Попенджой ли он?
Глава XLI. Скумбергская гостиница.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Троллоп Э., год: 1878
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава XLI. Скумбергская гостиница. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава XLI.
Скумбергская гостиница.

Когда декан шел по парку к Альбермарльской улице, у него было много неприятных предчувствий. Он не верил, чтобы маркиз был дружелюбно к нему расположен, или Хоть даже вступил бы с ним в обыкновенные вежливые сношения, требуемые общежитием. Чем более он размышлял об этом, тем более удостоверялся, что маркиз не ожидал, чтобы он явился на его зов. Но если бы он отказался видеть старшого брата своего зятя, может быть другая сторона выиграла бы чрез это что-нибудь. Его отказ может дать его врагам возможность говорить, что он отказался от предложения мира, а декан теперь считал своими врагами почти всех Джерменов. Он думал, что его зять будет современем так же итти против него как и глава фамилии. Он знал, что старая маркиза верила в Попенджоя. И дочери, хотя сначала выказывали большое отвращение к иностранке-матери и к её иностранному сыну, теперь чувствовали отвращение к нему, декану, по другим причинам. Разумеется, лорд Джордж жаловался на свою жену в Кросс-Голле. Разумеется, история каппа-каппы приведет в ужас этих дам. Муж, разумеется, в негодовании на непослушание жены, зачем она, по его приказанию, не уехала им Лондона. Декан обещал не ссорить Мери с мужем, но он находил вероятным, что обстоятельство принудит его дочь жить у него, между тем как хорд Джордж останется в Кросс-Голле. Декан твердо решил не допускать ни малейшого порицания на поведение своей дочери, и на каждое обвинение отвечать тем же. Он никогда не говорил ни слова о своей щедрости, но думал о ней много. На их стороне была знатность, а знатность много значила в его глазах; но на его стороне было богатство; а богатство по его мнению, было так же могущественно, как и знатность. Он решил, что его дочь должна быть маркизой, и для этой цели готов был тратить деньги; но он имел намерение показать тем, для кого он их тратил, что с ним нельзя обращаться, как с ничтожным провинциальным пастором, имеющим хороший доход.

В таком-то задорливом расположении духа спросил он маркиза в Скумбергской гостинице. Да, маркиз был дома, и слуга посмотрит можно ли видеть его барина.

- У меня назначено с ннуе свидание, сказал декан, отдавая свою карточку. - Я тороплюсь в другое место, и если он не может видеть меня, дайте мне знать тотчас.

Слуга скоро вернулся и очень снисходительно сказал декану, что его сиятельство примет его.

- Как это милостиво, соображая то, что его сиятельство сам пригласил меня, сказал декан самому себе, но на столько громко, что слуга мог слышать эти слова.

- Его сиятельство выйдет к вам чрез несколько минут, сказал слуга, затворяя дверь гостиной.

- Я уйду если он не будет здесь чрез несколько минут, сказал декан, не будучи в состоянии удержать себя.

Он чуть было не ушел прежде чем маркиз вышел. Он уже подошел к звонку, но решился дать его сиятельству еще две минуты и высказать ему что думает об этом замедлении. Две минуты прошли и его сиятельство явился. Он вошел в комнату за слугою, который шел впереди, неся книги и ящик с бумагами. Все это было устроено заранее, так как маркиз знал, что пока слуга будет в комнате, то декан не начнет разговора первый.

- Я очень обязан вам за то, что вы пришли, господин декан, сказал он: - пожалуста садитесь. Я был бы здесь, чтобы принять вас, если бы вы мне написали.

- Я получил ваше письмо только сегодня утром, сердито сказал декан.

- Я думал, что может быть вы пришлете словесный ответ. Впрочем это не значит ничего. Я никогда не выхожу раньше, но если бы вы назначили время, я был бы здесь чтобы принять вас. Хорошо, Джон - заприте дверь. Очень холодно - вы не находите?

- Я шел пешком, милорд, и мне тепло.

- Я никогда не хожу пешком никогда не мог. Я не знаю почему, но мои ноги не могут ходить.

- Может быть вы никогда не пробовали.

- Пробовал. Меня заставляли ходить пешком в Швейцарии двадцать лет тому назад, но я остановился после первой мили. Джордж прежде ходил как чорт. Теперь вы видите его более чем я. Продолжает он ходить?

- Он человек деятельный.

- Именно. Ему следовало бы быть деревенским почталионом. Он был бы так же аккуратен как солнце, и ума у него как раз достало бы на это.

- Вы пригласили меня, лорд Бротертон...

- Следовательно, я могу уйти.

- Не уходите. Видите, господин декан, для духовного сановника вы геройски задорливы! Вы должно быть очень любите драться.

- Когда у меня есть что-нибудь за что драться я считаю моею обязанностью, я думаю, действительно, что я драться люблю.

- А вообще лучше добиваться цели без драки. Вы желаете сделать вашего внука маркизом Бротертонским.

- Я желаю обезпечить моему внуку все, что должно честно и справедливо принадлежать ему.

- У вас еще нет внука.

Декан хотел было сказать, что уж он, конечно, не станет отыскивать наследника так как его сиятельство подхватил мнимого Попенджоя, но его удержало чувство деликатности к своей дочери.

- Милорд, заметил он: - я пришел сюда не затем чтобы разсуждать о подобной возможности.

- Но вы без всякой совести разсуждаете о моей возможности и самым публичным образом. Мне вздумалось, или по-крайней-мере случилось, жениться на иностранке. Не понимая итальянских обычаев, вы не совеститесь говорить, что она не жена моя.

- Я никогда этого не говорил.

- И уверять будто мой сын, не сын мой.

- Я никогда этого не говорил.

- И заставлять целую дюжину поверенных трудиться для того чтобы доказать, что мой наследник незаконнорожденный.

- Мы слышали когда была назначена ваша женитьба, милорд - а это было долго спустя после рождения вашего сына. Что должны мы думать?

- Как будто это не объясняли вам и всем десять раз. Неужели вы не слыхали, что и в Англии бывает иногда вторичный брак по некоторым причинам? Вы разсылали повсюду наводить справки, к чему оне привели? Я знаю все.

- Относительно моих действий, я очень доволен, что вы знаете все.

- Еще бы; даже если бы то, что я знаю смертельно поразило меня. Разумеется, я понимаю. Вы думаете, что у меня нет никаких чувств.

- Относительно вашей обязанности к вашим родным, конечно, у вас чувств немного, твердо сказал декан.

- Именно. Потому что я мешаю вашему новому честолюбию, я должен быть сам дьявол. А между тем вы и те, которые теперь помогают вам, находят странным, что я не принял вас с распростертыми объятиями. Мой сын так же дорог мне как вам ваша дочь.

- Может быть, милорд. Но вопрос состоит не в том любим ли он вами, а действительно ли он лорд Попенджой.

- Я вовсе этого не знаю, с гневом сказал декан.

- Так стало быть вы очень упрямый человек. Когда это началось, Джордж присоединился к вам в этих неприличных справках. По-крайней-мере он теперь убедился.

- А может быть он подчинился влиянию своего брата.

- Нисколько. Джордж не очень умен, но у него есть достаточно ума на то, чтобы подчиниться влиянию своего ходатая по делам - или лучше сказать вашего. Ваш ходатай, мистер Бетль убедился. Вы продолжаете действовать вопреки даже его советам. Чего же вы хотите, чорт возьми? Я еще не умер, и во всяком случае могу пережить вас. У вашей дочери нет детей, и по всей вероятности не будет. Вам удалось выдать ее в знатную семью, и право мне кажется, что вы от гордости потеряли голову.

- Разве вы за этим пригласили меня?

- Ну да; за этим. Я хотел хорошенько поговорить с нами об этом. Между нами большой любви быть не может, но нам нет никакой надобности перерезать друг другу горло. Это стоит нам обоим чертовских денег; но мне кажется, что мой кошелек должен быть длиннее вашего.

- Мы попробуем, милорд.

