Брак.
Часть третья. Марджори в пустыне.
Глава III. Странствование.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Брак. Часть третья. Марджори в пустыне. Глава III. Странствование. (старая орфография)

Глава III.
Странствование.

I.

Марджори была изумлена, убедившись, насколько ей была легко разстаться с детьми и уехать с Траффордом.

-- Мне не грустно, - говорила она, - ни капельки не трустно, - только я ужасно боюсь. Мне все будет сниться, что они заболели... А если откинуть это - прямо удивительно, до чего ты крепко держишь меня, а они нет.

То, что Траффорд так решительно вырвал ее из привычной обстановки, пленило её воображение. Она смотрела на него с каким то новым, странным удивлением, смешанным с приятным оттенком боязни. И удивлял ее не только Траффорд, но и она сама. Она переживала необычайное и непонятное настроение. Жизнь вдруг стала, полна новизны и интереса, она чувствовала, что должна бы трагически горевать о доме и детях, чувствовала, что отъезд её должен бы разсматриваться, как огромная жертва, героическое подчинение делу Траффорда. А вместо этого, гуляя по палубе парохода, который должен был отвезти их в Сенг-Джон, она испытывала только веселую жажду приключений. Что то делают теперь дети? - вот, чем должны бы быть заняты её мысли. Но ола не думала об этом, и это было ей все равно. Рядом с ней стоял Траффорд, показывая то то, то другое на берегу, уже не тягостно мрачный, а бодрый, оживленный, почти веселый... Ни один из них не сумел выбрать время для важного разговора в течение переезда до Сент-Джона. Но впереди было еще столько времени! Они согласились на том, что спешить некуда, и они еще успеют поговорить, когда совсем устроятся там, в снегах.-- "Там у нас будет пропасть времени на все..."

Траффорд говорил, что они едут искать Бога, но они были более похожи на двух детей, выехавших на каникулы.

II.

С метисами-проводниками, которые, по условию, должны были встретить Траффорда в Сент-Джоне, вышли затруднения и проволочки, и только через три недели после прибытия в Ньюфаундленд, они сами, проводники и все снаряжение попали на пароход, идущий в Порт-Дюпре. Оттуда, по плану Траффорда, они должны были проехать до Маннивиковика, станции Маркони, в устье Зеленой Реки, а затем вверх по реке, в пустыню.

В проведении этого плана встретились кое-какие досадные осложнения, но, наконец, настал день, когда Траффорд мог распроститься с семью людьми и одиннадцатью собаками, составляющими население Питер-Гаммонда, последняго оплота цивилизации в этой стране - и обратить свое лицо к пустыне.

Утро было теплое и обещало жаркий день, так что вуали, надетые в защиту от мух и москитов, уже причиняли некоторое неудобство. Казалось невероятным, что лесистые холмы, тянувшиеся вдоль берета озера - граница страны, в которой почти половина населения вымирает от голода. Тяжело нагруженные челноки безшумно скользили по воде с ритмической сменой шуршания и тишины, когда спускались и подымались мокрые весла. Компания состояла еще из пятерых индейцев-метисов и размещалась в четырех челноках; и на мелких местах Марджори и Траффорд тоже брались за весла.

Около полудня они приплыли к ущелью, где сжатая река стремительно неслась между высокими пурпурными утесами. - Всем пришлось налечь на весла, и только когда они выбрались, наконец, в тихую заводь, пообедали и отдохнули на мягком мшистом берегу, Марджори заметила своеобразную красоту вздымавшихся над ними скал. Но внимание её скоро было отвлечено от этого великолепия.

Она откинула вуаль, чтобы удобнее было есть, и вдруг почувствовала болезненный укол и кровь на лице. Большие мухи, похожия на ос, с злобным жужжанием осаждали ее и Траффорда. Даже индейцы то и дело шлепали себя по. рукам и бранились от боли, и все были рады, когда снова сели в челноки и поплыли вверх по извилистому ущелью. Остаток первого дня пути прошел в протаскивании сначала груза, а потом и челноков сквозь чащу, так как нужно было миновать пороги. Марджори и Траффорд пробовали помогать индейцам. Но те проявляли настолько явное неудовольствие, что они оставили их в покое и ограничились собиранием хвороста и мха для костра. Наконец, они расположились на ночлег, мужчины занялись укреплением палатки для Марджори, пока она кипятила воду для чая.

Стоя на открытом месте и глядя на закат, гаснущий за черными волнистыми линиями древесных верхушек, Марджори испытывала, странное чувство безприютности от сознания, что ближайшее жилье находится уже на разстоянии целого дня утомительного пути. Свежий ночной ветер обвевал её лицо и обнаженные руки - она откинула вуаль и завернула рукава, чтобы они не мешали ей стряпать, - а в воздухе стоял гул от быстро несущихся к морю вод. С треском продираясь сквозь чащу, двое индейцев волокли последний челнок, двое других помогали Траффорду окончательно установить её палатку, а пятый стоял на коленях возле нея и торжественно и почтительно резал ветчину, которую она должна была поджарить на сковородке.

Ее поражало, как много пут цивилизации уже спало с них. Каждый день пути от Лондона освобождал их, или лишал - она не знала хорошенько, что именно - множества мелких удобств и приятных приспособлений. Трудный рабочий день еще усилил ощущение полного отстранения от вещей ни ухода в это уединение, в этот сумеречный простор, в эту простоту.

Индейцы ужинали отдельно, за своим костром, а Траффорд и Марджори, закусив ветчиной, сидели молча, пока Траффорд курил. Оба они были слишком утомлены, чтобы разговаривать. Луны не было, но звезды блистали холодно и ярко, воздух, такой жаркий днем, стал свеж и резок, и Марджори вдруг оценила все преимущества палатки, простилась с мужем, вошла в палатку, чудесно пахнущую от веток лабрадорского чая, разделась и, не успев, как следует.ъ, завернуться в одеяло, заснула крепким сном.

Она проснулась от яркого солнца, врывавшагося в скважины палатки, от запаха жареной ветчины и от голоса Траффорда, будившого ее.

-- Мы уж справились с частью груза, - сказал он. - Вставай скорее, завернись в одеяло и сбегай, выкупайся в реке. Она холодная, как лед.

Она подмигнула ему. - А ты не очень окоченел? - спросила она.

-- До купанья было хуже, - ответил он.

Она взяла из его рук оловянную чашку - с фарфоровыми они распростились на целый год. - Готовить чай - женское дело, - сказала она.

-- Я не разсчитываю, что ты сразу превратишься в индианку, - отозвался Траффорд.

III.

Выкупавшись, Марджори вытерлась за кустом, заплела волосы в косу, спрятала их под шляпу и, пробираясь с Траффордом обратно к палатке, забавлялась перечислением принадлежностей своей ванной и туалетной в Суссекс-Сквере. Вдруг она остановилась с выражением внезапного ужаса на лице.

-- Так и есть! - воскликнула она, - у нас нет мыла! Это, кажется, наш последний кусок. Я ни разу не вспомнила о мыле...

-- Я придумаю что-нибудь, - сказал Траффорд довольно нерешительно. - На то я химик.

Путешествие их длилось почти месяц. Ни разу они не встретили ни одного человеческого существа, хотя в одном месте и наткнулись на остатки бывшого становища индейцев. Но пустыня эта вовсе не была безжизненной. Они видели множество водяных птиц, гусей, нырков, полярных куропаток, и в изобилии питались этой дичью. Потом, по берегам больших озер, то и дело встречались кочующие олени, и проводники заметили следы волков. Они убили шесть канадских оленей и сделали остановку для того, чтобы разрезать и высушить их мясо на смену ветчине, которой было мало, ловили и жарили форелей, и привыкли к таинственной игре северных зарниц, вспыхивающих, когда погасал отблеск заката.

Повсюду, за исключением речных долин, местность представляла волнообразную, крепко промерзшую низину с рядами болотистых озер. Повсюду виднелся олений мох, растущий на торфе и испещренный кустами цветущого нежно-душистого лабрадорского чая. Местами последний сменялся маленькими колокольчиками и зарослями вереска и жесткой травы, а по скалам лепились нежные карликовые кустарники и хорошенький ароматный розовый цветок, неизвестный ни Траффорду, ни Марджори. И было изумительное количество диких плодов, всяких ягод, малины, брусники, и какая-то особая белая, удивительно вкусная земляника. Погода, за исключением одного дождливого дня, все время стояла чудесная.

Наконец, Траффорд решить остановиться и основаться на зиму. Он выбрал место на склоне низкого, каменистого горного хребта, футах в пятидесяти над рекою, - которая теперь превратилась в поток шириною сажен в десять. Жилище его должно было находиться возле маленького ручейка с хорошей водой, в ложбине, огражденной двумя каменистыми выступами, поросшими густым кустарником, В двенадцати милях, отсюда находилось самое высокое плоскогорье Лабрадора, водораздел между реками, текущими в Атлантический океан и в Гудзонов залив. Совсем близко от избранного места стена утеса отступала и открывала вид на узкую долину верхняго течения Зеленой Реки и на широкую полосу холмов и болот, уходящих, на юго-восток. К северу и северо-востоку тянулись низкие кряжи, местами желтеющие пятнами прошлогодняго снега, а противоположную сторону замыкали склоны, кое-где поросшие кривой и мелкой сосной. Пустынный и величавый простор невольно поражал воображение. Единственным живым существом казалась Зеленая Река, с шумом и неустанно стремившаяся вдаль от этих пустынных высот. Птицы залетали сюда редко, и насекомые, мучившия их в ущелье, остались далеко позади.

-- Ужасно пустынно, - заметила Марджори.

-- Тем ближе к Богу.

-- Ты только подумай! Ни один из этих холмов не имел никогда даже названия.

-- Так что же?

-- Ну, ничего, мы окрестим их. Вот это пусть будет Гора Марджори, а это - Долина Рага. Скоро каждое местечко здесь станет нам столь же близким и знакомым, как гостинная в Суссекс-Сквере.

IV.

Проводники обязались выстроить до своего ухода деревянный дом и кладовую, и под руководством Траффорда они приступили теперь к работе. Все пятеро были метисы, индейцы с примесью шотландской и французской крови, трезвые и опытные работники. Их очень интересовал вопрос, зачем попали сюда эти молодые, красивые и так явно изнеженные цивилизацией люди. Марджори и Траффорд слышали, как они обсуждали его у костра чуть не каждую ночь. О ни как будто не говорили ни о чем другом. Они выставляли всевозможные гипотезы, допускали даже, что Траффорду было известно местонахождение золотых и бриллиантовых розсыпей, и он взял с собой жену, потому что не желал никому доверить своей тайны. Прельщала их также мысль о том, что они "что-нибудь сделали".

Однажды вечером одному из них пришла блестящая идея. - У них нет детей, - донесся до Марджори хриплый, особенно громкий шопот. - Это их огорчает. И они отправились в паломничество, как католики. Но только они ведь не католики. Как же так?

-- Ну, нет, этого я уж не могу вынести, - сказала Марджори. - Это затрагивает мою гордость. Я и так ужи, много наслушалась. Мистер Мекензи!... Мистер Мекензи!

-- Что угодно, миссис Траффорд? - спросил Мекензи.

-- Четверо, - проговорила она, показывая ему четыре пальца.

-- Эге?

-- Три сына и дочь, - сказала Марджори.

-- И вы уехали от них сюда!... Сэр, зачем вы сюда приехали?

-- Мы хотим пожить здесь, - крикнул Траффорд. - Нам захотелось побыть одним. Там было слишком много всего.

-- Вернитесь с нами, сэр, - сказал другой проводник, Раймонд Нонас. - Вы не выдержите здесь...

И Марджори, и Траффорд испытывали странное волнение, ощущение утраты и пустоты, когда вереница людей, спускавшаяся с каменистого склона, скрылась за поворотом, потом вскоре показалась такая далекая и еле заметная на тропинке, ведущей к маленькому леску, скрывавшему начало порогов. Они остановились на минуту на опушке леса и оглянулись наугад, потом один за другим исчезли за деревьями. Нонас исчез последним. Он стоял в позе, ясно говорившей: "Я не могу оставить вас". Мелькнуло и затрепетало что то белое: это он махал письмами, которые они поручили ему отправить в Англию. Потом, как бы с усилием он повернулся, последовал за другими, и двое безмолвных отшельников потеряли его из виду.