, так как маркиз там жить не будет. Но Манор-Кросс не далеко от Бротертона, а он должен удалить жену от её отца. Он теперь был очень неприязненно расположен к декану, который смотрел на его унижение и улыбался. Но несмотря на все это, ему и в голову не приходило навсегда поссориться с своей женой. Конечно, по его мнению, между ними долго не возстановится полное согласие. Прежде надо добиться повиновения, безусловного повиновения. Он считал свою жену виновной только в сумасбродной, упрямой нескромности и притворстве. Цезарь не был оскорблен, но жена его позволила злым языкам злословить о Цезаре.

Он в этот вечер не видал ее более, отправившись спать очень поздно в свою уборную. Утром проснулся он рано и все думал. Он не должен позволить ей предполагать, что боится ее. Он вошел к ней в комнату за несколько минут до завтрака, и нашел ее уже одетою. Горничная была в комнате.

- Я сейчас иду, Джордж, сказала она своим обыкновенным голосом.

Он сошел вниз и ждал ее в столовой. Войдя в комнату, она тотчас позвонила и удержала лакея в комнате пока делала чай. Но лорд Джордж сесть не хотел. Каким образом муж приличным образом может бранить свою жену, когда на тарелке пред ним лежит кусок хлеба с маслом.

- Не выпьешь ли ты чаю? спросила она очень кротко.

- Поставь, сказал он.

По своему обыкновению, она встала и принесла чашку поставить на его место за столом. Когда они были одни, она при этом целовала его в лоб, но теперь слуга только что затворил дверь и поцелуя не было.

- Иди завтракать, Джордж, сказала она.

- Я не могу завтракать, имея все это на душе. Я должен высказаться. Мы должны уехать из Лондона тотчас.

- Мы поедем чрез неделю или две.

- Сейчас. После вчерашняго, нельзя больше ездить по балам.

Она поднесла чашку к губам и промолчала. Она хотела послушать, что еще скажет он, а потом уже ответить.

- Ты должна чувствовать сама, что может быть несколько лет нам лучше прожить в уединении.

- Я вовсе этого не чувствую, Джордж.

- Неужели ты можешь встретиться с этими людьми после того, что случилось вчера?

- Конечно могу, и сочла бы моей обязанностью сделать это сегодня же, если бы было возможно. Конечно, ты сделал это несколько трудным, но я это сделала бы.

- Я был к егому принужден. Мне не оставалось больше ничего, как увезти тебя.

- Оттого что ты разсердился, ты заблагоразсудил осрамить меня при всех. Сделанного не воротишь. Я должна это перенести. Я не могу помешать людям говорить и думать дурно обо мне. Но я никогда не покажу, что думаю дурно о себе, прятаясь. Я не знаю, что по твоему значит уединение. Я не желаю уединения.

- Затем, что так было устроено.

- Ты мне сказала, что будешь танцовать с другим?

- Что же, ты хочешь обвинить меня во лжи, Джордж? Сперва устроили так, а потом иначе.

- Зачем ты вальсировала?

- Затем, что ты отменил твое глупое запрещение. Почему мне не танцовать, как танцуют другие? Папа не находит этого дурным.

- Твоему отцу до этого нет никакого дела.

- Если ты станешь дурно обращаться со мною, Джордж, папаше будет до этого дело. Неужели ты думаешь, что он захочет видеть меня осрамленной в комнате, наполненной публикой, как вчера, и молчать? Разумеется, ты муж мой, но он мой отец; и если мне будет нужна защита, он защитит меня.

- Я твоя защита! вскричал лорд Джордж, топнув ногой.

- Да, ты хочешь защищать меня, запрятав где-нибудь. Ты сказал мне это. И почему? потому что ты забрал себе в голову какие-то глупости, а потом сделал и себя и меня смешными в публике. Если ты подозреваешь меня, лучше отпусти меня опять к папаше, хотя это так ужасно, что я не могу даже решиться подумать об этом. Конечно, тебе следует просить у меня прощения за оскорбление, которое ты нанес мне вчера.

Конечно, он уже не таким образом смотрел на это. Просить у нея прощения! Он, муж, будет просить прощения у своей жены! и в том, что увез ее из того дома, где она очевидно ослушалась его! Вот уж нет! Точно также был он против её предложения отослать ее к отцу. Все было бы лучше этого. Если бы она только призналась, что поступила неосторожно, если бы они отправились вдвоем в Бротершир, тогда все можно бы уладить. Хотя она сердилась на него, упрямилась, бунтовала, однако его сердце смягчилось к ней, потому что она не упрекала его любовным письмом этой женщины.

- Я сделал это для того, чтобы защитить тебя, сказал он.

- Такая защита была оскорблением.

Она вышла из комнаты, а он еще не дотронулся до чая. Она услыхала стук отца и знала, что найдет его в гостиной. Она хотела было рассказать ему все, но он не хотел Ничего слышать. Он объявил, что знает все и называл поведение лорда Джорджа гнусным и нелепым.

- Грустно, очень грустно, прибавил он: - не знаешь, что и делать.

- Он хочет ехать в Кросс-Голл.

- Об этом не может быть и речи. Ты должна остаться здесь до назначенного срока, а потом приехать ко мне, как мы условились. Он должен оправдаться тем, что испугался, думая, что ты упала.

- Это не оттого, папа.

- Разумеется, но как же иначе выпутается он из своего сумасбродства?

- Вы не думаете, что я вела себя неприлично... с капитаном Де-Бароном?

Она рассказала ему вкратце, что произошло между ними, включая выражение его желания, чтобы она не вальсировала, а потом позволение, данное на бале леди Брабазон.

- Что за вздор! воскликнул он. - Терпеть не могу подобных запрещений. Это все равно, когда жена запрещает мужу курить. Как глуп должен быть мужчина, если не видит, что приготовляет несчастие для самого себя, налагая запрещение на удовольствие своего ближайшого товарища! Я должен увидаться с ним, и если он не образумится, то ты должна уехать со мною без него.

- Не разлучайте нас, папа.

- Боже сохрани и думать о постоянной разлуке. Если он заупрямится, то тебе лучше уехать от него недели на две. Почему человек не может мыть дома свое грязное белье, если ему есть что мыт? Ты не принесла ему с собой грязного белья.

В столовой между тестем и зятем произошла очень бурная сцена. Декан, который был находчивее своего противника, говорил больше его, и свирепым негодованием своих опровержений, не допустил мужа распространяться о неблагоразумии жены.

- Я считал невозможным, чтобы такой человек, как вы мог поступить так жестоко с такой молоденькой женщиной.

- Я поступил не жестоко, а как следовало.

- Вы осрамили себя и ее.

- Я не осрамил никого, сказал лорд Джордж.

- Я намерен ехать завтра, мрачно сказал лорд Джордж.

- Так вам придется уехать одному, а я останусь с нею.

- Нет, нет.

- Она не поедет. Ее не заставят бежать. Я полагаю вы не осмелитесь сказать мне, что подозреваете ее в чем-нибудь дурном?

- Положим так - хотя я с этим несогласен, - разве ее следует за неосторожность затоптать в грязь? А вы разве никогда неосторожно не поступали?

Лорд Джордж не дал прямого ответа на этот вопрос, боясь, что декан знает историю любовного письма; но декан этой истории не слыхал.

- Можете ли вы похвалиться, что во всех ваших поступках с нею, вы не отступали от благоразумия.

- Поступки мужчины значат совсем не то. Мое поведение, каково бы оно ни было, не может сделать пятна на её имени.

Целый день шли разсуждения об этом. Лорд Джордж упорно настаивал на том, чтобы везти свою жену в Кросс-Голл, если не завтра, то после завтра. Но декан, и вместе с ним молодая жена, положительно, отказывались согласиться на это. Декан велел привезти свои вещи из гостиницы, и хотя не говорил, что остается для защиты своей дочери, намерение его было очевидно. Лорд Джордж не знал, что ему делать. Хотя ссора была уже очень горяча, он не решался сказать своему тестю, чтобы он оставил его дом, чувствуя, что декан имел право оставаться тут, по условию. Он с удовольствием уступил бы декану весь дом и все заключавшееся в нем, если бы Мери согласилась тотчас отправиться в Кросс-Голл. Но она не соглашалась, ссылаясь на то, что такое бегство покажет будто она поступила дурно, между тем, как ничто не заставит ее признаться в этом. Всем было известно, что она должна была остаться в Лондоне до конца июня. Всем было известно, что потом она должна ехать к отцу. Она не могла дозволить говорить, что ее заставили изменить её планы, потому что она танцовала каппа-каппу с капитаном Де-Бароном. Она должна видеться с своими знакомыми до отъезда, а то её знакомые узнают, что ее увезли в изгнание. В ответ на это, лорд Джордж объявлял, что желания мужа должны составлять главное. Это Мери не опровергала, но хотя власть мужа была главною, она, в этом случае, не желала повиноваться ей.

День был пренеприятный для всех. Многие приезжали узнать о здоровье леди Джордж, полагая, что причиною её поспешного отъезда с бала был её ушиб. Никого не приняли, и всем говорили, что она ушиблась неопасно.

Были две-три бурные сцены между деканом и его зятем, и лорд Джордж даже спросил, согласно ли с обязанностью духовного сановника поощрять жену не повиноваться мужу. Декан отвечал, что в подобном обстоятельстве обязанность духовного сановника ничем не разнится от обязанности всякого другого человека, и что он, как честный человек и сановник намерен защищать свою дочь. Она не хотела укладывать свои вещи. Лорд Джордж хотя знал, что власть мужа главная в доме, но не умел выказать ее. Наконец, он решился один уехать в Кросс-Голл. Если декан желает разлучить свою дочь с её мужем, то пусть ответственность лежит на нем.

На следующий день, он отправился в Кросс-Голл, оставив жену и её отца в Мюнстер-Корте без всяких определенных планов.