- Так вы намерены продолжать?

- Графиня Луиджи считалась замужней женщиной, когда носила это имя, и я считаю священным долгом удостовериться действительно ли она была тогда замужем или нет.

- Священным! сказал маркиз с насмешкой.

- Да - священным. Нет долга священнее того, который отец имеет к своей дочери.

- А!

Тут маркиз помолчал и посмотрел на декана. Он смотрел так долго, что декан хотел уже взять шляпу и уйти, но маркиз вдруг продолжал:

- Священный долг! и к такой дочери.

- Она такова, что я горжусь ею как отец, а вы должны гордиться ею как невесткой.

- О, разумеется. Я действительно горжусь. Джекменам прежде никогда не доставалась такая честь. А к её происхождению я совершенно равнодушен. Если бы еще она вела себя как следует, я не стал бы думать о конюшнях.

- Что вы осмелились указать? вскрикнул декан, вскочив с своего места.

Маркиз сидел совершенно неподвижно, откинувшись на спинку своего кресла. На лице его была улыбка, улыбка, почти приятная; но в глазах дьявольское выражение, и декан, который стоял от него шагов за шесть, ясно видел это дьявольское выражение.

- Я веду здесь уединенную жизнь, господин декан, сказал маркиз: - но даже и я слышал о ней.

- Что же вы слышали?

- Весь Лондон слышал о ней об этой будущей маркизе, честолюбие которой состоит в том, чтобы лишить моего сына его титула и поместья. Священный долг, господин декан, надеть маркизскую корону на голову этой...

Было очевидно, что лорд приготовил это слово и послал за отцом, чтобы отец мог слышать, как таким словом называют его дочь - если только он не признает проигранным свое дело. До сих пор разговор шел согласно планам придуманным маркизом; но то, что последовало за этим, маркизе едва ли предвидел.

Одежда пастора спасала от драки в то время, когда драка была в моде; и даже теперь, когда и ссоры и драки вообще считаются постыдными, одежда эта избавляет от тех опасностей, которым подвержены не носящие ее. Может быть маркиз это сознавал. Может быть он думал, что физических сил у него столько же как у декана, который был, по-крайней-мере, десятью годами старше его. Во всяком случае, он не ожидал того, что случилось после произнесения гнусного слова.

Я сказал, что декан стоял за шесть шагов от кресла, на котором развалился маркиз. Он уже взял шляпу и придумывал какой-нибудь способ выказать свое негодование, при выходе из комнаты. Но теперь он в одно мгновение бросил свою шляпу на пол и схватил лорда за горло. Лорд так мало этого ожидал, что даже не приготовился к обороне. Декан схватил его за галстук и воротник, прежде чем он мог вообразить что-нибудь подобное. У него вырвалось какое-то невнятное ругательство, не то от изумления, не то от мольбы. Но мольба была бы теперь безполезна. Находись тут высочайшая скала, маркиз был бы сброшен с нея, хотя бы и декану пришлось полететь вместе с ним. Пламя сверкало из глаз декана, зубы были стиснуты, и даже как будто ноздри пылали. Его дочь! Единственное существо, в которое он верил всем своим сердцем и всей душой. Декану было пятьдесят лет, но никто не считал его стариком. Паунтнер, Гольденоф и Грошют завидовали его моложавости. Но я думаю, что никто из них не считал бы его способным к такой силе, какую он обнаружил теперь. Маркиз, несмотря на его слабое усилие, был стащен с кресла. Он ухватился было за колокольчик, который висел возле его кресла, но не мог позвонить, потому что декан тряс его из всех сил, потом вытащил его на средину ковра, и маркизу казалось, что его сейчас задушат. Он хотел броситься на пол, но декан не допустил его. Маркиз сделал еще сверхъестественное усилие, чтобы вырваться, и стараясь позвать на помощь; но декан из всех сил бросил его в пустой камин. Маркиз грохнулся прямо спиною на решетку, и голова его свалилась гораздо дальше кирпичей и железа. Тут секунды две он пролежал как мертвый.

