Война в воздухе.
Глава седьмая. Воздушная битва.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Война в воздухе. Глава седьмая. Воздушная битва. (старая орфография)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Воздушная битва.

I.

Американцы, наконец, поняли, во что им может еще обойтись их непростительная медлительность, и мобилизовали всю свою воздушную боевую силу, чтобы вырвать из железных рук страшного врага хоть то, что еще уцелело от Нью-Йорка.

И вот произошла битва, первая, небывалая еще в мире, битва в воздухе.

На крыльях свирепствовавшей бури, среди грозы и ливня, налетели они на немцев. Американский воздушный флот явился двумя отрядами из строительных парков Вашингтона и Филадельфии. Натиск его был так стремителен, что чуть было не захватил неприятеля врасплох. К счастью для немцев, один из их сторожевых кораблей заметил быстро несущуюся американскую воздушную флотилию и поспешил оповестить своих. Прозевай он ее, всему германскому флоту пришлось бы очень плохо.

Немцы, израсходовав половину снарядов и почувствовав отвращение к своей разрушительной деятельности, поднялись было от бури в верхние слои, когда сторожевой корабль известил о появлении американской флотилии. По получении этого известия принц выстроил весь свой флот в одну боевую линию, приказал держать наготове драконы и подняться еще выше в чистую и холодную область над облаками.

Берт в это время находился в кухне, куда пришел за своей порцией ужина. Молодой человек снова нарядился в меховые вещи Беттериджа. Широко разставив ноги, чтобы сохранить равновесие, он прислонился к стене и жадно поглощал выданную ему порцию супа с хлебом. Люди вокруг него смотрели усталыми и подавленными; некоторые были даже мрачны и угрюмо задумчивы. Всеми овладело сознание, что под ними находится страна, доведенная ими после всего сделанного до полной враждебности, более грозной, чем бушевавшая внизу буря. Все чувствовали, что их ожидает страшное, справедливое возмездие.

Предчувствие не обмануло их, когда получилось известие о появлении американской воздушной флотилии. Известие это принес на кухню высокий, плотный силач с красным лицом, белобрысыми волосами, голубыми глазами и большим шрамом на правой щеке. Он крикнул по-немецки несколько слов, вызвавших среди присутствовавших сильное волнение. Берт, хотя и не мог понять этих слов, но чувствовал, что в них было нечто страшное, и невольно вздрогнул от одного звука зловещого голоса вестника. После первых его слов сначала наступила минутная пауза растерянности, потом посыпались разспросы. И вдруг, как бы в подтверждение принесенного вестником известия, раздались резкие звуки рожка, призывавшие всю команду на места. Все бросились на этот призыв, и Берт остался один.

- Ну, должно-быть, стряслось что-нибудь серьезное, - пробормотал молодой человек и, быстро докончив миску с супом, бросился к маленькой галлерейке, делая неимоверные усилия, чтобы удержаться на ногах по случаю сильной качки. Судорожно цепляясь за перила, он кое-как спустился по лестнице на галлерейку, где бичуемые бурей воздушные волны обдали его точно струями холодной как лед воды. Ему ничего не было видно, кроме быстро мчавшагося мимо густого влажного тумана. Вдруг все огни над ним, на корабле, сразу погасли и "Фатерланд", весь содрогаясь и сильно раскачиваясь из стороны в сторону, стал подыматься вверх.

Когда огромное воздушное сооружение накренилось на бок, Берту удалось подхватить мимолетное, как молния, видение, похожее на поднимавшийся к небу исполинский, ослепительно сверкавший акантус (тропическое травовидное растение), все листья которого казались огненными языками; это были два многоэтажных, объятых пламенем здания под самым "Фатерландом". Потом молодой человек увидел сквозь хаос клубящихся туч смутные очертания другого воздушного корабля, также с трудом пробиравшагося в верхние слои. Через мгновение этот корабль совсем исчез в тучах, но немного спустя снова появился в виде огромного темного чудовища, борющагося с разъяренными стихийными силами. Всюду слышались хлопанье лопастей, стук машин, свист, шум и полузаглушенные бурей вопли и крики людей. Берт был ошеломлен, оглушен и ослеплен всем, что творилось вокруг него. Временами он превращался в совершенного автомата, почти ничего не сознающого и только машинально старавшагося сохранить в страшной качке равновесие и не выскочить за борт в зиявшую под ним бездну.

Вдруг возле него из неимоверных высот что-то упало и, быстро пронесшись в косом направлении, скрылось в тумане бездны; это был один из германских летающих драконов. Машина летела с такою страшною быстротою, что Берт едва успел разсмотреть темную съежившуюся фигуру человека, сидевшого верхом на спине дракона и крепко державшагося за рулевое колесо.

- Ах, чорт возьми! - вырвалось у пораженного Берта. - Что же это в самом деле творится?

Где-то спереди, во мраке, раздался глухой орудийный выстрел; вслед за тем "Фатерланд" сильно накренился на бок, и Берту пришлось напрячь все силы, чтобы не быть сброшенным вниз. Потом что-то страшно зарокотало уже вблизи и вокруг засверкали частые молнии. "Фатерланд" повис почти вертикально, и Берт, едва удерживаясь окостеневшими от холода руками за обледяневшия перила, очутился вверх ногами над бездною.

Когда корабль снова принял свое естественное горизонтальное положение, Берт хотел пробраться в свое помещение, где было гораздо безопаснее, и начал осторожно, ползком, пробираться к лестнице, но в тот же момент корабль вторично поднялся на дыбы и подался назад, как заартачившаяся лошадь, желающая сбросить с себя всадника. Раздался новый грохот, потом послышался частый треск пулеметов. Поднялся такой адский шум, так засверкали молнии, что Берт от ужаса замер на месте. Вот раздался новый громовой удар и притом такой, что, казалось, вся земля треснула пополам, и все вокруг осветилось небывалым ослепительным светом. Полумертвый от страха, Берт лежал на полу галлерейки, судорожно вцепившись в тонкия, но, к счастью, крепкие металлические прутья её плетенья.

В этот страшный миг он вдруг увидел, что перед "Фатерландом" в воздухе находится какой-то странный огромный предмет (оказавшийся, как потом узнал молодой человек, американским аэропланом). Аэроплан так близко находился от "Фатерланда", что Берт мог вполне ясно различить на нем людей. Корма была внизу и вся наклонилась вперед. Это воздухоплавательное сооружение принадлежало к совершенно новому типу, с двойными торчавшими вверх крыльями и винтом в переднем конце. Команда помещалась в чем-то похожем на лодку, со всех сторон покрытую сетью. Из длинного, но очень легкого остова аэроплана с каждой стороны выглядывали скорострельные орудия. Берта удивляло, что верхнее левое крыло аэроплана по направлению книзу горело каким-то красноватым дымным огнем. Но его особенно поразило то, что этот аэроплан и один из воздушных немецких кораблей находившийся футов на 500 ниже, были оба точно нанизаны на молниеносном луче, отклонившемся от своего прямого пути, чтобы захватить и аэроплан и корабль, и что из всех углов и выдающихся мест крыльев аэроплана сверкали ветвистые кустики огненных колючек.

Только что Берт успел уловить глазом все эти удивительные подробности, как вдруг снова надвинулся прежний непроницаемый мрак, прогремел новый страшный грохот и послышался взрыв отдаленных жалобных воплей, тотчас же замерших в бездне внизу.

II.

За всем этим последовала усиленная и продолжительная качка "Фатерланда", но теперь только горизонтальная, так что Берт снова сделал попытку пробраться в кабину Курца. На нашем искателе приключений не было, как говорится, сухой нитки, он весь продрог, был страшно перепуган и вообще чувствовал себя очень скверно. Вся галлерейка покрылась тонким слоем льда, и Берт с огромным трудом полз на четвереньках.

Долго пришлось ему ползти таким образом. Вокруг него, вверху и внизу, зияли страшные бездны, полные воющей снежной бури. И от всего этого его отделяла только тонкая проволочная сетка, которою была покрыта галлерейка. Раз ему показалось, что мимо его уха прожужжала пуля и мрак на мгновение прорезался молниеносною вспышкою; но он так был разбит, что даже не поднял головы, чтобы прислушаться, какое еще испытание угрожает ему. Он весь был поглощен одною мыслью - добраться скорее до своего уютного помещения и по возможности дольше не выходить из него. Временами его бичевал град, и он корчился от боли.

Наконец он облегченно вздохнул, очутившись в тихом и сравнительно теплом проходе, но, как нарочно, этот проход вдруг поднялся почти вертикально вверх, так что Берт едва успел ухватиться за ручку двери, возле которой стоял. Черзз секунду корабль принял свое естественное горизонтальное положение, и молодой человек поспешил юркнуть в кабину Курца. Войдя в нее, он осмотрелся, соображая, где бы ему поместиться, чтобы не было надобности постоянно хвататься за что попало во время разных положений, то и дело принимаемых судном. Он забрался в помещение под крышкой кушетки и улегся там среди груды разных мягких вещей. Крышка над ним тотчас же крепко захлопнулась, но он на это не обратил внимания: ему было тут хотя и тесновато, зато тепло и уютно, а там будь, что будет.

