Попенджой ли он?
Глава XL. Синяя Борода.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава XL. Синяя Борода. (старая орфография)

Глава XL.
Синяя Борода.

Когда лорд Джордж уехал из дома один, он был очень несчастен, а его жена была так же несчастна, как и он. Лорд Джордж не знал что рассказать матери и сестрам, ужасно безпокоился о будущем, и в душе раскаявался в опрометчивости своего поступка на бале. Не отъехал он и двадцати миль от Лондона, как уже начал думать с бесконечным сожалением о своей любви к жене, уже представляя себе, как ему будет грустно жить без нея. В этот час горя он почувствовал сильную ненависть к мистрис Гаутон. Он начал даже думать, что она для своих собственных гнусных целей, подстрекнула капитана Де-Барона ухаживать за его женой. А его жена так хорошо поступила с ним относительно этой женщины! Конечно, надо отдать справедливость её великодушию. А когда она сердилась на него, она была прелестнее прежнего. Какую перемену сделали в ней эти месяцы, проведенные в Лондоне! Она лишилась своей ребяческой робости и сделалась прелестной женщиной. Он очень хорошо видел, как она похорошела, и с гордостью думал, что это находили все. По приезде в Бротертон, ему захотелось вернуться в Лондон; но об этом в Бротертоне узнали бы все. Он нанял экипаж и поехал по парку к Кросс-Голл.

Он уже письменно уведомил леди Сару о своем приезде, но в своем письме он говорил, что привезет с собой жену, и по приезде должен был объяснять её неожиданное отсутствие.

- Её отец не хотел, чтобы она ехала, сказал он.

- Я думала, что он в гостинице, сказала леди Сара.

- Он теперь у нас. Сказать по правде, мне это не очень приятно; но мне не хотелось принуждать ее. Я терпеть не могу Лондона. Ей нравится там, и так как между нами было сделано условие, я не мог нарушить его.

- И ты оставил ее одну с отцом в Лондоне, сказала леди Сюзанна тоном притворного ужаса.

- Как же может быт она одна, если отец с нею? ответил лорд Джордж, который не так боялся леди Сюзанну, как леди Сару.

Ничего более сказано не было, но все сестры почувствовали, что что-нибудь не так.

- Я нахожу, что Мери совсем не следовало оставлять с деканом, сказала старая маркиза своей второй дочери.

Но старушка имела особое предубеждение к декану, как к величайшему врагу своего старшого сына.

Лорд Джордж в этот же день написал длинное письмо к своей жене - исполненное любви, но и упреков. Он не бранил ее, но говорил, что между мужем и женой счастия быть не может, если жена не будет повиноваться мужу, и умолял приехать к нему, как можно скорее. Если только она приедет, все пойдет прекрасно между ними.

Мери, когда муж её уехал, очень испугалась своей твердости. Она была всегда готова повиноваться мужу. Не покоряясь дамам в Манор-Кроссе, она всегда уверяла себя, что "Джордж им этого не поручал, и что она будет повиноваться только "Джорджу", но никому, кроме него. Она не раз говорила ему шутя, что если он желает от нея чего-нибудь, то должен сказать ей сам. И хотя он считал это мятежом против Джерменов вообще, по это нравилось ему, потому что было полным признанием его власти. Она говорила отцу и, к несчастию, мистрис Гаутон, когда она была её другом, что не будет повиноваться приказаниям всех Джерменов; но желания мужа всегда хотела исполнять. Теперь же она открыто взбунтовалась против мужа, и ей казалось, что вряд ли мир возстановится между ними.

- Мне кажется я скоро туда поеду, сказала она отцу, получив письмо мужа.

- Что ты называешь скоро?

- Дня чрез два.

- Не делай этого. Останься здесь до назначенного срока. Осталось только две недели. Я устроился в Бротертоне так, что могу остаться с тобою до тех пор. Потом поезжай ко мне. Разумеется, твой муж приедет к тебе туда.

- А если не приедет?

- Тогда он поступит очень гадко. Но, разумеется, он приедет. Он не станет упрямиться в этом отношении.

- А я знаю. Тебе надо следовать моим советам. Я уж, конечно, не стану ссорить тебя с мужем.

- Пожалуста, чтоб не было ссоры.

- Само собой. Но намедни, он забылся и очень дурно поступил с тобой. И ты, и я готовы простить и забыть все. Всякий способен сделать сумасбродный поступок, и людей следует судить по общим выводам, а не по одиночным действиям.

- Он всегда ко мне добр.

- Справедливо; и я нисколько на него не сержусь. Но после всего случившагося, ты поступишь дурно, если уедешь тотчас. Ты сама чувствовала это сначала.

- Но все будет лучше ссоры, папа.

- Все будет лучше, чем продолжительная ссора с твоим мужем; но самый лучший способ избегнуть этого состоит в том, чтобы показать ему, как ты умеешь быть тверда в подобном случае.

Разумеется, присутствие и твердость отца принудили ее остаться в Лондоне, но она желала ежечасно уложиться и уехать в Кросс-Голл. Она часто сомневалась может ли она любить своего Джорджа, как следует любить мужа, но теперь она удостоверилась в своем сердце. После брака она никогда не находилась с мужем в дурных отношениях, и разлука усилила её нежность в удивительной степени. Она ответила на его письмо выражениями полными любви и покорности, и прибавила только, что по мнению её отца ей лучше остаться в Лондоне до конца месяца. В письме не было ни малейшого упрека. Она не упоминала о его грубом поступке на бале и не написала ничего о мистрис Гаутон.

Отец очень убеждал ее видеться со всеми её друзьями, быть там где обещала, ездить в театр и показывать всем своим поведением, что она нисколько не приведена в уныние тем, что случилось. Намеревались опять танцовать каппа-каппу. Лорд Джиблет уступал свое место какому-нибудь более искусному кавалеру, но другие танцовщики оставались все. Разумеется, поднялся вопрос о леди Джордж. Конечно лорду Джорджу очень не понравилась каппа-каппа, но декан советовал своей дочери танцовать опять.

- Что скажет он, папа?

Декан думал, что теперь лорд Джордж скажет и сделает гораздо менее чем прежде. По его мнению лорду Джорджу следовало показать, что жена его также имеет свои права. Это новое затруднение разрешилось само собой, потому что танцы были назначены в такой день, когда леди Джордж уже не было бы в Лондоне, и даже декан не предложил, чтобы она осталась в Лондоне именно для каппа-каппы.

Ее удивила горячность, с какою он настаивал, чтобы она выезжала в свет. Он поднял ее на смех, когда она заговорила об издержках на наряды, и повидимому он думал, что она обязана сделаться светской женщиной. Время от времени он заговаривал с нею о попенджоевском вопросе, всегда высказывая свое убеждение, что ребенок по закону должен считаться незаконнорожденным.

- Мне сказали, прибавил он: - что он не проживет и года.

- Бедный мальчик!

- Разумеется, если бы он родился как следовало родиться сыну маркиза Бротертонского, никто не пожелал бы ему ничего кроме хорошого.

- Я не желаю ему ничего кроме хорошого, сказала Мери.

- Но теперь, продолжал декан, оставив без внимания замечания дочери: - все должны чувствовать, что для фамилии лучше если он исчезнет с лица земли. Никто не может думать, что такой ребенок может сделать честь британскому перству.

- Его можно хорошо воспитать.

- Он не будет хорошо воспитан. У него мать итальянка и ничего не может быть хуже того, что окружает его. Но вопрос состоит в праве. Очевидно, что он родился в то время, когда его мать считалась женою, не его отца, а другого человека. Может быть история, рассказанная нам, и справедлива. Но я не останусь в покое, пока не узнаю истинную правду.

Декан не оставался в покое и постоянно бывал в конторе Бетля. В это время мис Талловакс приехала в Лондон, и два, дня гостила в Мюнстер-Корте. Что происходило между деканом и мис Талловакс, Мери, разумеется, не знала; но скоро услыхала, что мис Талловакс объявила, что розыски не прекратятся по недостатку денег. Мис Талловакс точно также дорожила Бротертонской знатностью.

но у которой она теперь не была, и это упущение заметил декан.

- Разве ты теперь никогда не видишься с мистрис Гаутон? спросил он.

Нет, папа, быстро ответила Мери.

- Почему?

- Я не люблю ее.

- Почему ты ее не любишь? Вы прежде были друзья. Уж не поссорились ли вы?

- Да; я поссорилась с нею.

- Что сделала она?

Мери молчала.

- Это секрет?

- Да, папа; это секрет. Я предпочла бы, чтобы вы не спрашивали. Она отвратительная, гадкая женщина, и я никогда больше не буду с нею говорить.

- Это сильные выражения, Мери.

- Да. А теперь не будем больше говорить о ней.

Декан не говорил, но пускался в догадки, и угадал кое-что похожее на правду. Разумеется, он знал, что его зять одно время был влюблен в эту женщину, когда она была еще мис Де-Барон.

- Я не думаю, душа моя, сказал он смеясь: - чтобы ты могла ревновать к её прелестям.

- Я нисколько к ней не ревную, папа. Я не знаю никого кто казался бы мне безобразнее. Она отвратительна. Но, пожалуста, не говорите мне более о ней.

Тогда декан убедился, что Мери узнала что-нибудь и была слишком благородна для того, чтобы жаловаться на мужа.

За день до её отъезда, к ней приехала мистрис Монтакют-Джонс. Она видела свою добрую старую приятельницу раза два после катастрофы на бале, но всегда в присутствии других. Теперь оне были одне.

- Ну, душа моя, сказала мистрис Джонс: - надеюсь вы весело провели время в Лондоне. Мы все очень вас полюбили.

- Вы были очень добры ко мне, мистрис Джонс.

- Я употребляю все силы, чтобы делать приятное молодым людям. Должно быть вам было весело, потому что я не знаю никого кем так бы восхищались. Его королевское высочество, сказал намедни, что вы самая красивая женщина в Лондоне. А его считают хорошим знатоком в этих вещах. Вы ведь оставляете за собою дом?

- Очень рада. Это домик премиленький, и мне жаль было бы думать, что вы не воротитесь.

- Мы всегда будем жить здесь половину года, сказала Мери. - Мы так условились, когда я выходила замуж, и вот почему я уезжаю теперь.

- Кажется лорд Джордж любит более деревню?

- Кажется. А я не люблю, мистрис Джойс.

- И то и другое хорошо в своем роде, душа моя. Я грешница, люблю повеселиться. Я никогда не уезжаю из Лондона, пока не кончится все, и никогда не приезжаю пока не начнется все. У нас есть прекрасное поместье в Шотландии и вы должны приехать ко мне туда осенью. Потом мы уезжаем в Рим. Это приятный образ жизни, хотя нам приходится так много разъезжать.

- Это должно очень дорого стоить?

- Да. У мистера Джонса большой доход.

Это был первый прямой намек на мистера Джонса, услышанный Мери.

- Но мы не всегда были богаты. Когда я была в ваших летах, у меня не было такого, миленького домика как у вас. У меня даже совсем не было дома, потому что я была не замужем и думала отказать или принять предложение молодого адвоката Смита, которому было нечем содержать меня. Вы видите, что я не вращалась между аристократических имен как вы.

- Я нисколько этим не дорожу.

- А я дорожу. Я люблю и Джерменов, и Тальботов, и Говардов, их любят все, только не хотят правду говорить. Я люблю, чтобы в моей гостиной были лорды. У них наружность лучше, они лучше говорят чем другие. И вы всегда уверены, что между ними не вотрется какой-нибудь никуда негодный человек.

- А я знаю одного лорда, сказала Мери: - который не совсем годен. То есть, я его не знаю, потому что никогда его не видала.

- Вы говорите о вашем девере. А мне бы ужасно хотелось познакомиться с ним. Я полагаю он умеет держать себя как джентльмен?

- Я не очень уверена в этом. Он был очень груб к папаше.

- Ах, да! Мне кажется мы это можем понять, душа моя. Ваш отец сам не очень был любезен к маркизу. Хотя я не говорю, что он был не прав. А только жаль, потому что все говорят будто маленький лорд Попенджой умрет. Вы говорили обо мне и моем великолепии, но за долго до того, как вы достигнете моих лет, вы будете гораздо великолепнее. Из вас выйдет очаровательная маркиза.