Это сделалось менее чем в минуту, и во все это время бешенство декана продолжалось во всей своей силе. Какая была ему нужда до последствий, когда слово, позорившее его дочь, звучало в его ушах? Как он мог сдержать свой гнев при подобном оскорблении? Но когда минута прошла и он увидал, что сделал - когда маркиз растрепанный, съежившийся и окровавленный лежал пред ним - тогда он вспомнил кто он и что сделал. Он был декан Ловелес, который и без того уже имел много врагов в духовенстве, а этот человек был маркиз Бротертонский, которого он может быть убил в своей ярости, и тут не было ни одного свидетеля, который мог бы доказать, что он был вызван на это.

Маркиз стонал и безсильно шевелил рукою, как бы усиливаясь встать. По-крайней-мере он еще не умер. Желая поступить как следует, декан громко позвонил в колокольчик, а потом наклонился поднять своего врага. Ему удалось посадить его на пол, прислонив головою к креслу, прежде чем пришел слуга. Если бы он желал скрыть что-нибудь, он мог бы посадить маркиза на кресло, но теперь он только желал рассказать всю правду. Ему все казалось, что тот, кто узнает правду, не найдет его виновным. Его дочь! Его кроткая, невинная дочь! Слуга вбежал в комнату, потому что звон колокольчика был чрезвычайно громок.

- Пошлите за доктором, сказал декан: - и позовите хозяина.

- С милордом сделался припадок? спросил слуга, который был не лакей гостиницы, а самого маркиза.

- Делайте что я вам велел. Пригласите доктора и сейчас позовите хозяина. Это не припадок, но его сиятельство очень ушибся. Я повалил его.

Декан сказал последния слова медленно и твердо, чувствуя в эту минуту, что он не должен ничего скрывать даже от лакея.,

- Он убил меня, застонал маркиз.

Обиженный мог, наконец, заговорить, и это было утешительно. Слуга бросился вниз, и известие скоро распространилось по всему дому. Хозяина в гостинице не было - в лондонских гостиницах хозяева никогда не живут. Скумбергская гостиница принадлежала разным наследникам и наследницам, по имени Томкинс, которые жили в Гастингсе, а гостиницею управляла мистрис Вокер. Она скоро пришла с помощником немцем, которого держали для иностранцев, с разными слугами и главной горничной. Мистрис Вокер напустилась на декана, но нападение её значительно ослабело от обвинения самого маркиза. Если бы он молчал все время, то поведение декана показалось бы еще ужаснее.

- Он разбил мне спину, сказал его сиятельство: - ох, ох, ох!

- Я рад, что вы заговорили, лорд Бротертон, сказал декан: - я думаю, вы раскайтесь, что применили такое слово к моей дочери.

Необходимо, чтобы все поняли все, но как ужасно будет упоминать отцу, что такое выражение было применено к его дочери.

Сначала пришли два полисмена, потом доктор, потом сержант.

Сержант приложил руку к шляпе.

- Этот человек, как вам известно, маркиз бротертонский.

Сержант поклонился стонавшему вельможе.

s с кресла и бросил за решетку камина. Теперь вы знаете все. Если бы пришлось повторить, я повторил бы.

- Она... неосторожно сказал маркиз.

Сержант, доктор и мистрис Вокер сделались друзьями декана. Нашли, что у маркиза проломлена голова и очень ушибена спина. Но человек, который мог выражаться таким образом о своей невестке, заслуживал этого. Все-таки дело это было слишком сериозно и его нельзя было оставить без внимания. Доктор не мог поручиться, что несчастный маркиз не получил сериозного повреждения; а сержанту не каждый день приходилось иметь дело с деканами и маркизами. Доктор остался с своим знатным пациентом и уложил его в постель. А декан с сержантом отправились в полицию. Там сняли показание и декану позволено было уехать с тем, чтобы немедленно явиться когда его потребуют. Он сказал, что имел намерение ехать в Бротертон на следующий день, но начальник полиции советовал ему отказаться от этой мысли. Начальник полиции думал, что декану лучше остаться в Лондоне до конца недели.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница