Попенджой ли он?
Глава XLII. Не ехать!

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава XLII. Не ехать! (старая орфография)

Глава XLII.
Не ехать!

Декану пришлось о многом подумать, когда он шел домой, опоздав к обеду своей дочери. Что он скажет ей - и должен ли он сообщить лорду Джорджу о том, что случилось в этот день? Разумеется, все об этом узнают рано или поздно. Он ничего не имел против этого, только бы настоящая истина сделалась известна, но истины не будет, если он сам не разскажет всего. Его единственная, но полная защита заключалась в слове, которое произнес маркиз. Но как передать тон, выражение в глазах и улыбку на губах? Конечно, он напишет и разскажет лорду Джорджу все. Но своей дочери он хотел рассказать как можно меньше. Да избавит Господь в своем милосердии её слух, её священные чувства, её чистое сердце от этого оскорбительного слова! Он чувствовал, что она сделалась ему дороже прежнего, что он откажется и от своего места и от всего, если может этим спасти ее. Но он чувствовал, что если она будет принесена в жертву в этом споре, то он пожертвует и своим местом и всем для того, чтобы отмстить за нее.

Но что-нибудь надо было сказать ей. Он должен остаться в Лондоне, и ей следует остаться с ним. Если она поедет одна, ее тотчас увезут в Кросс-Голль; а он понимал, что это происшествие не будет способствовать к спокойствию её жизни там. Выражение, примененное к ней, в котором оказался виновен её муж, даст манор-кросским драконшам - так декан мысленно называл джерменских дам - страшную власть над нею. А если она поедет в Кросс-Голл, то ему трудно будет вызвать ее к себе. Он поспешил переодеться как только пришел домой, извинившись, что опоздал, и нашел дочь в гостиной.

- Папа, сказала она: - мне нравится мистрис Монтакют-Джонс.

- И мне, душа моя, потому что она такая веселая.

- Но она также и добрая! Она опять была у меня сегодня, и хочет, чтобы мы с Джорджем приехали к ней в Шотландию осенью. Мне так бы хотелось этого.

- Что скажет Джордж?

- Разумеется, он не поедет; и разумеется, не поеду и я. Но это не уменьшает её доброты. Она желает, чтобы весь её кружок думал, будто то, что случилось намедни, не значит ничего.

- Я боюсь, что он не согласится.

- Я знаю. Он не будет знать куда ему деваться там. Он терпеть не может дом полный гостями. Теперь разскажите мне, что сказал маркиз.

Но доложили об обеде и декан не был принужден немедленно ответить на этот вопрос.

- Теперь, папа, сказала опять Мери, как только принесли кофей и слуга ушел: - разскажите, что вам сказал мой знатный деверь.

Этого-то декан и не хотел сказать.

- Твой деверь, душа моя, поступил так дурно, как хуже быть не могло.

- О, Боже; как мне жаль!

- Мы оба с тобою должны об этом жалеть, и твой муж пожалеет.

Он говорил так сериозно, что она не знала как разспрашивать.

- Не могу сказать тебе всего; но он оскорбил меня и я был принужден... ударить его.

- Ударить его! О, папа!

- Милый папа! я всегда хорошо думаю о вас.

- Все, что он сказал бы обо мне, я перенести мог бы. Он мог применить ко мне какой хотел эпитет, и мне кажется, я даже не поморщился бы. Но он отозвался дурно о тебе.

Теперь он решился высказать ей столько, хотя прежде не хотел вовсе упоминать о ней. Но она должна знать хоть часть правды, и пусть лучше узнает ее от него, чем от других. Она очень побледнела, но не ответила ничего.

- Тогда я пришел в ярость, продолжал он:--я даже не пытался обуздать себя, схватил его за горло и швырнул на пол. Он упал на решетку камина и, может быть, ушибся. Если бы падение убило его, он заслужил бы это. У него достало храбрости уязвить отца в самое чувствительное место, только потому, что этот отец пастор. Его вера в духовные лица кажется немножко ослабеет от случившагося сегодня.

- Что теперь будет? спросила она шопотом.

- Богу одному известно. Но я не могу завтра уехать из Лондона. Я напишу сегодня к Джорджу, разскажу ему все что случилось, и попрошу, чтобы ты могла остаться со мною несколько дней.

- Разумеется, я не оставлю вас.

- Это не для того. Но я не желаю, чтобы ты теперь ехала в Кросс-Голл. Если ты поедешь без меня, тебя не пустят ко мне в Бротертон. Разумеется, в Кросс-Голле будет большой переполох, разумеется, меня будут там осуждать. Меня многие осудят, так как нельзя же заставить свет верить настоящей правде.

- Я никогда вас осуждать не буду, сказала Мери.