Берт не видел, как "Фатерланд" поднялся чуть не к самым звездам, оставив под собою хаотическую область бури; не видел он и битвы своего корабля с двумя американскими аэропланами, не знал, что они своими выстрелами пробили две его задния камеры, но были отражены взрывчатыми снарядами, и что после этого принц приказал отступить. Не знал Берт и того, что "Фатерланд" получил сильный удар в бок и несколько времени находился на краю гибели. Он стал быстро опускаться вместе с аэропланом, запутавшимся в его винтах, между тем, как американцы старались взобраться к нему на борт. Для нашего героя все это выражалось лишь в сильной качке. Когда же американский аэроплан отцепился от своего противника вместе со своим экипажем, по большей части перебитым или тяжело раненым, Берт, лежа в ящике, ничего не ощутил кроме сильного толчка вследствие быстрого подъема "Фатерланда" кверху. После этого толчка качка сразу прекратилась. "Фатерланд" уже не боролся с бурей: его поврежденная машина более не действовала, и, лишенный руля, он теперь служил такою же игрушкою ветру, как шар Беттериджа.

Все эти подробности Берт узнал потом от Курца, а пока, успокоенный наступившею тишиною, он крепко заснул.

III.

Он видел во сне Эдну, летевшую вместе с ним по небу, среди фейерверка бенгальских огней. Их преследовало какое-то страшилище, похожее на принца Карла-Альберта и на Беттериджа, вместе взятых. Берт проснулся весь в холодном поту и никак не мог сообразить, где он. Ему трудно было пошевельнуться и он с трудом дышал. Сначала ему показалось, что он находится в своей спальне в квартире при магазине Греба, и что все пережитые им ужасы он видел во сне.

Глухой отзвук его голоса, неполучение ответа и спертый воздух, в котором ему так трудно было дышать, навели его на новую ужасную мысль. Он ощупал руками тесное пространство ящика, и ему показалось, что это гроб. Значит он заживо похоронен!

- Помогите! - закричал он не своим голосом, ворочаясь и стуча кулаками в стенки ящика. - Спасите меня! Я не умер и не хочу умирать!

Вдруг одна из стенок его "гроба" подалась; он вылетел в какое-то светлое пространство и покатился по чему-то мягкому, потом стукнулся о кого-то и отскочил от него как мячик.

- Чорт бы вас побрал, Смолуэйс!.. Вы совсем с ума сошли! Разве можно так прыгать на человека? - вскричал этот "кто-то", оказавшийся Курцем, потиравшим ушибленный бок и с изумлением глядевшим на валявшагося около него Берта.

Над головами молодых людей зияло продолговатое отверстие, походившее на корабельный люк. Берт сразу не мог понять, что это за отверстие, и только вглядевшись догадался, что это - дверь их кабины, перевернутой на бок, а они оба лежат на полу, или точнее, на стене, превратившейся теперь в пол.

- Как это вас угораздило забраться не на кушетку, а в кушетку, Смолуэйс? - продолжал Курц, поднимаясь на ноги. - Я только что вернулся сюда и, не найдя вас здесь, думал, что вы вместе с некоторыми из наших тоже отправились витать в пространстве, а вы вдруг выскакиваете из ящика и летите прямо на меня... В самом деле, как вы попали туда, Смолуэйс?

- Простите, г. лейтенант, - проговорил Берт, в свою очередь, вставая на ноги, - потом я все разскажу вам. А теперь мне хотелось бы узнать, почему мы в таком странном положении?

- А потому, что мы перевернулись вверх тормашками и застряли между небом и землей,

- После битвы?

- Конечно, да еще какой!

- Кто же победил?

- Не знаю, Смолуэйс... Мне известно только то, что мы выбиты из строя, машина у нас испорчена, и мы несемся по воле ветра, Бог весть куда... Да и как несемся - миль 80 в час!

- А что сейчас под нами, г. лейтенант?

- Кажется, Канада. Страна очень неказистая и неприветливая... Но разскажите же, что с вами было и как вы ухитрились попасть в ящик. Это меня развлечет.

Берт передал о всех своих злоключениях во время этой ужасной ночи. Память у него возстановилась, и он рассказывал очень интересно и даже с юмором. Несмотря на весь трагизм положения, в котором он находился ночью, рассказ его местами был так комичен, что молодой офицер хохотал чуть не до слез. Особенно его развеселила сцена столкновения Берта с принцем и провожатыми последняго.

- Почему же вы не знаете, чем окончилась битва, г. лейтенант? - спросил Берт после своего рассказа. - Ведь вы все время...

