Война в воздухе.
Глава восьмая. Разгром германского флота.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Война в воздухе. Глава восьмая. Разгром германского флота. (старая орфография)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

Разгром германского флота.

I.

Берт долго не мог освоиться с понятием о мировой войне. Лишь понемногу ему удалось представить себе картину всех её ужасов. Он не привык к грандиозным представлениям. Ему никогда не приходилось думать, так сказать, дальше самого себя. До этого времени он смотрел на войну только как на источник сенсационных новостей, протекавший на ограниченном пространстве, называемом "театром военных действий". И вот вдруг говорят, что весь мир в войне, все страны в огне, все народы принялись за взаимонетребление...

Один за другим, равномерно и почти одновременно, народы следовали по пути открытий и изобретений. Несмотря на то, что каждый народ хранил в строжайшей тайне подробности своих изобретений, все они оказывались очень схожими. Так, например, не прошло и нескольких часов после подъема германского воздушного флота из Франконии, как азиатская армада пронеслась над головами изумленных обитателей равнины Ганга по направлению к западу. Но соединенные силы Китая и Японии были гораздо значительнее сил всей Европы.

- Нам нужно превзойти европейских псов, чтобы одолеть их всех и возстановить, наконец, на земле мир, постоянно нарушаемый этими белолицыми варварами, - сказал Так-Тинг-Сианг, и по его слову поднялась вся Азия.

Азиаты превзошли даже германцев изобретательностью, сохранением тайны и быстротою, с которою они соорудили воздушный флот. И немудрено: у немцев работали сотни рук, а у азиатов - десятки тысяч. Благодаря прорезавшим весь Китай вдоль и поперек однорельсовым железнодорожным путям, обширные воздухоплавательные парки в Ханси-фу и Тсинг-йене постоянно снабжались талантливыми работниками, не уступавшими европейцам в знаниях. Известие о выступлении немцев на завоевание мира не застало азиатов врасплох. Во время бомбардирования Нью-Йорка в германском воздушном флоте было только триста кораблей, азиаты же выслали их несколько тысяч. Кроме того, у них имелась настоящая боевая летательная машина, "ниаио", как они назвали ее. Эта машина во многом превосходила немецких драконов. Разсчитанная тоже на одного седока, она была построена из стали, тростника и чистого, химически обработанного шелка, и, снабженная мотором и подвижным боковым крылом, отличалась замечательною легкостью. Все азиатские аэронавты были вооружены скорострельными ружьями с взрывчатыми снарядами, наполненными кислородом, и, по японской традиции - большинство их, впрочем, и были японцы, - каждый из них имел на поясе меч. Очевидно, они и на воздухе главным оружием считали именно меч. Крылья машины "ниаио" были спереди усажены стальными когтями, которыми она могла вцепляться в газовые камеры неприятельского воздушного корабля. Таких машин у азиатов оказалось множество; часть их была на буксире у воздушных кораблей, а другая переправлялась морским или сухим путем до известного места. На воздухе эти машины, смотря по состоянию ветра, делали самостоятельные полеты от 200 до 500 миль.

Таким образом, действительно весь мир оказался в огне. Для дипломатических сношений не было времени. По безпроволочному телеграфу взад и вперед носились только угрозы и ультиматумы, и в несколько дней весь мир, неожиданно для самого себя, оказался на военном положении, и притом таком, как еще не было с самого сотворения этого мира. Англия, Франция и Италия объявили войну Германии и нарушили нейтралитет Швейцарии. При виде азиатского воздушного флота индусы подняли знамя возстания в Бенгалии, а в северо-западных областях Индии возникло враждебное индусам движение мусульманского населения, распространившееся, подобно степному пожару, от пустыни Гоби до Золотого Берега. Восточно-азиатская коалиция захватила нефтяные источники в Бирме и набросилась на Америку и Германию. В течение недели сооружились новые воздушные корабли в Дамаске, Каире и Иоганнесбурге. Австралия и Новая-Зеландия с лихорадочною поспешностью также готовились к выступлению.

Быстрому развитию событий как нельзя больше способствовало то роковое обстоятельство, что воздушный корабль можно было построить в какие-нибудь две-три недели, между тем как сооружение морского броненосца требовало столько же лет. Устройство воздушного судна было гораздо проще простой торпедной лодки. Благодаря этому теперь везде, от Кап-Горна до Новой Земли и от Кантона вокруг всего земного шара, были устроены заводы, мастерския и склады материалов с целью изготовления возможно большого количества воздушных кораблей и других летательных приборов.

Едва первая часть германского воздушного флота показалась на Атлантическом океане и получилось известие о скором появлении азиатского, как разом рухнула дутая финансовая система, которая в течение целого столетия искусственно связывала между собою народы. По всем биржам пронесся настоящий циклон реализации ценностей. Банки прекратили платежи, все дела остановились. Нью-Йорк, виденный Бертом во всем его блеске богатства и процветания, сразу очутился на краю небывалого финансового и экономического краха. Всюду начал замечаться недостаток в съестных припасах, а через две недели со дня начатия мировой войны на всей земле, за исключением отдаленных и еще диких мест, власти были вынуждены прибегать к самым энергичным мерам к устранению недостатка в пищевых продуктах и обузданию огромной массы безработных, ежедневно увеличивавшейся с ужасающей быстротою, по мере приостановления промышленных и торговых предприятий.

несомненна по отношению ко всему, что находилось под ним, но она оказалась безсильна занять, охранить и удержать за собою завоеванное. Разумеется, это должно было привести к столкновениям между собою различных партий возбужденного городского населения.

История не знает примера этому страшному состоянию всего мира. Бывали только, местные случаи, в роде тех действий, которыми опозорили себя в XVIII и XIX столетиях английские военные корабли у африканских и других побережий, да возстания коммунаров в 1871 г. в Париже, под давлением войны с Пруссией.

Другая характерная особенность в самом начале этой войны заключалась в небольшом вреде, который могли нанести друг другу воздушные корабли. Вниз они могли бросать разрывные снаряды страшной силы; крепости, города и морския суда находились в полной их власти, но лично друг другу они не могли сильно вредить, если не хотели сцепиться и вступить прямо в рукопашную. Все вооружение огромных германских воздушных кораблей, превосходивших величиною самые большие морские броненосцы, состояло, как мы уже знаем, из сравнительно легкой механической пушки. Положим, когда выяснилось, что предстоит борьба за обладание уже и воздухом, то аэронавты были снабжены скорострельными ружьями новейших систем и снарядами, наполненными кислородом или другими легкими взрывчатыми веществами; но, в общем, ни на одном воздушном корабле не было столько боевых средств, сколько прежде находилось на небольшой канонерской лодке. Таким образом эти воздушные чудовища при столкновении в воздухе никаких преимуществ друг перед другом не имели, так что, в сущности, получался тот же средневековый способ единоборства, только в видоизмененной форме. Шансы были равны. Благодаря этому, после первых же опытов у командующих воздушными флотами явилась все увеличивавшаяся склонность избегать прямых схваток и довольствоваться выгодами косвенных, случайных, нападений.

Вообще первые воздушные корабли не были способны достигнуть решающих результатов: немецкие - по своей неустойчивости, а японские и китайские - вследствие крайней легкости. Правда, несколько времени спустя бразильянцы построили аэроплан, который был вполне приспособлен к борьбе с воздушными кораблями, но они соорудили всего несколько таких аэропланов и оперировали с ними только в Южной Америке; потом эти машины куда-то исчезли, и о них более ничего уже не было слышно. При всех прежних способах ведения войны на суше и на море побежденная сторона лишалась возможности делать потом набеги на завоеванную противником территорию. Борьба тогда шла "по фронту" и за этим фронтом обезпечивалась целость всего взятого победителем. Когда война велась морская, уничтожался военный флот одного из противников, блокировались его гавани, захватывались угольные станции, и дело обыкновенно оканчивалось миром между обеими враждебными сторонами. При войне же воздушной этого нельзя было сделать. Если бы одной стороне и удалось уничтожить часть флота противника, даже главную, ей все-таки не удалось бы воспользоваться вполне плодами своей победы, во-первых, потому, что победившая сторона, действовавшая в воздухе, в сущности ничего не завоевывала, а побежденная могла снова наделать сколько угодно воздушных кораблей и напасть с ними на победительницу.

В самом деле, представим себе это более наглядно. Например, А, победивший своего противника Б, витает на своем воздушном флоте над столицей Б, угрожая бомбардировать ее, если тот не признает себя побежденным. Б по безпроволочному телеграфу сообщает, что намерен обстреливать столицу А, если последний не прекратит своей вражды. Потом в дело могут вмешаться Б, Г, Д и т. д. до бесконечности.

предвидеть её последствий, иначе еще в 1900 году состоялась бы всеобщая мирная конференция. Но техника шагает гораздо быстрее и продуктивнее по пути изобретения всего служащого к вреду человечества, нежели то, что может принести ему пользу, и мир с его машинами, газетами и дешевыми брошюрками, которые наполнялись всевозможными бреднями, и еще более дешевыми страстями, с его низменными меркантильными побуждениями, лицемерием, лживостью, пошлостью, "цивилизованным" невежеством и слепою, безцельною жестокостью, - весь этот мир был захвачен врасплох.

