Попенджой ли он?
Глава LVI. Сер-Генри сказал, что ничто не может быть полезнее.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава LVI. Сер-Генри сказал, что ничто не может быть полезнее. (старая орфография)

Глава LVI.
Сер-Генри сказал, что ничто не может быть полезнее.

Обед прошел без всяких особенных волнений. Капитан Де-Барон, разумеется, предпочел бы, чтобы лорд Джордж остался в Манор-Кроссе, но во всяком случае ему не о чем было больше говорить с леди Джордж. Они теперь понимали друг друга. Он был совершенно убежден, что все дурные отзывы о ней были чистой клеветой, и между тем, он умел высказаться ей во всем, не подвергнув себя её постоянному гневу. Когда она вышла из столовой, разговор опять обратился на важный попенджоевский вопрос, и из некоторых слов, вырвавшихся у декана, Джек мог предположить, что лорд Джордж надеется иметь наследника.

- Он и сам, повидимому, не долго проживет, отозвался декан о маркизе.

- Желаю от всего сердца, чтобы он долго прожил, сказал лорд Джордж.

- Это другой вопрос, возразил декан. Я только говорю, что по его наружности этого ожидать нельзя.

Лорд Джордж уехал рано, и Джек Де-Барон счел благоразумным удалиться в тоже время.

- Итак, ты уезжаешь завтра, дружок? сказал декан.

- Да, папа. Не лучше ли будет это?

- Да. Ничего не может быть хуже продолжительной разлуки. Он намерен поступать честно и хорошо.

- Он честный и хороший человек, папа.

- Ты достигла торжества.

- Я не желала торжествовать по-крайней-мере над ним.

- После того, что случилось тебе было необходимо приехать сюда. А то он увез бы тебя и мы с тобою разлучились бы совсем. Разумеется, ты обязана ему повиноваться; но на это должны быть границы. Он хотел увезти тебя точно за наказание, а этого я допустить не мог. Теперь все кончено. Бог знает, когда я опять увижу тебя, Мери.

- Почему вы это думаете, папа?

- Потому что он еще не преодолел своей неприязненности ко мне. У него нет своего дома, почему он не хочет жить с тобою здесь?

- Мне кажется, ему не нравится мысль быть вам в тягость.

- Именно. В нем нет на столько дружелюбия, чтобы чувствовать, что когда два человека должны действовать за одно, так как он и я, ради любви к тебе, то такому чувству не следует поддаваться. Ему не должно быть стыдно сидеть на моим столом, точно так как и тебе. Если бы мы были в хороших отношениях и имение принадлежало ему, неужели мне было бы совестно гостить в Манор-Кроссе?

- У вас все-таки есть свой дом, куда вы можете вернуться.

- И у него будет, современем. Но этого изменить нельзя душа моя; и Боже меня сохрани возстановлять тебя против него. Он не ветренник, не мот, и не станет гоняться за другими женщинами.

Мери подумала о мистрис Гаутон, по промолчала.

- Он человек не дурной и мне кажется, любит тебя.

- Я в этом уверена.

Говоря это, декан почти плакал.

Оставшись одна в своей комнате, Мери, разумеется, много думала о капитане Де-Бароне и его словах. Жаль - очень жаль, что это случилось так. Она сердилась на себя за свою нескромность, немножко сердилась и на него, за то, что он поддался искушению. Но в этом было что-то приятное. Она огорчалась в сердце, что он любить ее. Она никогда не старалась возбудить в нем любовь. Она даже никогда не думала об этом. А ей следовало думать; ей следовало не показывать такого удовольствия в его обществе, а все-таки, все-таки это было приятно. Потом она вспомнила свои прежния мечты, прежде чем вышла за лорда Джорджа. Она знала, как напрасны были эти мечты, потому что теперь любила лорда Джорджа всем сердцем; но все-таки она помнила о них, и чувствовала, что оне почти сбылись. Она припоминала лестные слова, которыми он хвалил ее; как он говорил, что она ангел, слишком добрый и чистый для того, чтобы быть способным ко злу; как в своих воздушных замках все будет думать о ней. Конечно, всякий может строить какие хочет воздушные замки, если только будет молчать. Она была совершенно убеждена, что не влюблена в него, но была также убеждена, что именно таким образом следует объясняться в любви. Потом она подумала об Августе Мильдмей, не оказать ли из сострадания услугу этой бедной девушке? Не сказать ли капитану Де-Барону, что он обязан жениться на ней? А если он сочтет это своей обязанностью, то не сделает ли он этого? Можно, однако, сомневаться, не думала ли она в эти минуты гораздо лучше о капитане Де-Бароне, чем этот господин заслуживал.

На следующий день манор-кросский экипаж приехал за нею. Декан предложил прислать ее в своем экипаже, но лорд Джордж объяснил, что его мать желает прислать свой экипаж. Вещи повезут на телеге. В Манор-Кроссе все находили, что леди Джордж должна теперь приехать домой в фамильном экипаже. Но экипаж приехал пустой.

- Бог да благословит тебя, моя дорогая, Сказал декан, сажая ее в карету.

- Прощайте, папа. Я думаю вам можно будет приехать ко мне.

- Не знаю можно ли. Вчера когда я был там, я дам не видал.

- Я нисколько не дорожу дамами. Там где я, папа, и вы быть можете. Разумеется, Джордж примет вас, а вы можете вызвать меня.

Декан улыбнулся, опять поцеловал дочь и она уехала.

Она совсем не знала какие почести приготовляются для нея. Она еще возмущалась в сердце против юбок и решила, что не будет ходить в церковь два раза по воскресеньям, когда карета подъехала к дверям. Все были в передней, кроме маркизы. Все поцеловали ее дружелюбно, и потом она опять очутилась в объятиях мужа. Мистрис Тоф очень почтительно поклонилась ей. Мери приметила этот поклон и вспомнила в эту минуту, что мистрис Тоф прежде никогда ей не кланялась. Даже высокий лакей посторонился с таким уважением, которым прежде удостаивал только манор-кросских дам. Кто мог знать как скоро умрет этот злой маркиз; и тогда - тогда как велико будет торжество дочери декана!

- Может быть вы пойдете к мамаше, как только снимите шляпку, сказала леди Сюзанна: - мама, так желает видеть вас.

Мери тотчас сняла шляпку и объявила себя готовою итти к маркизе.

- У мамаши было много огорчений с тех пор, как вы были здесь, сказала леди Сюзанна, провожая Мери наверх. Она очень постарела. Я знаю, что вы будете ласковы к ней.

- Разумеется, сказала Мери: - думаю, что я и прежде никогда не ласкова не была.

- Она теперь так часто задумывается и плачет. Мы употребляем все старания, чтобы не давать ей плакать, потому что это оставляет в ней такую слабость. Мы поим ее мясным чаем и стараемся, чтобы она спала как можно больше. Мери приехала, мама. Вот она.

Мери вошла за леди Сюзанной в комнату, и маркиза тотчас залилась горючими слезами.

- Моя милая! моя дорогая! воскликнула она. - Если что могло снова сделать меня счастливою, то это ваше возвращение ко мне.

Мери поцеловала свою свекровь и покорилась её поцелуям очень любезно, как будто она и старушка всегда были самыми горячими и любящими друзьями.

- Садитесь, душечка. Я нарочно велела принести сюда кресло для вас. Сюзанна, принеси ей скамеечку.

Сюзанна не поморщившись, принесла скамеечку.

- Теперь садитесь и дайте мне поглядеть на вас. Я не нахожу, чтобы она очень переменилась.

Все это было очень прискорбно для бедной Мери, которая при всем своем желании сделать угодное маркизе, не могла решиться сесть на кресло.

- Итак этот бедный мальчик умер, душа моя?

- Я очень жалела.

- Вы очень заботились о нем, мама.

- Именно - очень заботилась. Я не сомневаюсь, что мать пренебрегала им, я всегда так думала. Но теперь у нас будет другой, так?

На этот вопрос будущая мать ответить не могла, и для разрешения затруднения, Сюзанна сказала, что Мери должна итти завтракать.

- Конечно, в её положении ее нельзя заставить ждать ни минуты. Смотри, Сюзанна, чтобы для нея был портер. Я уже об этом говорила. Она должна пить рюмку за завтраком и рюмку за обедом.

- Я не могу пить портера, с отчаянием сказала Мери.

- Милая моя, вы должны; вы непременно должны. Я помню, точно это было вчера, как сер-Генри сказал мне, что полезнее этого ничего не может быть. Это было до рождения Попенджоя - я хочу сказать Бротертона. Я надеюсь, что это будет Попенджой, душа моя.

Это были последния слова, которые услыхала Мери, когда ускользнула из комнаты.

Ее не заставляли шить юбки, но она была принуждена бороться с принуждением еще хуже этого. Она почти жалела о юбках, когда каждый день ее упрашивали сесть в кресло возле постели маркизы. Отказываться было жестоко, но и соглашаться очень неловко. Маркиза очевидно думала, что здоровье будущей семьи зависит от спокойствия Мери и её способности пить портер. Вся семья должна была говорить еи много лжи. Ее уверяли, будто Мери никогда не встает прежде одиннадцати часов, и доктор, который приезжал лечить маркизу, и особенному попечению которого Мери была поручена, принужден был сказать, что леди Джордж необходимо проводить три часа на воздухе каждый день.

- Вы знаете, что я нисколько не чувствую себя нездоровой, матушка, сказала ей Мери однажды.

Когда явились эти новые надежды, маркиза просила, чтобы невестка называла ее матушкой.

- Да, душа моя, вы не больны, но я помню точно это было вчера, что сер-Генри сказал мне прежде чем родился Попенджой. Разумеется, он был Попенджоем когда родился. Не думаю, чтобы теперь были такие доктора как сер-Генри... Я надеюсь, что это будет Попенджой.

- Но это не может быть, матушка. Вы забываете.

Старушка подумала и вспомнила препятствие.

- Да, не сейчас.

Но потом её мысли опять перепутались.

- Но если это будет не Попенджой, душа моя - а все находится в руках Божиих - тогда может быть следующий будет. У меня прежде родились три дочери; и так это было неприятно; но сер-Генри сказал, что следующий будет Попенджой; так и было. Надеюсь, что и это будет Попенджой, потому что я могу умереть прежде чем родится другой.

Вытерпев все это целую неделю, Мери радовалась в душе, что приговор изгнания из Манор-Кросса все еще висел над её мужем, чувствуя, что шесть месяцев постоянных ожиданий Попенджоя убьют ее, да и будущого Попенджоя также.

Настал наконец страшный вопрос о постоянном местопребывании. Месяц почти прошел, и лорд Джордж решил, что поедет в Лондон на несколько дней. Мери просила взять ее с собой, но на это он не согласился, ссылаясь на то, что останется там на время, пока не будет решено чего-нибудь.

- Я уверена, сказала Мери: - что твоему брату будет неприятнее, что я останусь тут чем ты.

Это могло быть справедливо, но произнесенное запрещение относилось не к ней. Маркиз просто приказал, что если лорд Джордж останется в Манор-Кроссе, то чтобы дом и парк объявили отдающимися внаймы.

- Джордж, я нахожу, что он должен быть сумасшедший, сказала Мери.

- Он находится в здравом разсудке на столько, что может распоряжаться своим собственным имением.

- Если дом будет отдаваться внаймы, почему бы тебе не нанять его?

- Не можем ли мы все устроить это между собой?

- Он нам не отдаст; матери и сестрам он позволит жить здесь даром; и кажется он ничего не говорил мистеру Ноксу о тебе. Но я изгнан.

- Он должен быть сумасшедший.

- Сумасшедший или нет, а я должен уехать отсюда.

- Позволь мне ехать с тобой! Переезжай к папаше. Мы с ним сочтемся, когда он приедет к нам в Лондон.

- Твой отец имеет право жить в лондонском доме, сказал лорд Джордж, нахмурившись.

Когда прошел месяц, он поехал в Лондон к Ноксу. Нокс советовал ему вернуться в Манор-Кросс, объявив, что сам ничего не. сделает, не. получив новых распоряжений. От маркиза он не имел ни одной строчки. Он даже не знал где маркиз, но предполагал однако, что он в своем доме в Комо. Но знал, что маркиза не с ним, так как она отдельно от маркиза обращалась к нему за деньгами.

- Не думаю, чтобы я мог это сделать, сказал лорд Джордж.

Нокс пожал плечами и опять сказал, что никаких препятствий к этому не видит.

- Я не стану торопиться объявлять, сказал Нокс.

- Но я нахожу, что не имею права жить в чужом доме без позволения хозяина. Я не нахожу, чтобы я имел право оставаться в доме против воли хозяина, только потому, что он мой брат.

Нокс мог только опять пожать плечами.

своим положением. В это время ее несколько развлекло веселое письмо от её приятельницы мистрис Джонс, написанное из Килланкодлема.

"Мы все здесь," писала мистрис Джонс: "и так жалеем, что вас нет с нами. Я услыхала наконец о вашем положении, и разумеется, вам теперь не идет забавляться с такими дурными и праздными людьми как мы, между тем как будущность всех Джерменов так сказать, находится в ваших руках! Как кстати отправился этот бедный мальчик именно в ту минуту как является другой. Будьте же благоразумны и берегите себя. Наверно все манор-кросския дамы присматривают за вами день и ночь, чтобы вы не наделали слишком больших безразсудств. Долго не придется вам танцовать каппа-каппу.

"У нас здесь лорд Джиблет. Как было трудно его заманить! Я думала, что он ни за что не приедет. Теперь он совершенно счастлив, и как нельзя более послушен в моих руках. Я право думаю, что он очень в нее влюблен, а она держит себя очень мило. Я позаботилась, чтобы и её батюшка, приехал, это-то и решило все. Влюбленный нисколько не воспротивился при появлении папаши, но покорился, как овца стригунам. Я не устроила бы этого, если бы не знала, что ему нужна жена, и если бы не была уверена, что из нея выйдет хорошая жена. Некоторые мужчины пока не женятся, никогда не станут на ноги, и никогда не женятся без чужой помощи. Я уверена, что он будет благословлять меня, если только не станет думать чрез несколько времени, что сделал все это сам.

"Наш приятель Джек у нас, ведет себя хорошо, но как-то стал не тот. У нас есть две-три очень хорошенькия девушки, но он держит себя с ними как степенный старик. Я заставила его рассказать мне, что он видел вас в Бротертоне, а потом наговорил много вздора о той пользе, которую вы сделаете, когда будете маркизой. Я не вижу, душа моя, почему вы должны сделать более пользы, чем другия. Я надеюсь, что вы будете любезны к вашим прежним друзьям, хорошо держать ваш дом, давать приятные обеды и вечера. Постарайтесь сделать счастливыми других. Вот в эту пользу я верю. Я спросила у него, почему вы должны принести особенную пользу, тут он наговорил много вздору, которого мне нет надобности повторять.

"Я слышу очень странные рассказы о маркизе. Он вел себя в Рудгаме почти как все, и шел к обеду, как порядочный человек. Говорят, будто в Италии он один и не хочет видеть свою жену. Мне, кажется, он более потерпел в этом маленьком деле, чем думают другие. Как бы то ни было, ему досталось поделом. Разумеется, я буду рада видеть на троне лорда Джорджа. Я всегда говорю правду в таких вещах. Какая польза лгать? Я буду очень рада видеть лорда Джорджа маркизом - и тогда ваш Попенджой будет Попенджой.

"Вы помните баронессу - вашу баронессу. Ох, уж эта баронесса! Она положительно просила меня, чтобы я пригласила ее в Килланкодлем! Я должна была сказать ей, что у меня не осталось ни одной спальни. Она хотела довольствоваться самой маленькой комнатой.

" - У нас к Килланкодлеме маленьких комнат нет, сказала я.

"Прощайте, будьте благоразумны и берегите себя я пусть у вашего Попенджоя будет крестный отец королевской крови".

Потом отец приехал навестить ее. Все это время лорд Джордж был в Лондоне, и когда ей доложили о приезде отца, она почувствовала, что ей некому помочь. Если никто из дам не выйдет к её отцу, она никогда более не будет любезна с ними. За прежнюю ссору она может их простить. Она могла понять, что оне считали себя обязанными принять сторону старшого брата. Теперь оне милостиво обходились с ней. Но она не примет их милости, если оне не будут любезны к её отцу.

Она сидела в это время в противном кресле в комнате старой маркизы, и когда мистрис Тоф пришла сказать, что декан в маленькой гостиной, леди Сюзанна тоже была тут. Мери вскочила и чувствовала, что краснеет.

- Это верно хороший приход?

- Около трехсот фунтов в год. Он поступил не очень хорошо с одной молодой девицей, и епископ заставил его принять это место или остаться без ничего.

Декан был в восторге; а когда Мери рассказала ему о своих неприятностях - как она не может пить портера он засмеялся, советовал ей быть веселой и предсказывал наступление очень хороших дней.

Приветствие было очень вежливо с обеих сторон. Леди Сара могла, если хотела, быть любезна, хотя всегда была несколько величественна; а декан всегда был готов оставаться доволен, если для этого употребляли хоть малейшее усилие. Леди Сара надеялась, что он останется обедать. Он, может быть извинит маркизу, так как она теперь редко выходила из своей комнаты. Декан не мог обедать в Манор-Кроссе в этот день, и леди Сара пригласила его в следующий четверг.