Джон Брент.
Глава XXII. Шампанское.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джон Брент. Глава XXII. Шампанское. (старая орфография)

ГЛАВА XXII. 

ШАМПАНСКОЕ.

Как крепко я спал в час наступившого отдыха, после нашей великой победы, - победы, одержанной бодростью над пространством, надеждой над временем, любовью над зверством, небесными силами над силами ада.

После сладких последних утренних грез, я вскочил на ноги с свежими силами, которых было достаточно для меня и для моего раненого друга. Я чувствовал, что мог бы нести двойную ответственность, как Фулано нес на себе вчера двойную тяжесть. Бог благословил меня силой и мужеством. Мое тело всегда было настоящей машиной для моих умственных работ, если таковые случались, и никогда еще не было такой совершеннейшей машиной во всех своих частях, как в это памятное утро на Люггернельских источниках.

Впрочем, еслибы я не проснулся оживленным с головы до ног, во всех мускулах, в нервах, в голове, то люггернельский источник шампанского непременно сообщил бы мне новую жизнь.

Шампанское Реймса и Эпернэ - дрянь перед шампанским из этого источника!

Прочь от меня вдова Клико, устарелая Геба! Прочь с твоим подслащенным, газоносным, охмеляющим, закупоренным, затянутым проволокой, вырывающим пробки произведением! Когда нибудь, за обедом в скучном обществе и вспомню о тебе и отравлю себя твоим вином, сделаю это для того, чтобы оставаться глухим к голосу той вульгарной женщины, на жертву которой обречет меня какая нибудь фатальная хозяйка дома. Но теперь прочь всякая мысль о шампанском, даже о том, которое вдова Клико бережет для себя на те минуты, когда "вдовство" покажется ей плачевнее обыкновенного, - прочь, и не смей смешиваться с моими воспоминаниями о люггернельском источнике.

Может ли сравняться с ним какое либо шампанское! Скорее Сатира можно сравнить с Гиперионом; луну театральных декораций с луной, украшающей небо; персик Старого Света с персиком Нью-Джерзея; демократическую платформу с декларацией независимости; жмущие ногу, лакированные сапоги с сандалиями Юпитера; Фаустину с Шарлоттой Кордэ, - все грубое, испорченное и подложное с прекрасным, свежим и истинным.

О, бедный Киссинген! Увы, неблаговонная Шарона! Увы обветшалая Саратога! Ишабод! Прощайте все, все, лишь только свет узнает о достоинствах Люггернеля.

Но когда - о fortunatus nimium - свет примет во владение эту новую часть своего наследства, когда Люггернель прославится и берега его украсятся модой, - когда джентльмены, лучшие сливки общества следующого полустолетия, будут подавать своим дамам люггернельский нектар, - им не удастся уже увидеть там такой прелестной женщины по наружности и по душе, какой я прислуживал в то утро. И между героями-джентльменами предстоящого, более зрелого времени, я не в состоянии представить себе такого, который бы своими достоинствами и своей рыцарской любезностью превзошел моего друга Брента, теперь, к сожалению, не гарцующого на копе, но раненного и больного.

Вчерашний галоп с его сомнениями в успехе, с его быстротой, с достижением цели был забыт, - забыты были заботы о предстоящем дне, забыто было все, кроме свежей струи из незакупоренных неподмешанных источников Люггернеля. Спасибо, большое спасибо, Легренуиль, пустынный странник, за твой лягушечий инстинкт и это благодатное открытие.

Я нагнулся над источником и начал глотать его оживляющую влагу. Давным-давно некто Гидеон Караксон узнавал настоящих смельчаков, потому что они пили воду прямо из струи, не черпая ее пригоршнями. Напившись и дав вдоволь смеющимся газовым пузырям освежит мне лицо, я взял кружку - жестяную, снятую с пояса Ларрапа, - почерпнул воды и поднес ее другу. Он уже проснулся и взглядом кого-то искал.

- Попробуй-ка вот этого лекарства! сказал я.

Он напился легкой как воздух воды и приподнялся совершенно свежий.

- Это похоже на первый луч солнца, проглоченный на вершине снежного пика, - сказал Брент.

В это время подошла мисс Клитро. Она была свежа и радостна, как самое утро.

Брент перестал искать. Существо, которого недоставало для него, явилось на сцену.

Я и ей предложил поэзии в жестяной кружке.

- Это, сказала она: - несравненно лучше бальзама из очарованной чаши Комуса. Сегодня моя жизнь заслуживает этого нектара. С тех пор как мой несчастный отец впал в свое заблуждение, - это первая ночь, которую я провела спокойно. Благодарю за это Бога и вас!

Глаза её снова наполнились слезами и она опустилась на колени подле своего пациента. В то время как она нежно и ловко переменяла перевязки, Армстронг стоял подле и молча разсматривал рану. Потом он вдруг отошел и кликнул меня помочь ему распорядиться лагерным огнем.

- Мне случалось видеть ампутации, когда раны были гораздо легче.

- В таком случае я очень рад, что здесь нет хирургической пилы. Я впрочем думаю, что природа только тогда намерена отнять у человека руку или ногу, когда сломает ему кость, которой ничем не поправишь. Но что же вы намерены делать? Ехать дальше, или оставаться здесь?

- Вы старше нас всех; вы опытнее нас, и поэтому я приму ваш совет.

- Октябрь бывает так хорош, как улыбка женщины, когда она услышит, что её мужу удалось получить полторы тысячи долларов за полакры луку, отправленного на прииски; но вы знаете, что здесь бывают также бури не лучше индийских, - оне налетают без всяких предвестников. Если можно, то чем скорее воротимся домой, тем лучше.

- А рана Брента! Можно ли ехать ему?

- Относительно раны представляется два исхода: или нам должно остаться здесь, или отправиться в Ларами. Я полагаю, что для её излечения понадобится по крайней мере месяц, а чрез месяц здесь будет Фута на три снегу.

- Так лучше ужь ехать.

- Кроме того, - вот еще что! Всякое разстроенное чувство требует утешения; а он не будет спокоен, пока не доставит эту девушку её отцу. - Конечно, было бы лучше, если бы она никогда больше не виделась с своим отцом; но все-таки, будь я таким же больным сумасбродом, как этот старик, я не захотел бы, чтобы моя Эллен оставила меня. Дочери должны льнуть к своим отцам, а сыновья - к матерям, - она же кажется не из таких, чтобы ее легко можно было заставить разлюбить того, кого однажды полюбила. Нет, она, повидимому, также тверда и постоянна, как на небе тверды и постоянны звезды. Он, т. е. ваш товарищ, знает это, и это чувство не даст покоя его рапе, пока он не предоставит своей милой возможности увидеться с её отцом, заботиться о нем и следовать за ним в его новом положении. Поэтому мы должны ехать в Ларами, все равно, придется ли ему жить, или умереть. По крайней мере там будет доктор. Мы приедем туда дней через десять, лить бы не сбиться с дороги. Я посажу его на гнедого, такого же спокойного, каким был мой брат Билль, и потом увидим, отделались ли мы от худшей невзгоды.

Мое мнение было одинаково с мнением Армстронга, хотя и высказанным по орегонски. Мы приступили с мим к приготовлению завтрака.

- А ведь этот мул с клеймами А и А, сказал Армстронг: - принадлежал Биллю и мне, и все, что вы видите на нем, все наше. Не знаю, что сделали эти разбойники с нашими двумя мустангами, - я думаю, продали!

В это время Брент весело окликнул нас.

- Эй, вы! - повара! - Мы люди праздные - хотим двинуться в путь.

- Я вам говорил, сказал Армстронг. - Он понимает дело не хуже моего. Он поедет дальше, пока не упадет. Это в нем отличная черта, насколько я понимаю.

- Дик, сказал он: - ты видишь мое положение. Я никуда не гожусь. Если бы мы были одни, - ты и я могли бы остаться здесь на месяц и даже больше. Но с нами девушка; - тебе известно, кому она принадлежит. Я знаю дорогу в Ларами как свои пять пальцев. Я вас приведу туда в неделю... Брент остановился; - но, помолчав немного, продолжал: - проведу, если не умру. Впрочем, не безпокойся, - я не умру.

- Умирать теперь, Джон Брент, с твоей стороны было бы глупо, - теперь, когда все препятствия устранены и остается только действовать.

- Раненому, быть может, умирающему человеку - не до любви. Верно мне не суждено получить награды за мой подвиг. Но Дик, - если я умру, ты знаешь, что сказать ей за меня.

При этих словах к нам подошла мисс Клитро. Лицо её сияло такой решимостью и надеждой, что мы забыли о нашем грустном разговоре. В её присутствии изчезали все сомнения. Брент принудил себя встать и с помощию её руки и моей подошел к костру.

по медленной железной дороге от Чикого до Нью-Иорка в январскую оттепель и не были куплены за полцены у у личного разнощика часа за два до окончательного их разложения.

Позавтракав, мы собрались в группу к отъезду.

Действительно, этого материала было много. Позади нас сбегались вместе и съуживались горы, образуя ущелье; стремительные горные потоки, над одним из которых клубился пар; - две высокия вековые ели; зеленый луг, кустарники и над всем этим высились теже величественные горы, с своими дикими, отвесными скалами и снежными вершинами. Это для пейзажа. А для групп, для оживления пейзажа, тут был Армстронг с повязанной головой, седлающий свою белую машину; два навьюченные мула, с жадностью щипавшие сочную траву, мисс Клитро, на крепкой рыжей лошади, с зеленым одеялом вместо плэда, прикрывавшим её ноги, и в круглой своей шляпе; Брент, здоровой рукой опирающийся на мое плечо, а ногой - на колено, чтобы сесть на высокого гнедого коня; Дон-Фулано, дожидающий меня, бодрый и гордый. Когда нам тронуться с места, в один из источников скатился с горы большой камень; взглянув на верх, мы увидели огромного лося, который с окраины скалы смотрел на нас, желая, без всякого сомнения, чтобы чудовищные рога его обратились в уши и дали бы ему возможность понять наш разговор.

Перед самым отъездом я еще раз поднес моим спутникам воды из шампанского ключа. Источники журчали нам прощальный привет, яркие лучи утренняго солнца озаряли пурпуровые ворота ущелья. Вереницей потянулись мы по кустарнику.