Попенджой ли он?
Глава LXI. Известие получено.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Попенджой ли он? Глава LXI. Известие получено. (старая орфография)

Глава LXI.
Известие получено.

Пока баронесса разъезжала по Лондону в своем экипаже, под покровительством Филогунака Колебса, и рассказывала всем о предстоящем успехе её дела, лорд Джордж Джермен не находился в Лондоне. Он опять поехал в Неаполь, получив телеграмму от британского консула, извещавшого, что его брат умирает. Читатель поймет как неохотно предпринял он это путешествие. Он сначала не хотел ехать, ссылаясь на то, что поведение его брата разорвало все связи между ними, по наконец сдался на убеждения Нокса, Стокса и леди Сары, которая нарочно поехала в Лондон, чтобы уговорить брата.

- Он не только брат твой, говорила леди Сара: - но и глава фамилии. Честь фамилии не дозволяет, чтобы он скончался, не имея близких возле себя в последния минуты.

Когда лорд Джордж ссылался на то, что по всей вероятности он приедет поздно, леди Сара объяснила, что последния минуты маркиза Бротертонского продолжатся до тех пор, пока его тело не будет предано земле.

Бедный лорд Джордж сдался на убеждения, и застал брата еще в живых, но в безсознательном состоянии. Эта было в конце марта, и надо надеяться, что читатель помнит о событии, которое должно было случиться в апреле. Совпадение обоих происшествий, конечно, очень увеличивало его досаду. Телеграммы могли приходить к нему два раза в день, но никакая телеграмма не могла мигом вернуть его, когда настанет минута опасности, или дать ему возможност с восторгом стоять у кровати жены, по миновании опасности. Уезжая из виллы брата в ближайшую гостиницу, - он не хотел ни ночевать, ни взять ничего в рот у брата - он чувствовал, что отмечен судьбою для несчастия. Когда он вернулся в виллу на следующее утро, маркиза Бротертонского уже не было на свете. Он умер на сорок четвертом году своего возраста, 30-го марта 187*.

Лорд Джордж Джермен сделался маркизом Бротертонским. Мери Ловелес маркизой, а декан тестем маркиза и дедом будущей линии маркизов. Лорд Джордж послал телеграммы Ноксу, леди Саре и декану. Он колебался, посылать ли декану, но лучшия чувства его сердца одержали верх. Хотя он осуждал нетерпеливое желание маркиза, но помнил, что декан был нежный отец для его жены и очень щедрый тесть.

Нокс, получив телеграмму, тотчас отправился к Стоксу, и оба они согласились, что свет лишился очень неприятного и безполезного человека.

- О, да, завещание есть, ответил Стокс на вопрос Нокса: - написанное в Лондоне недавно, пред его отъездом, завещание прескверное, но вреда большого он сделать не мог. Вся земля укреплена за прямыми наследниками.

- А дом в Лондоне? спросил Нокс.

- Укреплен за лордом Попенджоем, то-есть, за мальчиком, который теперь родится, если только родится мальчик.

- Доход он не весь проживал? опять спросил Нокс.

- Он тратил много; но когда открылся уголь, всего, кажется, он тратить не мог.

- Кому это достанется? спросил Нокс, смеясь.

- Мы это узнаем, когда прочтем завещание, сказал, адвокат с улыбкой.

Когда леди Саре подали телеграмму, она сидела с сестрами за шитьем.

- Что это? спросила леди Сюзанна, вскочив.

Леди Сара с жестокой медленностью, продержала телеграмму с минуту в руке.

- Распечатай же, сказала леди Амелия: - это от Джорджа? пожалуста распечатай!

- Все кончено! Бедный Бротертон, сказала она.

Леди Амелия залилась слезами.

- Он никогда не был неласков со мною, сказала леди Сюзанна, поднося платок к глазам.

- Не могу сказать, чтобы он был добр ко мне, заметила леди Сара: - но может быть и я была сурова к нему. Да простит ему Всемогущий все его прегрешения!

Посоветовались и решили сказать тотчас и маркизе и Мери.

- Мама ужасно огорчится, сказала леди Сюзанна.

Тогда леди Амелия намекнула, что внимание матери тотчас следует привлечь на положение Мери.

Телеграмма пришла в то время, когда Мери обыкновенно сидела на кресле у маркизы. Разсудок маркизы очень ослабел. Иногда она выражала мнение, что Бротертон поправился и вернется, и тогда Мери должна уговорить мужа хорошо обращаться с старшим братом, продолжая уверять, что Джордж был холоден, и упрям. Но среди всего этого, каждую минуту повторяла, что ребенок Мери родится Попенджоем. Бедная Мери соглашалась со всем, никогда не противоречила старушке, но с нетерпением желала конца своей пытки.

Леди Сара вошла в комнату в сопровождении обеих сестер.

- Есть известие? спросила Мери.

- Бротертон вернулся? спросила маркиза.

- Милая мама! сказала леди Сара, став на колени пред матерью и взяв её руку.

- Где он? спросила маркиза.

- Милая мама! Он далеко... от всех неприятностей.

- Кто далеко?

- Бротертон умер, мама. Вот телеграмма от Джорджа.

На лице старушки выразилось недоумение, как будто она не совсем поняла что ей сказали.

- Вы знаете, продолжала леди Сара: - он был так болен, что мы все ожидали этого.

- Чего?

- Где Джордж? что сделал Джордж? уехал Джордж к нему? Ах, Боже мой! умер! А что сделалось с ребенком?

- Вам надо думать о Мери, мама.

- Разумеется, я думаю о ней. Я не думаю ни о чем другом. Сара, неужели ты сказала, что Бротертон умер?

Леди Сара только пожала руку матери и посмотрела на нее.

- Зачем меня не пустили к нему? И Попенджой также умер!

- Милая мама, разве вы не помните? сказала леди Сюзанна.

- Помню. Джордж решил, что так должно быть. Ах, Боже мой! ах, Боже мой! Зачем я дожила до этого!

- Напрасно говорили ей о Мери и об ожидаемом ребенке. Она расплакалась до истерики, ее уложили в постель, где она продолжала плакать, пока не заснула.

Мери во все это время не говорила ни слова. Она чувствовала, что в минуту её торжества - в ту минуту, когда она, сделалась хозяйкой этого дома и всего что находилось в нем, ей было некстати разговаривать с осиротелой матерью. Но когда две младшия сестры увели мать укладывать в постель, она спросила леди Сару о своем муже. Леди Сара показала ей телеграмму, в которой лорд Джордж, сообщая о смерти брата, только прибавил, что вернется домой как можно скорее.

- Случилось очень скоро, сказала леди Сара.

- Что такое?

- Перемена в вашем положении. Надеюсь... надеюсь, что вы будете держать себя хорошо.

- Надеюсь, мрачно сказала Мери, пораженная каким-то ужасом.

- Теперь вам принадлежит все - звание, богатство, положение, возможность тратить деньги, и куча друзей желающих разделять ваше благоденствие. До-сих-пор вы испытывали только скуку в этом доме, теперь вы можете сделать его веселым.

- Теперь не время думать о веселостях, ответила Мери.

- Бедный Бротертон ничего для вас не значил. Вы, кажется, никогда не видали его.

- Никогда.

- Вы можете сожалеть о нем.

- Я сожалею. Я желала бы, чтобы он остался жив. Я желала бы, чтобы и мальчик остался жив. Если вы думали, что я желала всего этого, вы были ко мне несправедливы. Я желала только, чтобы Джордж жил со мною. Если кто-нибудь думает, что я вышла за него, потому что все это могло случиться, тот не знает меня!

- Так вы не будете этого думать.

- Я и не думаю. Я никогда этого не думала. Я знаю, что вы добры, безкорыстны, правдивы. Я полюбила вас больше теперь, когда видела вас каждый день. Но, Мери, вы пристрастны к тому что свет называет удовольствием.

- Да, сказала Мери после некоторого молчания: - я удовольствия люблю. Почему же и не любить их? Я этим не делаю вреда никому.

- Если бы вы только помнили, как велики ваши обязанности. У вас будут дети, которым вы можете сделать вред. У вас есть муж, у которого теперь будет много забот, и которому можно сделать много вреда. Между нами, женщинами, вы будете считаться главою благородной фамилии, и можете возвеличить их или обезславить вашим поведением.

- Я никогда не обезславлю никого, сказала Мери гордо.

- Не открыто, не очевидно, в этом я уверена. - Неужели вы думаете, что у вас не будет искушений?

- У всех есть искушения.

- У кого может быть больше чем у вас? Подумали ли вы, что каждый арендатор, каждый землепашец в этом поместье будет иметь на вас права?

- Могла ли я еще подумать о чем-нибудь?

- Не сердитесь на меня, милая моя, за то, что я заставляю вас думать. Я знаю, что думаю об этом более чем следовало бы. Я была поставлена в такое положение, что могла сделать и мало пользы и мало вреда другим кроме себя. Женщины такой фамилии как наша, если не выйдут замуж, мало значат в свете. Вы несколько лет тому назад быв маленькой девочкой в Бротертоне, теперь стали выше нас всех.

- Я не желала становиться выше никого.

- Это сделала для вас судьба и ваши личные прелести. Но я хотела сказать, что как ни была мала моя власть и ничтожно положение, я любила нашу фамилию и старалась поддержать уважение к ней. Мне кажется во всем поместье нет лица, которого бы я не знала. Теперь мне придется уехать и не видать их более.

- Зачем вам уезжать?

- Это будет вероятно приличнее. Женатый человек не любит, чтобы в его доме жили незамужния сестры.

- Я буду вас любить, вам не надо уезжать.

- Разумеется, я уеду с мамашей и другими; но я желала бы, чтобы вы иногда думали, обо мне, и о тех, кого я любила, и помнили, что маркиза Бротертонская должна заниматься не одними удовольствиями.

Неизвестно, что ответила бы Мери, потому что в эту минуту вошел слуга и доложил леди Джордж, что отец ждет ее внизу. Декан тоже получил телеграмму, и тотчас поехал поздравить новую маркизу Бротертонскую.

Из всех кто получил это известие, чувства декана были всех сильнее. Нельзя сказать, чтобы кто-нибудь из Джерменов искренно горевал о смерти маркиза. Умственное состояние бедной матери было так слабо, что она не была уже способна к сильной горести или радости. А человек этот был не только дурной, но и зловредный для всех своих родных, и последнее время наделал столько неприятностей всему семейству, что лишился даже той любви, которая происходит от привычки. Родные не могли оплакивать его. Но они и не радовались. Мери с своей стороны сказала правду, что не желала этого. Дом в Мюнстер-Корте, любовь мужа и возможность бывать на балах мистрис Джонс были достаточны для её честолюбия. Она скорее боялась чем желала маркизского титула, и искренно ужасалась мрачного дома на Сент-Джемском сквере. Но для декана это было действительным торжеством, действительной радостью! Он желал этого с той минуты как лорд Джордж явился претендентом на руку его дочери. Покойный маркиз был гораздо моложе его, но он расчитывал, что жизнь его прошла порядочно, а маркиза наоборот. Потом пришло известие о женитьбе маркиза. Это было дурно, но декан опять сказал себе, что по всей вероятности у маркиза не будет сына. Потом вдруг декан получил известие, что ребенок, называемый Попенджоем, находится в Манор-Кроссе. Декан не верил, что это законный Попенджой и хотел это доказать, хотя бы ему пришлось истратить на это все свое состояние.

А теперь то, чего он так желал, случилось, хотя не прошло еще и двух лет после замужства его дочери, хотя еще не родился внук, на главе которого должны были скопиться все эти почести! Уже не было сомнения, маркиз скончался, ложный Попенджой скончался и дочь декана была женою маркиза, и ожидали рождения его внука. Он был уверен, что родится мальчик. Но даже если и девочка, то еще будет время и для мальчика. Наверно скоро явится настоящий Попенджой.

своей дочери место между знатными людьми. Сам он не мог сделаться маркизом, но для него было достаточно видеть маркизой свою дочь. Теперь и судьба не могла отнять у нея это звание. Умри завтра лорд Джордж, она все останется маркизой, а внук его будет маркизом. Он сам был молод для своих лет, может быть он еще доживет до того, что услышит, как его внук, лорд Попенджой, будет говорить в Нижней Палате.

Он получил телеграмму в три часа и в эту минуту почувствовал горячую признательность к лорду Джорджу - и ужасно разсердился бы, если бы телеграмма не была прислана к нему. Он нисколько не жалел об умершем Бротертоне. Человек этот грубо оклеветал его дочь, оскорбил его с колкой злобой и был его врагом. Он не обманывал себя притворным состраданием. Человек этот был негодяй и его враг, и он радовался, что теперь этот негодяй не будет ему мешать.

- Маркиза Бротертонская! говорил он себе, оставшись на несколько минут один в своем кабипете.

Он стоял, засунув руки в карманы, смотря на потолок и соображая все. Да; все что он говорил себе не раз сбылось. Он начал жизнь мальчиком в конюшне. Он помнил то время, когда его отец снимал шляпу пред всеми, кто приходил к нему. А несмотря на это, он был декан Бротертонский и одержал верх над всеми своими врагами в Ограде. А дочь его была маркиза Бротертонская. Она будет для него просто Мери и станет заботиться об его удобствах, в то время, как потомки сподвижников Вильгельма Завоевателя станут обращаться с нею с почтительным вниманием. Он сказал себе, что уверен в своей дочери.

Он велел оседлать себе лошадь, и поехал верхом в Манор-Кросс. Он не сомневался, что дочь его уже знает об этом, но все-таки было необходимо, чтобы она услышала. об этом от него, а он от нея. Проезжая с гордостью под манор-кросскими дубами, он повторял себе безпрестанно, что все это будет принадлежать его внуку.

к которым она не считала себя способной - и первою из этих обязанностей было воздержание от гордости. Но она знала, что отец её будет очень гордиться, и требовать гордости от нея. Однакоона спешила к нему. Будь она десять раз маркизой, она обязана, после мужа, прежде всего заботиться об отце. Какая дочь была так пежно любима как она? Она бросилась к нему на шею и заплакала.

- Милая дочь, сказал он: - поздравляю тебя.

- Нет, нет, нет.

- Да, да, да. Подними голову, душа моя и держи себя прилично твоему званию.

- О, папа, я не буду уметь держать себя прилично.

- Да, папа, я ваша милая дочь. Но я желала бы... желала...

- Все чего я желал, сбылось.

Она задрожала, услышав эти слова, помня, что смерти двух человек понадобилось для выполнения его желаний. Но он повторил:

- Все, чего я желал сбылось. И, Мери, позволь мне сказать тебе, что ты не должна сожалеть ни о чем. Кто по твоему мнению будет лучшим пером, твой муж, или тот кто умер?

- Никакими сравнениями нельзя выразить этой разницы. Твой муж увеличит честь своего звания.

Она взяла его руку и поцеловала за эти слова, которые не были бы сказаны, если бы телеграмма не была прислана прямо к нему.

- А из кого вышел бы впоследствии лучший пер - из ребенка, рожденного от тех людей и воспитанного ими, или из сына твоего и Джорджа? А от кого арендаторы получат больше справедливости и доброты? Разве ты не знаешь, что эта женщина не была способна прилично носить имя, которое присвоила себе законно или незаконно? Ты способна.

- Нет, папа.

зверь, он уничтожал все и всех приближавшихся к нему. Только подумай как он поступил с твоим мужем.

- Он умер, папа!

- Я благодарю за это Бога. Не могу лгать. Я ненавижу такую ложь. И горе, и радость, и сожаление, и удовольствие всегда следует выражать искренно. Возвышение в свете важная вещь. Такое честолюбие составляет соль земли. Это пружина всех предприятий, причина всех улучшений. Те, которым неизвестно подобное честолюбие дикари и останутся дикарями. Между нами, англичанами, такое честолюбие почти всеобщее, и поэтому самому мы занимаем в свете такое высокое место. Но по милости ложного учения люди боятся громко говорить правду, признаваемую в сердце. Я не боюсь, и желаю, чтобы не боялась и ты. Я горжусь, что мне удалось сделать тебя достойною звания гораздо выше моего. И я желал бы, чтобы ты также была честолюбива для твоего сына. Пусть он будет герцогом Бротертонским. Пусть он будет воспитан так, чтобы сделаться государственным человеком, если Господь даст ему разум на это. Пусть он будет кавалером ордена подвязки, и сделается известен в Европе, как один из достойнейших людей в Англии. Хотя он еще не родился, его карьера должна быть главною твоей заботой. И для того, чтобы он был знатен, ты должна радоваться твоей знатности.

После этого он уехал, поручив дочери сказать леди Саре, что теперь он не будет безпокоить их, но надеется получить позволение увидеть их после похорон.

Бедная Мери не могла не удивляться разнице двух нравоучений, полученных ею в первый день её возвышепия. И тем в большем была она недоумении, что оба её наставника казались ей правы. Радость отца она извиняла воспоминанием об ужасном оскорблении, которое он получил. Но суть его философии она признавала справедливой, потому что старание воспитать сына так, как учил ее отец значило способствовать к благосостоянию света вообще. А между тем смирение, проповедуемое леди Сарой, не было ли также справедливо? Как же ей соединить и то, и другое?