- Я все время просидел в газовых камерах вместе с несколькими матросами, поэтому и не мог ничего видеть. Мы были назначены туда на случай повреждения этих камер и немедленного их исправления, - пояснил Курц. - Камеры то и дело пробивались, и мы тотчас же накладывали заплаты на пробитые места... Раз у нас даже загорелось было, но, к счастью, вскоре же погасло; весь корабль промок насквозь, так что, огонь не мог разгореться, иначе нам не сдобровать бы... Потом налетели на нас эти бешеные американцы, одним ударом распороли вдоль главную газовую камеру, как разрезают селедку, и разбили машину с винтом. Некоторые из наших механических приспособлений полетели за борт, когда нам удалось отцепить от себя неприятельский аэроплан... Хорошо, что мы успели это сделать, иначе нам всем не миновать бы неприятной прогулки вниз вместе с теми беднягами из наших, которые отправились туда вслед за аэропланом с американцами... Пострадал и наш бедный Винтерфельд. После того, как он, по вашим словам, наткнулся в проходе на вас, с ним стряслась новая беда: он упал в самых дверях перед кабиной принца и сильно повредил себе лодыжку... Электрическия батареи у нас тоже все повреждены и не действуют, и вот мы теперь служим игрушкою ветра и несемся на север... быть-может, прямо к полюсу. Это было бы очень интересно: мы открыли бы, наконец, тайну, которая не дается ученым, и которая поглотила уже столько жертв. Благодаря темноте никому из нас не удалось разсмотреть путем американские аэропланы и что с ними сталось. Говорят, мы много из них уничтожили, зато и сами лишились более половины своих драконов. Очень уж неустойчивы эти выдумки; чуть что - сейчас и кувырк... Да, Смолуэйс, нам самим сейчас неизвестно, кто победил, мы или американцы. Не знаем даже, находимся ли мы еще в ладах с Англией или уже воюем и с нею. Поэтому и не решаемся сделать попытку спуститься. Вообще нам ровно ничего неизвестно о нашем настоящем, а тем более о будущем положении... Наш "Наполеон" сидит у себя и, вероятно, вырабатывает новые планы или думает действовать по старым, если, конечно, это еще возможно. Одно только можно сказать с полною уверенностью, что мы находимся в центре великих, - иронично подчеркнул молодой офицер, - событий, много разрушили и погубили множество людей... Мы ведем войну на научном основании... Гм... научная война? еще более кровавая, чем прежния обыкновенные войны!.. Ах, как она мне опротивела!.. А какую я чувствую разбитость и притом так хочется есть и пить! - неожиданно заключил лейтенант и, громко зевнув, потянулся с видом уставшого человека.

- А как вы полагаете, г. лейтенант, будут нас кормить сегодня? - не без тревоги спросил Берт, желудок которого, несмотря на все пережитые его собственником треволнения, тоже начинал требовать своей обычной дани.

- А, право, не знаю, - ответил Курд и, взглянув на своего сожителя с искренним сожалением, вдруг проговорил: - Знаете что, Смолуэйс, я теперь совсем не желал бы быть на вашем месте. Мне сдается, что ваше положение здесь очень... ненадежно. Принц сейчас сильно взбешен, и если он вспомнит о вас, то как бы не приказал выбросить вас за борт, как лишний балласт, тем более, что вы англичанин, следовательно, быть-может, наш враг. А между тем мне почему-то жаль вас... я чувствую к вам нечто в роде симпатии - вероятно, потому, что и во мне есть английская кровь... Вы так умеете забавлять меня, и мне вовсе не хотелось бы видеть вас летящим кувырком по воздуху, а это, повторяю, легко может случиться.

- А что же нужно сделать, чтобы избежать этого? - спросил побледневший Берт. - Ради Бога, скажите, г. лейтенант. Я постараюсь...

в качестве... ну, хоть надсмотрщика; ведь вы, кажется, смыслите кое-что в механике?

- Да, я немного...

- Ну, вот отлично! А что вас зачислят, за это я ручаюсь, потому что у нас не осталось и половины экипажа, и люди нам очень нужны. Только тогда вам придется работать, а не сидеть сложа руки.

- Да мне страх как скучно, г. лейтенант, и я с удовольствием...

- Ну, и прекрасно. Значит, это дело в шляпе. Теперь давайте, заглянем вниз, а потом отправимся узнавать о завтраке.

IV.

Так как окно теперь находилось не на стене, а на полу и было прикрыто лишь ставней, то молодые люди легли на пол, открыли ставню и заглянули вниз. Но кругозор в небольшое окно был слишком мал, а движение воздушного судна очень быстрое, так что наблюдатели ничего не увидели, кроме лесов, озер да пустырей, мелькавших перед глазами, как в калейдоскопе.

Но вот вдруг раздался знакомый звук рожка, призывавший к завтраку. Обрадованные молодые люди поспешили на этот зов. Добравшись при помощи стола и стула до двери, они вылезли через нее в проход, пол в котором теперь превратился в стену, а стена стала полом. Шагая через вентиляционные трубы и другия приспособления, то и дело преграждавшия им путь, они все-таки счастливо добрались до кухни. Курц тоже хотел сначала завернуть в кухню, с целью взглянуть, что там делается. К счастью, в кухне, сверх ожидания, все оказалось в полной исправности, и офицерам был приготовлен какао, а солдатам - суп.

Курц отправился в офицерскую столовую, а Берт, получив свою порцию солдатского супа, стал тут же с аппетитом поглощать его, в то же время присматриваясь к находившимся здесь людям. Все они были грязные, закопченные и измученные, но ни один из них не имел зверского вида. Трудно было поверить, чтобы эти мирные и даже апатичные с виду люди могли устроить такую страшную бойню в Нью-Йорке.

Продолжая свои наблюдения и доедая суп, Берт вдруг заметил, что все смотрят на находившуюся вверху дверь; взглянул и он туда и увидел Курца, громко крикнувшого: "Его высочество, принц!" Вслед за тем в двери появилась мощная фигура Карла-Альберта, который, с помощью Курца, уселся верхом на дверной раме. Принц, как всегда, был чисто вымыт, причесан, выбрит, одет с иголочки и от него несло тончайшими духами, точно он находился в своем берлинском дворце, а не на полуразрушенном воздушном корабле.

Из-за плеч принца выглядывала голова Курца. Для нашего героя наступил критический момент, когда Карл-Альберт остановил на нем свой холодный, острый как сталь взгляд и потом что-то спросил у Курца по-немецки. Последний коротко, почтительно и, повидимому, очень убедительно ответил. Принц утвердительно кивнул головою. Берт был спасен.

После этого Карл-Альберт, сидя на двери, как полководец на коне, обратился ко всем с сильною речью, сопровождаемою красивыми жестами руки. Вытянувшаяся в струнку команда, видимо, подбадривалась этою речью и выражала свое одобрение краткими почтительно-восторженными возгласами. По окончании речи высокий оратор запел тенором знаменитый хорал Лютера: "Eine feste Burg ist unser Gott" (Крепкая твердыня - наш Господь). Солдаты хором подхватили, и мощные голоса их выразили всю силу нравственного подъема и горячого упования этих сильных духом и телом людей на своего Творца. Общее воодушевление передалось и Берту. Хотя он и не понимал слов хорала, но своим музыкальным слухом тотчас же уловил напев и, в свою очередь, совершенно невольно стал подтягивать.

По окончании пения вся команда гаркнула громогласное "ура", и принц в сопровождении Курца удалился, а Берт вернулся в кабину своего заступника.

V.

Возвратившийся через несколько минут в свое помещение молодой офицер сообщил Берту, что он выпросил его у принца в свое отделение, и тут же начал знакомить своего протеже с его обязанностями.

Главною заботою команды, по распоряжению принца, было стараться поддерживать "Фатерланд" в воздухе, на известном разстоянии от земной поверхности. Ветер хотя и был не такой сильный, как ночью, но все же настолько еще крепкий, что не позволял спуститься на землю. Необходимо было выждать, пока он совсем стихнет, и уж тогда сделать попытку к спуску в каком-нибудь укромном месте, где можно было бы спокойно заняться исправлением судна или дождаться другого корабля, который, быть-ыожет, отправился вслед "Фатерланду" для спасения находившихся на нем. Чтобы удержать корабль в воздухе и на определенной высоте (иначе, спустившись, он мог наткнуться на какую-нибудь гору и наделать больших бед для своих пассажиров), следовало облегчить его тяжесть. С этою целью Курц со своим отрядом пробрался в поврежденные и опустевшия газовые камеры, которые нужно было разрезать на куски и выбросить за борт. Таким образом и Берту пришлось лазить по наружной сети судна, на высоте 4.000 метров над землей, и делать то, что ему указывали.

Работа эта была нелегкая, и положение очень опасное. Однако Берт вскоре же настолько освоился с этим "высоким" положением и самою работою, что находил возможным по временам даже бросать взгляды вниз на гористую и лесистую, изрезанную быстрыми потоками местность, через которую пролетал "Фатерланд". Чем дальше, тем эта местность становилась более дикою и угрюмою; растительность делалась все реже и мельче; на высотах белелся снег.

После двухчасового напряженного труда команда лейтенанта Курца сняла с остова воздушного судна и выбросила вниз целую массу перепутанной проволоки и шелковых лоскутьев. Избавленный от этой тяжести, корабль еще выше взвился кверху.

С этого дня Берт уже более не считался "балластом" на воздушном судне, только терпимым его экипажем, но сделался там настоящим товарищем и быстро приобрел общее дружеское расположение к себе. Это его очень радовало. Слишком тяжело было ему чувствовать себя как бы отверженным среди людей. В поручаемой ему работе он своим усердием старался превзойти других, и это всеми ценилось, в особенности его ближайшим начальником, лейтенантом Курцем. Кстати сказать, сам Курц, несмотря на свою изнеженность, щепетильность и франтовство, на работе оказывался очень дельным, находчивым, ловким и проворным. Он всюду поспевал, где было нужно, всех ободрял, поощрял и увлекал собственным примером. Всякое затруднение он быстро и верно решал умным советом. При всем этом он так умел обращаться с подчиненными, что те, уважая его как начальника, вместе с тем чувствовали к нему привязанность, как к старшему, по уму и знаниям, товарищу.

Через два часа явилась смена. Берт со своими новыми товарищами отправился в теплое общее помещение, где их всех ожидал горячий кофе с сухарями. Полузамерзшие, они там быстро отогрелись, и у них завязалась оживленная беседа с Бертом, конечно, главным образом, посредством мимики, потому что их новый товарищ знал немецких слов очень немного, да и те немилосердно коверкал на английский образец. Но его отлично понимали и с добродушными улыбками отвечали ему. Вообще он чувствовал себя теперь превосходно.

После полудня ветер совершенно утих, но пошел опять густой снег. Ландшафт внизу, представлявший почти голые утесы, с редкою хвойною порослью, был покрыт белою снежною скатертью.

Курц с новою сменою команды забрался в уцелевшия газовые камеры, выпустил из них известное количество газа и отметил, какие нужно было последовательно, одну за другою, разрезать для медленного спуска корабля. Затем лейтенант отправился в склад взрывчатых снарядов, чтобы выбросить весь их остаток. Треск взрывов на пустынных скалах слабым отзвуком доносился вверх до слуха воздухоплавателей.

А часа в четыре этого же дня и сам "Фатерланд", преждевременно опустившись, очутился на обширной каменистой равнине в виду голых утесов со снежными вершинами. Преждевременный спуск произошел благодаря ошибке капитана, лично сменившого своего лейтенанта и распорядившагося разрезать одну газовую камеру слишком рано, а другую слишком поздно. Корабль, с страшною быстротою ринувшись вниз и ударившись о землю, подпрыгнул сначала вверх, потом снова грузно упал на нее и повалился на бок. Небольшая висячая галлейка разбилась, и граф Винтерфельд, случайно находившийся на ней, получил смертельный ушиб, так что вскоре, не приходя в сознание, скончался. Корабль, протащившись по инерции несколько секунд в таком положении по земле, вдруг перевернулся нижнею частью вверх и остановился. От этого нового толчка свалился огромный орел вместе с находившимся в его середине орудием и придавил все, что попало под него. Два матроса были сильно помяты, а Берт получил легкий ушиб ноги. В общем же внезапное падение корабля обошлось сравнительно благополучно для его экипажа, потому что большинство оставалось во внутренних помещениях, где можно было сколько угодно кувыркаться, не подвергаясь особенной опасности. Когда Берт вместе с прочими выбрался из опрокинувшагося корабля, то увидел, что огромный черный орел, который всего шесть дней назад так величественно поднимался на воздух из Франконии, теперь в самом жалком виде лежит распростертым на холодной каменистой земле угрюмой пустыни...

VI.

из себя, негодуя на постигшее его несчастье, в то время, когда весь мир, из которого он устранен капризом случая, наполнялся смятением и ужасом. Народ возставал на народ, воздушные флоты налетали один на другой и взаимно истреблялись, города разрушались, и люди гибли целыми миллионами. Только в Лабрадоре ничего не знали об этом; здесь было угрюмо, неприветливо, зато царствовала полная тишина, - та тишина, какая бывает лишь в пустыне.

"Фатерланда", представляли очень живописный вид. Солдаты из местных крупных сосен соорудили для себя бараки. Под руководством электротехников из железных частей погибшого воздушного судна воздвигалась высокая мачта для безпроволочного телеграфа, посредством которого принц снова мог бы войти в сношение с миром. Нетерпеливому принцу казалось, что устройство этого телеграфа никогда не окончится, - слишком уж медленно подвигалась вперед работа. Причин этому было несколько. Во-первых, недоставало необходимых материалов; во-вторых, не хватало рабочих рук, да и те не могли действовать с прежней энергией вследствие сильного холода и недостаточного питания, так как провианта оставалось немного, и порции пришлось уменьшить наполовину, и в-третьих, не имелось огня, без которого трудно было обойтись, так что первую ночь пришлось провести среди снега, воя ветра и завывания голодных волков. Динамомашины были испорчены, спичек не у кого не было по случаю известного запрещения держать их; не имелось даже ни одного взрывчатого снаряда, с помощью которого можно было бы добыть огня. Только на следующее утро офицер с птичьей физиономией сознался, что у него есть пара револьверов и запас патронов, посредством которых можно получить огонь. Кроме того, в запасной кладовой "Фатерланда" было найдено два небольших скорострельных орудия и порядочное количество снарядов.

На второй день состоялось погребение тела графа Винтерфельда, при чем напутственные молитвы читал сам принц. После этого, добыв огонь, приступили к окончанию сооружения для безпроволочного телеграфа. Принц сам распоряжался работами, и то разражался упреками и угрозами, когда замечал, что у кого-нибудь из работавших опускались руки, то ободрял команду указанием на великую историческую задачу, которую они предназначены выполнить. Дисциплину он поддерживал с прежнею безпощадною строгостью.

Но вот, мало-по-малу, была, наконец, воздвигнута мачта. На шестой день к вечеру все приспособления для безпроволочного телеграфирования были готовы, и принц принялся по всему неизмеримому воздушному пространству давать условные знаки своему неизвестно где находившемуся воздушному флоту. Несколько времени не получалось никакого результата, и Карл-Альберт выходил из себя.

Картина этого вечера надолго осталась в памяти Берта. Возле электротехников пылало красноватое пламя, а по стальной мачте и медным проводам бежали кверху искры. Принц, со сложенными на груди руками, устремленным в южную даль взором, неподвижно сидел на камне близь мачты и ждал. За ним, к северу, высился увенчанный простым деревянным крестом небольшой курган, насыпанный над прахом графа Винтерфельда. В соседнем ущелье зловещими огоньками горели глаза волков.. Невдалеке громоздился остов "Фатерланда". Вокруг одного из костров сидели офицеры, а вокруг другого - солдаты. Все были угрюмы и молчаливы в ожидании известий о товарищах, А вдали, за несколько сотен миль отсюда, эти товарищи, быть-может, уж считали их погибшими. Легко могло случиться, что электрическия волны, приведенные в движение на Лабрадоре, не достигали своего назначения и безцельно носились по воздуху. Но все сидели и ждали, лишь изредка, и то вполголоса, как бы чего-то боясь, обменивались своими впечатлениями.

VII.

Измучившись за день, Берт незаметно для себя заснул возле костра. Утром он узнал, что поздно ночью был получен первый ответ от флота, а после того посыпался целый ряд самых поразительных известий.

- Неужели разрушен и Лондон? - спросил Берт, чувствуя, как сжалось у него сердце.

- Разнесен в пух и прах! - продолжал матрос. - А наш флот спустился на Ниагару и устроился там лагерем... говорят, Китай с Японией выслали целую уйму разных воздушных чудищ... Вообще, говорят, весь мир в огне...

- А не слыхали, предместье Лондона, Бен-Хиль, тоже разрушен? - полюбопытствовал Берт.

- Нет, об этом я ничего не слыхал, - ответил матрос, доедая свой суп.

- Простите, г. лейтенант, я очень желал бы знать...

Курц так быстро обернулся, что Берт не успел докончить своей фразы. Лицо лейтенанта, против обыкновения, было очень серьезно.

- Да, этот водопад напоминает мне тот, который находится на моей родине, - пробормотал он, очевидно продолжая начатый с самим собою разговор, но, заметив Берта, опомнился и воскликнул:--Ах, это вы, Смолуэйс! Что вам?

- Осмелюсь просить вас, г. лейтенант, сообщить мне, если можно, какие получены известия? Наши люди рассказывают такие ужасы, что трудно верить.

не светопреставление... Весь мир в огне... За нами отправлен "Граф Цеппелин". Завтра он будет здесь и, вероятно, сообщит подробности. Но и тех, которые уже нам известны, вполне достаточно, чтобы прийти в ужас... Однако вот что: я хочу поближе взглянуть вон на тот водопад. Пойдемте со мною. Дорогою потолкуем.

И Курц, не дожидаясь ответа, быстро зашагал к шумевшему вдали водопаду. За ним поспешил и Берт. Очутившись за чертою лагеря, офицер умерил шаг, дал поравняться с собою Берту и сказал:

- Дня через два мы снова будем в самом пекле войны, и притом такой страшной, истребительной, какой никогда еще не было, даже между первобытными народами... Человечество, кажется, поголовно сошло с ума... Наш воздушный флот разбил американский, но при этом мы потеряли целых одиннадцать кораблей. Зато все их аэропланы уничтожены. Сколько их было, и какое число вместе с ними погибло людей, - нам пока неизвестно. Во всяком случае, мы начали "хорошо". Наше выступление то же самое, что горящая головешка, брошенная в пороховой погреб. Оказывается, каждая страна обзавелась втихомолку воздушным флотом, и вот теперь все сцепились между собою... Самое же удивительное и неожиданное это - то, что и японцы с китайцами появились на сцене и тоже на летательных машинах, не хуже, быть-может, даже получше наших, и ввязались в нашу, так сказать, семейную распрю. Никто не хотел верить "желтой опасности", о которой давно уже предупреждали умные люди, а она, вот, явилась, да еще какая! Японско-китайский воздушный флот несравненно больше нашего европейского, вместе взятого; говорят, чуть не целые тысячи разных страшных летающих чудовищ, - страшных не только но виду, но и в действительности, и все они разсеялись по всему свету. Пока мы разрушали Нью-Йорк, Лондон и Париж, а французы с англичанами - Берлин, на всех нас налетела желтолицая Азия... Всюду, во всей Европе, полное смятение. Все растерялись. Азиаты с еще большей свирепостью, чем мы, разрушают наши города, верфи, флоты, - словом, все что попадет им под руку.

- Господи, Боже мой, что же это делается! - с ужасом воскликнул Берт, когда его спутник остановился, чтобы перевести дух. - А вы не знаете, г. лейтенант, сильно пострадал Лондон?

Несколько времени они шли молча.

простою, первобытною жизнью, только без вражды и жестокостей. Но об этом нельзя и мечтать. Скоро нас опять повлекут на бойню... Мы будем убивать и нас будут убивать... Не знаю, что будет с вами, Смолуэйс, а что касается меня, то я скоро буду убит...

- Что вы, г. лейтенант! - дрогнувшим голосом вскричал Берт. - Почему вы так думаете?

- Непременно буду убит, Смолуэйс, вот увидите, - убежденно проговорил Курц. - Я это чувствую. Раньше я никогда об этом не думал, а сегодня вдруг почувствовал это... не только почувствовал, а даже услышал, точно мне кто-то сказал...

- Нет, нет, Смолуэйс, я вполне убежден в этом! - упорствовал молодой офицер.

Наступила новая, более продолжительная пауза. Курц замолчал и глубоко задумался, а Берт не решался прерывать его дум.

- Я всегда чувствовал себя молодым, - начал опять Курц на ходу, - но с нынешняго утра мне кажется, что я сразу сделался стариком... уже стоявшим одной ногой в могиле... Ах, да и стоит ли жизнь того, чтобы так цепляться за нее! Войны, землетрясения, голод, мор - все это всегда было, и живые существа гибли сотнями тысяч, но такая война, как наша, ни на что уж не похожа; ей нет никакого оправдания, потому что в ней нет ни малейшого смысла... И ради такой войны молодых, полных сил людей насильно отрывают от домашняго очага, от дорогих их сердцу! Да, наш принц прямо сумасшедший, затеяв эту страшную игру...

Курц замолчал и поник головой. В это время они дошли до болотца, по которому протекал ручей. Берт увидел на краю болотца множество мелких, нежных красных цветов, каким-то чудом распустившихся в таком суровом месте.

- Рвите их, Смолуэйс, если желаете, - проговорил молодой офицер, но сам отвернулся в сторону и по его печальному лицу пробежала судорога.

Берт воспользовался позволением и начал набирать целый букет.

- Странно, как только увидишь цветы, рука так сама и тянется за ними, - продолжал Берт, торопливо обрывая те цветы, стебельки которых были подлиннее, чтобы удобнее было составить букет.

Курц ничего не ответил на это замечание и молча ждал, пока его спутник не набрал довольно большой букет. Потом они стали продолжать путь и вскоре поднялись на небольшую возвышенность, с которой весь водопад был виден, как на ладони. Курц присел здесь на толстый пень.

девушка? - вдруг спросил он.

- Есть, г. лейтенант, - с некоторым смущением ответил Берт. - И как это странно! Я только что думал о ней, когда вы задали мне этот вопрос... Должно-быть, напомнили цветы.

- Да, Смолуэйс, и мне они напомнили о ней...

- Как, г. лейтенант, о моей Эдне?!

- А, так вашу зовут Эдной?.. Нет, Смолуэйс, у меня есть своя Эдна... У каждого из нас должна быть Эдна, пока мы молоды... Но я её больше уж не увижу... Ах, как это невыносимо больно!.. Хотелось бы увидеть хоть на минуту... на одно мгновение, чтобы сказать ей, что я никогда, никогда не забывал её!

- Нет, Смолуэйс, я чувствую... уверен, что больше уж не увижу. Мы встретились с нею в первый раз у такого же вот водопада на своей родине, поэтому меня и потянуло сюда... Потом мы часто сходились там и рвали вместе почти такие же цветы, как эти.

- Да, и мы с Эдной собирали цветы, - тихо промолвил Берт. - Мне кажется, что это было уж так давно...

- И мне тоже, Смолуэйс. А между тем после нашего последняго свидания не прошло и месяца... Она так добра, мила и, кажется, любит меня... Я мечтал на ней жениться, а теперь вот... Ах, как мне сейчас тяжело!.. На один бы только миг увидеть ее еще разок, услышать её милый голос, а потом уж и умереть... Но я даже не знаю, где теперь она. Мать её хотела с нею куда-то, уехать, но при нашем прощании не сообщила мне, куда именно, потому что сама не решила еще. Хотели сообщить потом... Смолуэйс, я напишу ей письмо и оставлю у себя вместе с её карточкой вот тут (он указал на грудной карман в своем мундире), а вы потом, когда меня не будет, постарайтесь доставить ей...

- Ах, г. лейтенант, да перестаньте вы носиться с такими мрачными мыслями! - со слезами на глазах воскликнул Берт. - Честное слово, вы сами еще увидитесь с...

- Клянусь вам в этом, г. лейтенант! - горячо проговорил молодой человек. - Но мне все-таки кажется...

- Вам только кажется, Смолуэйс, а я вполне уверен... Но довольно об этом. Пойдете лучше назад. Нас могут хватиться в лагере.

В продолжение всего обратного пути они оба молчали, Каждый был углублен в свои собственные невеселые мысли.