Раз начавшись, эта безцельная, слепая, губительная война никакими силами не могла быть прекращена до полного истощения и взаимоистребления воюющих. Непрочная ткань кредита, которой люди в своей слепоте дали разрастись и которая держала все земное население в постоянной взаимной финансовой зависимости, ни для кого непонятной, - эта ткань вдруг распустилась и превратилась в панику. Вверху всюду начали носиться воздушные чудовища всевозможных форм, всюду бросать бомбы и вместе с их разрушительным действием разрушать всякую надежду на лучшее будущее; а внизу всюду стали разражаться общественные катастрофы и умирать с голоду безработные; всюду вспыхивала анархия. Весь запас умственной, созидающей, силы, таившейся в недрах народов, исправился под мощным давлением разрушающого духа времени. Все газеты и брошюры этого ужасного периода человеческого озверения свидетельствуют о городах, в которые был прекращен подвоз съестных припасов и улицы которых были переполнены голодающими безработными; о полной бездеятельности, вследствие крайней растерянности, всех властей; об осадных положениях, временных правительствах и комиссиях обороны; о возстаниях в Индии, Египте и других зависимых странах и о всеобщей горячке по сооружению новых воздушных кораблей, летательных машин и взрывчатых снарядов.

Наступил период разложения целой исторической эпохи, краха цивилизации, опиравшейся на машины и этими же машинами разрушенной. Крушения прежних великих цивилизаций, например, римской, совершились в течение целых столетий, постепенно, шаг за шагом, следуя закону нормального распадения живого организма; наша же машинная цивилизация рухнула сразу, как, благодаря её же бомбам, рушатся современные здания. Брошенная бомба сокрушила - и конец!

II.

При первых воздушных битвах, вероятно, руководствовались прежним правилом морских флотоводцев - выведать местонахождение неприятельского флота, напасть на него и уничтожить. Так, по крайней мере, было сделано в битве при Берне, когда итальянския и французския воздушные суда во время атаки ими франконского воздухоплавательного парка подверглись нападению швейцарского пробного флота, через несколько часов подкрепленного немецким; а затем при стычке английских аэропланов с тремя германскими воздушными кораблями.

После этого разгорелась битва в северной Индии, где англоиндийский колониальный флот три дня сражался с несравненно сильнейшим японско-китайским и был им совершенно истреблен. Одновременно началась знаменательная борьба немцев с азиатами, названная "Ниагарскою битвою", хотя она мало-по-малу распространилась на половину Америки. Немецкие воздушные корабли, избежавшие уничтожения в этой битве, опустились на землю и сдались американцам, которые потом и воспользовались ими в своих целях.

огромного флота. Сначала война в Америке велась с дикою свирепостью: пощады не давалось, в плен не брали. С лихорадочною поспешностью, один за другим, американцы строили воздушные корабли и пускали против азиатов, которые тотчас же уничтожали их. Все подчинилось этой войне; все стали жить и умирать ради нея. В машине Беттериджа европейцы скоро нашли орудие, с помощью которого могли противостоять азиатским летательным аппаратам и даже побеждать их. Но об этом подробнее мы скажем ниже.

Нашествие азиатов на Америку совершенно сгладило немецко-американския несогласия. Вначале казалось, что их стычка должна окончиться самым трагическим образом. После разрушения центральной части Нью-Йорка вся Америка поднялась как один человек. Немцы, задумавшие подчинить себе Америку, заняли, согласно планам принца Карла-Альберта, Ниагару, с целью воспользоваться гигантскими силами этого водопада, выгнали оттуда всех обитателей и превратили все окрестности, вплоть до Буффало, в пустыню. А как только Англия и Франция объявили им войну, немцы опустошили Канадскую область миль на десять вокруг. В это время как раз появились азиаты и налетели на Ниагару. Произошла первая стычка между воздушными флотами Востока и Запада. Тут-то и выяснилось все значение немецкой затеи.

Сохранение в тайне всеми странами своих приготовлений к снаряжению воздушных флотов придавало особенный характер этому новому виду войны. Каждая страна только смутно слышала кое-что о планах своих соперниц и, ради сохранения все той же тайны, была вынуждена ограничивать опыты с собственными изобретениями. Ни одному строителю воздушных кораблей и аэропланов не было путем известно, к чему собственно будет применяться его машина. Впрочем, многие и из заказчиков, очевидно, сами не думали, что их воздушным кораблям придется служить не только средством для передвижения экипажа с бомбами, но и вступать в битвы друг с другом. Поэтому, когда американцы атаковали на воздухе немцев, средства защиты у последних оказались очень слабы. Лишь после этого все немецкие аэронавты были снабжены короткими скорострельными ружьями особой системы с взрывчатыми снарядами. В теории для битвы предназначались летающие драконы; им предоставлялась роль морских торпедных лодок. Быстро проносясь, как можно ближе, мимо неприятельского воздушного судна, сидящий на драконе должен был бросить в него бомбу. На практике же эти драконы оказались не совсем удобными по своей крайней неустойчивости. В каждой битве едва одной трети из них удавалось возвратиться к своим кораблям; другия же две трети обыкновенно погибали от неприятельских снарядов или по собственной неосмотрительности.

Соединенный японо-китайский флот так же, как и германский, состоял из воздушных судов и специальных боевых машин тяжелее воздуха, существенно отличавшихся от немецких драконов. Азиатские техники воспользовались известными им европейскими моделями и по ним построили свои машины, но с некоторыми усовершенствованиями. То же самое можно сказать и о их воздушных кораблях. Германские, как нам известно, имели форму рыбы с плоскою головою; азиатские также походили на рыбу, но не на треску, как те, а скорее на так называемую "сковороду" (род камбалы) или на ската. Широкая и плоская нижняя часть азиатского корабля прерывалась окнами и другими отверстиями лишь вдоль средней линии. Кабины, с мостками над ними, располагались вокруг оси, и газовые камеры придавали кораблю вид закрытого цыганского шатра, только более плоского. Германский воздушный корабль в сущности представлял из себя управляемый баллон, на много немного легче и прорезал воздух с гораздо большею быстротою, зато с меньшею устойчивостью. На передней и задней палубах этого корабля помещалось по орудию с взрывчатыми снарядами и, кроме того, имелись прикрытия для стрелков, снабженных скорострельным оружием. Этого вооружения было вполне достаточно, чтобы превзойти германских исполинов и даже брать над ними верх. Во время битвы азиаты носились среди немцев или же над ними; отваживались пролетать даже под ними, остерегаясь лишь непосредственного соседства с тем местом неприятельского судна, где, по их соображениям, должен был находиться склад взрывчатых снарядов. Сойдясь с немцами, они стреляли из своих орудий, выпуская в газовые камеры неприятельского корабля шрапнель или гранаты, начиненные разрушительным взрывчатым составом.

Но главная сила азиатов заключалась не в их кораблях, а в летательных машинах, с которыми могла бы поспорить разве только машина Беттериджа. Модель азиатской машины была изобретена одним японским художником. Самая машина была построена из вещества, походившого на целлулоид, и шелковой ткани, пестро расписанной. Её боковые крылья имели сходство с согнутыми крыльями бабочек. Передния части этих крыльев так же, как у немецких драконов, были снабжены когтями летучей мыши. Сзади тянулся длинный красный хвост, в роде хвоста колибри. Седок помещался между

III.

заранее в теории планы нападения, защиты и маневров на практике оказывались никуда негодными и при первой же стычке оставались в стороне, как это случалось во время первых морских сражений на броненосцах, когда они только что появились. Таким образом каждый командир воздушного судна был предоставлен своему собственному усмотрению, и один видел возможность победы в том, что в другом вызывало отчаяние и вынуждало к бегству. О ниагарской битве смело можно сказать то же самое, что говорилось о сражении при Лиссе: она представляла собою лишь хаос схваток.

Попробуем теперь описать эту интересную, безпримерную битву. С помощью безпроволочного телеграфа принц Карл Альберт, наконец, снова вступил в командование своим воздушным флотом еще за несколько времени до появления в Лабрадоре "Графа Цеппелина". По распоряжению своего главного командира, германский флот, форпосты которого столкнулись с японцами над Скалистыми горами, стянулся к Ниагаре и ожидал прибытия принца. Карл Альберть прибыл туда на "Графе Цеппелине", и Берт в первый раз увидел Ниагарское ущелье, лазая на восходе солнца по наружной оболочке средней газовой камеры корабля. "Граф Цеппелин" летел довольно высоко, так что весь живописный ландшафт внизу с его дикими утесами и бурлящими водопадами, которые сияли в лучах утренняго солнца подобно драгоценным камням, был виден как на ладони.

Воздушный флот располагался в виде огромного полумесяца с рогами, обращенный на юго-запад. Длинная боевая линия этих чудовищ, украшенных черными орлами и флагами, представляла грандиозное зрелище.

Хотя в городе Ниагаре была разрушена только незначительная его часть, но на улицах замерла всякая жизнь. Все мосты были еще целы, на гостиницах и ресторанах попрежнему развевались флаги и красовались приветливо манящия вывески; электрические заводы тоже продолжали действовать, но вокруг города, по обеим сторонам ущелья, царило полное опустошение. Все, что могло бы послужить прикрытием для немецкого лагеря, было разрушено и уничтожено. С птичьяго полета эта картина разрушения производила особенно подавляющее впечатление. Повсюду еще продолжались пожары, и некоторые места были сплошь покрыты черными или тлеющими головнями. Там и сям виднелись следы погибших беглецов, покинутые повозки и трупы людей и лошадей. За опустошенным пространством ландшафт оставался нетронутым, но и там не виднелось жителей. В Буффало свирепствовал сильный пожар, и не было видно никаких признаков борьбы с огненной стихией.

Самый город Ниагару немцы быстро превратили в военное депо. С воздушного флота были командированы техники. По указаниям принца они энергично принялись за оборудование воздухоплавательного парка. В очень короткое время ими была сооружена в углу Ниагарского водопада, с северной стороны, газовая станция для наполнения водородом камер воздушных кораблей, а другую собирались устроить на южной стороне. Над электрической станцией и другими важными пунктами гордо развевался германский флаг.

"Граф Цеппелин" дважды медленно проплыл по воздуху с целью дать возможность принцу, стоявшему на висячей галлерейке, основательно ознакомиться с местностью. После этого "Граф Цеппелин" снова поднялся, и принц со всеми своими офицерами и уцелевшим экипажем "Фатерланда" перебрался на "Гогенцоллерн", избранный им флагманским судном вместо погибшого "Фатерланда". Пересадка была произведена посредством прочной веревочной лестницы, переброшенной с "Графа Цеппелина". Такой способ пересадки был довольно рискованный, но, к счастью, все обошлось благополучно. Затем "Граф Цеппелин" направился к Проспект-Парку, чтобы высадить там имевшихся на нем раненых и запастись амуницией и провиантом.

Берту вместе с несколькими солдатами было поручено перенести раненых в одну из ближайших гостиниц. В гостинице никого не было, кроме двух местных сиделок для ухода за ранеными да нескольких негров. Берт и врач с "Графа Цеппелина" завернули в одну из брошенных на произвол судьбы аптек и запаслись там необходимыми медикаментами для раненых. Возвращаясь из аптеки, они никого не встречали на улицах. Обитателям было предложено в течение трех часов оставить город, и они все покинули его. Лишь кое-где валялись тела убитых или погибших в суматохе людей, из-за которых грызлись голодные собаки, да на речной стороне проскользнул ряд вагонов по однорельсовой железной дороге. Все эти вагоны были нагружены материалами и провиантом и направлялись в воздухоплавательный парк.

По возвращении с ящиком лекарств в гостиницу, Берт тотчас же был отправлен для нагрузки бомб на "Графа Цеппелина". Работа эта требовала величайшей осторожности. и Берт с особенною осмотрительностью занялся было ею, но вскоре был отозван от нея. Капитан "Графа Цеппелина" поручил ему отнести письмо офицеру, занявшему со своим отрядом оставленный американцами пороховой склад. Полевой телефон только еще устраивался, поэтому пока приходилось прибегать к письменным сношениям отдельных частей между собою. Берт больше угадал, чем понял, приказание капитана. Ему не хотелось сознаться в полном почти незнании немецкого языка, и он, взяв письмо, отправился с ним с таким видом, точно отлично знал дорогу. Однако, обогнув два-три угла, он понял, что без разспросов ему едва ли удастся найти ее. Он остановился и стал придумывать, у кого бы спросить о дороге, как вдруг внимание его было привлечено пушечным выстрелом и вслед за тем громким "ура", раздавшимися с "Гогенцоллерна".

Он взглянул наверх, но высокие дома по обеим сторонам улицы преграждали вид. Сгорая любопытством узнать, в чем дело, он бросился назад к берегу и, к своему изумлению, увидел быстро поднимавшагося над Козьим островом "Графа Цеппелина", не успевшого еще, по мнению Берта, пополнить запас газа. Заинтересованный этим обстоятельством, он бросился бежать к мосту, ведущему к Козьему острову. Взбежав на мост, он остановился посередине. С этого места было всего виднее вверх. Тут только молодой человек в первый раз увидел азиатские воздушные корабли, всплывавшие на горизонт над пенящимися пучинами верхних порогов реки. Эти корабли показались ему далеко не такими громадными, как германские. Корабли летели прямо на него, так что он не мог видеть длины их корпусов.

Берт стоял как раз на том месте, которое обыкновенно избиралось туристами для того, чтобы полюбоваться живописными окрестностями Ниагары. Над под ним с страшною быстротою несла к водопаду свои волны река. Костюм нашего искателя приключений отличался некоторою странностью. На нем была рабочая солдатская куртка; его панталоны из синей бумажной ткани были заправлены в резиновые сапоги, а голову покрывала белая легкая каска, постоянно съезжавшая на нос, потому что была ему велика. Из-под этой каски выглядывало удивленное лицо молодого человека, походившее на лицо несколько дней не брившагося актера.

- Чорт возьми, это еще что такое?! - воскликнул он, продолжая всматриваться в ту сторону неба, откуда неслась стая азиатских воздушных чудовищ.

Долго он смотрел вверх, издавая по временам не то одобрительные, не то испуганные восклицания, обыкновенно выражавшияся у него в любимом "Ах, чорт возьми!" Потом он вдруг чего-то сильно испугался и со всех ног бросился бежать по направлению к Козьему острову.

IV.

Несколько времени оба неприятельских флота присматривались друг к другу, остановившись в виду один у другого. Немцы насчитывали у себя 76 больших воздушных судов, расположив их в виде исполинского серпа, на высоте 4.000 футов над земною поверхностью. Между рогами серпа было разстояние приблизительно в 30 миль. На буксире крайних кораблей каждого крыла находилось по 30 летающих драконов с седоками; но они были так малы, что Берт не мог их различить. Сначала в поле его зрения очутился южный флот азиатов, состоявший из 40 кораблей, ведших с собою около 400 летательных машин. Некоторое время этот флот медленно, на разстоянии не более 12 миль, двигался параллельно фронту немецкого флота. Сперва Берт мог различать одни корабли, а потом, мало-по-малу, стал замечать и летательные машины, представлявшияся издали какими-то насекомыми, вьющимися возле больших рыб. В этот раз второй части азиатского флота наблюдатель не увидал, хотя и эта часть уже должна была быть видна немцам на северо-западной стороне.

синеве неба. Двигаясь по направлению к югу, корабли становились между солнцем и наблюдателем, так что последнему они казались темными силуэтами. Очевидно, оба флота не очень торопились вступить в схватку. Но вот дело понемногу началось. Азиаты быстро двинулись на восток, постепенно поднимаясь все выше и выше, затем образовали длинную колонну и стали возвращаться по направлению к левому флангу немцев. Последние повернули в сторону, чтобы избежать фланговой атаки. Вдруг там и сям вспыхнули искры и раздался треск со стороны германского флота; очевидно, немцы не утерпели и открыли по неприятелю огонь. Затем, подобно горсти снежных хлопьев, белые немецкие драконы вихрем понеслись на азиатов, встретивших их дожделгь красных искр. Берт смотрел как очарованный. Всего каких-нибудь несколько часов назад он сам находился на одном из этих воздушных кораблей и знал, что это простое изделие человеческих рук, а теперь они казались ему не простыми пузырями, носившими на себе людей и повиновавшимися их воле, а самостоятельными живыми существами, двигавшимися и действовавшими по собственному побуждению и по собственной воле.

Стаи немецких и азиатских аэропланов столкнулись и стали опускаться вниз, напоминая выброшенные в окно белые и розовые цветочные лепестки, потом они постепенно начали увеличиваться в размерах. Берт ясно мог видеть, как несколько десятков их, перевертываясь вокруг себя, с страшною быстротою летели вниз и исчезали там в тучах черного дыма, поднимавшихся над горящим Буффало. Одно время обе стаи совершенно скрылись было из вида, затем снова, но гораздо ниже прежнего, появилось несколько белых и уже не лепестков, а бабочек, преследуемых множеством красных, и опять, кружась друг возле друга, понеслись назад к востоку.

Тяжелый, глухой удар заставил Берта взглянуть на зенит, где витал гигантский полумесяц. Но этот полумесяц уже оказался разстроенным и превратился в огромную безпорядочную массу чудовищ. Один корабль горел с обоих концов и, подобно погибавшим аэропланам, перевернувшись, завертелся вокруг самого себя и ухнул в дым пылающого Буффало.

Сильно заинтересованный страшным, но крайне интересным зрелищем, Берт покрепче ухватился за перила моста и не сводил очарованного взора с неба. Несколько мгновений оба флота, витая один против другого в косом направлении, производили какие-то непонятные наблюдателю маневры; потом с обеих сторон из общей массы стали выделяться отдельные корабли и падать вслед за первым в дымящуюся бездну. Вдруг азиатская стая ринулась в самую середину немецкой. Началось нечто похожее на общую рукопашную схватку. Затем сражающиеся стали разделяться на группы и пары. Немецкий флот начал опускаться вниз. Один из его кораблей, вспыхнув, как факел, быстро исчез на севере; два других, судорожно извиваясь, упали на землю. Потом два азиатских с преследуемым ими немецким, к которому вскоре присоединился товарищ, понеслись к востоку. За ними помчалась пара единоборцев: большой азиатский корабль и огромный немецкий.

Берт не заметил, как вступил в дело и северный отряд азиатского флота; наблюдателя только поразило, что количество кораблей и аэропланов вдруг сильно увеличилось, и вся картина сражения приняла хаотический вид. Вскоре, однако, сражающиеся опять стали выделяться отдельными группами. Здесь немецкий исполин пылающим метеором падал вниз, окруженный дюжиною плоских азиатских судов, препятствовавших ему спастись; там повис в воздухе другой, храбро отбиваясь от целой стаи японских аэропланов; далее исполинскою горящею головнею летел вниз и азиатский гигант.

картину, что невольно схватился за голову, думая, не сон ли уж это. На высоте сотни метров над рекою быстро приближалась с юга целая армия японских воинов, несшаяся подобно валькириям на огненно-красных конях, изобресть которых могла только художественная фантазия японских техников. Кони были крылатые. Когда крылья трепетали в воздухе, кони стрелою поднимались вверх, а когда крылья оставались неподвижными, - кони так же быстро опускались вниз. Таким образом, то поднимаясь, то опускаясь, "валькирии" пронеслись так низко над головой Берта, что он даже мог слышать, как оне перекликались между собою. Долетев до города, сказочные кони вместе со своими всадниками стали один за другим опускаться на просторную площадь перед той самой гостиницей, где находились немецкие раненые. Один из желтолицых воинов, проносясь над Бертом, нагнулся к нему, и темные загадочные глаза его на мгновение встретились с глазами Берта. Тут только наш герой понял, что находится слишком уж на виду, и со всех ног бросился бежать на Козий остров. Там он укрылся за небольшим земляным валом, откуда в полной безопасности мог продолжать любоваться картиною этого титанического боя.

V.

Вскоре между азиатскими аэронавтами и немецкими инженерами началась борьба из-за обладания городом. Эта борьба вполне соответствовала понятию Берта о войне, почерпнутому им из фантастических рассказов и сказок времен его детства. Теперь он увидел эту войну собственными глазами. Первый отряд японских воздушных всадников, вероятно, предполагал, что город совершенно опустел, но сразу был выведен из своего заблуждения, когда со стороны электрических заводов его встретил залп выстрелов. Это побудило японцев укрыться за соседними домами. Затем с востока примчался второй отряд красных коней. Приблизившись к городу, этот отряд медленно проносился над ним с целью, очевидно, рекогносцировки. Немцы снизу открыли по нем беглый огонь. Один из азиатских коней вдруг опрокинулся и исчез между домами. Остальные, точно стая огромных птиц, опустились на кровлю электрического завода. С каждого коня спрыгнуло по небольшой юркой фигурке, которая, приблизившись к брустверу кровли, стреляла вниз и затем быстро отступала к своему коню и укрывалась за ним. Между тем появился новый отряд летающих коней. Но Берт, поглощенный тем, что происходило перед его глазами, не заметил его прибытия. Из соседних зданий выскочило несколько десятков немцев, бросившихся бежать к электрическому заводу. Двое упало. Один сразу замер на месте, а другой сначала несколько шагов протащился по мостовой, потом тоже остался неподвижным. Гостиница, в которой находились раненые, подняла женевский флаг. Очевидно, в городе было порядочное число немцев, которые со всех сторон стали стекаться на защиту электрического завода. Тем временем азиатские красные кони все прибывали и вмешивались в разгоревшуюся борьбу своих товарищей с немцами. Они уничтожили почти всех немецких драконов и теперь бросились разрушать зарождавшийся воздухоплавательный парк, электрические заводы и мастерския, служившие немцам операционною базою. Некоторые из вновь прибывавших коней спускались на землю и их всадники, за каким-нибудь прикрытием, превращались в храбрых пехотинцев. Другие витали над местом схватки и выражали свое участие в ней меткими выстрелами в неприятеля. Несколько раз эта фантастическая конница так невысоко пролетала над головой Берта, что он в ужасе падал ничком на землю. Иногда к треску скорострелок внизу примешивался раскатистый грохот вверху. Но молодой человек, весь поглощенный событиями, происходившими на земле, не смотрел на небо.

Вдруг оттуда, сверху, свалилось что-то походившее на бочку. Раздался оглушительный треск. Снаряд этот упал между азиатскими аэропланами, находившимися среди лужаек и цветочных куртин возле реки. Все аэропланы мгновенно превратились в вихрь обломков; цветочные куртины с землей и песком поднялись также на воздух и тут же снова в пестром хаосе опустились на землю, а аэронавтов разбросало во все стороны, как пустые мешки. Над пенящимися водами точно пронеслась буря. Все окна гостиницы и ближайших зданий зазияли темными отверстиями.

Тут только Берт поднял глаза кверху и увидел, что с высоты опускается несколько огромных чудовищ, вслед за которыми стала появляться и главная масса сражавшихся наверху; все это направлялось к электрическим заводам. Размеры кораблей в глазах у Берта все увеличивались и увеличивались, так что в сравнении с ними огромные здания стали казаться маленькими, река сузилась, мост сделался небольшим мостиком, а люди превратились в муравьев. И, по мере приближения этих исполинов к земле, все яснее и яснее доносились с них различные звуки: стук машин, трескотня выстрелов, крики, стоны и резкие возгласы командующих. Черные орлы на передних частях германских кораблей производили такое впечатление, точно и они принимали активное участие в битве.

Некоторые из кораблей приблизились к земле на разстояние 500 футов, так что Берт мог различить на нижних галлереях немецких стрелков, повисших на канатах азиатов и даже одного немца в алюминиевом водолазном костюме, слетевшого кувырком прямо в водопад над Козьим островом.

но из небольших отверстий вдоль средней линии выглядывали лица и ружейные дула.

Двигаясь длинными волнистыми линиями, воздушные чудовища продолжали свою отчаянную борьбу. Они кружились и носились взад и вперед друг перед другом, прикрыв собою всю Ниагару, как темными тучами, между которыми лишь местами проглядывали золотистые солнечные лучи. То слетаясь в тесную кучу, то разлетаясь в разные стороны, воздушные чудовища продолжали свою ожесточенную борьбу. Вот один из немецких кораблей загорелся. Все товарищи тотчас же покинули его, быстро поднявшись вверх, чтобы не пострадать при его взрыве. Через минуту тот действительно взорвался и рухнул вниз. Вскоре вспыхнул другой, потом третий, и оба взорвавшись последовали за первым.

С каждою минутою становилось яснее и яснее, что немцам не выдержать этой неравной борьбы. Азиаты все настойчивее и решительнее напирали на них. Очевидно, немцам осталось только одно - бегство, чтобы спасти остатки своего флота, и они старались уйти от сильных врагов. Но азиаты следовали за ними по пятам, набрасывались на них, разрезали газовые камеры их кораблей, зажигали их, истребляли их людей. Последние хотя и отстреливались, но выстрелы их по большей части не достигали цели.

состоявший из четырех немецких и десяти азиатских кораблей, продолжал сражаться вокруг "Гогенцоллерна", кружившагося над Ниагарою в последней попытке отстоять город.

Клубок этот пронесся над канадским водопадом на восток и сделался совсем маленьким, едва видимым, потом стал быстро возвращаться назад и увеличиваться в размере. Увеличиваясь с каждою секундою, клубок, наконец, снова затемнил все небо со стороны наблюдателя. Плоскодонные азиатские корабли держались высоко над немецкими или позади их, все время выпуская в них дождь разрывных снарядов. Аэропланы роились вокруг своих жертв подобно разъяренным пчелам. Два немецких корабля опустились было, но тут же снова поднялись. Во время этой схватки сильно пострадал и "Гогенцоллерн". Сначала он медленно поднялся и круто перевернулся вокруг самого себя, потом вдруг загорелся сзади и спереди, затем стал падать и упал прямо в поток, где извиваясь как живое существо, понесся по течению; в одном месте он зацепился было за камни, но сорванный силою течения, снова поплыл дальше. Его поврежденный и изогнутый винт все еще продолжал работать. Вспыхнувший было на нем огонь погас в воде. Изуродованный немецкий гигант застрял, наконец, в порогах и издали казался огромной каменной глыбой, брошенной рукою титана среди бурлящих вод. Огромный азиатский левиафан, преследовавший погибший "Гогенцоллерн", прокружил немного над местом катастрофы, потом, в сопровождении шести красных коней-аэропланов, понесся назад к городу.

"Гогенцоллерна", Берт не обратил внимания на страшный треск, раздавшийся около моста, с шумом развалившагося. При этом огромную массу разбитого корабля подбросило кверху, и он снова загорелся; средния газовые камеры взорвались, от пылавшого остова корабля отделилась передняя часть и застряла в обломках моста, а задняя, подобно калеке в лохмотьях, понеслась далее и исчезла в самом водопаде.

Берт взбежал на небольшое возвышение, глядевшее прямо на клокочущия и бурлящия воды водопада. Над головой наблюдателя навис громадный азиатский корабль, заслонивший собою солнце. Но Берт не обращал и на него никакого внимания. Широко раскрытыми, неподвижными глазами смотрел он, как по ущелью в водяной быстрине катилось что-то похожее издали на огромный пустой мешок. Для Берта Смолуэйса этот мешок был символом всего, что казалось таким грандиозным и могучим,--символом сил, представлявшихся несокрушимыми. И вот теперь этот символ, как пустой мешок, безпомощно несется по стремнине; чтобы погибнуть в пучине, как бы предрекая такую же гибель всей белой расы под напором желтой...