Борьба миров.
Книга I. Прибытие марсиан.
IX. Борьба начинается.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Борьба миров. Книга I. Прибытие марсиан. IX. Борьба начинается. (старая орфография)

IX.
Борьба начинается.

Суббота, сколько мне помнится, прошла незаметно. Это был день отдыха и перемирия, томительно жаркий и душный; барометр все время колебался. Я мало спал и встал рано, радуясь, что хоть жене-то удалось уснуть. Перед завтраком я вышел в сад и стал прислушиваться, но с луга доносилось только пение жаворонка.

Молочник явился в обычное время. Я издали заслышал стук колес его тележки и пошел отворять ему ворота, чтобы узнать последния новости. Он сообщил мне, что ночью марсиан окружили войска; ждали прибытия пушек. Впрочем, убивать их не приказано, если только можно будет обойтись без этого, добавил молочник.

В эту минуту до меня донесся свист поезда, идущого в Уокинг; этот привычный звук действовал чрезвычайно успокоительно.

Я увидал в саду соседа и подошел к нему поболтать. Он был того мнения, что за день солдаты непременно изловят марсиан, или же взорвут их на воздух.

-- А жаль, что они окружили себя такой неприступностью. Любопытно было бы поразспросить, как им живется на другой планете; пожалуй, можно было бы кое-чему у них и поучиться.

Он протянул мне через изгород пригоршню крупной спелой клубники; страсть в садоводству не мешала ему быть очень радушным хозяином. При этом он сообщил, что около Байфлита тоже пылают леса.

-- Говорят, там упала такая же проклятая штука, - номер второй. Довольно бы и одной, за глаза. В копеечку влезет эта история страховым обществам; леса то вон до сих пор дымятся. - Он, добродушно смеясь, указал мне на дым, столбом поднимавшийся к небу. - Туда теперь и не пройти: почва везде торфяная, да и хвоя лежит толстым слоем. - Потом он вспомнил о "бедном Оджильви" и сразу сделался серьезен.

После завтрака, вместо того, чтобы сесть за работу, я решился прогуляться на луг. Под железнодорожным мостом стояли солдаты, саперы, в маленьких круглых шапочках, грязных и разстегнутых красных куртках, в синих рубахах, черных штанах и сапогах до колен. Они объявили мне, что по ту сторону никого пускать не приказано. Действительно, на мосту стоял часовой. Я вступил в разговор с солдатами, рассказал им, что видел накануне и какое впечатление произвели на меня марсиане. Из них никто не видал марсиан; вообще они имели очень смутное представление об этих выходцах из другого мира, и засыпали меня вопросами. Они не знали, кто приказал двинуть сюда войска, но довольно разумно обсуждали исключительные условия ожидаемой схватки с марсианами; саперы вообще значительно развитее и образованнее простых солдат. Особенно заинтересовало их действие теплового луча.

-- По моему бы подползти, под прикрытием, к яме, да и ударить на них врасплох, - предлагал один.

-- Поди ты! - возразил другой. Чем же это ты прикроешься от такого жара? Сгоришь и только! Выдумал тоже! Нет, надо подкрасться незаметно насколько возможно ближе, а потом рыть траншею.

-- Ну их в чорту, твои траншеи. У тебя все траншеи. Тебе бы родиться кроликом, Сниппи.

-- А шеи, выходит, у них так-таки и нет? - неожиданно вмешался в разговор третий, низенький брюнет с задумчивыми глазами и трубкой в зубах.

Я вторично описал наружность марсиан.

-- Осьминоги, - решил он: - Чистые осьминоги. Вот так времячко настало: не люди жарят рыб, а рыбы людей!

-- Этакую тварь и убить-то не грех, заметил первый.

-- Бросить бы им туда хорошую бомбу, да и прикончить их разом. Почем знать, каких они еще бед натворят!

-- А пушки то где же? - возразил первый. - Да это и долгая история. Вот приступом взять, это дело иное - и поскорее, не откладывая.

Я оставил их спорить и пошел на станцию за утренними газетами.

войсками. Никто не мог сообщить мне ничего нового: солдаты сами ничего не знали, офицеры имели озабоченный вид и напускали на себя таинственность. В городке все успокоились после прибытия войск; содержатель табачной лавочки, Маршалль, сообщил мне, что его сын погиб на лугу вместе с другими, чего я раньше не знал. Солдаты ходили по окраинам Хорселя, убеждая жителей запереть свои дома и уехать из города.

Я пришел домой к завтраку страшно усталый; день, как я уже говорил, был томительно жарок; я взял холодную ванну, чтоб освежиться. В половине пятого я опять пошел на станцию за вечерней газетой, так как в утренних было помещено лишь весьма неполное описание кончины Стента, Оджильви, Гендерсона и др. Но и вечерняя газета не сказала мне ничего нового. Марсиане упорно не показывались. Они что-то работали, в своей яме, - должно быть, готовились к бою. "Была сделана новая попытка установить сообщение, но безуспешно", говорили газеты. Один из сапер объяснил мне, в чем состояла эта попытка: кто-то, спрятавшись в канаве, выставил оттуда длинный шест с белым флагом на конце; марсиане оставили этот сигнал без внимания.

Должен сознаться, что все эти приготовления привели меня в очень воинственное настроение. Я припомнил школьные годы, когда я мечтал быть героем и строил самые дерзкие планы нападения. Одна беда: борьба представлялась мне неравной; марсиане казались такими безпомощными в своей яме...

Часов около трех послышались пушечные выстрелы со стороны Чертси или Аддльстона. Обстреливали пылающий сосновый лес, где лежал второй цилиндр, в надежде уничтожить его раньше, чем он откроется. Орудие, из которого намеревались бомбардировать первый цилиндр, прибыло в Чобхем лишь к пяти.

Под вечер, когда мы с женой сидели за чаем в теплице, до нас глухо донесся пушечный выстрел и тотчас же вслед за ним ружейный залп. Не прошло и минуты, как возле самого нашего дома что-то с треском рухнуло на землю; я бросился к окну: верхушки деревьев возле Восточной Коллегии на моих глазах вспыхнули красным пламенем; колокольня соседней маленькой церкви лежала в развалинах. Купол обвалился; крыша коллегии имела такой вид, будто после жестокой бомбардировки. У нас треснула одна из труб и упала на цветочную клумбу под окном моего кабинета, увлекая за собой при падении целую груду черепиц.

В первую минуту мы с женой растерялись. Потом я сообразил, что, после падения колокольни, Мэйбёри-Хилл остается без всякого прикрытия и попадает в район действия теплового луча.

Я схватил за руку жену и без церемонии вытащил ее на улицу, потом вывел туда же служанку; она всполошилась из-за своего сундука; я обещал сам принести его.

-- Мы не можем здесь оставаться, - убеждал я ее. Не успел я договорить, как пальба послышалась снова.

-- Куда же мы пойдем? - с испугом спрашивала жена.

Я задумался, потом вспомнил, что у нея есть родные неподалеку.

-- В Лезерхэд! - крикнул я не своим голосом.

На улице становилось людно. Из окон выглядывали удивленные, испуганные лица.

-- Как же нам попасть в Лезерхэд?

С холма спускался небольшой отряд гусар; трое из них уже въезжали в открытые настежь ворота Восточной Коллегии, еще двое спешились и пошли по обывателям, перебегая от одного дома к другому. Солнце сквозь дым, окутывавший вершины деревьев, казалось красным, как кровь; вся окрестность была залита зловещим багровым светом.

-- Стойте здесь, - сказал я жене; - здесь вы в безопасности, - а сам побежал в соседний трактир: я знал, что у хозяина его есть лошадь и тележка. Я бежал, что было силы, угадывая, что еще через несколько минут весь поселок подымется за ноги. Трактирщик стоял за стойкой, не подозревая даже, что творится позади его дома. С ним беседовал кто-то, стоявший ко мне спиной.

-- Я вам дам два фунта, - крикнул я через плечо незнакомца.

-- Что такое?

-- Два фунта, и к полуночи доставлю обратно.

-- Батюшки, да вы никак спятили. - Я ведь свинью продаю. Два фунта, с тем, чтобы привести ее обратно? Да что это с вами?

и стал наскоро укладывать в тележку кое-какие вещи, фарфор, серебро и т. под. По дороге уже пылали деревья и изгороди. Один из гусар подъехал ко мне; он объезжал дома, уговаривая жителей поспешить выселением. Я окликнул его:

-- Что нового?

Он обернулся, прокричал: "вылезают наружу в каких-то корзинах", и поскакал дальше; скоро он исчез в облаке дыма. Я подбежал в двери соседняго дома и попробовал отворить ее, для очистки совести, так как знал, что сосед с женой уехал в Лондон и дверь заперта. Затем, исполняя свое обещание, я вытащил сундук нашей служанки, взгромоздил его на тележку, взял возжи и вскочил на козлы, рядом с женой. Через минуту мы уже спускались по склону Мейбёри-Хилля, оставив дым и огонь позади.

Перед нами разстилался мирный, залитый солнцем пейзаж; по бокам дороги тянулись поля; вдали раскачивалась вывеска Мэйбёрийской гостиницы. Нас опередил доктор, тоже в тележке. Спустившись с холма, и оглянулся назад. Ва восток до Байфлитских лесов и на запад до Уокинга, вся окрестность была окутана дымок; вершины деревьев тонули в густой тени; местами сквозь дым прорывалось красное пламя. Дорога кишела народом; каждый спешил уйти от опасности. Издали донесся слабый, но явственный звук выстрела из механического ружья и за ним перемежающаяся трескотня карабинов; марсиане, очевидно, выжигали все, что находилось в районе действия их теплового луча.

Я не особенный искусник править, и скоро мне пришлось все свое внимание посвятить лошади. Когда я снова обернулся назад, из-за второго холма уже не стало видно дыма. Я стегнул лошадь кнутом и скоро обогнал доктора.