Война в воздухе.
Глава третья. В воздушном пространстве.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Война в воздухе. Глава третья. В воздушном пространстве. (старая орфография)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

В воздушном пространстве.

I.

Берт Смолуэйс был один из тех дюжинных человеческих существ с ограниченною душонкою, но самоуверенных и нахальных, какие в начале XX столетия целыми миллионами стали появляться во всех странах мира из-под железного штампа извращенной цивилизации. Он всю жизнь провел в узких улицах, среди огромных уродливых зданий, выше которых не мог поднять глаз, и в таком же узеньком кругу мысли, из которого не было выхода. Он был убежден, что все обязанности человека состоят только в том, чтобы обманывать других, нахапать побольше денег и жить в свое удовольствие. Словом, он был из того сорта людей, которые лишены всякого сознания гражданского долга, всякого признака законности, всякого понятия о самопожертвовании, мужестве и чести.

До сих пор ему не везло, и он злился за это, но не на самого себя, а на других и на обстоятельства, не дававшия ему возможности развернуть его "прогрессивные" способности во всю их ширь. В описываемую нами минуту он, по странному капризу случая, вдруг был вырван из своего "прогрессивного" мира и повис между этим миром и небом. Казалось, небу из всех миллионов британцев вздумалось сделать опыт именно над этой человеческой душонкой, с целью поближе ознакомиться с ней и узнать, что теперь она будет делать в таком необычайном положении, в котором очутилась.

А очутиться вдруг на высоте 14--15 тысяч футов над поверхностью земли - дело не совсем обыкновенное даже для человека, более сильного духом, чем Берт. Это последняя (по крайней мере, до сих пор) достижимая человеком возможность подняться так высоко. Это значит отрешиться от всех человеческих дрязг; это значит находиться в полном одиночестве, в полной тишине, в общении только с самим собою; это значит видеть небо и не слышать ни одного звука земной какофонии; это значит дышать самым чистым, благодатным воздухом, о котором не имеют и понятия на земле. Ни одно насекомое ни одна птица не в состоянии подняться на такую высоту. Там не бывает никаких ветров, и шар, как бы составляя сам часть атмосферы, свободно движется вместе с нею. Раз поднявшись на такую высоту, он уже не колеблется и остается как бы неподвижным, так что без надлежащих приборов нельзя даже определить, движется он, поднимается или опускается.

Берт начал дрожать от холода. Чтобы немного согреться, он одел поверх того, что было на нем, жилет, сюртук, пальто и перчатки Беттериджа, и долгое время сидел совершенно неподвижно, подавленный величием царившого вокруг полного покоя. Над ним, сквозь прозрачный шар, сделанный из пропитанной каучуком коричневого цвета шелковой материи, просвечивало солнце и бездонная глубина яркосиняго неба. Под ним, в такой же бездонной пропасти, виднелись клубящияся массы облаков, между которыми временами проглядывала синеватая гладь моря.

Кроме холода и учащенного дыхания, Берт не испытывал никаких неудобств и не чувствовал никакого безпокойства. Он полагал, что это воздухоплавательное сооружение могло так же быстро опуститься, как поднялось, и находил это вполне естественным. Главным его чувством было изумление.

- Н-да, вот так штука! - повторил он, чувствуя непреодолимую потребность поговорить хоть с самим собою. - Это будет почище любого автомобиля... Вот уж никак не мог ожидать такого сюрприза!.. Я вот куда-то лечу, а все те, которые остались там, внизу, наверное теперь телеграфируют и телефонируют обо мне по всему свету... Преинтересное приключение, чорт возьми!.. А Греб... Что он теперь думает про меня?.. Вот тебе и вокально-музыкальные представления! Пусть-ка он теперь подвизается на них один, ха-ха-ха...

Побеседовав несколько времени в таком духе с самим собою, невольный воздухоплаватель занялся подробным исследованием устройства и содержания воздушного помещения, куда он попал по прихоти судьбы. Над корзиною находилась туго стянутая и обвязанная крепкими шелковыми веревками шейка шара; оставалось лишь небольшое отверстие, чрез которое Берт мог видеть бесконечную безмолвную пустоту; из этого же отверстия спускались две тонких шелковых веревки, красная и белая, и к ним, под кольцом, было привешено по небольшому мешку с чем-то. Сеть, которою был покрыт весь шар, заканчивалась веревками, прикрепленными к кольцу и образовавшими один огромный, обвитый стальною пластинкою, узел; к этому-то узлу и была подвешена самая корзина и якорь с его канатом. Над стенками корзины свешивалось несколько мешков с песком, служивших, как понял. Берт, балластом, который нужно было выбросить, когда предстояла надобность подняться, На кольце висел барометр-анероид и еще какой-то прибор, в виде ящичка, на котором была небольшая костяная дощечка с надписью "Статоскоп", а по краям стояли два французских слова: "Montée" и "Descente", между которыми дрожала и колебалась крошечная стальная стрелка. Берт на минуту задумался было над этим прибором, потом вдруг радостно вскричал:

- А, понял! По этой штуке можно узнать, поднимается шар или опускается.

На мягких, обтянутых красною тканью, турецких диванчиках, расположенных вокруг стенок корзины, лежала пара одеял и валялся небольшой фотографический аппарат, так называемый "кодак". Перед одним из диванов находился низенький столик, на котором стояли бутылка из-под шампанского и стакан. Столик с бутылкой и стаканом особенно заинтересовал Берта.

- Эге! - воскликнул молодой человек; - да они, оказывается, недурно проводили тут время. Посмотрим, нет ли в диванах чего-нибудь. Помнится, я у кого-то видел такой диван и внутри его было помещение, в роде сундука.

Действительно сиденье диванов приподнималось как крышка и внутри оказалось все, что мистер Беттеридж считал необходимым для воздушного путешествия: прекрасный паштет с дичью, жареная живность, разные консервы, несколько белых хлебов, большой миндальный торт, алюминиевые ножи, вилки и ложки, тарелки из прессованной бумажной массы, мармелад, конфеты, легкая жестяная самоварка и несколько тщательно упакованных бутылок с шампанским и минеральными водами, большой алюминиевый крепко закупоренный кувшин с чистою водою, как гласил наклеенный на нем ярлык. Кроме того, оказались две сумки, одна с письмами, географическими картами и небольшим компасом, а другая с разными туалетными принадлежностями. Около сумок лежала меховая шапка с наушниками.

Последняя находка особенно обрадовала Берта. Голова его, повязанная, в виде чалмы, легкой бумажной тканью, сильно зябла. Он тотчас же сорвал с головы свое восточное украшение, швырнул его в пространство, надел шапку и радостно воскликнул:

- Да здесь целый гастрономический, винный и парфюмерный магазин! Ай-да Беттеридж... молодчина! Сколько наготовил мне всякого добра! Вот спасибо-то, право! А то что бы я стал тут делать, если бы ничего этого не было?

Он снова выглянул из корзины. Далеко внизу сияли блестящия облака, за которыми скрывалась земная поверхность; на юго-западе они были нагромождены такими массами, что казались горами, а на северо-востоке разстилались волнообразными равнинами, залитыми ярким солнечным светом.

- Желал бы я знать, сколько времени может продержаться в воздухе этот шар? - Да и движется ли еще он? - произнес Берт, садясь на диван.

Молодому человеку казалось, что шар стоит неподвижно на месте, так незаметно неслось вместе с воздухом это огромное сооружение. Он взглянул на статоскоп и пробормотал:

- Все еще на Montée - значит не опускаемся... А что если потянуть за какую-нибудь веревку?.. Впрочем, нет, не следует... наделаешь, пожалуй, такой беды, что потом и но поправишь.

она разрезала бы шар, как ножом, и спровадила бы неопытного воздухоплавателя со скоростью нескольких тысяч футов в секунду в вечность.

- Нет, ничего не выходит! - проговорил он после нескольких тщетных усилий и принялся с досады завтракать.

Плотно закусив, он начал было раскупоривать бутылку шампанского, чтобы спрыснуть свое "высокое", как он сам выразился про себя, положение. Но лишь только молодой человек подрезал проволоку, пробка с силою вылетела и увлекла за собою большую часть содержимого бутылки.

- Вот тебе и раз! - воскликнул озадаченный воздухоплаватель. - Впрочем, это, кажется, называется "атмосферическим давлением", - через минуту прибавил он, радуясь, что припомнил частичку школьных познаний и досадуя, что сделал это немного поздно.

Он с наслаждением выпил остатки искрометной влаги и принялся искать спичек, чтобы закурить одну из сигар, которые нашлись в кармане пальто Беттериджа. Судьба и на этот раз поблагоприятствовала неопытному воздухоплавателю: зажги он спичку в такой непосредственной близости от газа, которым был наполнен шар, это горючее вещество тотчас же воспламенилось бы и от самого шара вместе с воздухоплавателем осталось бы только одно воспоминание,

- Чорт бы побрал этого разиню, Греба! - сердился Берт, обыскивая все свои карманы: - опять оставил у себя мою коробочку со спичками. Никогда у него нет своих... Да и Беттеридж хорош: сигары имеет, а спичек нет. Чем же он закуривал? Впрочем, поищем, авось, что и найдется под ходящее. Здесь много странного. Быть-может, вместо спичек он пользовался чем-нибудь другим?

Однако поиски его оказались напрасными. Подосадовав несколько времени, он от нечего делать принялся разсматривать географическия карты. Ему хотелось найти карту, на которой был бы изображен канал Ламанш и Франция. Он предполагал, что несется именно к Франции. Но такой карты не оказалось; все оне были английския и указывали разные местные графства. Это занятие навело его на мысль о французском языке, и он стал припоминать те французския фразы, которые учил в школе. После некоторого напряжения памяти ему удалось составить три следующия фразы: "Je suis Anglais". "Cest une méprise". "Je suis arrivé par accident ici" (Я - англичанин. Это ошибка. Я попал сюда случайно). Эти фразы показались ему самыми подходящими, когда придется объясняться с французами.

II.

По окончании этого занятия он принялся за найденные в вещах Беттериджа письма. Он сидел на диване, тщательно закутанный, потому что воздух был очень холодный и резкий, несмотря на кажущееся отсутствие в нем движения. Сверх мехового пальто Беттериджа молодой человек накинул на себя и дамскую ротонду, а ноги укутал одеялом. Корзина была небольшая, но для одного совершенно достаточная и очень уютная, и если бы не холод, было бы совсем хорошо,

Берт пододвинул поближе столик и положил на него пакет с письмами и картами. Молодой искатель приключений не знал наверное, куда его несет; он только предполагал, что к Франции, а может-быть, и еще куда и что с ним будет. Он покорился своей участи с тем душевным спокойствием, которое можно было бы принять за мужество, если бы оно скорее не было легкомыслием и невежеством. Он был уверен, что шар где-нибудь да должен же будет опуститься. Если это случится заграницей, то он, Берт, обратится к английскому консулу, и тот поможет ему возвратиться на родину.

Успокоившись на этом, Берт стал разбирать корреспонденцию Беттериджа. В числе этой корреспонденции оказалось несколько писем самого пламенного любовного характера, написанных крупным женским почерком. Прочитав эти письменные излияния и ошеломленный их черезчур уж откровенным содержанием, молодой человек воскликнул:

- Чорт возьми, вот так баба!.. Неужели это писала та кувалда, которая была тут с ним?.. Откровенно выражается, нечего сказать!

Дальше он нашел пачку вырезок из газет и несколько писем на немецком и английском языках, написанных одним и тем же почерком. Берт стал читать английския письма (по-немецки он не знал ни слова). Первое письмо начиналось извинением в том, что автор сразу не догадался писать по-английски и заставил уважаемого мистера Беттериджа испытать столько безпокойства и потерять так много драгоценного времени на прочтение немецких писем. Затем затрогивалась тема, поглотившая все внимание Берта.

"Нам, - говорилось в письме, - вполне понятна затруднительность вашего положения, и мы верим, что вы в настоящее время находитесь под наблюдением... Но не думаем, чтобы вы встретили серьезные препятствия, если бы пожелали покинуть свою страну и пожаловать к нам обычным маршрутом - через Дувр, Остэнде, Булонь или Диепп - со всеми вашими чертежами. С трудом верится и вашему предположению, что вас убьют с целью овладеть вашей тайной. Не понимаем, на чем вы основываете такое предположение..."

- Гм, вот интересно-то! - заметил Берт, принимаясь за остальные письма, написанные в том же духе и по тому же предмету.

По прочтении всех писем он принялся обсуждать их, по своему обыкновению, вслух.

- Судя по этим письмам, - соображал молодой человек, - немцам очень хотелось бы заманить Беттериджа к себе, но выказать этого вполне определенно они не желают с целью, очевидно, посбить с него спеси и поторговаться... Должно-быть, это не от правительства, а от какой-нибудь частной фирмы... Бумага конторская с печатными объявлениями наверху о различных воздухоплавательных приборах... Во всяком случае, видно, что Беттеридж задумал продать свой секрет за границу. Так и должно было ожидать... А, вот, кажется, и самый секрет. Посмотрим.

В сумке оказалось еще помещение, открывавшееся при помощи едва заметной кнопки. В этом помещении находилась пачка аккуратно сложенных чертежей, исполненных красками. Тут же было несколько плохих любительских фотографических снимков с машины Беттериджа. Берт весь дрожал от охватившого его волнения.

- Вот будет сюрприз этому изобретателю, когда он узнает, в чьи руки попала его тайна! - воскликнул молодой человек, развертывая чертежи.

Он начал изучать их и сравнивать со снимками, но вскоре же убедился, что не в состоянии понять, как должны относиться друг к другу отдельные части машины, изображенные на чертежах; к тому же некоторых частей как будто недоставало.

- Эх, жаль, что я почти ни бельмеса не смыслю в технике! - проворчал с досадою Берт. - Впрочем, потом, может-быть, и поразберусь, а теперь посмотрим, что делается в пространстве.

Он встал, перегнулся через борт корзины и стал смотреть на громоздившияся под ним, озаренные солнцем облака. Внимание его вдруг было привлечено огромным темным пятном, скользившим по облачной массе и точно преследовавшим шар. Сначала Берт испугался, думая, что это погоня за ним, но потом, поприглядевшись и поразмыслив, понял, что темное пятно - тень, отбрасываемая его же собственным шаром, и успокоился.

Остальную часть дня воздухоплаватель провел в разсматривании сильно заинтересовавших его чертежей и в составлении, по собственной грамматике, французских фраз, которые в переводе на какой-нибудь общепонятный язык должны были означать следующее: "Здравствуйте, господа! Я английский изобретатель. Имя мое - Беттеридж. Я явился сюда с целью продать секрет летательной машины. Понимаете? Можно ли ею управлять? О да, вполне! Это машина-птица, поэтому и все её движения птичьи. Я желаю продать свое изобретение вашему правительству. Направьте меня куда следует".

я подробно объяснил им все эти штуки? - продолжал он, косясь на чертежи. - Я чувствую, что в них чего-то недостает, а чего именно - никак не могу догадаться...

Ему было страшно досадно, что он, пожалуй, не в состоянии будет извлечь пользу из своей находки.

- Как только спущусь, - а это может случиться каждую минуту, - обо мне тотчас же дадут знать настоящему изобретателю. Он нагрянет, и тогда мне достанется... С ним, судя по его звериной наружности, шутки плохи... Впрочем, и всякий другой на месте Беттериджа едва ли бы ласково отнесся к похитителю его тайны, - размышлял вслух Берт. - Нет, с этим, повидимому, ничего путного не выйдет! - со вздохом сожаления решил он, свертывая и убирая обратно в сумку чертежи и письма.

Пригретый каким-то особенным теплом и заметив яркий золотистый отблеск на шелковом пузыре над своей головою, он взглянул на запад и увидел сияющий золотистый шар солнца плывущим среди розовых, пурпурных и багряных, окаймленных нежным золотым бордюром, волн облачного моря. Невольно любуясь этим великолепным зрелищем Берт, вдруг заметил вдали, в прозрачной синеве воздуха, три длинных темных предмета, походивших на громадных рыб. Загадочные предметы быстро скользили один за другим, виляя хвостами, как настоящия рыбы. Озаренные волшебным сиянием, странные фигуры резко и отчетливо вырисовывались в прозрачной синеве воздуха. Не доверяя своим глазам, он протер их и вновь взглянул на восток, но загадочные "рыбы" уже исчезли... Долго блуждал Берт недоумевающим взором по необозримому синему пространству, но ничего больше на увидел.

- Вероятно, мне это только показалось, - проговорил, наконец, он, покидая свой обсервационный пункт. - Оптический обман... от солнечного света. Это бывает.

Солнце стало опускаться все ниже и ниже. Через несколько времени оно совсем скрылось. Вместе с ним погас и дневной свет. Вдруг сделалось темно и холодно. С трудом разсмотрев стрелку статоскопа, Берт заметил, что она начала склоняться к "Descente".

III.

Медленно, неуклонно поднималась вокруг него холодная серая клубящаяся масса. Опускавшийся среди вечерней мглы шар вдруг очутился в вихре снежных хлопьев. Берт почувствовал, что точно ледяные призрачные руки касаются его лица, и сам он весь оказался покрытым белыми расплывающимися пятнами. В несколько секунд все вокруг него было покрыто сыростью. Он дрожал от сильного холода, и его дыхание превращалось в пар. У него было такое представление, точно сильнейшая снежная буря с неимоверною, все возрастающею быстротою стремится вверх. Он вскоре понял, что шар опускается. Наконец до его слуха достиг смутный шум. Но что это был за шум и откуда он доносился, - молодой человек понять не мог.

Смущенный и озабоченный, Берт осторожно выглянул через край корзины и увидел под собою волнующееся водяное пространство. В некотором отдалении неслась большая лодка с косым парусом, на котором чернелись буквы какой-то надписи; на носу лодки мигал красновато-желтый огонек. Было видно, что лодка борется с сильным штормом, между тем как наверху, где находился Берт, не чувствовалось даже легкого ветерка. Шум волнующагося, бичуемого ветром моря все возрастал.

Шар опускался все ниже и ниже, и Берт с ужасом ожидал, что его корзина погрузится в море. Молодой человек встрепенулся. Схватив один из мешков с песком, он перебросил его через борт и, не выждав его действия, спровадил вслед за ним другой. Когда после этого он снова взглянул вниз, перед его глазами мелькнула пенящаяся воронка воды, затем его снова охватила снежная метель в облачной массе. Здесь он также не пожелал оставаться и выбросил еще два мешка. Облегченный шар снова взвился в верхние тихие, чистые, ясные и холодные слои воздуха. Там было еще довольно светло. В синеве неба сверкали звезды. На востоке поднималась луна.

IV.

Хотя летняя ночь и была короткая, но она показалась нашему воздушному страннику длиннее зимней. После того, как он едва не угодил в водяную бездну, у него явилось чувство неуверенности за каждую следующую минуту, пока будет темно; при дневном же свете, ему почему-то казалось, будет безопаснее.

Несмотря на все испытанные им треволнения, ему захотелось есть. Он основательно закусил и выпил полбутылки шампанского, довольно успешно на этот раз откупоренной. После этого он очень желал бы покурить, но за неимением спичек не мог удовлетворить этого желания. Ворча на Беттериджа, не запасшагося спичками, и на Греба за его привычку не возвращать взятых спичек, он улегся, поплотнее закутался и быстро заснул.

Он крепко проспал несколько часов и видел во сне, что он неудержимо стремится в какую-то бездну. Под влиянием этого сна он вдруг проснулся весь в холодном поту. Поспешно вскочив, он бросился к борту корзины и заглянул через него в пространство, но ничего особенного не заметил. Он успокоился, снова улегся и старался опять заснуть. Однако сон убегал от него, и молодой человек долго проворочался с боку на бок, тщетно стараясь забыться сном. Лежа на спине и упершись взглядом в громадный темный пузырь над собою, он вдруг сделал новое открытие: надетый им жилет Беттериджа как-то странно шуршал при каждом его дыхании, точно в нем находилась бумага. Берт поспешил ощупать жилет, и тотчас же убедился, что в нем действительно защиты бумаги. К сожалению, было еще темно для просмотра этих бумаг, и он оставил их там до разсвета. После этого, незаметно для себя, он снова задремал.

Его разбудил концерт собачьяго лая, петушиного пения, птичьяго гомона и гул людских голосов. Берт поспешно вскочил, бросился к краю корзины и выглянул через него. Было почти совсем уже светло, и шар медленно несся на незначительной высоте над обширным ландшафтом, озаренным золотистыми лучами восходящого солнца. Берт с любопытством смотрел на разстилавшияся внизу прекрасно обработанные поля, перерезанные превосходными дорогами, вдоль которых тянулись ряды телеграфных и телефонных столбов. Шар его только что миновал большое, замечательно чистое, точно вылизанное, селение с беленькими домиками под крутыми красными черепичными кровлями и с красивою церковью готического стиля. Толпа поселян, мужчин и женщин, в простой, но чистой и удобной одежде и не особенно складной, зато прочной обуви, очевидно спешившая на полевые работы, остановилась и принялась наблюдать за шаром, уже задевавшим своим канатом за землю.

по-французски?.. Слово "ловить" я еще могу сказать, а вот как называется на их дурацком языке "канат", не знаю... Впрочем, следует ли еще мне опускаться здесь? Как бы не вышло какой скверной истории?.. Может-быть, это вовсе не французы. Что-то здесь очень чисто и складно. У французов, кажется, так не бывает.

Утешив себя этим объяснением, Берт снова взглянул на красивый ландшафт и вдруг заметил, что его шар несется прямо на однорельсовый железнодорожный путь. Чтобы миновать это опасное сооружение, он поспешил выбросить пару мешков с песком. Шар сразу поднялся вверх.

- Гм! балласта остается немного, - проговорил Берт, оглядывая мешки с песком. - И если я повыкидаю его весь, а шару вздумается опять спуститься, то мне волей-неволей придется сойти на землю и представиться тем, к кому я попаду. Нужно, значит, на всякий случай немного прифарфориться, чтобы не напугать их звериным видом.

С этой целью он выбросил еще мешок с песком, так как ему показалось, что шар поднялся недостаточно высоко и, прежде чем он успеет привести себя в порядок, опять опустится. Воздухоплаватель не заметил, что шар и после двух мешков поднялся на порядочную высоту, а теперь, после третьяго, с огромною быстротою стал взвиваться все выше и выше.

- Вот тебе и раз! - вскричал озадаченный молодой человек. - Значит, я пересолил... Ну, делать нечего. Пока что - закусим, а там уж и займемся туалетом.

подогреть его. С этой целью Берт взял жестяную самоварку, внимательно прочитал наклеенное на ней наставление, как обращаться с нею, и в точности выполнил его: налил в самоварку сколько было нужно какао, потом вложил в подлежащее отверстие на дне прибора небольшой ключик, находившийся при самом приборе, и стал вертеть этот ключик направо. Вскоре прибор стал согреваться и через несколько минут сделался настолько горячим, что его нельзя было уже держать в руках. Берт вытащил ключик из отверстия, поставил самоварку на столик, открыл крышку и убедился, что напиток совершенно готов. Это было уже давнишнее изобретение, но для Берта оно являлось новостью.

"Наверное тут те чертежи, которых вчера недоставало", подумал он, распарывая подкладку жилета. Действительно это оказались чертежи подвижных боковых частей, на которых основывалась устойчивость всего механизма машины.

Долго просидел Берт в глубоком раздумье над этими чертежами. Потом он встал, швырнул в пространство жилет Беттериджа и достал кусок фланели. Тщательно зашив в эту фланель драгоценную находку, он спрятал ее у себя на груди. После этого молодой человек разыскал каучуковый тазик, налил в него из кувшина воды, обрился, умылся и причесался. Сбросив затем с себя свой балахон, он надел сюртук, пальто и шапку, так как сделалось опять довольно свежо, когда шар снова поднялся вверх.

Приняв таким образом более приличный вид, невольный воздухоплаватель выглянул из корзины. Шар теперь реял над холмистой местностью. Там и сям виднелись хвойные леса, разстилались покрытые цветущим вереском долины и сверкали серебристые ленты рек; повсюду пестрели приветливые, чистенькия, утопавшия в зелени селения и отдельные небольшие усадьбы; в каждом селении высился острый шпиль церковной колокольни и виднелись столбы безпроволочного телеграфа и телефона; на возвышенностях красовались прелестные замки, окруженные цветущими садами и обширными парками. Куда ни хватал глаз, всюду виднелись превосходно содержимые шоссированные дороги и однорельсовые железнодорожные пути, окаймленные телеграфными и телефонными столбами; каждое селение и каждая усадьба были окружены полями и лугами, походившими на сады; все хозяйственные постройки находились в образцовом порядке; пастбища были полны прекрасных стад всевозможного рогатого скота. До Берта доносился грохот быстро мчавшихся по железным мостам поездов. Кое-где он видел отряды войск, пушки и вообще очевидные признаки военных приготовлений, напоминавших ему те, свидетелем которых он недавно был у себя на родине. По временам ему слышался как бы гул отдаленных пушечных выстрелов.

Шар несся на высоте 10.000 футов. "Как бы мне спуститься?" подумал Берт, которому уже стало надоедать это невольное воздушное путешествие, несмотря на весь его интерес и новизну. Молодой человек снова принялся дергать за красную и белую веревки, но попрежнему без всякого результата. Бросив, наконец, это безполезное занятие, он от нечего делать подверг тщательной ревизии остаток своего провианта и нашел, что его, при некоторой экономии, может хватить еще чуть не на неделю. Это его успокоило. Если ему и придется еще несколько дней мотаться между небом и землею, то он, по крайней мере, не умрет с голоду.

все выше и выше и шар, из которого постепенно улетучивался газ, неуклонно, хотя и медленно, опускался, внизу все стало оживать; картина дополнилась движением. Берт уже ясно мог разслышать разнообразные звуки - железнодорожные свистки, шум колес, рев и блеяние скота, сигналы военных рожков и даже человеческие голоса.

Наконец канат шара снова потащился по земле, и Берт стал уже подумывать о спуске. Несколько раз канат задевал за разные предметы, но не запутывался в них и шар не останавливался.

Берт тихо подлетал к одному из самых прелестных городков в мире. Молодой человек еще издали заметил группы красивых городских зданий с высокими крутыми кровлями под сенью вековых деревьев. Посередине городка высилась церковь, а вокруг шли высокия стены. Прекрасные широкия ворота вели на окаймленную деревьями дорогу. Электрические провода и кабели со всего округа сбегались сюда, точно на веселый пир. Вид городка был самый приветливый и уютный, а развевавшиеся повсюду пестрые флаги еще более увеличивали его нарядность. По всем дорогам ехали в двухколесных тележках или шли пешком сельчане. Временами по однорельсовому железнодорожному пути проносился поезд. Перед вокзалом, за городом, под деревьями, белелось множество палаток. Очевидно, здесь была ярмарка. Вся эта местность представлялась нашему воздушному путешественнику полною порядка, видимого довольства и тесного общения. Он уже видел себя среди этих добрых людей, изумлявшихся его рассказу (хоть даже при помощи переводчика) об его необыкновенных приключениях и геройстве.

Но как раз с этого именно момента и начались все его злоключения. Не успело еще местное население путем разглядеть носившийся над ним шар, как канат этого шара возбудил уже общее негодование. Раньше других увидел волочившийся по земле канат пожилой поселянин, в высокой черной шляпе и с большим красным зонтом над нею, бывший, очевидно, немного навеселе. С очевидным желанием во что бы ни стало поймать этот "чортов хвост", бравый поселянин с энергичной бранью бросился за ним. Канат скользнул поперек дороги, окунулся по пути в кадку со сметаной и, замарав в ней свой конец, мазнул им по лицам фабричных работниц, спешивших в автомобильном омнибусе на работу. Работницы подняли страшный визг. Все поспешили взглянуть наверх и увидели в корзине, под громадным пузырем, улыбающееся лицо Берта, делавшого им какие-то знаки. По мнению молодого человека, эти знаки были дружеские и приветственные, а по мнению взбудораженной толпы, они выражали насмешку и оскорбление, и её возбуждение стало расти.

Вдруг корзина с силою ударилась о кровлю небольшого домика, стоявшого близ городских ворот, сломала флагшток, помещавшийся на переднем конце кровли, затем проехалась по тонким телефонным проводам, оборвала одну проволоку, конец которой, извиваясь как змея, упал прямо на головы зрителей. Сам воздухоплаватель тоже едва не свалился на них. Во время перелета через крышу дома он чуть не выскочил из корзины и удержался в ней только благодаря тому, что во-время успел схватиться за веревочную сеть, на которой висела корзина.

"чортова воздушного пришельца" еще больше увеличилось. Несколько молодых солдат и поселян, осыпая злосчастного воздухоплавателя ругательствами и потрясая кулаками, бросились вдогонку за тащившимся по земле канатом, когда шар стал переноситься через городскую стену.

- Хороши эти "добрые" люди, нечего сказать! - с горечью воскликнул Борт, крепко держась обеими руками за веревки раскачивавшейся во все стороны корзины. - Чорт бы их всех побрал!.. А все-таки лучше бы спуститься здесь, а то неизвестно, куда еще занесет меня, и что натворит этот дьявольский шар... Эй, вы! - крикнул он вниз на своем "французском" языке, - берегитесь! Я опускаю якорь!

Опущенный не во-время и неумелою рукою якорь загремел по высокой кровле другого дома, откуда вместе с целою лавиной разбитых черепиц скользнул по оконной раме, выбил в ней несколько стекол и рухнул на мостовую, к счастью, никого не задев из зрителей. Шар заколебался из стороны в сторону, а корзина едва не опрокинулась, и воздухоплаватель опять с трудом удержался в ней. Но якорь нигде не нашел себе точки опоры. Зацепив одною из своих лопастей детское креслице и преследуемый взбешенным торговцем, которому принадлежала эта игрушка, якорь поднялся вверх, повернулся несколько раз вокруг самого себя вместе с креслицем, затем опустил его на голову торговке зеленью.

В толпе поднялся невообразимый шум; яростные крики мужчин слились с визгом женщин. Все бросились ловить продолжавший тащиться по земле канат. Шар то опускался, то поднимался, а якорь, раскачиваясь из стороны в сторону как маятник, вновь приблизился к земле и принялся за новые шутки: сшиб соломенную шляпу с головы толстого господина, с важным видом курившого сигару, перебил и сбросил со стола горшечника несколько предметов его изделий, заставил одного бравого военного ловко отскочить в сторону и попасть прямо в объятия толстой торговки фруктами, и, в довершение всего этого, подхватив поперек небольшого барашка, тщетно старавшагося с жалобным блеянием освободиться, бережно опустил его на огромную шляпу городской щеголихи. После всего этого, стукнувшись о каменный столб, стоявший посредине площади и отбив часть его украшений, вместе с шаром, который вдруг рванулся кверху, поднялся на воздух. В тот же момент десяток рук, поймав, наконец, канат, ухватились за него и стали тянуть шар вниз.

Употребляя все усилия, чтобы не вывалиться из сильно раскачивавшейся во все стороны корзины, злополучный воздухоплаватель недоумевал: спуститься ему или нет. С одной стороны ему страшно надоело раскачиваться, с опасностью жизни, в своей "люльке", как он стал называть корзину, а с другой - он опасался попасть в руки разъяренной толпы.

палки. Несколько должностных лиц, в красивых мундирах и треуголках, тщетно старались успокоить взбудораженную толпу и водворить среди нея порядок. Берт понял, что ему не сдобровать, если он очутится во власти этой толпы, и что следует как можно скорее принять меры для своего спасения.

Под давлением необходимости часто и самый заурядный человек становится гением сообразительности. Молодой человек перерезал канат, поднял к себе якорь и выбросил сразу два мешка с песком. Шар моментально взвился кверху, корзина выпрямилась, и воздухоплаватель с чувством удовлетворения увидел, как растянулись на земле те, которые держали в руках канат, и в каком изумлении, с разинутыми ртами, смотрели остальные на быстро поднимавшийся все выше и выше шар.

V.

К вечеру ясного летняго 191* года - говоря слогом прежних романистов - в хороший полевой бинокль можно было видеть воздушный шар, который, на высоте 11.000 футов, несся поперек Франконии в северо-западном направлении.

Одинокий воздухоплаватель, помещавшийся в корзине, подвешенной к этому шару, высунув голову над её краем, широко открытыми, испуганно-недоумевающими глазами смотрел вниз и восклицал:

- Вот так штука! Стрелять еще вздумали в меня, несмотря на простыню, которую я вывесил в знак моих миролюбивых намерений... Только этого недоставало!

относились к нему очень недоверчиво и недружелюбно и, очевидно, вовсе не желали его появления в их области. Положим, он и сам не хотел бы теперь находиться в этой неизвестной стране. Но что же было ему делать, когда он несся над нею не по своей воле, а по прихоти шара, который, впрочем, в свою очередь, зависел от прихоти ветра!

Посредством рупоров до слуха невольного воздухоплавателя достигали таинственные голоса, кричавшие ему на разных непонятных для него языках что-то, повидимому, очень грозное и о чем-то предупреждали его разноцветными флагами и другими видными сигналами. По временам он мог различать гортанные подражания его родному языку, настоятельно требовавшия, чтобы он немедленно спустился, если не желает быть разстреленным в воздухе. А так как он не имел возможности исполнить этого требования, о чем они, разумеется, не могли догадаться, то в него, действительно, было произведено несколько выстрелов из дальнобойных полевых орудий, к счастью, безвредных. Только раз, когда мимо него пронеслось одно ядро, Берту показалось, что он слышит звук раздираемого шелка, и злосчастный воздухоплаватель уже приготовился было к переходу в небытие, но к его счастью и радости, шар остался цел и невредим. Сначала воздухоплаватель приписывал такое неприязненное к себе отношение со стороны местного населения своим неудачным попыткам спуститься в тех местностях, через которые он пролетал, и проделкам своего шара, но потом убедился, что им интересуются не столько само население и гражданския власти, сколько военные.

Помимо своей воли, вовсе не желая и не зная этого, Берт невольно попал в неприятную роль иностранного шпиона. Как нарочно насмешливая судьба занесла его в самый центр мировой политики, и он мог узнать строго охраняемые военные тайны могущественной германской державы. Словом сказать, судьба, с помощью слепой силы - ветра, несла его над воздухоплавательным парком, сооруженным германским правительством, чтобы там, в тайне от всего мира, с лихорадочной поспешностью и в грандиозных размерах использовать великия изобретения Хенстеда и Стосселя и, таким образом, создав, помимо других народов, огромный воздушный флот, обезпечить себе владычество над воздухом, а вместе с тем и над всем миром.

долина, простправшаяся к северу, была аккуратно разбита на нумерованные участки, на которых были расположены мастерския, газометры, склады и казармы. Все это огромное пространство перерезывалось однорельсовою железною дорогою, но на воздухе не было ни одного провода или кабеля. Повсюду виднелись черные, белые и красные флаги и везде распростирал свои крылья черный германский орел. Но и без этих символов можно было понять, по царившему везде и во всем образцовому порядку, по дружной и планомерной работе, что здесь именно Германия.

Множество людей копошилось в этой долине. Одни, в серых рабочих куртках, возились над разными воздушными сооружениями, другие, в военных мундирах "защитного" цвета, производили разные упражнения. Там и сям блестели мундиры начальствующих лиц. Особенное внимание Берта привлекали воздухоплавательные машины. По их виду он догадался, что прошлой ночью видел именно три таких машины, когда оне, надеясь остаться незамеченными, делали пробные полеты. Оне действительно имели вид рыбы. Огромные воздушные корабли, с которыми Германия, во время своей последней борьбы с Америкой из-за мирового владычества (в то время человечество еще не поняло, что мечта об этом владычестве никогда не может быть осуществлена) налетела на Нью-Йорк, были прямыми потомками воздушного корабля графа Цеппелина, перелетевшого в 1906 году через Боденское озеро, и воздушных плавунов Лебоди, совершавших в 1907--8 годах свои памятные полеты над Парижем.

для газа, подразделенный 50--100 поперечными перегородками на отдельные камеры. Все эти камеры отличались безусловною непроницаемостью для выхода из них газа и наполнялись водородом. Такая машина могла держаться на любой высоте, благодаря длинному внутреннему баллонету (шарообразному сосуду) из хорошо промасленной и просмоленной шелковой ткани; из этого баллонета, по мере надобности, всегда можно было выкачать и вкачать в него воздух. Таким образом, аэростат, по желанию, быстро мог быть сделан легче или тяжелее воздуха, и всякая убыль в необходимом весе немедленно могла возмещаться воздухом, впускаемым в отделения общого газового резервуара. Положим, подобные летательные машины были крайне опасны в том отношении, что находившийся в них газ постоянно грозил опасностью взорваться. Но подобного рода сооружения все сопряжены с опасностью; с нею необходимо считаться и принимать против нея соответствующия предосторожности. Прежде всего на нем не должно быть огня ни в каком виде и никаких легко воспламеняющихся и самовозгорающихся веществ. Это самое главное условие для безопасности. Стальная ось, подобие позвоночника, заканчивалась в хвосте особого устройства машиною и винтовым двигателем. Помещения для людей и склада запасов находились в широкой передней части судна, суда эти строились по знаменитой пфорцгеймской модели, этого чуда немецкого изобретательного гения. Сказанная машина обслуживалась с передней части посредством электрических проводов. Только эта часть и была обитаема. Если замечалось, что в машине не все в порядке, механики должны были пробираться туда по веревочной лестнице под рамою. В предупреждение качки к каждому боку судна было прилажено подобие плавника, какие имеют рыбы, а управление судном производилось, главным образом, с помощью двух других горизонтальных плавников, которые при нормальных условиях плотно прилегали к обеим сторонам головы, подобно жабрам. Словом, это было почти полное подражание рыбе, примененное к воздушным условиям, с тою лишь разницей, что плавательный пузырь, мозг и глаза помещались не в передней части, а в задней.

Эти искусственные чудовища в тихую погоду могли проходить или, вернее, пролетать 90 миль в час, так что их мог обгонять только самый сильный ветер. Длина их колебалась между 800 и 2.000 футами, а сила подъема тяжести была разсчитана на 70--200 тонн.

Сколько было у Германии таких чудовищ, - неизвестно, но Берт насчитал их 80 штук.

Таковы были средства, на которые, главным образом, опиралась Германия, когда она отрицала правило Монроэ (Америка для американцев) и требовала себе доли господства над Новым Светом. Кроме того, она имела неизвестное количество "бомбомечущих летающих драконов". Эти страшные и таинственные аппараты-разрушители укрывались в другом воздухоплавательном парке на восточной стороне Гамбурга.

Но возвратимся к нашему злополучному воздухоплавателю. В конце-концов немецкие выстрелы попали-таки в цель. Одно ядро пробило оболочку шара. Последовал какой-то глухой треск, сопровождаемый зловещим шелестом разрывающагося шелка и равномерным падением шара. Смущенный и испуганный Берт поспешил выбросить последние мешки с песком. В ответ на это раздалось еще два выстрела, и шар стал падать быстрее...