Попенджой ли он?
Глава LV. Как он мог удержаться.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава LV. Как он мог удержаться. (старая орфография)

LV.
Как он мог удержаться.

Когда он вернулся, она была в саду с шляпой и молоточком в руке, но сидела на садовом стуле под большим кедром.

- Я нахожу, что играть слишком жарко, сказала она.

Это было в августе и солнце сияло очень ярко. Джек, разумеется, был очень рад сидеть под кедром вместо того, чтобы играть в крокет. Он приготовился сделать все что она пожелает. Если бы только он мог знать, какие предметы к разговору предпочитает она, тогда он говорил бы о них и ни о чем другом.

- Как вы находите папашу? спросила она.

- У него всегда прекрасный вид.

- Он был ужасно огорчен этим делом в Лондоне. Со мною он не говорил об этом, но совсем было занемог, пока думал, что маркиз в опасности.

- Я не думаю, чтобы маркиз был болен от этого.

- Так говорили, и несколько времени папа не мог этого переварить. Теперь он в восторге. Я желала бы, чтобы он не так был рад тому что этот бедный мальчик умер.

- Это делает большую разницу для него, леди Джордж - и для вас.

- Разумеется, это делает разницу, и разумеется, я чувствую ее. Я забочусь о моем муже столько же как и всякая другая жена. Если это достанется мне честно, я не стану относиться к этому с пренебрежением.

- А разве это не честно?

- О, да! разумеется, папа не лишил жизни этого мальчика; но я нахожу, что этих вещей не следует желать таким образом. Если уже нельзя не желать, тогда надо свои желания скрывать. Это так похоже на жадность к чужому добру. Вы не находите, что мы должны исполнять заповеди, капитан Де-Барон?

- Конечно - если можем.

- Тогда мы не должны желать чужих титулов.

- Насколько я понял, декан желал не допустить другого получить титул, ему не принадлежащий. Это не значит не исполнять заповеди.

- Разумеется, я не осуждаю папаши, он ни за что на свете не захотел бы присвоить себе не свое и не мое. Но так жаль мальчика.

- Я не думаю, чтобы маркиз им дорожил.

- О, он должен был им дорожить! Его единственный ребенок! А бедная мать; подумайте, что должна чувствовать она.

- Несмотря на все это, по моему мнению, очень хорошо, что он умер, сказал Джек, смеясь.

- Мистер Грошют в Рудгаме, сказал Джек, вынимая сигару из сигарочницы и закуривая ее.

- В Рудгаме? Какое повышение!

- Он кажется мне вовсе не первоклассный человек.

- Он принадлежит к последнему классу, если только такой класс есть. Я скажу вам секрет, капитан Де-Барон. Мистер Грошют предмет моего отвращения. Я ненавижу его. Я почти желала бы, чтобы его сделали епископом в каком-нибудь нездоровом месте.

--Чтобы он мог уехать и умереть?

- Было бы достаточно, если бы комары кусали его день и ночь. Кто еще был в Рудгаме?

- Мистрис Монтагют-Джонс.

- Милая мистрис Джонс! Я люблю мистрис Джонс.

- И Аделаида Гаутон с мужем.

Мери вздернула нос и состроила гримасу.

- Вы прежде очень любили Аделаиду.

- Очень любила - слишком длинное слово. Мы чуть было не подружились; но теперь мы не друзья.

- Скажите мне, чем она вас оскорбила, леди Джордж. Наверно случилось что-нибудь.

- Вы её кузен. Не стану же я бранить ее при нас.

- Она не столько мне кузина, на сколько вы мне друг - если я могу это сказать. Что она сделала, или что сказала?

- Она расписывает себе лицо.

- Если вы будете ссориться, леди Джордж, со всякой женщиной, которая делает это, то у вас будет очень много врагов.

- И шиньон её на затылке делается все больше и больше каждый месяц. Ну, словом, я не люблю ее.

- Мне кажется она не знает, зачем вы перестали ее любить.

- А я уверена, что она знает, капитан Де-Барон. Она знает очень хорошо. А теперь, если вы позволите, мы не будем больше говорить о ней. Кто еще был в Рудгаме?

- Стало быть вы были счастливы.

- Совершенно. Мне кажется никто не знает этого лучше чем йы.

- Вы должны были чувствовать себя счастливым.

- Леди Джордж, я думал, что вы всегда говорите правду.

- Стараюсь; и думаю, что вы должны были считать себя счастливым. Неужели вы хотите сказать, что мис Мильдмей ничего для вас не значит?

- Она очень старый друг.

- Не должна ли она быть больше? Хотя, разумеется, я не имею права спрашивать.

- Вы, имеете право больше всех. У меня нет на свете друга, которому бы я так верил, как вам. Нет; она не должна быть больше.

- Разве вы никогда не давали ей права думать, что она может быть больше?

Он помолчал прежде чем ответил. Как ни желал он, чтобы Мери была его истинным другом, он не мог решиться рассказать ей все, что случилось в Рудгамском Парке за последние два дня. До тех пор, он не давал мис Мильдмей никакого права, так по-крайней-мере он уверял себя. Но теперь... теперь, конечно, была разница. Он очень желал быть вполне откровенен с леди Джордж, но - только на этот раз - он был принужден прибегнуть ко лжи.

- Никогда! сказал он.

- Разумеется, не мое дело разузнавать подробнее.

- Очень трудно описать, каким образом образовалась такая короткость. Я и Августа Мильдмей очень часто бывали вместе; но если бы она даже этого и пожелала, то мы не могли соединиться браком. У нас нет средств.

- А между тем, вы живете как богатые люди.

- У нас нет средств именно потому, что мы живем как богатые люди.

- Вы никогда не делали ей предложения?

- Никогда.

- И не подавали ей повода думать, что вы сделаете? Это одно и тоже, капитан Де-Барон.

- Как я могу это думать? Как я могу рассказать обо всем без хвастовства? Как только мы сошлись настолько. что могли говорить о подобных вещах, я сказал ей, что брак между нами невозможен. Не достаточно ли этого?

- Полагаю, сказала леди Джордж, которая помнила каждое слово, сказанное ей Августой Мильдмей. - Я знаю, не зачем мне разспрашивать об этом, только я думала...

- Что?

- Что а безсердечный негодяй.

- Никогда. Если бы я думала это, я не так... не так интересовалась бы этим. Очень жаль, что так случилось.

- Чрезвычайно жаль!

Тут наступило молчание, во время которого он курил, а она играла с своим молоточком.

- Я желал бы рассказать вам все об этом; но только не могу. Говорила она об этом с вами?

- Да, один раз.

- Что же она сказала?

- И я не могу вам этого пересказать.

- Я старался поступать честно, но иногда это бывает трудно. Иногда желаешь сказать всю правду, но как-то неудается. Я теперь помолвлен с нею.

- Вы помолвлены!

- А два дня тому назад я был свободен.

- Так я могу поздравить вас?

- Нет, нет. Это делает меня несчастным. Я не люблю ее. Я люблю другую и никогда не любил никого, кроме нея.

- Это очень грустно, капитан Де-Барон.

- Не правда ли? Я никогда не могу жениться на мис Мильдмей.

- А между тем вы обещали.

- Я обещал при некоторых условиях, которые никогда, никогда не могут исполниться.

- Зачем же вы обещали, если не любите ее.

- Полагаю. Бедная мис Мильдмей.

- И бедный Джек Де-Барон!

- Да; бедный Джек Де-Барон! Никто не должен делать девушке предложения, если не любит ее. Девушка совсем другое, она может полюбить впоследствии. Она может полюбить мужа больше всех, на свете, хотя до замужства мало знала его. Если он с ней добр, она непременно его полюбит. Но если мужчина женится на женщине не любя, он скоро ее возненавидит.

- Я никогда не женюсь на мис Мильдмей.

- А между тем вы ей обещали!

- Я вам говорил, что желаю рассказать вам все. Так приятно иметь возможность высказываться откровенно, даже если бы заслужить порицание так как я от вас. Это просто значит, что я не могу жениться ни на ком другом.

- Но вы любите другую?

Она чувствовала, делая этот вопрос, что он нескромен. Сначала ей не пришло в голову, что эта другая была она. Она даже старалась отгадать кто бы это могла быть. Но теперь, когда эти слова сорвались с её языка, она поняла, что они нескромны. Хорошо ли было иметь такой разговор с человеком, который ей не брат, ни даже кузен? Она желала, чтобы он был её кузеном, чтобы она могла законным образом выслушивать его секреты. Хотя она бранила его, а все-таки он нравился ей не менее прежнего. Ей казалось, что она понимает, как это случилось, и что Августа была больше виновата чем он.

- Конечно люблю, ответил он: - но я не имел намерения говорить об этом.

- Я не стану разузнавать тайн.

- Разве это тайна? Может ли это быть тайной? Неужели вы не знаете, что с тех пор как я вас узнал, моим единственным удовольствием было находиться с вами, разговаривать с вами и смотреть на вас?

- Капитан Де-Барон!

Говоря это она встала как будто хотела оставить его и уйти в дом.

- Вы должны выслушать меня теперь. Вы не должны уходить, не выслушав меня. Я не скажу ни одного слова оскорбительного для вас.

- Вы уже оскорбили меня.

- Как я мог удержаться? Что мне было делать? Что должен был я говорить? Пожалуста не уходите, леди Джордж.

- Я не думала, что вы оскорбите меня. Я вам доверяла.

- Вы можете доверить мне и теперь. Клянусь честью джентльмена, я не скажу ни слова, которым вы могли бы остаться недовольны. Я желал бы объяснить вам все мои чувства. Любовь зависит не от нас.

- Можно управлять своими словами.

- Беру небо в свидетели, что я решился не говорить вам ничего такого чего не мог бы сказать своей сестре. Просил ли я вас любить меня? Я не считал этого возможным. Я знаю, что вы слишком добродетельны. Мне это не представлялось даже и в мечтах.

- Я и не думал. И никогда думать не буду. Вы ангел для меня. Если бы я умел писать стихи, я писал бы об вас. Когда я строю воздушные замки и думаю что могло бы быть если бы все пошло хорошо в моей жизни, я стараюсь вообразить, что мог иметь вас своей женой. В этом нет ничего нечестивого. Это не преступление. Можете ли вы сердиться на меня за то, что узнав вас коротко, я нахожу вас лучше, милее, прелестнее всех других. Неужели вы никогда не любили друга?

- Я люблю моего мужа всем сердцем - о! я люблю его больше всех на свете.

Джек не совсем это понял. Его ангел, был ангел. Он в этом удостоверился. И он желал, чтобы она осталась ангелом. Но он не мог понять как какой-нибудь ангел мог страстно любить лорда Джорджа Джермена - особенно этот ангел, с которым он так жестоко поступил. Неужели она любила его больше всех на свете, когда он вывел ее из залы мистрис Джонс, и сделал выговор при всех гостях зато, что она танцовала каппа-каппу? Но об этом разсуждать было нельзя.

- Я могу остаться вашим другом? спросил он.

- Я думаю, что вам лучше больше не приезжать.

- Не говорите этого, леди Джордж. Если я поступил дурно, простите меня. Мне, кажется, вы должны сознаться, что я не мог удержаться.

- Не могли удержаться!

- Не говорил ли я вам, что желаю рассказать вам всю правду? как мог я заставить вас понять историю с мис Мильдмей, не рассказав вам всего? Скажите, что вы прощаете меня.

- Возьмите назад ваши слова и тогда я вас прощу.

- Нет. Я это чувствую и буду чувствовать всегда, но вы наверно мне простите, если я никогда больше не буду об этом говорить. Вы простите мне и поймете меня, а когда впоследствии увидите меня пожилым холостяком, вы будете знать почему это так случилось. Ах, Боже мой! я совсем забыл сказать вам, что в Рудгаме была еще одна ваша приятельница - очень короткая.

Разумеется, Мери простила ему и обрадовалась, что он так внезапно переменил разговор; но у самой у нея не было достаточно самообладания, чтобы немедленно перейти к другому предмету разговора.

- Кто вы думаете был там?

- Почему могу я знать?

- Баронесса.

- Нет?

- Она.

- Баронесса Банман у мистера Де-Барона?

- Да; баронесса Банман. Тетушка Джулия выпросила позволение привезти ее, и забавнее всего то, что она у всех нас выманила деньги. От меня получила пять фунтов.

- Как это было глупо с вашей стороны!

- И десять от лорда Бротертона! Мне кажется это было для нея самым главным торжеством. Она напала на него без малейшого зазрения совести. Я никогда не видал человека в таком удивлении. Он послал меня за деньгами., а она не отходила от меня пока не получила их.

- Теперь наверно. И лорд Джиблет был. Он женится на мис Патмор-Грин.

- Бедный лорд Джиблет!

- И бедная мис Патмор-Грин! Не знаю кому придется хуже. Они могут для утешения танцовать вместе каппа-каппу. Это все устроила мистрис Джонс, и решила, что он не ускользнет. Я должен ехать в Килланкодлем и помогать.

- Зачем вам вмешиваться в это?

- Там очень хорошая охота, прекрасный стол и вина, а Джиблет мой приятель; следовательно, я обязан помочь. А теперь, леди Джордж, я пойду в гостиницу и вернусь к обеду. Мы друзья?

- Да; если вы обещаете не оскорблять меня.

- Никогда не оскорблю. Никогда не скажу слова, которое не могли бы услыхать все.

Он схватил её руку и поцеловал.

- Вы всегда будете для меня сестрой, прибавил он. - Когда у меня будет горе, я обращусь к вам. Скажите, что вы будете любить меня как брата.

- Я всегда буду считать вас другом.

- Это довольно холодные слова, но я постараюсь довольствоваться этим. Вот ваш отец.

В эту минуту они выходили с боковой тропинки на луг, и в это самое время декан вышел на террасу из балконного окна. С деканом шел лорд Джордж, и Мери, как только увидела мужа, бросилась к нему и обвила руками его шею.

- О, Джордж, милый, милейший Джордж, папа говорил, что ты может быть приедешь. Ты останешься?

- Он будет обедать здесь, сказал декан.

- Только обедать!

- Сегодня не могу остаться дольше, отвечал лорд Джордж, смотря на капитана Де-Барона.

Декан сказал ему о посещении Де-Барона, но все-таки, когда лорд Джордж увидал, что жена его гуляет с этим человеком, им опять овладело безпокойство. Могло ли быть хорошо, что человек, от которого он увез ее с бала, оставался с ней один целый день в саду! Она была легкомысленна как ребенок, но ему казалось, что и декан так же легкомыслен как его дочь. Декан должен был знать людские толки. Декан сам видел этот ужасный танец со всеми его последствиями. Страшное обвинение маркиза было сказано самому декану. Хотя это была дьявольская ложь, сумасбродство декана было не меньше оттого. Лорд Джордж обнял жену, но она поняла по одному прикосновению руки, что он не в духе.

Разумеется, лорд Джордж и Джек Де-Барон пожали друг другу руку, потом Джек ушел, сказав декану, что вернется к обеду.

- Не могу сказать, чтобы этот молодой человек мне нравился, сказал лорд Даюрдж.

- А мне он очень нравится, возразил декан: - он всегда весел, и я думаю, что он честен.

- Я так и думала, что ты приедешь, сказала она.

- Разумеется, я желал видеть тебя после этого известия. Оно так важно. Ты должна это чувствовать.

- Бедный мальчик! Ты жалеешь о них?

- Жалею. Бротертон поступил со мною очень дурно, но я жалею его. Я к нему напишу. Но это не изменит фактов. Попенджой умер - если только он был Попенджой. Я это думаю; но теперь это не значит ничего.

Он говорил так торжественно, что она не знала, как ему отвечать.

- И если у тебя будет сын...

- О, Джордж!

- Может быть не будет и никогда.

- Может быть - но по всей вероятности наступит время, когда он будет Попенджоем. Нельзя не думать об этом.

- Разумеется.

- Конечно, я не желаю смерти моего брата.

- Но фамилию следует поддерживать. Я дорожу моей фамилией. В Манор-Кроссе думают, что ты должна приехать туда тотчас.

- А ты останешься здесь, Джордж. Разумеется, я поеду, если ты несколько времени пробудешь здесь.

--- Оне думают, что ты должна приехать, хотя бы на несколько дней.

- А потом? Разумеется, я поеду, если ты этого желаешь, Джордж. Я погостила у папаши, а теперь, Джордж, я так желаю быть с тобой опять.

толков унизительных для его супружеского достоинства.

В Манор-Кроссе много разсуждали об этом деле; и манор-кросский конклав, то-есть, леди Сара, думал, что Мери следует привезти домой, хотя бы дня на два, чтобы бротертонцы могли знать, что между нею и её мужем ссоры не было. Что она гостила у отца, могло считаться естественным. Но теперь - теперь бротертонцы должны знать, что мать будущого лорда Попенджоя, находится в хороших отношениях с семьей своего мужа.

- Разумеется, её положение очень изменилось, сказала леди Сюзанна наедине леди Амелии.

"милую Мери" и делать надлежащие вопросы об её положении. И было решено, что ее уже не станут заставлять шить юбки. О! если бы будущий малютка мог родиться в Манор-Кроссе! Маркиза не понимала, зачем лорду Джорджу оставлять Манор-Кросс. Бротертон не мог об этом знать в Италии, а если уже Джордж должен уехать, конечно, Мери может остаться. Маркиза уверяла, что она умрет счастливою, если другой Попенджой родится при ней в Манор-Кроссе.

- Когда мне ехать? спросила Мери.

- Я не знаю, можешь ли ты быть готова завтра.

- Разумеется, я могу быть готова завтра. О, Джордж, опять быть с тобою! Даже на десять дней, это кажется великим счастием. Но если ты оставишь Манор-Кросс, тогда, разумеется, ты возьмешь меня с собой.

В этом выказывалась такая истинная привязанность, что он был побежден, и даже несмотря на присутствие капитана Де-Барона, пришел обедать в самом хорошем расположении духа.