Попенджой ли он?
Глава L. Рудгамский парк.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава L. Рудгамский парк. (старая орфография)

Глава L.
Рудгамский парк.

Лорд Джордж обещался выехать из Манор-Кросса в половине августа, но когда прошла первая неделя этого месяца, он еще не решился куда ему деваться. Нокс сказал ему, что если он останется с матерью, то вряд ли маркиз обратит на это внимание; но на таких условиях он не мог согласиться жить в доме брата.

В начале августа лорд Джордж отправился в город, находившийся за несколько миль от Бротертона, заседать в комитете для раздачи углей и одеял, и возвращался домой, но железной дороге. Как велико было его смятение, когда, сев в вагон, он увидал, что брат сидит рядом с с ним. В вагоне было еще несколько других пассажиров. Напротив маркиза были разложены его дорожные принадлежности - французский роман, в который он еще не заглядывал, дорожный мешок, ящичек с завтраком и бутылка с вином. Была даже корзинка с земляникой, если бы ему захотелось покушать фруктов, и ранний персик из оранжерей, были и цветы.

- Это ты, Джордж? сказал он. - У какого чорта был ты?

- Я был в Громби.

- Что же там поделывают?

- Тоже, что обыкновенно. Читали отчет о раздаче углей и одеял.

- Отчет о раздаче углей и одеял! Надеюсь, что ты остался доволен.

Он завернулся в плащ, поел земляники и, повидимому, нашел, что обратил на брата достаточно внимания.

Но это показалось очень важно лорду Джорджу. Маркизу же ничто никогда не казалось важным. Очень могло быть, что маркиз, с кучей слуг, подъедет к дверям Манор-Кросса, не предуведомив о своем намерении. Лорду Джорджу теперь это казалось вероятным. По какой другой причине мог он быть тут? Потом его спина. Хотя они поссорились, он обязан спросить о спине своего брата. Когда они виделись в последний раз, маркиза ввели в комнату два лакея.

- Надеюсь, что ты теперь чувствуешь себя лучше, сказал он после пятиминутного молчания.

- Не могу похвалиться. Могу пускаться в путь, вот и все.

- А как здоровье Попенджоя?

- Честное слово, не могу сказать. Он казался мне не очень здоров, когда я видел его.

- Надеюсь, что отчет о его здоровье ты получишь благоприятный, заботливо сказал лорд Джордж.

- В роде отчета об углях и одеялах! заметил маркиз.

Потом опять разговор прекратился на пять минут.

Но лорду Джорджу необходимо было узнать куда едет его брат. Если в Maнор-Кросс, то лорд Джордж хотел остановиться в гостинице в Бротертоне. Все, даже дом декана был бы лучше, чем сидеть за столом с братом после оскорблений, высказанных в последнем свидании. Чрез пять минут он собрался с мужеством и сделал брату еще вопрос.

- Ты едешь в дом, Бротертон?

- В дом! В какой дом? Полагаю, что еду в какой-нибудь дом.

- Нет, не туда.

Потом ни слова не было сказано, пока не доехали до Бротертонской станции, и тогда маркиз, который сидел возле двери, просил брата выйти прежде из вагона.

- Выходи, сказал он: - я должен подождать, пока придут за моими вещами. И пожалуста не наступай на меня.

Эта последняя просьба была сделана оттого, что лорд Джордж не мог пройти мимо брата, не наступив на его плащ.

- Так я прощусь, сказал лорд Джордж.

- Хорошо, хорошо, сказал маркиз, обратив все внимание на слугу, который брать фрукты, цветы и бутылку.

Лорд Джордж ушел и не видал более брата.

- Разумеется, он едет в Рудгам, сказала леди Сюзанна, услышав об этом.

Рудгамский Парк был поместье Де-Барона, отца мистрис Гаутон, и известие дошло до Манор-Кросса, что маркиз обещал быт там осенью. Конечно, по обстоятельствам, казалось невероятным, чтобы маркиз сдержал обещание. Попенджоя увезли больного - многие говорили при смерти. Потом маркиза бросили в камин, распространились слухи, что у него сломана спина. Все думали, что маркиз никуда не поедет, пока не вернется в Италию. Но леди Сюзанна оказалась права: его сиятельство ехал в Рудгамский Парк.

Де-Барон, владелец Рудгамского Парка, хотя был гораздо старше маркиза, считался его другом, когда был еще лорд Попенджой. Де-Барон, который был сосед, сделался его руководителем, научил покупать и воспитывать лошадей для скачки, и, может быть, натолкнул и на удовольствия другого рода. Рудгамский Парк не любили в Манор-Кроссе и, может быть, по этой причине маркиз им и дорожил. Вскоре после своего возвращения в Англию, он обещал поехать в Рудгам, и теперь сдержал свое обещание.

По приезде туда, маркиз нашел там множество гостей. Там были мистер и мистрис Гаутон, лорд Джиблет, который помолвив несколько опрометчиво мис Патмор-Грин, убежал из Лондона раньше обыкновенного, чтобы придумать какой-нибудь способ избавиться от своей помолвки. Но к ужасу лорда Джиблета, в Рудгаме оказалась мистрис Монтакют-Джонс, которая, как ему хорошо было известно, не выпустит его из рук. Была там и тетушка Джулия с своей племянницей Августой, и, разумеется, Джек Де-Барон. Маркиз был рад встретиться с Джеком, надеясь, что его можно будет уговорить бежать с женою лорда Джорджа, и таким образом освободить Джерменов от этой неприятной особы. Но гостья, чрезвычайно удивившая маркиза, была баронесса Бакман, имя и занятия которой он сначала понял не очень хорошо.

- Поправились, милорд, спросил Де-Барон, приветствуя своего знатного гостя.

- Честное слово, нет. Этот скот, пастор, чуть не убил меня.

- Какое ужасное оскорбление!

- Еще бы! Ничего не может быть хуже духовного забияки. Что я мог с ним сделать? Разумеется, он был сильнее. Я не выдаю себя за Самсона. Такия вещи не делаются между джентльменами.

- Действительно нет.

- Жалею, что я не мог заманить его куда-нибудь с рапирою в руке. Его пасторская одежда, не спасла бы его кишек. Я не понимаю, что сделалось с этой страною, когда такого человека принимают в порядочных домах.

- Здесь вы его не встретите, Бротертон.

- Очень жалею. Я думаю, что успел бы расплатиться с ним. Какая это у вас баронесса?

- Я мало ее знаю. Ее привезла моя дочь Аделаида мистрис Гаутон. Там, в Лондоне, женщины поссорились. Это какая то пророчица, и, кажется, ее привезли сюда на зло леди Селины Протест, которая покровительствует американской пророчице. Надеюсь, она не помешает вам?

- Нисколько, Я люблю диких зверей. А это капитан Де-Барон, о котором я слышал.

- Я очень рад видеть его. Кажется, говорят, что он ухаживает за одной молодой дамой.

- Я полагаю, за десятью.

- Нет, за одной, о которой я кое-что знаю.

- Я этого не думаю, Бротертон, а то я не пригласил бы его сюда.

- Я и думаю. И почему же не пригласить его сюда? Если она не убежит с ним, то убежит с кем-нибудь другим, и чем скорее, тем лучше, по моему мнению.

Де-Барон не приготовился разсуждать об этом предмете, и переменил разговор.

- Любезный лорд Джиблет, как мне приятно здесь встретиться с вами, сказала мистрис Джонс этому молодому человеку. - Когда мне сказали, что вы в Рудгаме, я тотчас решилась приехать сюда.

Это было справедливо, не было друга преданнее старой мистрис Джонс, хотя можно сомневаться, лорд Джиблет ли был тем другом, для которого она приехала в Рудгам.

- Не правда ли, как мы приятно проводили время на наших маленьких вечерах на Гросвенорской площади.

- Никогда в жизни не было мне так приятно; только я не нахожу, чтобы Джек Де-Барон танцовал гораздо лучше других, как говорят.

- Кто же это говорит? Но вот кто танцует хорошо, скажу я вам. Оливия Грин была очаровательна в каппа-каппе. Вы не находите?

- Необыкновенно хороша.

Лорд Джиблет готов был восхищаться мис Патмор-Грин, хотя находил, что с ним поступили жестоко, заставив его поторопиться сделать ей предложение.

- Никогда в жизни не видала более грациозной девушки! сказала мистрис Монтакют-Джонс. - Когда его королевское высочество узнал о вашей помолвке, он сказал, что вы самый счастливый человек в Лондоне.

Лорд Джиблет не питал в эту минуту верноподданнейших чувств к его королевскому высочеству, и даже не знал, как ответить мистрис Джонс. В неосторожную минуту, когда погода была тепла, а шампанское холодно, он сказал несколько значительных слов, которые девица без внимания не пропустила, и на следующее утро он нашел у себя прядь волос, которую она ему подарила, и с лихорадочным волнением вспоминал о поцелуе. Но, конечно, его нельзя было поймать так легко. Он еще не был у мистера Патмор-Грина, а убежал из Лондона тотчас. Он ответил на записку мис Оливии, которая назвала его "Возлюбленный Чарли" такою же запискою, в которой назвал ее: "Милая О." и подписался: "вечно ваш, Д." Но после этого он не видался с нею. Он знал, что его будут преследовать. Он не мог надеяться, чтобы его не преследовали. Но он не думал, чтобы мистрис Монтакют-Джонс так скоро на него напала. Его королевское высочество никаким образом не мог еще слышать о помолвке. Какая гадкая, фальшивая, отвратительная старуха! Он покраснел как роза, и пролепетал что "не знает". Ему было только двадцать-четыре года и, может быть, действительно он не знал.

- В жизни не видала девушки такой влюбленной, продолжала мистрис Джонс. - Я знаю ее, как свою родную дочь, и она говорит со мною, как еще не смеет говорить с вами пока. Хотя ей только двадцать второй год, у нея уже было очень много женихов, и в самый день свадьбы она получит десять тысяч фунтов стерлингов. Это состояние небольшое и, разумеется, оно вам не нужно, но не всякая девушка может вручить такую сумму своему мужу.

- Конечно, сказал лорд Джиблет.

Он все еще думал, что ничто не заставит его жениться на мис Грин; но, тем не менее, за этим намерением крылось чувство, что если брак сделается необходим, то деньги могут служить утешением. Его отец, граф Джолинг, хотя человек очень богатый, был не очень к нему щедр, и получить десять тысяч фунтов было бы приятно. Но может быть старуха лжет.

- Теперь я скажу вам, чего я жду от вас, сказала мистрис Джонс, которая решила, что если птичка ускользнет из рук, то не по её вине. - Мы едем отсюда в Килланкодлем. Вы должны приехать к нам.

- Я приглашен к Странбракету на охоту за тетеревами, сказал лорд Джиблет, обрадовавшись предлогу.

- Ничего не может быть лучше. Это только за восемь миль от нас.

- Разумеется, вы приедете. Килланкодлем прелестнейшее местечко в Перте, хотя мне не следовало бы этого говорить, Она будет у нас. Если вы, действительно, желаете узнать девушку, то надо видеть ее в деревне.

Но он вовсе не желал узнать этой девушки. Она была, очень мила, и чрезвычайно ему нравилась, но узнать ее короче он вовсе не желал. Неужели человека будут преследовать таким образом за то, что он полюбезничал с девушкой немножко?

- Кажется, я могу похвалиться, лорд Джиблет, что умею делать приятным мой дом. Я очень люблю молодых людей, но никого так не люблю, как Оливию Грин. В Гопдоне нет другой молодой девицы, которую стоило бы так любить. Разумеется, вы приедете. Какой нам назначить день?

- Не думаю, чтобы я мог назначить день.

- Назначим двадцать седьмое, таким образом, вы можете целую неделю поохотиться за тетеревами. Будьте у нас к обеду двадцать седьмого числа.

- Может быть я буду.

- Вы будете непременно. Сегодня же напишу к Оливии, наверно и вы также напишите к ней.

Лорд Джиблет, когда наконец его отпустили, старался найти утешение в десяти тысячах. Писать к Оливии сегодня! Лживая, фальшивая старуха! Разумеется, она знала, что он ни за что не будет писать к мис Патмор-Грин. Каким образом такая старуха, стоя одной ногой в могиле, может быть зла? И зачем это она преследует его? Что он ей сделал? Оливия Грин не дочь ей и даже не племянница.

- Итак вы едете в Килланкодлем? сказала ему в этот день мистрис Гаутон.

- Она пригласила меня, отвечал лорд Джиблет.

- Это самый роскошный дом по всей Шотландии, и говорят, что там лучшая охота за оленями. Оне с удовольствием едут в Килланкодлем. Вы любите мистрис Джонс?

- Очаровательная старушка.

- И какой друг! Раз прицепится к вам и уж не выпустит из рук.

- Прилепится как воск.

- Совершенно как воск, лорд Джиблет, и уж за что возьмется, то непременно это сделает. Она еще не приглашала меня в Килланкодлем, по надеюсь, что пригласит.

В груди лорда Джиблета зашевелилась мужественная решимость преодолеть мистрис Джонс, но он все-таки сомневался.

- Вы опять приехали обжечь крылышки? спросила мистрис Гаутон своего кузена Джека.

- Мои крылышки уже совсем сгорели; а здесь я гораздо дальше от леди Джордж, чем был в Лондоне.

- Только десять миль.

- Хотя бы пять. Мы в Барсетшире не в одном кругу.

- Я полагаю, вы можете бывать в Бротертоне, если захотите?

- Что это вы так вдруг заскромничали.

- А я думала, что есть о чем.

- Я знаю, что вы думаете, только это неправда. Может быть я поеду когда-нибудь повидаться с ней, как с сестрой.

- С сестрой!

- И буду разспрашивать о её лошади, любимой собачке, муже.

- Надеюсь, что это неправда.

- Они не живут вместе и не видятся. Он в Манор-Кросое, а она у отца. Для вас она божество, а лорд Джордж кажется, нашел ее такой простой смертной, что она уже надоела, ему.

- Должно быть он сам в этом виноват.

- Или вы. Неужели вы думаете, что муж может равнодушно переносить такую сцену, какая произошла у мистрис Джонс?

- Дело в том, что они уже надоели друг другу. В лорде Джордже замечательного мало, но все-таки в нем кое-что есть. А в ней, решительно, нет ничего.

- Много вы знаете об этом.

- Может быть вы знаете ее лучше, но я никогда ничего не могла в ней найти. Вы сознаетесь, что влюблены, а разумеется, любовь слепа. Но вы очень ошибаетесь, предполагая, что она лучше других женщин. Она кокетничала с вами так прямо, что заставила вас считать ее богиней.

- Она никогда не кокетничала со мной.

человеком?

- С Джиблетом? Надеюсь. Для него не может составить разницы на ком он женится, на этой или на другой. Я люблю мистрис Джонс.

- Позволят ли мне прочесть лекцию в столовой? спросила баронесса свою приятельницу тетушку Джу.

В Женском Институте в Лондоне произошли некоторые перемены. Леди Селина Протест взяла под свое покровительство доктора Оливию Плибоди, и сделала ее главным профессором в Институте - может быть без достаточного права. Тетушка Джу, была отстранена, и поэтому принуждена броситься в объятия баронессы. Теперь была страшная вражда и тетушке Джу приходилось плохо, потому что баронесса сев к ней на шею, не была расположена оставить ее в покое. Между тем, Оливия Плибоди собирала в Институте золотую жатву и сокрушала сердце бедной баронессы, которая теперь была совсем без денег.

- Я боюсь, что не позволят, сказала тетушка Джу.

- Не думаю.

- Он говорил со мною, и мне кажется это ему понравится. Он желает понять в чем дело.

- Любезная баронесса, я уверена, что маркиз Бремертонский нисколько этим не интересуется, он совсем не понимает этих вещей.

К чему же, думала баронесса, привезли ее в такой дом, где люди ничего не понимают, и ей не дают раскрыть рта и заняться своим делом? Разве ее не выманили из её отечества, для того чтобы она проповедывала свою доктрину, и сделалась знаменитой и богатой женщиной?