Она подошла к нему, опустилась пред ним на колени и обняла его.

- Папа, что сказал обо мне этот человек?

- То, чего он не думал, но что, по его мнению, должно было наиболее уязвить меня. Оставь это. Не спрашивай. Лучше также напиши своему мужу и разскажи ему подробно все, что я пересказал тебе. Если ты напишешь сегодня, и я напишу, и позабочусь, чтобы наши письма были получены завтра же. Нам надо послать сказать, что мы не будем завтра в Бротертоне.

Оба письма к лорду Джорджу были написаны в этот вечер, и оба были очень длинны. В них рассказывалось одно и тоже, хотя различным тоном. Декан нисколько не извинялся, но рассказывал все очень подробно и очень правдиво. Гнусное слово он написать не мог, но сделал его очень ясным без письма. Не оскорбится ли муж, как оскорбился отец, за свою молодую жену, нежное чистое создание, любовью и обладанием которого он должен был гордиться? Можно ли простить брату, оскорбившему такое сокровище; особенно такому брату как маркиз? Может быть лорд Джордж сочтет нужным приехать. Декан писал, что вреда сериозного не нанесено. В этом состояла суть его письма. Он надеялся, что лорд Джордж согласится с ним, и что Мери лучше остаться в Лондоне эти дни. Это было сказано в виде просьбы, но таким образом, чтобы показать, что если на просьбу не будет согласия, то обойдутся и без него. Декан твердо решил, что Мери не должна пока ехать в Кросс-Голл.

Её письмо имело тон умоляющий, огорченный и исполненный любви. Она была твердо убеждена, что её милый папа не сделал ничего, чего не должен был делать, но все-таки она очень жалела маркиза ради его матери и сестер, и её милого, милого Джорджа. Не может ли он приехать к ним и услыхать все от папаши? Если маркиз отозвался о ней зло, это было очень жестоко, потому что никто так не любил своего мужа, как она любила своего милого, милого Джорджа... и так далее. Письма были отосланы к экономке в дом декана с приказанием послать их с особым посланным в Кросс-Голл.

На следующий день декан зашел в Скумбергскую гостиницу, но узнал немного. Маркизу было очень плохо, и с ним постоянно был то один, то другой доктор; но мистрис Вокер не могла сказать, чтобы он был опасен. Но он не встает с постели и ничего не принимает внутрь, кроме мандиоковой муки и водки.

В полиции тоже нельзя было ничего узнать. Начальник полиции думал, что декан не должен ехать в Бротертон завтра, в пятницу; в суботу может быть, а в понедельник наверно. Тут мы можем сказать, что декану не пришлось более бывать в полиции. В пятницу он опять зашел в гостиницу, маркиз все еще лежал в постели, и доктор сказал, что повреждение в спине может сделаться опасно.

Когда лорд Джордж получил письма, он чуть не сошел с ума. Последния две недели неприязненность к маркизу в Кросс-Голле значительно ослабела. Семья начала чувствовать, что Попенджой все-таки был Попенджой; и что хотя обстоятельства, сопровождавшия его рождение, конечно, были не совсем приятны для фамилии вообще, но так как маркизу подозрением нанесено было оскорбление, то эти обстоятельства следовало в некоторой степени простить. Маркиз был глава фамилии, а фамилия должна многое прощать своей главе, когда этот глава маркиз. Нам известно, что вдовствующая маркиза с самого начала держала его сторону. Лорд Джордж последнее время отчасти примирился с братом. Леди Амелия поддалась матери, так же как и мистрис Тоф, старая экономка. Леди Сюзанна колебалась, не одобряя поведение декана и его дочери. Леди Сара была более тверда. Она не поддавалась, и в сердце была лучшим другом Мери в семье. Дела находились в таком положении в Кросс-Голле, когда лорд Джордж получил оба письма. Он не был и без того хорошо расположен к декану, а теперь просто пришел в ужас, как пастор мог швырнуть маркиза в камин. Но слово было очень ясно, и это слово было применено к его жене. Или может быть такое слово не было произнесено. Может быть декан хитро спас себя от положительной лжи, и пытаясь извинить свою запальчивость, взвел на маркиза несправедливое обвинение. Лорд Джордж вполне понимал обязанность защищать жену, но не желал поддерживать дружелюбные отношения к отцу своей жены. Она вела себя очень сумасбродно, все соглашались с этим. Он видел это собственными глазами на этом несчастном бале. Она позволила соединить свое имя с посторонним таким образом, который был унизителен для чести её мужа. Нечего было удивляться, что его брат говорил о её поведении в презрительных выражениях; но и лорд Джордж не верил, чтобы его брат употребил именно это выражение. Личное насилие, удар, и драка со стороны декана англиканской церкви, насилие такого рода, которое могло убить человека, казалось лорду Джорджу непростительным. Конечно, он не мог находиться в дружелюбных отношениях с деканом тотчас после подобного поступка. Его жену следовало увезти, уединить и очистить джерменским аскетизмом.

Но что теперь он должен сделать? Он чувствовал, что обязан спешить в Лондон, но не мог решиться жить в одном доме с деканом. Жену свою он должен увезти от её отца. Какие непростительные выражения не употребил бы маркиз, лорд Джордж не мог поддерживать дружелюбные отношения с человеком, который чуть не убил его брата. Он тоже думал о том, что скажет свет, он тоже чувствовал, что скоро все это сделается известным всем. Но что должен он сделать тотчас. Он еще не решился, когда сел на железную дорогу на другой день после получения писем.

Но, доехав до Лондона, он решился оставить свой чемодан в ближайшей гостинице, а потом отправиться в Мюнстер-Корт. Он надеялся найти свою жену одну; но застал и декана.

- О, Джордж, сказала Мери: - как я рада, что ты приехал, где твои вещи?

- Но ты здесь переночуешь? с отчаянием спросила Мери.

Лорд Джордж колебался, и декан тотчас увидал в чем дело.

- Вы не возвратитесь в Бротертон сегодня, сказал он.

В эту минуту декан должен был решать в уме важные вопросы, что лучше для его дочери - разстаться с мужем или с отцом. Надо отдать ему справедливость, что он принимал в соображение только то, что может быть лучше для нея самой. После всего, что случилось, декан был уверен, что все Джермены возненавидят его. И если Мери увезут от него теперь, то ее запрут в Кросс-Голле, доведут до полнейшей покорности ко всем драконшам и сделают несчастной на всю жизнь. Сам лорд Джордж будет рад одержать верх в подобных обстоятельствах. И злое слово, которое можно изгладить из мыслей людей только невинными и, вместе с тем смелыми поступками будет преследовать ее навсегда, если ее увезут и запрут в уединении.

Декан знал не хуже других, как опасна разлука с мужем, особенно для молодой жены. Но, чтобы разлука продолжилась навсегда, было невероятно. Мери не сделала ничего дурного. Муж и жена нежно любили друг друга. Маркиз скоро уедет и тогда лорд Джордж вернется к своим мыслям и к преданности к жене. Словом, декан пришел к убеждению, что ему следует употребить все свое влияние для того, чтобы увезти дочь к себе.

- Мне хотелось бы вернуться завтра рано утром, сказал лорд Джордж очень ссриозно: - если только положение моего брата не сделает этого невозможным.

- Надеюсь, что ваш брат нисколько не пострадал оттого, что случилось, сказал декан.

- Но ты ночуешь здесь сегодня, повторила Мери.

- Я приду к тебе рано утром, сказал лорд Джордж тем же погребальным голосом.

- Но почему; почему?

- Мне, вероятно, придется пробыть у моего брата весь день. Но я опять зайду сюда. Ты будешь дома в пять часов и можешь уложить твои вещи для того, чтобы ехать завтра.

- Ты не будешь обедать здесь?

- Не думаю.

Наступило молчание. Мери была положительно изумлена. Лорд Джордж не желал ничего говорить в присутствии своего тестя. Декан придумывал, как ему употребить свое влияние.

- Надеюсь, что вы не увезете Мери завтра.

- О! непременно.

- Нет. Я должен просить вас выслушать об этом несколько слов.

- Я должен настоять на том, чтобы она ехала со мною завтра, даже если бы мне пришлось дотом вернуться в Лондон самому.

- Мери, сказал ей отец: - оставь нас на минуту.

Мери ушла с печальным видом.

- Кажется, ответил он хриплым голосом.

- Тогда, без сомнения, я могу быть уверенным, что вы одобряете запальчивость моего гнева? Для меня, пастора, и человека пожилого, положение было очень тягостное. Но будь я архиепископ и чуть жив от старости, я попытался бы сделать тоже самое.

Это он сказал с большой энергией.

- Скажите мне, Джордж, что, по вашему мнению, я поступил хорошо.

Но Джордж не слыхал слова и не видал лица брата. Потом, он охотно отправился бы с женой на пустынный остров, если бы подобное изгнание было необходимо для её защиты, он был убежден, что она вела себя не как следует. Не видал ли он сам, как она вертелась по комнате с этим человеком после того, как он предостерегал ее?

- Убивать человека не может быть хорошо, сказал он наконец.

- Так вы не благодарите меня за то, что я защитил вашу честь и невинность вашей жены?

- Я не нахожу, чтобы таким образом можно было защитить. Защитою было бы увезти ее домой.

- Да, в её прежний дом, ко мне, на время, так чтобы свет, который, конечно, услышит, как назвал ее ваш злой брат, мог знать, что и её муж и её отец поддерживают ее. Вы обещали приехать ко мне.

- Теперь мы не можем.

- Неужели вы хотите сказать, что после всего случившагося, вы возьмете сторону вашего брата?

- Я увезу мою жену в Кросс-Голл, сказал лорд Джордж и пошел к Мери.

- Что мне делать, папа, сказала она, сойдя к отцу чрез полчаса.

Лорд Джордж отправился в Скумбергскую гостиницу, сказав, что опять зайдет в Мюистер-Корт до обеда, но, сказал прямо, что не будет обедать с её отцом.

- Он решился поссориться с вами.

- Это недолго продолжится, моя дорогая.

- Но что мне делать?

Тут-то и было опасно отвечать. Декан был уверен, что дочь скорее положится на него в этом случае, чем на мужа, если только он будет тверд; но как велика будет его ответственность!

- Я думаю, душа моя, сказал он наконец: - что тебе надо ехать со мною в Бротертон.

- Но он меня не пустит.

- Не поссорьте нас, папа.

- Конечно, нет. Все будет лучше, чем постоянная ссора; но после того, что было сказано, после всей гнусной лжи, мне, кажется, ты должна настоять на своем намерении погостить у своего отца. Если ты теперь поедешь в Кросс-Голл, границ не будет их тиранству.

Он оставил ее, не говоря ни слова, и пошел в Скумбергскую гостиницу, где ему сказали, что маркиз не может пошевелиться.

В эту минуту лорд Джордж был у брата, и маркиз мог говорить, хотя не мог пошевелиться.

- Из прекрасной семьи ты взял жену, Джордж, сказал он, как только брат вошел в комнату.

- Ему следовало бы быть выгрузчиком угля, а не пастором, сказал маркиз.

- Разумеется, он разсердился, сказал лорд Джордж.

- Для меня удивительно, продолжал маркиз: - что вы здесь, думаете будто можете говорить все, что придет вам в голову о моей жене, потому что она итальянка, и удивляетесь, если я сержусь; а сами беситесь, как дикие звери, если я плачу вам тем же. Почему я должен думать лучше о твоей жене, чем ты о моей?

- Я ничего не говорил против твоей жены, Бротертон.

Какой-то добрый приятель рассказал маркизу историю каппа-каппы.

- Ты не можешь быть глух к тому, что все говорят о ней.

Это было горче полыни для несчастного мужа, а между тем, он не мог ответить с гневным негодованием, когда его брат лежал почти без движения пред ним.

Лорд Джордж увидал, что он ничего не может сделать в Скумбергской гостинице. Он удостоверился, что брат его не в опасности, и что несмотря на вред, нанесенный мускулам спины, они постепенно возвратят прежнюю гибкость. Но слова и намеки маркиза увеличили неприязненность лорда Джорджа к декану и почти возбудили гнев к жене. К нему собственно брат его не любезен не был. Маркиз намеревался вернуться в Италию как можно скорее. Он ненавидел Англию и все заключавшееся в ней. Манор-Кросс скоро будет в полном распоряжении лорда Джорджа.

Постепенно в душу лорда Джорджа закрадывалось чувство, что его брат считал необходимым его разлуку с женой. Он безпрестанно начинал говорить о Мери так, как будто она совершенно обезславила себя, а когда лорд Джордж защищал свою жену, маркиз только насмешливо улыбался.

Это произвело большое влияние на лорда Джорджа, когда он возвращался в Мюнстер-Корт. Он не хотел разлучаться с своей женой, но намеревался насильно увезти ее. В Арлингтонской улице он встретил мистрис Гаутон с её кузеном Джеком. Он поклонился, но не остановился. Мистрис Гаутон хотела остановить его, но он ушел, не сказав ни слова, быстрыми шагами. Его жена поступила великодушно с мистрис Гаутон. Встреча с этой женщиной напомнила ему это. Он это сознавал. Но никакое великодушие жены, никакая любовь, никакая добродетель не может составить для Цезаря противодействие малейшему подозрению.

Он нашел дома свою жену и спросил уложила ли она свои вещи.

- Я не могу ехать завтра, сказала она.

- Нет, Джордж - я не поеду в Кросс-Голл. Я поеду к моему отцу. Ты обещал ехать к нему.

- Я не поеду к твоему отцу. Я поеду в Кросс-Голл.

Они спорили целый час; целый час молодая жена упорно настаивала, чтобы ее не увозили в Кросс-Голл. Она говорила, что родные её мужа очень дурно обращались с ней.

- Но не я! кричал муж.

в Кросс-Голл. Только полисмены могут отвезти ее завтра в Кросс-Голл.