- Я никогда об этом не думаю, мистрис Джонс; и я желала бы, чтобы папа не думал. Зачем этому мальчику не жить? Я могла бы быть совершенно счастлива и без того, если бы только меня оставили в покое.

- Вы говорите о том, что случилось в моем доме намедни?

- Я не говорила ни о чем особенном, мистрис Джонс. Но я нахожу, что люди бывают иногда очень злы.

- Я думаю вы знаете, что в этом виноват сам лорд Джордж. Он не должен был увозить вас так вдруг. Не ваша вина, что этот глупый человек оступился. Ему не нравится капитан Де-Барон?

- Не говорите об этом, мистрис Джонс.

- Да, он уехал.

- Я так рада, что вы не уехали с ним. Люди любят говорить, и действительно, он похож на Синюю Бороду. Синия Бороды душа моя, надо уничтожать. Может быть есть Синия Бороды доброжелательные, у которых нет ужасных комнат, нет секретов - Мери подумала о письме мистрис Гаутон, о котором никто не знал кроме нея - которые никому не рубят голов, а все-таки ужасно мешают домашнему спокойствию. Лорд Джордж почти таков как следует быть мужу.

- Он лучший муж на свете, сказала Мери.

- Я уверена, что вы это думаете. Но он не должен ревновать, а главное не показывать своей ревности. Я нахожу, что вы были обязаны остаться и показать свету, что вам нечего бояться. Вероятно, это посоветовал декан?

- Да, он.

предположить, что ее следовало удалить от влияния молодого человека.

- Было бы очень зло думать это, сказала Мери чуть не плача.

- Но должны были бы так думать, если бы вы не остались. Вы можете быть уверены, душа моя, что ваш отец был совершенно прав. Мне жаль, что вы не можете более участвовать в этом танце. Мы заменили лорда Джиблета лордом Грандисоном, и я уверена, что выйдет очень хорошо. Но, разумеется, я не могу просить вас остаться для этого. Ваш отъезд был назначен заранее, и вам не следует оставаться. Но это совсем другое как быть увезенной вдруг, точно молодой человек, который истратил более чем следует, и которого вдруг спровадили неизвестно куда.

Мери, когда уехала мистрис Джонс, нашла, что ей следует быть благодарной своей приятельнице за то, что было сказано. Ей прискорбно было слышать, что её мужа называли Синей Бородой, но его ревность выказалась так очевидно, что нельзя было не признать этого в задушевном разговоре. Она предпочла послушаться отца, а не мужа, и с удовольствием, увидала, что поведение её и её отца одобряла такая опытная женщина, как мистрис Монтакют-Джонс. И весь разговор старушка вела с такою добротою, что Мери поняла её намерение быть ей полезной, и намерение это было принято.

На следующее утро, вскоре после завтрака декан получил письмо, которое привело его в большое недоумение, и заставило часа два не решаться, что он сделает. Сначала он не сказал ничего своей дочери об этом письме. Она знала, что он намерен итти к Бетлю в этот день, но вместо того он все сидел и все думал. Наконец, он отправился в Мери и подал ей письмо.

Письмо было очень коротко и заключалось в следующем:

"Маркиз Бротертонский свидетельствует свое почтение декану Бротертонскому и просит позволения сообщить, что по его мнению много пользы, могло бы произойти из личного свидания. Может быть декан согласиться быть у маркиза завтра после двух часов.

"Скумбергская гостиница, Альбемарльская улица.

- Он приглашает меня сегодня. Письмо было написано вчера. Я много думал об этом и намерен пойти.

- Вы написали бы к нему?

- Нет надобности. Человек, приглашающий так внезапно, не имеет права ожидать ответа. У него в мыслях что-нибудь нечестное.

- Так зачем же вы идете?

- О, папа, что он скажет вам?

- Он, не может съесть меня, душа моя; и едва ли посмеет убить. А если бы мог, то может быть и убил бы.

Итак в назначенный час декан отправился ии, маркизу.