Несмотря ни на что...
Глава XVI

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Уэдсли О., год: 1928
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава XVI

Солнце ушло из окруженного стенами сада так неохотно и медленно, как уходят от любимой. Тени, крадучись, скользнули прежде всего в узкий проход между тисами, потом легли на лилии, на пышные шпажники, скрывая белизну одних и бледный багрянец других. Вот достигли они и поросших травой ступенек и обняли со всех сторон солнечные часы.

Сад был тих и темен, когда Виола пришла сюда.

Она знала, что придет слишком рано, но ей этого и хотелось. Медленно прошла она к солнечным часам и прислонилась к камню. Джон часто шутил насчет роли этих часов в их романе: ведь они с Виолой здесь именно обрели друг друга, и здесь с тех пор любили друг друга радостно, бездумно, спокойно и счастливо.

Джон даже вырезал переплетенные инициалы, свои и Виолы, на покрытом пятнами старом камне. Виола нащупала их рукой. Да, они тесно переплелись друг с другом; так, как должны переплетаться жизни двух любовников.

Она сегодня оделась более тщательно, хотя в темноте Джон все равно не увидит ее платье. На ней были и те жемчуга, что нравились ему. Единственное кольцо на пальце было его подарком.

Джон вошел в сад и окликнул ее. Он кинулся к ней так, как кидается истомленный жаждой, прошедший пустыню странник к засверкавшему впереди роднику. Осыпал ее торопливыми, жадными вопросами и среди этих вопросов повторял все снова и снова:

-- День казался вечностью без тебя. Теперь - хорошо.

Они уселись на ступеньках - Джон все еще обнимал ее и положил голову к ней на плечо.

-- Ты не будешь курить? - спросила она, пытаясь скрыть волнение.

-- Сейчас? Нет, спасибо, дорогая. Я тебя не видел целую вечность. И сегодня мне ведь предстоит услышать великую тайну! Горю нетерпением! Ты скажешь, наконец, когда мы обвенчаемся. Я не буду спокоен, пока ты не станешь моей по-настоящему. Да, да, кольцо, запись в книгах, свечи и все прочее - вот что мне нужно.

Он улыбался, но тон его был серьезен.

-- Итак? - он сжал пальцы Виолы и придвинул лицо к ее лицу. - Что, разве это так страшно? - шепнул он. - Ты и теперь все еще боишься - ах ты, Фома неверующий!

Виола была не в силах отвечать. Она только протянула губы в темноте, и в ответ на эту безмолвную просьбу Джон поцеловал их.

-- А теперь отвечай, - сказал он, все еще не отодвигаясь. - Скажи же, любимая.

Виола готовилась к этому объяснению, переживала трудную борьбу с собой и пришла с твердым решением. Но снова, под влиянием близости Джона, его поцелуев, бережной нежности его объятий, мужество ее ослабело. Снова поднялись сомнения: надо ли? Сердце вопило "нет!" Воля с горькой отчетливостью твердила "надо!"

Она с силой отстранила Джона.

-- Мне надо сказать тебе одну вещь, - в голосе ее звучало что-то металлическое.

Джон застыл неподвижно. В этой неподвижности была бессознательная угроза.

-- Да?

-- Ты, может быть, после этого будешь ненавидеть меня, презирать... я колебалась все время...

Голос оборвался. Слышно было, как она тяжело дышала.

Но Джон сделал резкое движение, и Виола поборола слабость.

-- Я... видишь ли... когда ты в первый раз сказал, что любишь меня...

Он до боли стиснул ее руку у кисти.

По тому, как дрожала его рука, Виола поняла, что делалось в душе Джона. Весь ее страх растаял в нежности.

-- Родной ты мой, я так тебя люблю, что умереть ради тебя рада. Жаль, что этим не поможешь делу. Я скажу тебе сейчас, в чем дело. Скажу в двух словах. Мой муж жив, и я... я не могу выйти за тебя замуж.

Она вскрикнула, потому что Джон внезапно отбросил ее прочь, потом снова схватил за плечи.

-- Повтори, - пробормотал он, еле ворочая языком.

-- Не хочу, - смело возразила Виола. - Я скажу другое, что давно лежит у меня на душе. Вот оно, слушай: я буду для тебя всем, чем ты захочешь, между нами не будет барьера, если только ты сам не воздвигнешь его. Я буду любить тебя ради любви, не обращая внимания ни на кого и ни на что, жить, где ты захочешь и как захочешь. Что ты ответишь на это?

Джон не снимал рук с ее плеч, но молчал. Не отрываясь смотрел ей в лицо.

-- Джон!

При этом крике он выпустил ее, упал на колени и спрятал лицо в ее платье.

-- Не могу... ты не понимаешь... отчего ты не сказала мне раньше? Так из-за этого ты убежала, а не из-за того, как ты говорила, что боялась за мое счастье? А теперь ты предлагаешь этот невозможный выход... - Он вдруг оттолкнул Виолу. - Что ты делаешь с моей жизнью? Что ты сделала?

Она не шевелилась. Промолвила устало:

-- Любила тебя - только. И оттого пыталась уйти. Я... я тогда не знала того, что тебе сказала только что. Право. Я узнала недавно. Что я сделала с тобой? Принесла тебе то, чего ты, по твоим словам, хотел - любовь мою. Вот снова предлагаю ее тебе - на каких тебе будет угодно условиях.

-- Перестань, - сказал он хрипло.

-- Зачем бояться слов, Джон? Мы решаем вопрос о жизни и твоей, и моей, - так надо договорить до конца. Может быть, я в заблуждении переоценила и себя, и то, что могу дать. В таком случае остается одно.

Она поднялась и сошла со ступенек.

Так он даст ей уйти, он отверг ее в самый тяжкий час ее жизни! Она думала, что взывает к любви, а встретила пародию на нее, осуждение, пренебрежение.

Она не оглянулась, шла вперед, не замечая, темно ли, светло ли, полная лишь своим унижением и горем, сливавшимися в какую-то почти физическую нестерпимую боль. В эти мгновения пронеслись перед нею все дни и ночи терзаний, нерешимости, жгучего стыда, дурных предчувствий, сознания трудности изгнания из общества. И победила любовь, победило горячее желание сделать счастливым этого мальчика. Даже еще теперь душа ее взывала к нему. И, словно услышав этот призыв, Джон догнал ее и остановил.

-- Куда ты? Зачем?

Она не хотела говорить из гордости, чтобы Джон не заметил, что ее душат слезы. Попыталась вырвать руку.

-- Ты подумала, что я хотел, чтобы ты ушла? Боже мой, разве я не должен хотеть этого? Разве не должен так чувствовать каждый порядочный человек? А я вот не могу. Слышишь, не могу! С того первого вечера я только и жил ожиданием. Ты все как-то ускользала от меня, и я утешал себя: в один прекрасный день мы станем мужем и женой - и тогда она будет моей навсегда... А теперь мы не может пожениться...

Он замолчал и, откинув волосы Виолы со лба, поцеловал ее лоб, мокрые глаза - так, словно целовал в последний раз. Виоле казалось, что сердце у нее сейчас разорвется. Она шаталась, как бы оглушенная его громким биением.

Джон не давал ей сказать ни слова и только удерживал ее. Они прильнули друг к другу, словно ожидая здесь в темноте нападения неведомого врага. Никогда еще близость ее так не опьяняла Джона. В душе его происходила борьба того, что он считал своим долгом, - и желания. Он привык думать о Виоле, как о женщине, которая будет ему принадлежать. Думал об этом с застенчивой страстностью, с пугающей напряженностью любви. Миг, когда последнее сопротивление Виолы исчезнет, представлялся ему таинством, последним пределом глубокой и чудесной близости с любимым и любящим существом. И у них с Виолой было так много общих интересов, каждый, самый мелкий, приобретал особую значительность, потому что был общим. Будущее представлялось Джону таким ясным и счастливым движением к намеченной цели... А теперь цель исчезла и жизнь опустела.

В ветвях тиса вдруг залился соловей. Что это носилось в воздухе - дыхание цветов или любви? Казалось, все часы радости, прожитые здесь, в этом саду, тихонько прокрались сюда опять, изнемогая под тяжестью любви.

-- Я не могу отказаться от тебя, - сказал он Виоле так тихо, что она скорее угадала, чем услышала. Сердце в ней дрогнуло.

-- Я должен бы... но... все это время... ты... я считал тебя своей - и теперь... так вдруг... я не могу ничего изменить. Я знаю, если бы другой поступил так, как я хочу поступить, я бы его строго осудил. Но я не могу отпустить тебя. Какая все это жестокость... словно судьба нарочно ждала, пока мы так привяжемся друг к другу, чтобы нас разлучить. Я еще ни разу не уходил со свидания с тобой, чтобы не подумать: "Наступит день - скоро - когда не надо будет уходить от нее, когда она будет моей".

-- Я буду твоей, - сказала ласково Виола, - вся твоя жажда будет утолена, разлуке наступит конец. Джон, я больше не могу мучиться так. Вчера ты настаивал, чтобы я сегодня, в этот час назначила день, когда мы станем мужем и женой. Назначь его сам, и мы уедем, куда хочешь.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница