Горькая услада.
Глава шестнадцатая

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Уэдсли О., год: 1928
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

-- Я не могу дольше оставаться здесь, - сказала Сильвия Килдеру. - Я не в силах вынести этого одиночества.

Он кивнул в знак согласия с очень мрачным видом.

-- Хорошо, я понимаю, но что же будет? Опять Париж? Я могу отвезти вас туда, это было бы полезно для нас обоих. Как насчет Фернанды?

-- Я не могу вернуться к ней, - ответила Сильвия.

Она стояла в саду, который когда-то содержался в образцовом порядке, но теперь был совершенно запущен; клумбы с редкостными тюльпанами давно потеряли свою форму и поросли сорной травой. Сильвия была ярко освещена солнцем, и ее волосы горели в его лучах, как старое золото. При взгляде на нее Килдер заметил, что она сильно похудела и что вокруг глаз у нее появились темные круги, которых не было в день их первой встречи. Он с новой силой почувствовал свою вину перед ней.

"Если бы она вышла замуж... - с несколько преувеличенной горячностью подумал он, но тотчас же сообразил, что Сильвия, живя в замке и не встречаясь ни с кем, даже при очень большом желании не имела возможности это сделать.

"Почему в жизни не бывает так, как в романах? - с горечью подумал он. - Ведь она из тех, которых не забывают".

-- Почему вы не хотите вернуться в Париж?

-- Я не могу, - ответила Сильвия. - Фернанде я мешаю, а кроме нее, у меня там никого нет.

-- Неужели вы можете кому-нибудь мешать? - грустно возразил Килдер. - Знаете, Сильвия, вы ужасно похудели.

-- Это не имеет никакого значения, - рассеянно ответила она.

-- А что же тогда имеет значение, по-вашему? - вспылил Килдер.

Сильвия повернулась к нему и улыбнулась такой жаткой и трогательной улыбкой, что у него снова сжалось сердце.

-- Важно вот что: мне необходимо найти какую-нибудь работу, - сказала она. - Не можете ли вы мне помочь в этом, Кил?

-- Вы хотите работать? - воскликнул Килдер.

-- Да. Я не могу оставаться в замке, а чтобы жить где-нибудь в другом месте, мне нужны деньги, и я хочу зарабатывать себе на жизнь, - устало пояснила Сильвия.

Килдер принялся размышлять вслух:

-- А я даже не в состоянии выжать для вас хоть жалкие крохи из доходов поместья, - начал он. - Долги Россмита погубили замок. А этот скряга О'Флаэрти распоряжается всем по своему усмотрению, и от него нельзя получить ничего раньше пятнадцатого числа следующего месяца. Я сам запутался в долгах. Бедная девочка! А что вы умеете делать?

-- Очень немногое, - ответила Сильвия. - Я умею говорить по-французски, по-немецки и по-итальянски. Кил, может быть, вы знаете кого-нибудь, кому нужна компаньонка или гувернантка? С этим занятием я бы справилась легко.

и если вам удастся попасть в приличную семью, то было бы не так уж плохо. Знаете что, Сильвия, я поеду сейчас к Китти Скевингтон - она кузина моей покойной матери - и спрошу ее, не знает ли она чего-нибудь подходящего. Я не удивлюсь ни чуточки, если она скажет, что имеет кое-что на примете. Тогда все будет устроено. А я приготовил для вас изумительное седло, я привезу его вам, когда приеду, чтобы сообщить, где вам удалось устроиться.

Весело насвистывая, он вскочил на лошадь. Его врожденный оптимизм победил и на этот раз, и все грустные мысли о действительности постепенно рассеялись. В его представлении Сильвия жила уже в очень уютном, богатом доме, где ей не давали никакой работы и куда пригласили гувернантку или компаньонку только для того, чтобы дать ей возможность ездить верхом и приглашать с собой на охоту.

Сильвия долго глядела ему вслед и прислушивалась к звуку копыт его лошади. Будущее как неясная, но мрачная угроза нависло над ней. В душе царило такое отчаяние и печаль, что яркое солнце казалось ей невероятно жестоким и несправедливым. Его золотистое сияние еще резче подчеркивало заброшенность и холодный мрак замка, и она еще больнее чувствовала свое одиночество.

Гувернантка... Незаметное, жалкое существо, которое не имеет определенного положения в обществе...

Ей показалось совершенно невероятным, что всего два месяца тому назад она была вполне счастлива, и каждый новый день заключал в себе массу удивительных возможностей. Потом появился Родди... и снова исчез...

Она находилась сейчас в таком угнетенном и подавленном состоянии, что с трудом верила в то, что прежняя жизнь была действительностью, и потому ей еще труднее было представить себе те часы неземного счастья, которые она провела с Родди, когда каждое мгновение было по-новому прекрасно. Теперь ничего не осталось от тех волшебных дней. Она теперь так глубоко страдала, что даже в воспоминании не сохранила сладостного трепета тех минут, и даже лицо Родди постепенно тускнело в ее памяти...

-- И такие вещи случаются! - громко сказала она, обращаясь к прекрасным алым розам и пионам.

В те дни, когда она еще ничего не знала о любви и только слышала или читала о какой-нибудь любовной трагедии, ей это казалось пустым и ничтожным... "Как можно, - думала она, - чахнуть от горя, губить свою жизнь, мучиться, страдать - и все только потому, что кто-то перестал любить вас".

Как она была наивна тогда!

Она вспомнила, как однажды рассердилась на Эвелину Дру, которая целые дни рыдала, лежа в кровати, потому что какой-то легкомысленный мальчик-француз написал ей, что недостаточно сильно любит ее, чтобы решиться на брак с ней - она была с ним тайно помолвлена.

"Как будто на нем свет клином сошелся, - вспомнила Сильвия свои собственные слова. - Возьми себя в руки, Эви! Неужели у тебя совершенно нет самолюбия?"

А теперь она сама, на горьком опыте, отлично поняла, что если вас покидает любимый, то весь мир становится пустым и неуютным.

Она медленно вошла в дом. Миссис Терри подала ей неряшливо сервированный чай: нос у чайника был отбит, и чай капал на поднос, на котором лежал весьма неудобоваримый тминный кекс. Поднос был покрыт грязной салфеткой, серебро потускнело, а сахар - весь засижен мухами. Яркое солнце неумолимо освещало всю эту обстановку. Сильвия выпила немного горького чаю и осталась сидеть за столом, устремив взор в пространство, ни о чем не думая и ничего не чувствуя.

Сумерки спустились. Миссис Терри вошла в комнату, приготовила ужин и вновь ушла.

Сильвия все еще сидела, не двигаясь. И тогда, совершенно неожиданно, из наступившей темноты вынырнул огромный автомобиль, и из него, словно пришелец из другого мира, появился Монти. Он широко улыбался и весь благоухал сандаловым мылом и отличными сигарами. На нем был новый костюм от Харриса. Монти сиял и смеялся, как всегда, довольный собой и жизнью, полный уверенности в том, что будущее полно радости.

-- Здравствуйте, здравствуйте! - весело воскликнул он, входя в мрачный вестибюль и внося с собой шум и оживление. Его большая фигура, казалось, озарила ярким светом огромный полутемный зал. - Здравствуйте, Бит! Неужели у вас не найдется ни одного ласкового слова для меня, деточка?

Сильвия от волнения и неожиданности не могла проронить ни слова, ее душили слезы; она прижалась лицом к широкому плечу Монти и так крепко сжала его руку, словно решила никогда уже больше не отпускать.

-- Не надо, деточка, успокойтесь, - ласково говорил Монти. - Если хотите плакать, плачьте, дорогая, вам станет легче. Тому, кто поместил вас сюда, в это болото, должно быть невероятно стыдно - ведь это настоящая тюрьма, а не замок. Но теперь ваш старый друг снова с вами, он позаботится о том, чтобы вам было хорошо.

Он еще долго говорил в этом роде и, потихоньку успокаивая Сильвию, внимательно оглядел все вокруг. Терри, услыхав новые голоса, зажег две свечи и принес их в зал; при их бледном, мерцающем свете Монти сразу же заметил пришедшее в упадок былое великолепие замка, изодранные, пыльные знамена, покрытое ржавчиной старинное оружие, редкую красоту столов и обивки, которая клочьями свисала со стен, потому что некому было позаботиться о том, чтобы прикрепить ее!.. Он заметил скудный завтрак, разбитый чайник, горбушку темного хлеба. Нечего сказать, отличная пища для золотоволосой принцессы, его маленькой девочки, которая привыкла есть персики и пить из длинных хрустальных бокалов.

Кусочек ветчины и заплесневелый хлеб.

Монти был взволнован.

"Простите, я вернусь через минуту, дорогая", - вышел на подъезд и крикнул шоферу автомобиля, который он нанял в Дублине:

-- Эй вы! Достаньте-ка там корзину и тащите ее сюда!

Теперь он получил отличное доказательство того, что ему в голову пришла гениальная мысль, когда он, проезжая мимо ресторана, остановился и захватил с собой корзину с обедом.

"Всегда нужно все предвидеть", - мудро решил он, и действительно, его предчувствие оправдалось.

Он призвал миссис Терри и грозно скомандовал:

-- Уберите-ка эту дрянь да принесите чистую скатерть, вы понимаете, что значит чистую? И ножи, вилки и бокалы. Живо!

-- Не пройдет и полминуты, как все будет готово! - пообещала, как обычно, миссис Терри и, как обычно, не выполнила обещания. "Ясно, что она совершенно одинока и бедна", - решила миссис Терри вскоре после приезда Сильвии в замок, и у нее были все основания укрепиться в своем решении.

-- Да захватите с собой свечей побольше, - крикнул ей вдогонку Монти, - а то здесь темно, как на кладбище.

Терри принесла свечи; при ярком освещении ветхая роскошь замка казалась еще более унылой.

-- Ну и дыра! - воскликнул Монти.

Он собственноручно распаковал корзину; в ней оказались перепела под соусом; маленькие французские булочки; в стеклянной коробке - отлично приготовленный салат; масло в фаянсовом горшочке, сливки, клубника и персики, цыплята и шампанское.

-- Вам нужен уход и забота, я для этого и явился сюда, - улыбаясь заявил Монти.

Сильвия улыбнулась ему в ответ, едва удерживая подступившие к горлу слезы; она еще не пришла в себя, не успела привыкнуть к мысли, что все это случилось наяву - внезапное появление Монти, его жизнерадостность; слишком мало времени еще отдаляло ее от тех ужасных часов, из которых каждый был насыщен страданием и тоской.

Но после того, как она съела пару кусочков цыпленка, которого Монти разрезал для нее и почти насильно вложил ей в рот, и проглотила немного шампанского, которое он поднес к ее губам, она почувствовала, что у нее еще кое-что осталось в жизни, и в ее душе затеплилась надежда на счастье. Монти принялся чистить персик; у него были необычайно красивые для такого плотного и большого человека, как он, руки. Сильвия молча следила, как он своими тонкими пальцами очистил для нее персик, разрезал его, полил сливками... В этот момент он понравился ей больше, чем когда бы то ни было; его руки произвели на нее впечатление мягкости и в то же время силы, уверенности...

-- Съешьте это, деточка! - нежно сказал он.

И когда, наконец, щеки Сильвии немного порозовели, а на губах появилась улыбка, Монти заговорил о делах.

-- Теперь, Бит, - сказал он, поднеся спичку к ее папиросе, - расскажите мне все по порядку. Я уехал из Монте-Карло в глубокой уверенности, что вы с матерью последуете за мной во вторник. Я оставил билеты для вас у швейцара. Что же случилось и где Додо?

Сильвия подробно рассказала ему о своем пребывании у Фернанды и о болезни Додо.

-- А потом постоянный врач Фернанды, кажется, - добавила она, - написал Россмиту, и его поверенный, его кузен, приехал за мной в Париж. Я не имела представления, да и никто в Париже не знал, что из себя представляет этот замок, а Килдер и не подумал сообщить мне об этом. Вы знаете, он очень милый, но только несколько легкомысленный человек, и, кроме того, настолько привык ко всему окружающему, что не замечал ничего... он ведь не был обязан жить здесь. Пока не начались дожди, все было не так уж плохо, потом вдруг явился Россмит, и тогда случилось это несчастье. Он пьет и употребляет наркотики, и вообще омерзительная личность. Он привез с собой целую компанию самых ужасных людей... Все были препротивные, кроме одного - он боксер, Стив Роган. Его приятель был груб со мной... Россмит ударил его... и убил... Ах, Монти, Монти!..

Она внезапно уронила руки на стол и склонилась на них головой.

-- Успокойтесь, деточка! - ласково сказал Монти, - Теперь ведь уже все кончено. Я приехал за вами, и вы уедете отсюда.

-- Алло! - весело крикнул с порога этот неисправимый оптимист. - Что за черт!..

-- Это Килдер! - быстро пояснила Сильвия.

-- В самом деле? - ответил Монти. - В таком случае, я ему сейчас задам хорошую трепку.

Он подошел к Килдеру.

-- Вы, кажется, родственник миссис Дин, не правда ли? Вы привезли ее сюда из Парижа и бросили здесь совершенно одну, на произвол судьбы. Благодаря вам, она попала в гнусную, пьяную компанию. Вы знаете, что после этого может думать о вас всякий порядочный человек? Не знаете? Так я вам скажу: вы - негодяй, жалкий эгоист, трус и свинья.

-- Черт возьми! - вскричал Килдер, сбрасывая пальто. - Да я вам шею сверну за такие слова.

Монти вынул из кармана маленький изящный револьвер.

-- Подождите немного, - спокойно сказал он. - Всему свое время, у меня тоже чешутся руки. Но раньше я хочу еще кое-что сообщить вам. Да стойте смирно, а не то, клянусь святым Георгием, я всажу пулю в вашу тупую башку. Таким людям, как вы, не мешало бы побольше думать и поменьше заниматься делами. Маркус Дин был моим лучшим другом, и поэтому я имею полное право считать себя опекуном этой девушки. Вот на этом основании я требую, чтобы вы мне объяснили ваше гнусное поведение. Уехать и оставить девушку в этой сырой дыре, на попечении двух выживших из ума стариков, которые ничего толком не могут сделать! И вы за это время даже не изволили потрудиться заехать сюда и посмотреть, все ли здесь в порядке?

Килдер, бледный, как полотно, свирепо возразил:

-- Я не мог, меня вызвали в Дублин, потому что заболел мой шурин.

-- Почему же вы не взяли мисс Дин с собой? - неумолимо перебил Монти. - Это было бы все же лучше, чем оставить ее в обществе дублинских шалопаев и девок, которых они привезли с собой.

-- С вами невозможно говорить! проворчал Килдер.

-- Для таких, как вы, конечно, невозможно, - спокойно ответил Монти, пряча револьвер в карман. - А теперь можете подойти, я больше не буду говорить.

Он снял пиджак и, так как Килдер, не успевший еще прийти в себя от изумления, не сделал никаких попыток к наступлению, подошел к нему и дал ему пощечину.

-- Это для того, чтобы обучить вас хорошим манерам! - коротко заметил Монти.

Это вывело Килдера из себя, и он, рассвирепев, набросился на Монти.

Удары градом сыпались на Килдера; Монти бил спокойно и уверенно. Он выставил Килдера из дому и велел шоферу посадить его в автомобиль и не выпускать оттуда. Затем надел пиджак и вернулся к Сильвии.

-- А теперь, Бит, если вам нужно кое-что запаковать, - собирайте вещи. Через десять минут мы уезжаем в Дублин, чтобы попасть на ночной поезд.

"Это, должно быть, сон, и я скоро проснусь", - думала Сильвия, оглядывая комнату. В открытое окно доносились гудки автомобилей и автобусов, звонки трамваев, голоса прохожих...

Монти привез ее к себе на квартиру и поручил заботам своей экономки, миссис Роуэлл, а сам отправился ночевать в Беркли.

-- Ах, у мистера Монти поистине золотое сердце, - сказала она, оправляя дорогую кружевную салфетку, покрывавшую поднос. - И какой он благородный! Вы себе даже не представляете, сколько он делает добра украдкой.

В этот момент раздался звонок, и она поспешила к дверям. Несколько минут спустя она вернулась с целой охапкой роз.

-- Ах, какая прелесть! - воскликнула Сильвия.

Она приняла ванну и оделась. "Роллс" Монти уже ожидал ее у подъезда. Шофер передал записку, в которой Монти просил ее прийти к завтраку к его приятельнице миссис Брэнд, на Керзон-стрит, 97. "Она очень просила вас прийти, и мне бы хотелось, чтобы вы познакомились с ней. Я, конечно, тоже там буду", - писал он.

Сильвия решила принять приглашение; ей было безразлично, куда идти, а этот визит, по-видимому, будет приятен Монти, и она постарается доставить ему удовольствие, чтобы хоть немного отблагодарить за его бесконечную доброту.

Она надела легкое черное платье и большую шляпу из черных кружев; бледное лицо и траур еще больше подчеркивали яркое золото ее волос.

Ровно в половине первого она вошла в гостиную миссис Брэнд.

В каждом большом городе есть свои миссис Брэнд - приветливые, красивые женщины неопределенного возраста, которые всегда хорошо настроены, прекрасно одеты, в доме которых можно отлично поесть и у которых всегда бесчисленное количество друзей; они обычно играют, и играют очень крупно; о них никогда ничего нельзя сказать дурного: все знают о них очень мало, но любят их за то, что они веселы, остроумны, умеют себя вести в обществе; у них всегда имеются приятели, которые держат их в курсе биржевых сделок или сообщают им имена лошадей, которые должны выиграть.

Китти Брэнд была "соломенной вдовой" - рассталась с мужем, который был чем-то вроде адвоката, много лет тому назад и взяла на себя ведение всех своих финансовых дел; по ее совету он решил, что ему в Претории будет не хуже, чем в Лондоне, и уехал из Англии.

Монти и Китти были большими друзьями, и Монти посвятил ее во все, что касалось Сильвии.

-- Вы сделаете огромную глупость, если в ваши годы женитесь на такой молоденькой девушке, - тоном ласковой укоризны сказала Китти. - Это мое искреннее убеждение. Когда-нибудь вы увидите, что я была права.

-- Я сам не знаю, что со мной, - задумчиво сказал Монти. - Я... Понимаете, Китти, для меня теперь эта девочка дороже всего на свете. Я не могу объяснить своего состояния, но вы знаете, что я хочу сказать... Если она не согласится стать моей женой - я погиб... Вы понимаете, как обстоит дело?

-- Однако вы совсем потеряли голову, - сказала Китти, вздыхая.

Она не была влюблена в Монти по-настоящему, но чувствовала, что могла бы полюбить его, если бы он только захотел. Она могла бы очень легко получить свободу, тихо, без газетной шумихи, все обошлось бы вполне гладко; конечно, Евстафий легко согласится на развод. Она бы очень охотно вышла замуж за Монти, это была бы вполне подходящая партия... Но он сходит с ума по восемнадцатилетней девочке, которая не любит его. А ведь ему уже сорок шесть.

-- Хотите коктейль, чтобы придать себе бодрости? - предложила она.

Монти отрицательно покачал головой.

-- Я действую слишком медленно, - сказал он. - Я так расстроен всем этим, Китти! Так не может долго тянуться, надо на что-нибудь решиться и как можно скорее. Если бы вы могли поговорить с Сильвией обо мне, узнать, что она думает... Я был бы вам так благодарен...

Он взглянул на Китти глазами, в которых светилось странное, по-собачьи умиленное выражение. Она рассмеялась и пообещала:

-- Хорошо, я постараюсь.

Минуту спустя лакей доложил о приходе Сильвии, которая очень робко вошла в комнату и сразу же, как потом призналась Китти, очаровала хозяйку.

какому-нибудь определенному типу, но в ней было много неуловимого обаяния, и она казалась настоящей леди.

"Бедный Монти" - мелькнуло в уме Китти, когда она, взяв себя в руки, поднялась навстречу гостье.

Она понравилась Сильвии с первого взгляда - такая приветливая, веселая и изящная.

Завтрак был отлично сервирован. Китти, со свойственной ей легкостью, заводила разговор на те темы, которые были знакомы Монти, и умело подчеркивала все его остроты, так что они казались во много раз умнее, чем были в действительности.

Когда он ушел, она предложила Сильвии поехать в Рэнли.

-- Поедем туда чай пить, - сказала Китти. - Я ведь так одинока. Это будет очень мило с вашей стороны, если вы согласитесь.

-- С удовольствием, - робко ответила Сильвия, удивляясь в глубине души, как такая обворожительная женщина, как миссис Брэнд, может быть одинокой, - она не подозревала, что это были только слова.

Заказав чай, они уселись в удобных бамбуковых креслах. Китти очень осторожно завела разговор о Монти.

Сильвия охотно согласилась, что Монти "очень милый, необычайно благородный, добрый", но сама ничего не сказала; она совсем не была болтлива. Весьма возможно, что при дальнейшем знакомстве с Китти потребность высказаться прорвала бы эту сдержанность, но пока Сильвия была молчалива. Она охотно поддерживала разговор о Монти, но, по-видимому, так же охотно оставила бы его.

"Надо выяснить, нет ли у нее кого-нибудь другого, не влюблена ли она", - решила Китти и прямо спросила:

-- Вы помолвлены или что-нибудь в этом роде, дорогая?

Недели одиночества и лишений приучили Сильвию владеть собой.

-- Ничего в этом роде, - улыбаясь, ответила она, и миссис Брэнд ничего не могла заключить из этой сдержанной улыбки.

Все, что Китти могла сообщить Монти по телефону некоторое время спустя, заключалось в следующем: "Сильвия обворожительна и ни с кем не помолвлена, даже ни в кого не влюблена".

Хотя Китти говорила очень уверенно, в глубине души она в этом сомневалась, но скрыла это от Монти: это была ложь, одна из тех, которую говорят тем, кого любят, когда не хотят огорчить их.

"Я сегодня же сделаю ей предложение", - решил Монти, одеваясь. Он должен был зайти за Сильвией, чтобы поехать с ней обедать в "Эмбэсси".

После обеда, во время танцев, он сделал ей предложение. Ресторан был переполнен, весь цвет Лондона сегодня находился здесь.

-- Скоро все разъедутся, - сказал Монти, оглядывая зал. - Я тоже уезжаю во вторник в Хейлинг Эйленд, там имение моего приятеля Тривара. У него обычно бывает очень весело, каждый день ездят на бега, вечером - танцы... Если жарко днем, можно купаться - отличное место для этого.

Сильвия молча глядела на него, на его оживленное лицо, и вдруг почувствовала страх перед вновь грозящим ей одиночеством. Она не испытывала зависти, слушая его описания, она уяснила себе только: если Монти уедет, она опять останется одна.

Мысленно она наметила себе план действий: надо будет завтра же зарегистрироваться в каком-нибудь агентстве, попросить Монти и миссис Брэнд помочь ей поискать какую-нибудь работу...

-- Пойдем танцевать, - предложил Монти.

-- Бит, вы знаете, что для меня в жизни только и есть, что любовь к вам. Хотите ли вы... можете ли вы решиться стать моей женой? Я всегда буду любить вас, заботиться о вас... Бит... дорогая...

Он еще крепче прижал ее к себе, его лицо склонилось совсем низко к ее лицу, она почувствовала, как сильно бьется его сердце, и сама побледнела.

Монти испугался, он поспешил увести ее из душного зала в мраморный вестибюль, но и там было много людей. Они вышли на Бонд-стрит, где было тихо и прохладно. Монти взял Сильвию под руку; они медленно двинулись вперед... Из бархатной темноты ночи вынырнуло такси.

Сильвия подняла голову и взглянула на своего спутника.

-- Вот мой ответ, милый: я согласна, - шепнула она.

Монти едва верил своим ушам; он разразился целым потоком бессвязных восклицаний, благодарностей, протестов, а потом, внезапно успокоившись, сказал:

-- А теперь поцелуйте меня!

-- Здесь? - пролепетала Сильвия.

-- Да, здесь...

Она поцеловала его. Он не попытался удержать ее или возвратить ей поцелуй. Он едва дышал от счастья, едва верил тому, что сбылась его заветная мечта. Это мгновение так потрясло его, что он почти потерял самообладание... Сильвия принадлежит ему... скоро станет его женой... На обратном пути в автомобиле его охватила бурная радость: он добился того, чего хотел... Монти чувствовал себя победителем.

Он схватил Сильвию в объятия и стал осыпать ее поцелуями. Он чувствовал, что с каждым поцелуем его любовь к ней растет.

-- Теперь ты - моя, - шептал он, прижавшись губами к ее нежным губам, - дорогая, любимая...

Он не был груб, просто слишком бурно проявлял свои чувства. Сильвия вышла из автомобиля в таком состоянии, словно на нее налетел и сбил с ног стремительный ураган.

-- Я завтра заеду за вами с утра, деточка, - сказал Монти. - И мы вместе поедем выбирать кольца.

Миссис Роуэлл уже спала. Сильвия тихо прошла к себе. Итак, она выходит замуж за Монти, за доброго, благородного, любящего Монти, и она никогда не знала никого с именем Родди, каждое прикосновение которого заставляло ее сердце трепетать от счастья, взгляд которого ласкал ее, в котором очаровывало и манило ее все: голос, вьющиеся светлые волосы, руки... Но она станет женой Монти и будет принадлежать ему всю жизнь. Девушка опустилась на колени около открытого окна и погрузилась в воспоминания.

Она ясно помнила каждое мгновение, проведенное вместе с Родди... Она чувствовала горячие лучи солнца, пробившиеся сквозь густую зелень сосны... Запах папиросы Родди... Она видела, как он проводит рукой по волосам, приглаживая их, как ерошит усы с левой стороны большим пальцем... А та незабываемая прогулка при луне в автомобиле и его близость... Головокружительная слабость охватила ее, когда он прикоснулся к ее руке, она вся трепетала, дыхание ее прерывалось... Позже он говорил ей, что и он тогда испытывал то же самое.

-- Разве мужчины могут так чувствовать? - спросила она, широко открыв глаза, и Родней, крепко сжав ее в объятиях, насмешливо улыбнулся и сказал:

-- Так мне говорили, по крайней мере.

Те немногие часы, которые они провели вместе, были напоены изумительной нежностью. Они смеялись тем тихим смехом, который знают только влюбленные, или между ними внезапно воцарялось молчание, когда во взоре можно прочесть то, чего слова выразить не могут, когда легкое прикосновение друг к другу уносило их далеко-далеко и заставляло забывать о времени, а каждый поцелуй давал ощущение неземного блаженства.

Над первой любовью принято немного подшучивать, но разве есть истинная любовь, кроме первой?

и силу первой страсти - она отдала все это ему одному, и он понял это и принял, как редкий дар судьбы.

"После того, что случилось сегодня, я не должна больше думать о Роднее, - подумала Сильвия, прислушиваясь к шуму, доносившемуся с Пикадилли, и следя за фонарями, которые раскачивались от легкого ветерка. - Я выхожу замуж. Монти был ко мне добрее, чем кто-либо другой. Я ему многим обязана... Я должна отдать ему все лучшее, что у меня есть, и я это сделаю".

Но, лежа в кровати и изо всех сил стараясь уснуть, она не могла отогнать беспрестанно встававший перед ней образ: Родди смеется, глядя на нее, и солнце играет в его светлых волосах... Родди, сжав губы, управляет своим большим автомобилем... Родди делает выговор небрежному шоферу на ужасном французском языке... Родди обнимает ее и, прижав руку к ее груди, шепчет: "Я люблю тебя, люблю тебя"... Родди, побледнев и дрожа от волнения, целует ее...

Поцелуи Монти причиняли ей страдание, между тем, поцелуи Родди, даже более пылкие, доставили бы ей только радость...

-- Я должна забыть, я стану женой Монти, - громко сказала она. - Я честно исполню до конца все, что обещала.

На следующее утро пришел Монти. Он был необычайно элегантен, даже больше, чем всегда, и весь сиял от счастья; в петличке его отлично сшитого костюма была маленькая орхидея, а в руках он держал большой футляр, в котором оказались четыре кольца: голубовато-белым огнем хрустального пламени искрился бриллиант; темно-красный, как цветок пылающей страсти, как алая капля крови, в оправе из алмазов, сверкал рубин; яркий изумруд свежее, чем весна, сиял холодным огнем; и, наконец, сапфир темнел, как южное небо ночью.

-- Выбирайте любое, дорогая, - сказал Монти, наклоняясь к Сильвии и целуя ее в затылок. Его глаза затуманились, когда он взглянул на ее склоненную головку, нежную ослепительно-белую шею и завиток волос. В ней была неуловимая, божественно чистая прелесть молодости.

-- Все, если хотите, - несколько глухо добавил он.

Сильвия взглянула на него и засмеялась.

-- Вы знаете, у меня никогда не было колец, - сказала она. - Мне больше всего нравится сапфир.

Монти был совершенно разочарован: это кольцо самое недорогое из всех. Однако он скрыл это чувство и, взяв левую руку Сильвии в свою, надел на ее третий палец кольцо.

-- Вы помолвлены, - улыбаясь сказал он.

-- И вы также, - ответила она, улыбаясь чарующей улыбкой и стараясь придать как можно больше значения этому маленькому инциденту и понравиться Монти, который был так добр и великодушен.

Его лицо сияло; он гордым жестом хозяина прижал ее к себе.

-- Деточка, мы отлично проведем время. Знаете, что я придумал? Мы проведем наш медовый месяц в Англии - в автомобиле. Вы будете управлять "Роллсом". А Бартоу и ваша горничная будут следовать за нами по железной дороге и встречать в назначенных местах, так что мы будем все время вдвоем, любимая, как об этом поется в песне. Что вы скажете? Нравится вам этот план? Вы ведь совершенно не знаете Англии, и я решил, что вы одобрите его. Вы согласны? Это будет самое лучшее время в нашей жизни. Мы будем останавливаться, где захотим, посещать по дороге знакомых.

Он самодовольно рассмеялся и еще крепче прижал ее к себе.

-- Деточка, я хотел вас спросить вот о чем, - Монти слегка покраснел, - когда мы назначим свадьбу? Мне бы хотелось в будущую субботу. У вас тогда останется почти две недели для того, чтобы приобрести все, что нужно. Китти вам поможет. Я ей позвонил и просил ее об этом - она согласилась. "Скажите Сильвии, что она может на меня рассчитывать", - сказала она. Как вам это нравится?

-- Очень мило со стороны миссис Брэнд, - ответила Сильвия. - Конечно, Монти, я согласна - итак, пятнадцатого.

-- Разве можно не быть добрым с вами? - воскликнул Монти. - Теперь, Бит, поцелуйте меня еще раз.

С этого дня начался целый поток развлечений: завтраки, обеды, театры, вечеринки и танцы; Монти осыпал Сильвию подарками, цветами и поцелуями, в нем все чаще и чаще проскальзывали властные манеры собственника; он познакомил ее с бесконечным количеством своих друзей, которые почти все были очень богаты и жены которых питали слабость к бриллиантам и шампанскому; у них у всех были собственные автомобили; они играли на бегах и в железку и часто ездили в Париж и на Ривьеру.

Короче говоря, это была публика, которая постоянно играла; люди, у которых всегда много денег; они были веселы и общительны, вели очень рассеянный образ жизни и швыряли деньгами направо и налево.

как кто-нибудь обязательно включал громкоговоритель или заводил граммофон, пили коктейли и снова танцевали.

Сильвия была несколько оглушена всем этим. Она была бесконечно благодарна Китти Брэнд, которая всегда поддерживала ее, когда она отказывалась от крепких напитков, и вообще всячески охраняла и опекала.

На бегах в Гудвуде две лошади Монти взяли приз, и Сильвия спустилась на беговую дорожку, чтобы провести их перед публикой. Монти, сияя, шел рядом с ней:

-- Моя девочка, мои лошади... - звучал его громкий голос.

Сильвия очень любила лошадей, а Монти мог часами говорить о них - это всегда было связующим звеном между ними. Предстоящая Сильвии жизнь не казалась ей уж такой мрачной.

Несмотря на быструю смену развлечений и на то, что Сильвия оставалась одна только когда ложилась спать, она остро чувствовала, как ей дороги эти быстро мелькающие дни - ведь с ними уходят ее прежняя жизнь и свобода.

Возможно, что Китти Брэнд отлично все понимала, но она нарочно избегала говорить об этом с Сильвией. Ведь если девочка не выйдет замуж за Монти, то у нее ничего не предвидится впереди, и ее жизнь будет разбита. Монти был достаточно порядочным и славным человеком и, кроме того, безумно влюблен в Сильвию.

"Как бы неопытна Сильвия ни была, если она не любит Монти, она все же сумеет хорошо устроить свою жизнь, - решила Китти. - А кроме того, Монти ведь не мальчишка, - несколько цинично добавила она про себя. - Он любил уже не раз, и для него это не новость. Я считаю, что пройдет год-два, и ему надоест так обожать Сильвию и осыпать ее цветами и подарками. - Так как Китти тоже была достаточно опытна, и жизнь ее кое-чему научила, то ей такая перспектива вполне улыбалась. - Никогда не надо волноваться и стараться предвосхитить события, тем более, что любовная трагедия - миф..." - думала она.

В тот день, когда должно было состояться бракосочетание, стояла очень жаркая погода. Новая горничная Сильвии, которую для нее наняла Китти Брэнд, одевала ее. Монти прислал невесте целую охапку изумительных орхидей, которые ей передали, как только она проснулась, и нитку жемчуга, даже по мнению Монти, стоившего очень дорого.

Сарра, улыбаясь, надела жемчуг на шею Сильвии и принесла ей зеркало.

-- Разве он не изумителен? - спросила Сильвия, сидя в кровати и глядя в зеркало.

У нее был вид маленькой девочки, надевшей драгоценности своей матери. Шелковистые локоны рассыпались; широко открытыми от восхищения глазами она смотрела на жемчуг, украшавший ее нежную, как у ребенка, шею.

-- Он слишком прекрасен для меня, Сарра...

-- Очевидно, мистер Ривс другого мнения, - весело возразила та. Она оказывала очень благотворное влияние на настроение Сильвии своим спокойствием, мягкостью и заботливостью.

-- Так странно выходить замуж, - задумчиво сказала Сильвия, разбивая яйцо.

Сарра, намазывая маслом гренки, ответила:

-- Все неизвестное кажется нам странным и немного пугает нас, мисс Сильвия. Я помню, мне говорила это моя сестра, когда выходила замуж.

Сильвия утвердительно кивнула.

-- Мы сегодня же будем в Эмсбери, не правда ли?

-- Да, Эмсбери - прелестный уголок, а отель, где вы остановитесь, находится при въезде в город, - ответила Сарра. - Мы будем вас ждать там. Наш поезд отходит в три.

-- Держу пари, что вы ужасно нервничаете, - поддразнивал Монти его шафер.

Монти едва удержался от желания сообщить ему об этом. Они приехали в церковь задолго до назначенного срока, но Монти забыл об этом и решил, что Сильвия в последнюю минуту передумала. Холодный пот выступил у него на лбу.

-- У вас еще есть время, чтобы удрать, - шутливо уговаривал его неисправимый Клегг. - Лучше поздно, чем никогда, Монти! Давайте удерем!

Монти слишком волновался, чтобы рассердиться на Клегга. Он стоял, весь дрожа от страха, и облегченно вздохнул только тогда, когда в дверях, под руку с Динвером, показалась Сильвия.

Их повенчали; узел, который должен был связывать молодых всю жизнь, был крепко затянут. Монти успокоился. Он радостно вздохнул и повел Сильвию из церкви под звуки свадебных колоколов, которые всегда сулят так много счастья одним и много горя другим.

Монти был на верху блаженства. Завтрак, устроенный в Беркли, был настоящей коллекцией изысканнейших блюд; было очень много смеха, шума, тостов.

Потом Сильвия вернулась домой, чтобы переодеться, и некоторое время спустя Монти увез ее из Лондона в своем "Роллсе".

В Игэме, на вершине холма, он предложил Сильвии управлять автомобилем.

Она взяла в руки колесо, и в это мгновение волна воспоминаний захлестнула ее: ведь в первый раз она пробовала править автомобилем под руководством Родди.

-- Осторожнее, осторожнее! - крикнул Монти и, резко схватив руль, повернул его влево. - Что с тобой, деточка? Ведь чуть не случилась катастрофа. Ты ведь не хочешь погубить меня в день нашей свадьбы?

Отель в Эмсбери был очень живописен - огромное здание, внутри которого очень уютно и прохладно. Сарра уже ждала Сильвию в приготовленной для нее комнате. Она накинула на нее пеньюар, когда в комнату вошел Монти, неся на подносе коктейли.

-- Ты должна сегодня выпить, деточка, - нежно настаивал он. - Хотя бы только немножечко. Клянусь, тебе понравится, выпей, милая. Вот так. Ну что, не так плохо, не правда ли?

-- Он... колется... - сказала Сильвия, сморщившись.

Монти покатился со смеху; его восхищало все, что делала или говорила Сильвия.

Они уселись рядом на большом диване, следя за Саррой, которая распаковывала вещи.

Большие широко открытые окна выходили в сад, в котором на фоне лавровых деревьев ярко выделялись цветущие герани и лилии.

-- Завтра мы поедем в Уэллс и Глэдстон-Берри, - с довольным видом сказал Монти и зевнул. - Там совсем недалеко до поместья Стеффилда. У него огромный замок, там очень красиво, - тебе, конечно, понравится, детка. Настоящая фамилия Стеффилда - Стенбери. Он получил титул за постройку какого-то госпиталя. Его жена прямо помешалась на желании называться "миледи". Как хорошо, что ты не такая, как она. - Он с гордостью посмотрел на нее. - Впрочем, зачем тебе титул, когда ты и без него - настоящая леди. Кстати, раз мы заговорили о титулах: угадай, кого я видал только что в салоне? Представь себе, того малого, с которым ты встречалась на Ривьере, - его зовут Родней, кажется, - так вот, он получил титул лорда Рентона, так как его брат недавно умер. Я не разговаривал с ним, но мне сказали, что он остановился в этом отеле. Не правда ли, странная встреча?

-- Очень, - ответила Сильвия, едва дыша. Она была потрясена до глубины души и едва сознавала, что произносили ее уста.

Внезапно она поднялась и нетвердым шагом подошла к столику, на котором стоял поднос с коктейлями.

Она подняла свой бокал и залпом выпила его.

Монти пришел в восторг.

-- Так ему и нужно. Мне начинает нравиться это... - пролепетала Сильвия, подходя к кровати. - Но только оно ударило мне в голову, и мне захотелось спать. Монти, вы ничего не имеете против, если я подремлю немного?

-- Конечно, ничего, - ответил Монти, вставая. - Ты поспи, деточка, а я сойду вниз и вернусь только тогда, когда нужно будет одеваться к обеду.

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

Сильвия не открыла глаз; они были полны слез, которые жгли и терзали ее.

Сарра еще раньше вышла из комнаты; когда дверь захлопнулась за Монти, Сильвия села на кровати. Горячие слезы ручьем катились по ее лицу, она вся похолодела и дрожала от рыдания.

Родди здесь. Она увидит его. Это не может быть правдой. Неужели судьба и на этот раз оказалась такой безжалостной к ней, что Родди оказался на ее пути как раз во время ее медового месяца с Монти?

-- Я не вынесу этого, - шептала она. - Я не могу.

За окном благоухал цветущий сад, в голубовато-лиловой дали мирно зеленели холмы; тихий летний вечер окутал землю мягким спокойствием и тишиной; лишь для нее одной нигде не было места, лишь она одна обречена на страдания. Брак с Монти был для нее единственным исходом. Он казался ей вполне приемлемым, потому что она потеряла Роднея навсегда: она не думала, что встретит его, и так скоро... Она клялась себе не вспоминать о Роднее и постараться быть хорошей женой Монти... Но теперь Родди здесь, так близко от нее, ей придется встретиться с ним, говорить... В дверь постучали, и Монти заглянул в комнату.

-- Пора одеваться, дорогая, скоро восемь!

-- Я сейчас позвоню Сарре, - ответила Сильвия.

Неужели прошел целый час? Она не заметила, как он промелькнул, и не успела прийти к какому-нибудь решению.

В комнату вошла Сарра, приветливая и сдержанная, как всегда. Она накинула на плечи Сильвии платье, которое казалось сотканным из розовых лепестков, надела ей розовые с серебром туфли, жемчуг и надушила носовой платок.

-- Готово! - сказала она, улыбаясь Сильвии в зеркало, гордясь и любуясь ее красотой.

Монти без пиджака вошел, сияя, как всегда, какой-то чрезмерной чистотой. Сарра застегнула сапфировые пуговицы на его жилетке.

-- Еще минутку, я забыл портсигар! - сказал Монти и ушел к себе.

Они спустились вниз и вошли в ресторан. Монти, гордо подняв голову, выступал вслед за Сильвией.

Дежурный официант отвел им самый лучший столик, который находился в отдаленном углу низкой красивой залы; на нем стояла ваза с белыми розами и ведерко со льдом, где было приготовлено шампанское.

Сильвия медленно прошла через всю комнату, высоко подняв голову и не глядя по сторонам. Родней, который обедал за одним из столиков, машинально взглянул на вновь пришедших и увидел Сильвию.

Он подался вперед и уставился на нее, не веря собственным глазам. Его сердце бурно забилось, руки стали нервно дергаться. Но ведь это Сильвия... его Сильвия... Теперь никто уже не сможет помешать ему жениться на ней, отдать ей свою любовь, свою жизнь...

Как только вернулся в Англию, он тотчас же написал Фернанде, но ответа от нее не получил. Потом внезапно ухудшилось состояние Эшли; он промучился неделю и, не приходя в сознание, умер.

"Теперь все в порядке. Я найду ее, и мы повенчаемся!"

Эшли ничего не изменил в своем завещании, и Родней был богат и свободен. И судьба, в награду за все страдания последних дней, устроила ему эту встречу с Сильвией. Она вошла минуту назад в ресторан вся в розовом с серебром. Ее спутника - Родней слегка нахмурился - он видел в Монте-Карло в ту ужасную ночь... Большой друг их семьи, играет на скачках...

Он все еще едва верил своему счастью, хотя ясно видел у окна тонкий профиль Сильвии и ее склоненную головку.

Он поднялся с намерением подойти к Сильвии. К нему подлетел официант:

-- Прикажете что-нибудь, милорд?

-- Нет, спасибо, - ответил Родней.

Он весь дрожал от радостного возбуждения и, чтобы немного успокоиться, остановился и вынул папиросу. По-видимому, Сильвия все еще не заметила его. Он так ясно помнит, как она вся вспыхивала при встречах с ним... Еще несколько мгновений и... он поправил воротник, внезапно стеснивший ему дыхание, тряхнул головой и направился к столику, за которым сидела Сильвия.

По дороге его остановил полковник Соммерс, который так же, как и Родней, приехал сюда по какому-то делу, касавшемуся разделения поместья.

-- Послушайте, Рентон, - отрывисто сказал полковник. - Вы уже получили эти проклятые бумаги? Постойте, - и он стал рыться в карманах своего смокинга, - нет... вероятно, я оставил их наверху. Мне нужно поговорить с вами о...

-- После обеда, - насколько возможно спокойно сказал Родней, не сводя глаз с Сильвии. - Мы встретимся в салоне...

-- Хорошо!

Монти заметил его еще издалека и хотел сказать об этом Сильвии, но в это время официант, прислуживавший у стола, привлек его внимание, и он забыл о Роднее. Таким образом, Сильвия была совершенно не подготовлена к встрече.

Он остановился рядом с ней и, слегка хриплым от волнения голосом, спросил:

-- Вы узнаете меня?

Он протянул ей руку. Монти рассмеялся. Сильвия обернулась. Она едва взглянула на Роднея и очень любезно, но весьма холодно, ответила:

-- Конечно, узнаю, лорд Рентон.

А Монти, смеясь добавил:

-- Я думал, что вы теперь не узнаете Сильвию. Потому что это уже не прежняя Сильвия, с которой вы встретились, лорд Рентон. Она теперь переменила фамилию. Мы повенчались сегодня, ровно в двенадцать часов дня, и это наш свадебный обед. Возьмите стул и присаживайтесь к нашему столику. Выпейте за наше здоровье. Шампанское совсем не плохое, уверяю вас. Официант, еще бокал!

росой; ее щеки пылали, глаза были широко открыты и казались совершенно лиловыми.

Монти болтал, не умолкая. В его тоне сквозили гордость, хвастовство... Разве у него не было оснований гордиться собой? Разве он не добился своего?

-- Вас просят к телефону, сэр, из центральной.

Монти извинился и, шутливо покачав головой, поднялся.

Родней и Сильвия остались одни.

-- Зачем вы это сделали? - спросил Родней, глядя на Сильвию сверкающими гневом глазами.

Она смело вскинула свою золотистую головку и с нескрываемым презрением посмотрела на него.

-- Вы мне ничего не писали. Вы уехали, даже не предупредив меня. Вы не пытались отыскать меня. Моя мать до сих пор в лечебнице в Париже, а Фернанда не захотела, чтобы я жила у нее. Тогда мне пришлось уехать в Ирландию. Никто в целом свете не вспомнил обо мне, кроме Монти, - он так добр.

сознания. Потом заболел Эшли... он умер всего неделю назад. Я писал Фернанде...

Сильвия укоризненно перебила его:

-- Вы были больны, а я ничего и не подозревала... Ах, Родди! - ее глаза с нескрываемой нежностью скользнули по его лицу. - О, я вижу шрам! - воскликнула она и, не отдавая себе отчета в том, что не должна так говорить, и не замечая, что ее голос дрожит, шепнула: - О, мой милый, любимый...

Обаяние первых дней, звук ее голоса, в котором звучали нежность и любовь, развеяли гаев Роднея. Они жадно глядели друг на друга, не в силах побороть охватившее их волнение, томимые любовью и тоской.

Монти, громко смеясь над разговором по телефону, вернулся к ним.

-- Кто это - Виль Карстон? - спросила Сильвия.

-- Тот большой парень, толстый такой, который подарил нам фарфоровый сервиз, а тебе соболье покрывало для автомобиля. - Он обернулся к Роднею. - Карстон Виль, знаете, Ллойд и Карстон - автомобильные фабриканты. Купается в золоте. Один из наиболее смелых спекулянтов. Когда была эта известная авантюра с сахаром, - помните? - он нажил на ней большое состояние. Я сам потерял тогда двенадцать тысяч фунтов, а уж я на спекуляциях всякого рода собаку съел!..

Он еще долго болтал о делах, потом предложил пойти прогуляться. Они вышли втроем на улицу, и благоухающая прохлада летней ночи окутала их. Звезды казались странно близкими; воздух был напоен одуряющим ароматом цветущего табака.

"Жизнь прекрасна", - подумал Монти, охваченный неясным смущением и робостью, чувствуя, как сильно бьется его сердце. Наконец-то она - его... Такой ребенок... Честное слово, он будет добрым с ней - он был бы негодяем, если бы поступил иначе...

Бедная девочка! Неужели она боится его? Она не должна бояться, он ей докажет это - он не будет торопиться. Он подождет... Такая юная, такое дитя...

А в это время Родней беззвучно и исступленно молил:

"Уедем, бросим все. Какое нам дело до того, что о нас подумают? Ты принадлежишь мне - мы созданы друг для друга. Сильвия, неужели ты не чувствуешь, не слышишь всего того, что я хочу тебе сказать? Ведь мы любим друг друга. Ты помнишь наши поцелуи? Этот ужасный брак не может продолжаться. Я не вынесу этого, я сойду с ума от мысли, что ты будешь принадлежать другому. Это невозможно, - слышишь, Сильвия? - невозможно. Посмотри на меня".

И в этот момент, словно услыхав его мольбу, Сильвия повернула голову, и их взоры встретились.

-- Становится свежо... Я боюсь, что ты простудишься, деточка.

Родней сообразил, что ему пора оставить их. Он решил дойти с ними до отеля... Может быть, ему удастся хоть минуту еще побыть наедине с Сильвией, - ничего нельзя знать, - и тогда он уговорит ее...

-- Я пройду в биллиардную, - сказал он.

-- В таком случае, я загляну туда, чтобы посмотреть, как вы играете, - заметил Монти. - Говорят, вы отличный игрок, лорд Рентон.

-- Самый посредственный! - пробормотал он.

Когда они подошли к отелю, в дверях показался лакей.

-- Вас снова вызывают к телефону, сэр, - обратился он к Монти.

Монти пошел вперед, бросив Сильвии:

Как только он ушел, Родней страстно и повелительно сказал:

-- Нужно покончить с этим. Я готов сейчас же все рассказать Монти. Я знаю, это будет жестоко по отношению к нему, но разве судьба не была жестока к нам? Жизнь разлучила нас. Я не похищаю вас у Монти, я только хочу потребовать у него то, что мне принадлежит. Сильвия, ведь это правда? Послушайте, ведь это невозможно... Вы себе не представляете... Я... - он на мгновение замолчал, стараясь подыскать подходящие слова. Она была так молода, что он едва ли мог решиться говорить с ней обо всем открыто. Охваченный отчаянием, он воскликнул: - В нашем распоряжении всего несколько минут, дорогая. Сильвия, наша жизнь, наше будущее - в ваших руках. От вас зависит наше счастье. Позвольте мне рассказать Монти всю правду... Я увезу вас с собой... Брак легко можно расторгнуть... Как только вы будете свободны, мы повенчаемся... Сильвия, дорогая!..

Он крепко обнял ее, и губы их слились. Охваченные сладостным трепетом блаженства, они в это мгновение забыли обо всем на свете.

-- Как будто ты можешь принадлежать кому-нибудь другому, кроме меня, - шептал Родней, целуя ее. - Какие мы глупые, что могли думать об этом. Я сейчас же скажу Монти... В конце концов...

"в конце концов" дошли до сознания Сильвии и разорвали пелену блаженства, окутывавшую ее.

Она освободилась от объятий Роднея и, страшно побледнев, спокойно сказала:

-- Я не могу сделать этого. Я не могу заставить Монти страдать. Когда все забыли обо мне, он вспомнил. Я не могу разбить его жизнь из-за того, что наша уже разбита. Я не могу обмануть его в благодарность за то, что он сделал все, чтобы избавить меня от страданий. Не нужно никогда больше думать об этом и говорить, Родди, это ни к чему не приведет.

Ее лицо казалось гораздо старше при неярком мерцании звезд. Боясь, что может потерять самообладание, она быстро повернулась и вошла в вестибюль. Родней видел, как она побежала к телефонной будке и постучала в стеклянную дверь, как Монти, весь сияя, вышел оттуда и, взяв ее под руку, проводил к лифту.

Внезапно ему пришло в голову, что Сильвия не лучше других, что ее так же легко можно ласкать и целовать, как других, и еще легче забыть.

Гнев медленно вскипал в его душе... Как она смела так поступить с ним? Он возмутился при мысли об этом.

Благородство? Какая чепуха! Ну и пусть уходит! Пусть думает, что она какая-то необычайная героиня, высоко держащая знамя чистоты... Слезливая сентиментальность, а не героизм, вот что это! Какой он дурак, что позволил ей уйти с этой уверенностью... Он должен был заставить ее уйти с ним, найти какой-нибудь выход...

Оцепенение все больше и больше охватывало его. В небе плыл маленький серебряный серп месяца... Одиночество сломило Роднея... Он был отрезан от Сильвии, он был один в целом свете, где не было ничего, кроме страданий.

"Вы забыли обо мне" - под эту музыку он когда-то танцевал с Сильвией... Ему захотелось кричать, смеяться над самим собой, но что-то сжало его горло, горящие, воспламененные губы не могли ни плакать, ни проклинать.

Большими шагами он двинулся по шоссе к Сэлисбери-Плейн, стараясь ни о чем не думать, но скоро понял, что это ему не удастся.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница