Горькая услада.
Глава семнадцатая

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

-- Ты плохо выглядишь, - сказал Монти с оттенком раздражения в голосе. - Может быть, тебе хочется чего-нибудь другого, деточка? Хочешь домой?

-- О да, я бы очень хотела поехать домой! - воскликнула Сильвия. - Это прекрасная мысль, Монти.

Она всегда очень быстро соглашалась на все его предложения, старалась показать ему свою признательность, казалось, была всем довольна, но все-таки Монти чувствовал, что чего-то не хватает. Он чувствовал это с каждым часом все больше и больше, но никак не мог точно сформулировать, что это такое, и беспрерывно ломал себе над этим голову. Он добился своего: она стала его женой, была очень добра к нему - но как-то изменилась.

В ней совершенно не было жизни, и тем не менее, она, казалось, была всем довольна. Монти был огорчен и разочарован.

Может быть, это оттого, что во время медового месяца она была все время только в его обществе? Возможно, это было причиной... Хорошо, что она хочет ехать домой, ему уже давно хотелось этого.

По его мнению, дела были стихией мужчины... Он себе ясно нарисовал картину возвращения в свою контору... За это время накопилась, вероятно, уйма работы... Мысль об этом только обрадовала его.

-- Хочешь править, деточка? - предложил он.

-- Нет, спасибо.

Опять то же самое. Ей никогда ничего не хочется. Когда он ей предлагал кататься верхом, она соглашалась, но без всякого увлечения. Монти наморщил лоб... он сделал для нее все, что мог, его совесть была чиста. Ей стоило лишь в разговоре упомянуть что-нибудь, и он всегда выполнял ее любое желание.

-- За этот месяц ты успеешь привыкнуть ко мне, деточка, - сказал он ей однажды. - И тогда... О, если б скорее прошел этот месяц.

Может быть, по приезде домой она придет в себя... Каждая женщина любит иметь свой дом, хлопотать по хозяйству... Он повидает Китти Брэнд и попросит ее устроить пару вечеринок... Кроме того, в скором времени будут очень интересные бега... Новые пьесы... Все служило лишним доказательством тому, что медовый месяц - выдумка глупцов. Люди, которые должны были прожить вместе всю жизнь, могли с удовольствием провести наедине день-два, а потом им должно стать скучно, их снова тянет к друзьям, к развлечениям, к работе... Если вы привыкли к светской жизни, то вам очень трудно обойтись без общества.

Кроме того, во время турне часто шли дожди, и Монти готов был сдружиться с кем угодно, лишь бы это немного могло развеять охватывавшую его сонливость. Попадавшиеся на пути отели оставляли, по мнению Монти, желать лучшего. Наиболее необходимая, по его мнению, вещь для всякого порядочного человека - комфорт: вода, очень горячая и в неограниченном количестве, удобная постель, хорошо приготовленная пища и виноградные вина. А в одном из этих отелей, где его уверяли, что он все получит, ничего не было, и он был - по выражению Монти - не лучше хлева. Он сказал это хозяину и, возмущенный, покинул его. Барлоу и Сарра скромно последовали за ним.

Слава Богу, теперь они возвращаются домой, где все устроено по его вкусу, он вернется к своим обычным занятиям, окунется в прежнюю жизнь...

Сильвия молча следила за мелькающими пейзажами. Пожалуй, лучше будет вернуться, устроиться. Это все равно неизбежно, так что чем скорее, тем лучше. Ей казалось, что она навсегда потеряла способность чувствовать и соображать. Она вспомнила Роднея, как вспоминают умершего, и была совершенно уверена, что больше никогда не встретит его.

"В конце концов, забывают все, - думала она. - Жизнь не могла бы идти своим чередом, если бы было иначе... И я забуду... Но как бы я хотела быть старше..."

Если бы Родди был виноват в том, что не писал и не приехал... если бы только Фернанда не отослала ее... если бы в Ирландии она не потеряла всякую надежду.

"Но что толку терзаться?" - устало подумала Сильвия и, сделав над собой нечеловеческое усилие, стала внимательно слушать пространный монолог Монти о преимуществах автомобилей перед другими способами передвижения. Она уже неоднократно слышала все это, но Монти очень любил говорить о моторах, объяснять свою систему управления ими и повторял все это по много раз.

К вечеру они приехали в Лондон. Город был окутан легкой дымкой тумана, сквозь который рано зажженные фонари мерцали, как огромные цветы.

Настроение Монти сразу поднялось. Они проехали по Кенсингтон-Роуд и через Найтсбридж выехали на Пикадилли. Он вернулся к родным берегам и был счастлив.

В квартире их уже ждали миссис Роуэлл, Сарра и Барлоу. Повсюду стояли цветы - розы и георгины, в камине потрескивали дрова. На письменном столе лежал целый ворох телефонограмм.

Монти, который переодевался у себя, крикнул:

-- Послушай, малютка, Китти устраивает сегодня вечеринку в Эмбэсси. Зовет нас с тобою. Хочешь пойти?

-- Да, с удовольствием, - ответила Сильвия, поддаваясь настроению минуты.

-- Отлично, - сказал Монти и подошел к телефону. - Да, да... Только что вернулись... О, отлично!.. Выглядит прекрасно... кланяется... очень хочет прийти... Лондон изумителен... Ах, я не знаю... Восток... запад... Я так думаю... Ровно в девять... Конечно... До свидания, дорогая...

Он вошел в комнату Сильвии без пиджака, с сигарой в зубах; жемчужные запонки мягко поблескивали на его манишке.

Сильвия в светлом шелковом пеньюаре сидела перед зеркалом. Сарра причесывала ее.

Монти сел верхом на легкий изящный стул и, весь сияя, поглядел на Сильвию. Сарра вышла из комнаты.

Монти поднялся.

-- Поцелуй меня, дорогая.

Он стал целовать ее.

-- Не правда ли, хорошо, что мы вернулись домой?

Он снова поцеловал ее.

-- А ты мне не хочешь возвратить поцелуй?

Сильвия поцеловала его, и ей показалось, что она слышит голос Роднея: "Дай твои губы... поцелуй меня..."

Монти, все еще держа ее в своих объятиях, спросил:

-- Разве ты не счастлива, Бит?

Он никогда до сих пор не задавал ей этого вопроса, и она вздрогнула от неожиданности.

Монти резко разжал руки.

-- Конечно, мы счастливы! - уверенно ответил он и прошел к себе.

Вечеринка Китти удалась отлично; среди гостей была известная в это время красавица, которая вполне заслужила свою славу. Она сидела рядом с Сильвией, и они обе, бесспорно, были самыми красивыми женщинами из всех собравшихся, отлично дополняя одна другую.

Леди Виола была светлая блондинка; у нее были золотистые с серебристым оттенком волосы и совершенно черные глаза, и такая нежная и прозрачная кожа, что должна была бы указывать на хрупкий организм, но в действительности леди Виола принадлежала к очень здоровым и крепким натурам.

От нее не отходил ни на шаг молодой человек, игравший на бегах, по фамилии Людлов; он явно обожал ее и был, по-видимому, без ума от нее. Он не сводил с нее взгляда, который, когда она танцевала с другими, становился то диким, то покорным.

Людлов был высокого роста, очень худой, с орлиным носом и выдающимся вперед подбородком. У него был детский рот, который становился прекрасным, когда он улыбался.

Он о чем-то разговаривал с Сильвией, но вдруг оборвал начатую фразу и, махнув рукой, позвал:

-- Алло, Родди!

Сильвия подняла голову и встретилась глазами с Роднеем.

У нее замерло сердце и потемнело в глазах.

Точно откуда-то издалека раздался голос Роднея: "Пойдемте танцевать?" - и минуту спустя она очутилась в его объятиях; тогда все вновь прояснилось, а сердце бешено забилось.

Родней лениво и полунасмешливо спросил:

-- Итак, как дела? Как поживаете?

У нее пропала всякая охота говорить с ним после этого вопроса.

-- Вы похудели, - продолжал он, - и похорошели, если только это возможно при вашей красоте.

Он говорил все это тем же тоном, а она привыкла к другому, к голосу, прерывающемуся от волнения, в котором звучали нежность и любовь.

-- Однако, вы очень молчаливы сегодня. Язык проглотили, что ли, как говорят дети?

Однажды, когда они лежали на зеленеющем склоне холма, он задал ей тот же вопрос, и она, обернувшись к нему и скорчив презабавную гримасу, рассмеялась и высунула кончик языка. Тогда, в ответ на этот жест, он схватил ее в свои объятия и, осыпая поцелуями, воскликнул:

-- Что за ужасные манеры, совсем невоспитанное дитя!

-- Вы когда-то, помните, уже задали мне этот вопрос? На холме, над Ниццей...

На мгновение она почувствовала себя удовлетворенной. Но в следующий же момент она поняла, что мстила ему обоюдоострым мечом и, ранив его, нанесла себе не менее глубокую рану, потому что в ответ на ее вопрос Родней, слегка вздрогнув, спокойно сказал:

-- Конечно, помню. Мы приятно провели этот день, не правда ли?

Когда танец кончился, он проводил Сильвию к ее столу, поздоровался с несколькими знакомыми и направился к выходу. Возвратившаяся в это время в комнату леди Виола радостно окликнула его:

-- Родди, дорогой, наконец-то! Где вы пропадали? Пойдемте танцевать!

Сильвия молча наблюдала за ними. Леди Виола подняла к нему сияющие обожанием глаза, а Родди, склонившись к ее лицу, улыбался ей. Они танцевали удивительно ритмично и без всякого напряжения.

Китти Брэнд, которая тоже следила за ними, сказала Сильвии:

-- Не правда ли, чудесная парочка?

-- Кто? - спросила Сильвия.

-- Вот эти двое. Говорят, что Родди Рентону остается только сделать ей официальное предложение. Он необычайно привлекателен, но только ужасный эгоист и страшно избалован. Впрочем, это не его вина. Женщины без ума от него. Вы только посмотрите на леди Виолу. Она очень мало беспокоится о том, что о ней будут думать. Это была бы вполне подходящая пара, хотя и говорят, что репутация леди Виолы не из блестящих и слава о ней гремит отсюда до Коломбо. Я лично этому не совсем верю, как и вообще сплетням о красивых или чем-нибудь отличающихся от других женщинах. Большей частью половина этих историй вымышлена.

-- Да, - рассеянно сказала Сильвия, не сводя глаз с Родди. - Мне кажется, вы правы.

Китти вставила в мундштук из светлой черепахи тонкую длинную папиросу - она курила специальные папиросы и сама заказывала их - и добавила:

-- Я думаю, что в конце концов так и будет. Я говорю о браке Рентона с леди Виолой. Они очень подходят друг другу и, вероятно, были бы гораздо более счастливы, чем большинство теперешних молодоженов.

Сильвия постаралась улыбнуться. Родней вел леди Виолу под руку, и с каждым их шагом невероятная тяжесть наваливалась на ее сердце. Она так побледнела, что Монти испугался и предложил ей поехать домой. Он был очень заботлив: он сейчас пошлет за автомобилем... она себя скверно чувствует, она так бледна...

Но Сильвия решительно отказалась ехать домой и уверяла его, что все обстоит благополучно. Она жаждала видеть Родди, и в то же время его присутствие невероятно мучило ее. В эту минуту он снова направился к ее столу. Тогда она поднялась и сказала Монти:

-- Я передумала. Поедем.

Когда она проходила мимо Роднея, ее рука случайно коснулась его руки, и это обыкновенное, совершенно непроизвольное движение вызвало в ее памяти ощущение восторга и блаженства минувших дней; в ее душе с новой силой вспыхнула жажда радости и любви. Но этот трепет погас, как только Монти взял ее руку, помогая войти в автомобиль.

Они скоро очутились дома, в квартире Монти, обставленной с чрезмерной, гнетущей роскошью. Монти не сдерживал себя: он бурно проявлял свою нежность, в грубоватых выражениях высказывал свое беспокойство и беспрерывно похлопывал ее то по щеке, то по волосам; он называл ее "душенькой", и все вместе взятое создавало невероятно банальную и пошлую обстановку.

Когда Сильвия осталась, наконец, одна, - или, вернее, почти одна, так как дверь в комнату Монти была открыта, - "чтобы тебе спокойнее было, душенька", сказал он, - она почувствовала себя, как загнанный в клетку зверек.

"О, если бы я решилась тогда остаться в нищете и работать!" - с грустью подумала она.

Другие девушки ведь решались на это и были счастливы и свободны.

Она села в кровати и обхватила руками колени.

"С какой бы стороны я ни рассматривала это, - честно призналась она самой себе, - виновата во всем я одна. Я получила то, что заслужила. Если бы я была честна по отношению к Монти и вместо того, чтобы выйти за него замуж, попросила бы его найти мне работу, он бы, конечно, сделал это. Он честен, а я - нет. Я взяла у него самое лучшее, зная, что не сумею ему отплатить. Поэтому единственное, что мне остается, это вести до конца свою роль любящей жены".

Это самоотверженное решение, эти благородные мысли продержались до утра. Когда Монти вновь стал осыпать ее горячими ласками, они растаяли, как снег.

Когда Монти ушел, Сильвия оделась и вышла на улицу. В Грин-парке она лицом к лицу столкнулась с Родди, который гулял со своим волкодавом. Родди был необычайно привлекателен и изящен.

Странное, почти тревожное выражение промелькнуло в его глазах, когда он поздоровался с Сильвией. Они пошли рядом, беседуя о собаках. Разговор вначале не клеился, но некоторое время спустя они оба почувствовали себя свободнее. Родней избегал называть ее по имени, но как-то случайно оно сорвалось у него с языка, и это разрушило образовавшуюся между ними преграду. Они оживились и улыбнулись друг другу. А когда уселись под деревом в больших креслах, их охватили воспоминания о минувшем счастье, и что-то похожее на слабую надежду вспыхнуло в них.

Они рассмеялись какой-то шутке, и тут их взоры встретились. Смех замер у них на губах. Сильвия почти бессознательно протянула Роднею руку, и он крепко сжал ее.

Воцарилось глубокое молчание; над ними тихо шелестели позолоченные осенью листья.

Наконец Родней резко сказал:

-- Сильвия! Так дальше продолжаться не может... Ни я, ни вы не вынесем этого... Вы должны мне позволить рассказать все Монти.

Сильвия покачала головой и взволнованно заметила:

-- А я думала, что вы любите леди Виолу, что вы...

-- Вы так думали, - еще более резко перебил Родней. - Вы отлично знаете, что это не так и что я люблю только вас. Я не в силах вырвать ваш образ из своего сердца. Вы отравили меня собой. Я ведь не оставил вас по своей вине, со мной случилось несчастье, которого я не мог предотвратить. И с вами произошло нечто подобное. Нас разъединила судьба. Если бы не это, мы были бы теперь вместе...

Его голос внезапно изменился, он понизился до шепота, в нем зазвучала такая страстная нежность, которая способна была сломить любое упорство.

-- Бит, дорогая, подумайте: мы бы сидели здесь, вот так, как сейчас, и знали, что выйдем отсюда вместе. Вы никогда не были у меня в доме, там все радует глаз, и я уверен, что вам там понравилось бы. Я думал об этом еще на яхте, как только мне стало лучше... Но тогда я был уверен, что найду вас и все будет хорошо. Мы бы вернулись домой к завтраку; потом вы бы прилегли отдохнуть, а я бы читал в это время или мы бы просто разговаривали... Затем вы оделись бы, и мы снова отправились бы куда-нибудь вместе... Подумайте, все время вместе. У нас ведь так много общего... моя работа... замок, а потом, может быть, у нас были бы дети... - Его голос сделался еще нежнее. - Дорогая, думали ли вы об этом когда-нибудь? Я часто думал и представлял себе малютку-сына с вашими глазами и с вашей улыбкой...

Он стремительно вскочил и, схватив ее руки, воскликнул:

-- Бит, вы должны это сделать! Будьте же честной - порвите сразу. Я жду... Как только сумеем, мы повенчаемся.

-- Это испортит вашу жизнь, - дрожащим голосом прошептала Сильвия. - Я не хочу этого. Я была слишком слаба все время, но не хочу быть эгоисткой.

Он резко выпустил ее руку.

-- Ну что ж! Если не хотите - живите, как знаете. Ведите жизнь, полную унижений... Это вам, по-видимому, вполне по душе. А еще говорят, что женщины чувствуют глубже и что они тоньше мужчин. Вы немного найдете мужчин, которые добровольно согласились бы жить с женщиной, которая их ненавидит.

-- Я не могу сказать, что ненавижу Монти, - прерывающимся голосом сказала Сильвия. - Я знаю, что я виновата во всем... Я не забуду этого... Но... ах, Родди, будьте же хоть немного снисходительнее ко мне.

-- Снисходительнее! - возмутился Родней. - Вы разбиваете мою жизнь - и просите снисхождения.

Сильвия ничего не ответила.

-- Мне лучше уйти! - сказала она после короткого молчания.

Она на мгновение остановилась. Родней остался на месте. Он наклонился к волкодаву, прикрепляя к ошейнику ремешок.

-- Прощайте, Родди!

Он не ответил.

Сильвия отвернулась и быстро пошла прочь, тщетно стараясь удержать катившиеся из глаз слезы; она едва сознавала, куда идет и что делает, и совершенно не заметила, как очутилась на Пэл-Мэл-стрит. Она услышала крик, резкий скрип тормоза и беспомощно остановилась.

Что-то со страшной силой отбросило ее в сторону; она почувствовала сильную боль в голове и потеряла сознание.

-- Но она шла прямо на автомобиль! - возмущенно кричал шофер.

-- Все равно... Получите! - сказал Родней, одной рукой поддерживая Сильвию и вынимая деньги другой. - А теперь отвезите нас в Сент-Джемс-Сквер - только поезжайте как можно быстрее.

Автомобиль скрылся раньше, чем собравшаяся толпа успела узнать подробности происшествия. Несколько минут спустя шофер остановил машину у подъезда дома Роднея.

Родней внес Сильвию в маленькую гостиную. Он никого не позвал, так как был свидетелем всего случившегося и знал, что Сильвия не получила серьезных повреждений, а просто потеряла сознание от легкого удара.

Он уложил ее на диван и принес коньяк. Опустившись около нее на колени, он влил ей в рот немного коньяку. Сильвия широко открыла глаза и улыбнулась. Она прижалась к нему, как ребенок, и подняла голову. Родней наклонился и поцеловал ее в губы. Забыв обо всем на свете, кроме этой неожиданной близости, они стали осыпать друг друга поцелуями, как это делали когда-то в минувшие дни.

-- Мне кажется, что я умерла и попала в рай, - шепнула Сильвия. - Я поняла это по тому, что ты здесь, со мной.

-- Ты не уйдешь от меня? - шептал Родди, прижавшись губами к ее губам. - Ты мне позволишь повидать Монти и все сказать ему... Ты должна, должна... мы не можем дольше жить так!

Все окружающее исчезло куда-то далеко. Родди сел на диван и крепко обнял Сильвию, она притянула его голову к себе.

Очарование момента охватило и Роднея, он больше не просил, не требовал... В эти короткие мгновения он был совершенно спокоен и счастлив.

Так их и застал Монти. Он, как безумный, выбежал из клуба, где какой-то знакомый сообщил ему о происшествии с Сильвией. Он позвонил домой, но там никто не знал, где сейчас Сильвия. Дежурный полисмен, который был свидетелем несчастного случая, дал ему адрес Роднея.

Дворецкий проводил Монти в библиотеку, которая граничила с маленькой гостиной; дверь в соседнюю комнату была открыта.

Еще в вестибюле дворецкий сказал:

-- Мне кажется, милорда нет дома. Я сейчас узнаю.

Он бесшумно вышел из комнаты и оставил Монти одного. Внезапно Монти услыхал голос Сильвии... Это был голос, полный любви и страсти... Он всегда мечтал, чтобы она с ним говорила именно так, и страдал, что этого не было.

Он застыл на месте, не слыша и не сознавая ничего, кроме этого бесконечно нежного, взволнованного шепота: "Я люблю тебя, люблю" - и после короткой паузы: - "Ах, Родди, Родди".

Монти был не в силах пошевельнуться; его сердце начало биться с такой силой, что причиняло ему боль. Он задыхался от волнения и, протянув руку, как слепой, сделал несколько шагов вперед и заглянул в открытую дверь. Он увидел Роднея, который стоял на коленях около дивана и сжимал в своих объятиях Сильвию. В их глазах он прочел любовь и отчаяние.

Бессмысленно уставясь на них, он внезапно подумал о том, что они еще очень молоды и что молодость придает всему трогательный оттенок. Потом очень тихо отошел от двери и совершенно твердым шагом вышел из библиотеки. В вестибюле он подошел к дворецкому, и, протянув ему пять фунтов, сказал:

-- Пожалуйста, не говорите милорду, что я был здесь.

-- Слушаю, сэр! - ответил дворецкий. Он открыл входную дверь и, когда Монти вышел, удивленно посмотрел на бумажку, сложил ее и спрятал в бумажник.

На улице ярко светило солнце. Ясный осенний день был весь соткан из золота. На фоне синего неба свежесть прохладного воздуха бодрила и веселила.

Монти шел вперед без цели, не думая ни о времени, ни о том, как далеко он зашел.

Кто-то окликнул его, и он совершенно машинально поздоровался.

-- Что с вами? - спросил он. - Вы страшно бледны. Здоровы ли вы?

-- Печень, - ответил Монти, невесело улыбаясь. - Слишком много переживаний для человека моих лет.

-- Никогда не бывает слишком много хорошего! - торжественно возразил Сомс.

-- Может быть, вы и правы, - согласился Монти, делая над собой невероятное усилие, чтобы казаться веселым. - До свидания, Сомс, мы, вероятно, увидимся в "Виктории"?

-- Я сегодня видел Монти, - сказал он некоторое время спустя в клубе. - Он был чрезвычайно плохо настроен. Как вы думаете, что повлияло на него так? Уж не то ли, что он много проиграл на бегах в Сен-Леже?

Кто-то небрежно заметил:

-- Монти может проиграть в десять раз больше, и это не отразится на его кармане, - ведь он купается в золоте, - просто теперь он получил то, что обычно достается старикам: рога.

В это время Монти, не отдавая себе отчета, куда идет, прошел пешком от Сент-Джемс-Сквера до Тоуэра. Поднявшийся с реки резкий холодный ветер заставил его поднять голову. Ничего не понимая, он уставился на мост, на реку, на пакгаузы - у него не было ни малейшего представления о расстоянии, которое он преодолел.

Он окликнул какого-то бродягу:

-- Позовите мне такси.

-- Подождите здесь, сэр, - ответил тот, предвкушая щедрую подачку. - Я вернусь через мгновение.

Когда он вернулся с такси, Монти дал ему пять шиллингов, и бродяга рассыпался в благодарностях.

Эта незначительная фраза назойливо жужжала все время в мозгу Монти. Молодец! Нечего сказать, хорош он - человек, жена которого опозорила его честь... О, она была достаточно честна - но если ее сердце, ее любовь принадлежат Роднею, то не все ли равно? Для всех это будет главное, но не для него; для его измученной души важно только одно - она не любит его, она отдала свою любовь другому... После того, как отдают такую любовь, какую он прочел сегодня на ее лице там, в маленькой гостиной, - разве остается еще что-нибудь в душе?

Женщина может быть вашей женой, принадлежать вам, носить ваше имя, жизнь ваша может казаться вполне налаженной, с внешней стороны все будет в порядке, - но все время ее мысли будут далеко, ее сердце будет рваться к любимому.

Такси остановилось у подъезда его дома.

"Нет, я еще не могу вернуться", - подумал Монти, чувствуя, что он не в состоянии видеть сейчас Сильвию.

Он оставил такси около Роу и, пройдя несколько шагов, столкнулся лицом к лицу с Китти Брэнд, которая гуляла со своей овчаркой. Она схватила его за отвороты пальто и расхохоталась над его рассеянностью.

-- Что с вами случилось? - весело спросила она.

Монти встретил взгляд ее ласковых глаз; они много лет уже были друзьями - значит, между ними не могло быть недомолвок.

Он отрывисто сказал:

Китти Брэнд пошла рядом с ним и взяла его руку.

-- Вы говорите о Сильвии? - мягко спросила она.

-- Да, о Сильвии и о молодом Рентоне.

Китти не стала интересоваться деталями, она понимала, что горе Монти еще слишком свежо, чтобы говорить обо всем прямо.

Монти внезапно встрепенулся; его лицо вспыхнуло от гнева; усталость сменилась злобным оживлением.

-- Я отомщу им! - резко сказал он. - Слышите, обоим! Я натворю такого, что весь Лондон поразится. Я заставлю их искупить свою вину... Его, а потом...

Он резко выдернул свою руку и, не попрощавшись с Китти, быстро пошел прочь.

Китти Брэнд долго глядела ему вслед. Он шел, не разбирая дороги, по желтеющей траве, высоко подняв голову и яростно глядя вперед налитыми кровью глазами.