Джон Брент.
Глава XXI. Люггервильские источники.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Уинтроп Т. В., год: 1862
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джон Брент. Глава XXI. Люггервильские источники. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XXI. 

ЛЮГГЕРВИЛЬСКИЕ ИСТОЧНИКИ.

- Я ранен, - произнес Брент, и в обмороке упал на траву.

К кому же прежде всего спешить на помощь? К мисс Клитро, или к другу, который, быть может, убит из-за нея?

- К ней! к ней! простонал Брент.

Я отвязал ее. Я не мог выговорить слова сожаления. Она хотела что-то сказать, но её губы только шевелились. Ола не могла переменить своего взгляда. В продолжительном усилии освободиться, все нервы её отвердели и она не могла еще смягчиться даже на столько, чтобы принять мои услуги с улыбкой благодарности. Она была варварски привязана к неуклюжему седлу с грубо набросанными на него одеялами. Но все-таки ужас не лишил ее разсудка; пытка не истерзала ее, страх худшого не убил ее. По прежнему она была непоколебима. По прежнему она повелевала судьбой своими кроткими, спокойными, серыми глазами с фиолетовым оттенком.

Я перенес ее на несколько шагов к окраине игривого источника, вырывавшагося из-под скалы, и оставил ее там природе, этому самому доброму, внимательному и опытному врачу.

Потом я взял кружку блестящей воды и поднес ее моему другу, моему брату.

- Теперь я могу умереть, - сказал он слабым голосом.

- Ты не должен умирать. Ты выиграл право на жизнь. Мужайся, мой друг. Выпей воды!

И в этом очаровательном месте, в этой волшебной стране искрящихся фонтанов, я дал этому благороднейшему товарищу несколько глотков освежающей влаги. Избавленная мисс Клитро приползла к нам по траве и стала на колени. Фулано, все еще тяжело дышавший после мужественного галопа, опустил над этой группой голову. Картина, которую я никогда не забуду!

Кто же скажет, что храбрости более не существует? Кто решится сказать, что дни рыцарства давно миновали?

Брент был сильно, но не опасно ранен. Пуля грубо распорола мускулы верхней части руки и остановилась в плече. Рана тяжелая; кости, впрочем, не были повреждены. Если бы ему скорее покой и медицинская помощь! - Но если же он не получит ни того, ни другой, после этого лихорадочного дни, после томительного безпокойства, сопроводившого нашу сомнительную погоню, - если он не получит?

Эллен Клитро ожила на минуту, увидев, что тут понадобится её попечение. Она сейчас же вызвалась принять на себя обязанности няньки. Я охотно уступил ей свое место подле друга. Утолив боль раны нежной перевязкой, она забыла свое собственное изнеможение.

Брент взглянул на меня и улыбнулся с полным самодовольствием.

- Где же мой отец? спросила Эллен нерешительным тоном, как будто страшась услышать ответ.

- Вне всякой опасности! сказал я. - Свободен от мормонов и дожидается вас у нашего друга.

По щекам её покатились слезы. Она деятельно занималась перевязкою раны. Кругом нас господствовала глубокая тишина за исключением приятного журчанья источников; как вдруг в дефилее мы услышали выстрел.

Резкий пистолетный выстрел вылетел из узкого ущелья, преследуемый своим собственным гремящим эхо. Эти величественные старые стены ущелья, которые в течение долгих безмятежных тысячелетий наблюдали друг на друге поочередно сменявшиеся солнечный свет и тень, стены, позлащенные блеском нескончаемого числа проведенных на них весенних и летних времен года, испещренные по своей пурпуровой поверхности пятнами серого моха и гирляндами разноцветных ползучих растений, - стены, внушающия благоговение среди глубокой тишины, нарушаемой только шумом зимних потоков, жужжанием летних ветров, или ревом налетающих бурь, - эти безмолвные стены, отмеченные нескончаемым рядом веков, изображающих верную летопись творчества Божия, - вдруг подняли свои негодующие голоса, когда раздавшийся внутри их выстрел провозгласил им о нескончаемой вражде человека к человеку, и соединясь в один громкий рев, отогнали от себя этот звук, ясно говоривший о совершившемся убийстве. Резкий отголосок выстрела вылетел из ущелья на тихую долину, где молоденькая девушка на коленях исполнила долг сострадания, и так, смешавшись с журчаньем источников, утратил свой мстительный тон. Замолкло в ущелье и негодующее эхо, постепенно переходя из одной разщелины в другую и оканчиваясь тихим шопотом. И вот снова все притихло, за исключением потоков, игриво бежавших в долину, которая, под лучами заходящого солнца теплого октябрьского вечера, начинала покрываться золотисто-фиолетовым туманом.

Услышав выстрел, я вскочил на ноги и обратился весь в слух. В ущелье было двое: кто из них остался в живых и кого поразила пуля?

целого дня. Армстронг казался настоящей машиной, - как будто не ему, а его коню суждено было выполнить определение судьбы. Украденный Даррапом копь бежал подле своего господина.

Армстронг взглянул на искаженный труп Моркера.

- Значит, оба, прошептал он. - Другой был послан прямо на меня, чтобы из моих рук принять свою смерть. Я заранее знал, что это так я будет. Он поскакал в ущелье. Его пистолет сделал осечку, но мой не знавал ничего подобного. Взгляните сюда.

И Армстронг указал мне на седло, где привешен был отвратительнейший предмет, на котором когда либо останавливался человеческий взгляд, - кожа с человеческого черепа. - Кровью облилось мое сердце.

- Стыдитесь! сказал я. - Неужели, показывая подобную вещь в присутствии женщины, вы еще считаете себя человеком?

- Сдирать кожу с человека - скверно, - я это знаю, - сказал Армстронг. - Не думаю, чтобы брат Билль решился на это, - но я сделался настоящим зверем, когда увидел эту жирную, гадкую тварь и вспомнил о брате, с его доброй, широкой душой, который не только никого не обидел дурным словом, но в случае надобности никому не отказывал в долларах. Ну хорошо, хорошо; - ужь если вы так говорите, то я брошу эту гадкую вещь.

- Помогите мне оттащить этот труп в сторону, и мы похороним его вместе с куском кожи его товарища, сказал я.

Мы похоронили его у самого входа в ущелье под грудой каменьев.

- Бог да простит их обоих, сказал я, бросая последний камень: - да простит их, несмотря на то, что это были звери, а не люди.

- Да, - это были звери, - сказал Армстронг: - но ваше дело, кажется, уладилось. Я полагаю, ваш товарищ и вы очень рады, что вырвали ту девушку из мормонского лагеря, хоть это стоило ему лошади, а вам обоим целого дня лихорадочной дрожи. Я еще не видывал, чтобы люди скакали так отчаянно и имели такой волчий вид; - верно сердца ваши были сильно затронуты.

- В самом деле, сказал я, скорее размышляя, нежели отвечая моему спутнику: - эта зверская сила заставила нас совершить подвиг, на который не могла подвигнуть любовь. Судьба повидимому действовала зверем против зверя, чтобы между ними стала любовь и одержала победу. Девушка спасена; но её обожатель, сохранив её жизнь, быть может, лишился своей собственной.

- Взгляните сюда, сказал Армстронг: - часть этого принадлежит вам.

И он показал денежный пояс, который вместе с ножом и пистолетом снял с убитого.

- Половина награбленного этим человеком и его товарищем принадлежит вам.

Кажется, что я принял вид отвращения; но я припомнил при этом, что мне случалось видеть дам, которые носили броши из золота, сорванного их любимыми героями с мертвых трупов на поле битвы, носили шали на плечах, награбленный в Дэли, дам, которые готовы упасть в обморок при виде убитого червяка.

- Я не разборчив, продолжал Армстронг. - В их поясах заключаются деньги мои собственные и моего брата. Я пересчитаю их, и потом, если вы не согласитесь взять свою долю, передам остальное отцу этой девушки. Я давича догадался, что старшина мормонов решился обобрать этого старика. Нет никакого сомнения, что большая часть денег, которые Сиззум проиграл вчера этим разбойникам, принадлежала несчастному старику. Поэтому необходимо возвратить их.

Я согласился с справедливостью такого замечания.

- Теперь, сказал Армстронг после непродолжительного молчания: - вам нужно оставаться при вашем друге и девушке, а я возьму одного из вьючных мулов и еще засветло привезу вам ваши седла. Тяжело, больно тяжело было потерять темно-серого; но я вам скажу, что ваш вороной заменит двоих. Вот ужь истинно конь, - кажется, нарочно и создан для того, чтобы скакать, не зная усталости, спасать и убивать. Послушайте, я с малолетства развожу четвероногих и торгую ими, но признаюсь, никогда еще не видывал настоящого коня, до той минуты, когда ваш вороной помчался, неся на себе вас обоих.

И Армстронг снова отправился в ущелье. С той минуты, как кончилось мщение, он сделался совсем другим человеком. В этих диких местах vendetta заступает место правосудия, становится истинным правосудием. Исполнив суровый долг, Армстронг снова сделался добрым простосердечным товарищем, каким создала его природа, он представлял собою тип класса между пионером и колонистом, тип сильного, отважного, полезного класса. Причины, по которым из нашего Вашингтона сделался такой мужественный и благородный вождь, нужно приписать единственно воспитанию его в грубых обычаях этого класса.

Я воротился к моим друзьям.

В стороне от грозного ущелья, смягчаемая оттенками наступавших сумерек, сцена нашего лагеря казалась вдвойне пленительною и почти домашнею. Источники, числом до пяти или шести, и один из них с тянущейся полосой горячого пара, - бойко стремились по резко выдающимся окраинам скал. Вся местность была покрыта травой зеленой, нежной, служившей для взора очарованием и отдыхом, особливо после продолжительного напряжения его на изсохшия степи. Дикия животные, ежедневно прибегавшия сюда для утоления жажды и, быть может, для наслаждения таким упоительным напитком, какой доставлял шампанский источник, - общипали траву так ровно и гладко, как будто по ней постоянно проходила рука искусного садовника. Две высокия ели по ту и другую сторону источников казались двумя столбами, подпиравшими пирамиду, из под которой источники брали начало. Несколько веток вьющихся растений, сорванных и выброшенных из расщелин, прильнули и повисли на темной зелени этих двух близнецов, и теперь, окрашенные осенью их листья, качаясь на ветвях, казались налетевшими птицами. За исключением тех двух елей, почти прильнувших к скалам, все пространство около источников было чисто от всяких других растений, кроме травы. Ниже, источники терялись в зеленой чаще кустарников, в отдаленном конце которых высились большие тополи и одно какое-то незнакомое высокое дерево, похожее на плакучую иву, вид которой здесь был также странен, как и вид очаровательной, нежной женщины, которую судьба забросила сюда как будто для того, чтобы придать достоинство и грацию этому месту. Эта странная ива невольно пробуждала в душе моей множество воспоминаний о родине, о тех ранних юношеских днях, когда Брент и я искали отдыха под тенью вязов Берклейской коллегии или бродили по крытым вязовым аллеям хорошенького городка, живописно разбросанного вокруг коллегии. В те светлые дни, когда его еще не постигло горе, а меня - суровая нужда, мы, соединенные узами братской дружбы, учили друг друга уважению к женщинам и научились мечтать о возвышенной любви, о том времени, когда нам придется совершить рыцарский подвиг, защищая женщину с геройской душой. Его время пришло. И теперь могло еще случиться, что раненый рыцарь никогда не узнает своей дамы, не узнает, как он любил и был любим; могло случиться, что в её прикосновении к нему он не испытает ничего, кроме признательности и обыкновенной любви к ближнему; могло случиться, что его прекрасная жизнь изсякнет в горячечном бреду от его тяжелой раны, и будет чужда спокойной радости в то время, когда полное блаженство взаимной любви составляло его неотъемлемое право.

источника. Газы этого источника заставляли его безпрестанно фыркать. Кушай, Фулано! мой добрый, мой храбрый Фулано! Это место стоит того, чтобы проскакать к нему, не имея корма в течение целого дня. Да не падет на твою безупречную жизнь пятно этого кровавого дня!

Брент лежал под елями и дремал от усталости, реакции и потери крови. Мисс Клитро сидела подле него и наблюдала за ним. Это слабое существо одарено было чрезвычайным запасом жизненности. Счастие освобождения внезапно возбудило в ней снова все жизненные силы. Когда она встала, чтобы встретить меня, в глазах её горел огонь и щеки были покрыты румянцем. Вся её душа пришла в движение и в улыбке высказывалась вся глубина её признательности.

- Мой добрый друг, сказала она, и после непродолжительной паузы прибавила сквозь слезы: - Бог не оставит вас за ваш героизм!

- Слава Богу! сказал я. - Мы были как-то странно избраны и посланы сюда, - вы из Англии, мой друг, я и Фулано, герой этого дня, с берегов Тихого океана.

- После продолжительного тягостного путешествия с моим бедным, заблудшим отцом, все это показалось бы романом, если бы не смертельный ужас...

- Смертельный ужас, - действительно!

- Но один только ужас! и румянец девственной благодарности сильнее прежнего заиграл на её лице. - За исключением одного момента, когда я сдернула с себя повязку и крикнула, в то время, как меня увозили из лагеря, - эти люди обходились со мной довольно внимательно. Они останавливались только раз, чтобы вырыть колодец в песке речного русла. Из их разговора я узнала, что ночью они делали попытку украсть ваших лошадей, но она не удалась, и всю дорогу они страшились не столько вас, сколько мистера Брента, что он бросится за ними в погоню. Поэтому они все время гнали, что есть духу. Они полагали, что когда узнают о моем похищении, тогда кто бы ни пустился в погоню, потеряет время, направив свои поиски по дороге эмигрантов, к востоку.

- Это могло бы случиться и с нами, мы уже ехали по той дороге с отчаянием, что ничем не могли помочь вам... И я в немногих словах передал ей о событиях утра.

- Меня все время поддерживала надежда на вашу помощь. После того, что ваш друг сказал мне вчера вечером, я знала, что он не покинул бы меня, лишь бы только у него достало силы действовать.

Сказав это, мисс Клитро бросила на спящого взгляд невыразимой нежности, - взгляд, которого было достаточно, чтобы отплатить им за тысячу ран.

- Вы подняли мою перчатку? спросила она.

- Ее поднял Брент. Она уверила нас, что мы напали на след. О, если бы вы видели его, нашего милого вожатого, в ту минуту, когда он убедился, что мы но сбились с пути!

Я продолжал рассказ нашей погони, - убаюкивавшее журчанье источников в тишине сгущавшихся сумерек сообщало особенную мягкость моим словам. Когда я дошел до последняго дикого порыва Фулано и рассказал, каким образом геройский прыжок завершил его доблестное рвение целого дня, мисс Клитро забыла усталость, вскочила на ноги и побежала к этому благородному товарищу на окраину источника, где он наслаждался сочной травой.

Она обвила руками его шею и склонила на плечо его свою голову. Пряди её черных вьющихся волос смешались с гривой Фулано.

Но вдруг мисс Клитро вероятно почувствовала, что её ласки, расточаемые лошади, могли подать идею господину этой лошади, что он недостоин подобной награды. Она воротилась к моему другу. Под влиянием боли от раны, Брент слегка пошевелился. Мисс Клитро ухаживала за ним со всею нежностью; но в её манерах проглядывала скромность, становившая между ним и ею стену деликатного декорума. И в самом деле с самого начала нашего знакомства и теперь, при этой встрече, она как-то отдалялась от Брента и свободно приближалась ко мне. Её нежный инстинкт отличал брата от любовника.

Наконец воротился и Армстронг.

Увидев, что лошадь его брата кормится с другими, он заплакал, как дитя.

Это сильно тронуло меня и мисс Клитро.

- И меня зовут Эллен.

- Это очень мило. Значит, на время я могу заступить для вас место отца. Я понимаю лучше молодых людей, в чем должна нуждаться девушка при затруднительном положении.

Мы развели лагерный огонь и с удовольствием сели за ужин. Не будь безпокойных движений Брента и невольных его стонов, мы бы совершенно забыли о кровавых событиях дня. Под гостеприимными елями мы, с помощию одеял, уложили раненого так спокойно, как только было возможно. Если ему уже суждено было захворать, то едва ли бы нашел он госпиталь лучше этого приюта на чистом открытом воздухе; и ужь конечно нигде бы не нашел такой сердобольной няньки, как мисс Клитро. Для нея Армстронг и я устроили из кустарника маленький шалаш.

Но все равно, спали ли мы или бодрствовали, наши души и наши тела благодарили Бога за эту тишину, за это невозмутимое спокойствие ночи, после ужаса, опасной езды и наконец битвы минувшого мятежного дня.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница