Борьба миров.
Книга I. Прибытие марсиан.
XIV. В Лондоне.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Борьба миров. Книга I. Прибытие марсиан. XIV. В Лондоне. (старая орфография)

XIV.
В Лондоне.

Во время нападения марсиан на Уокинг мой младший брат, студент-медик, находился в Лондоне. Он усиленно готовился к экзаменам и ничего не звал о случившемся вплоть до субботы, когда в утренних газетах наряду с длинными специальными статьями о планете Марс, о жизни на планетах вообще и т. под., появилась коротенькая и путанная телеграмма, еще более удивительная, благодаря её краткости.

В телеграмме говорилось, что марсиане, напуганные приближением людей, перебили множество народу из какого-то скорострельного орудия. "Впрочем, - гласила она, - несмотря на свой грозный вид и могущество, марсиане до сих пор не выходят из ямы и, повидимому, не в состоянии этого сделать. Причина, по всей вероятности, большая, сравнительно с Марсом, сила тяготения на земле". Передовая статья, составленная в очень успокоительном духе, была посвящена обсуждению именно этого свойства земли и его влияния на марсиан.

Разумеется все студенты, в том числе и мой брат, были очень заинтересованы этим кратким сообщением, но на улицах особенного оживления не замечалось. Газеты, вышедшия среди дня, принесли весьма микроскопическия новости под огромными заголовками. Оне говорили только о передвижениях войск и лесном пожаре между Хокингом и Вэйбриджем. В восемь вечера вышло экстренное издание Сент-Джемской газеты, сообщавшее голый факт - о перерыве телеграфного сообщения с Уокингом, что объяснялось тем же пожаром, т. е. повреждением проволоки упавшими деревьями. И только! Во время нашего бегства в Лезерхэд, в Лондоне никто еще ничего не знал о битве.

Брат не безпокоился за нас, зная из газет, что цилиндр лежит на. разстоянии добрых двух миль от нашего дома. Он решил однако вечерком съездить ко мне, чтобы, как он выражался, взглянуть на залетных гостей, прежде чем их укокошат. Чтобы предупредить меня, он в четыре часа дня отправил мне телеграмму, которая так и не дошла по назначению, а сам пошел в какой-то концерт.

В Лондоне, в ночь с субботы на. воскресенье, также разыгралась гроза и брату пришлось взять кэб, чтобы ехать на Ватерлоосскую станцию. На платформе, с которой отправляются ночные поезда, ему объявили, что сообщение в Хокингом прекращено, вследствие несчастного случая. Подробных разъяснений он не добился; железнодорожное начальство и само хорошенько не знало, какого рода был этот несчастный случай. На станции никто особенно не волновался, никому и в голову не приходило, что произошло нечто более важное, чем простое крушение поезда между Хокингом и Байфлитом. Служащие хлопотали о переводе на кружный путь театральных поездов, обыкновенно ходивших через Хокинг, и делали приготовления в изменению маршрута Воскресной Лиги, устраивающей по праздникам экскурсии в Портсмут и Соутгэмптон. Какой-то газетный репортер принял брата за начальника движения, на которого он очень похож, и вздумал учинить ему ночное интервью. Кроме железнодорожных служащих, очень немногие винили в несчастий марсиан.

В одном мемуаре о нашествии марсиан говорится, что в воскресенье, утром, "весь Лондон был наэлектризован известиями из Хокинга". Это большое преувеличение; на деле ничего подобного не было. Большинство жителей Лондона до утра понедельника, т. е. до наступления паники, и не слыхали о марсианах. По воскресеньям в Лондоне мало кто читает газеты, а кто и прочел спешно и безтолково составленные воскресные телеграммы, не сразу сообразил, в чем дело.

К тому же, лондонцы так глубоко убеждены в собственной безопасности и сенсационные известия в газетах для них такая обычная вещь, что читавшие нисколько не волновались за себя лично. Между тем, утренния воскресные газеты гласили следующее: "Вчера вечером, около семи часов, марсиане вышли из цилиндра; двигаясь под прикрытием брони из металлических щитов, они совершенно разрушили станцию Уокинг с прилегающими к ней домами и уничтожили целый пехотный баталион Кардиганского полка. Подробности неизвестны. Броня делает их неуязвимыми для ружейных выстрелов; полевые орудия ими подбиты. Конница спаслась бегством в Чертси. Марсиане, повидимому, медленно подвигаются к Чертси или Виндзору. В Западном Суррее сильное волнение; наскоро воздвигают земляные окопы, чтобы преградить врагам путь в Лондону". Эта телеграмма была помещена в "Sunday Sun", а в "Referee" появилась весьма остроумная "руководящая" статья, где вся история сравнивалась с похождениями зверинца, внезапно вырвавшагося на свободу в мирной деревушке.

В Лондоне никто не имел правильного представления о закованных в броню марсианах; все почему-то были глубоко убеждены в неповоротливости чудовищ; в тогдашних газетах их то и дело именуют "пресмыкающимися" или "ползунами". Должно быть, сообщения доставлялись из третьих рук, а не очевидцами. Воскресные газеты, по мере получения известий, а иногда и без всякой надобности, выходили все новыми и новыми изданиями. Между тем до вечера говорить им, в сущности, было не о чем. Под вечер появилось оффициальное сообщение о том, что жители Уольтона, Вэйбриджа и окрестных селений большими партиями движутся по направлению к Лондону.

Утром в воскресенье брат мой, все еще ничего не зная о происшедшем, отправился на церковь воспитательного дома, где служили молебен об избавлении от нашествия иноплеменников. На обратном пути он купил нумер "Referee", прочитав его, сильно встревожился и снова пошел на Ватерлоосскую станцию справиться, возстановлено ли сообщение с Уокингом. По улицам сновали кэбы, омнибусы, велосипедисты; тротуары были запружены гуляющими в праздничных костюмах; странные новости, выкрикиваемые продавцами газет, ни на кого, повидимому, не производили особенного впечатления. Интересовались многие, но безпокоились только те, у кого были родственники в тех местах. На станции он впервые узнал, что сообщение с Виндзором и Чертси также прекращено. Носильщики рассказывали, что утром из Байфлита и Чертси пришло несколько важных телеграмм, но затем всякия известия вдруг прекратились, должно быть, вследствие повреждения проволоки. Точных сведений добиться от них было трудно; в общем, брат резюмировал все слышанное одной фразой: "Где-то около Вэйбриджа дерутся".

На станции все пришло в разстройство; порядок движения поездов был нарушен. На платформе собралась толпа горожан, ожидающих прибытия родных и друзей с юго-западных станций. Какой-то седой старик горько жаловался брату на правление юго-западных железных дорог, уверяя, что его "необходимо подтянуть".

Пришло несколько поездов из Ричмонда, Путнея и Кингстона, привезших назад лондонских обывателей, которые выехали рано утром, с целью покататься на лодке и половить рыбу, но, найдя шлюзы запертыми и почувствовав, что в воздухе пахнет паникой, сочли за лучшее вернуться домой. Один из них, в матросском, синем с белым костюме, рассказывал престранные вещи.

Масса народу из Мольси, Вэйбриджа и Уольтона перебирается в Кингстон. Вся дорога запружена телегами, бричками, фурами, нагруженными всяким домашним скарбом. В Чертси, говорят, палили из пушек; по всем деревням разъезжают конные солдаты и всем велят выселяться, потому что идут марсиане. Мы сами слышали пальбу, но думали, что это гром. Что за чорт! Что все это значить? Разве марсиане могут вылезть из своей ямы?

На этот вопрос брат не мог ему ответить.

Смутное чувство тревоги сообщилось пассажирам подземных железных дорог; члены воскресной лиги необычайно рано возвратились из своих обычных загородных экскурсий. Никто еще не знал ничего определенного, но всем было не по себе.

Около пяти часов собравшиеся на станции были несказанно удивлены открытием движения по соединительной ветви между юго-западными и юго-восточными дорогами, - ветви, почти всегда закрытой, - затем появлением товарных платформ с пушками и вагонов, битком набитых солдатами. Это везли орудия из Вульвича и Чатама в Кингстон. Пошли разспросы, шутки: - "Да вас там съедят!" - "Вот они, укротители!" и т. под. Немного погодя на станцию прибыл взвод полицейских с приказанием очистить платформы, и мой брат, в числе прочих, снова очутился на улице.

Звонили к вечерне. По Ватерлоо-роду с пением двигался женский отряд армии спасения. На мосту толпа зевак с любопытством разглядывала странную темную пену, пятнами плывшую по реке. Солнце садилось, контуры зданий мягко выступали на золотом фоне неба, прорезанного длинными косыми полосами пурпура. Но настроение людей не соответствовало этой мирной картине. Толковали о плывущем по волнам трупе. Один из зрителей, резервист. сказал брату, что видел на западе сигналы, подаваемые гелиографом.

На Веллингтон-стрите брат повстречал пару дюжих молодцов, только что выскочивших из типографии с еще сырыми листами газет и разноцветными объявлениями. - "Страшная катастрофа!" - кричали они друг другу. - "Сражение при Вэйбридже! Полное описание. Марсиане отбиты. Лондон в опасности!"

Брат купил за три пенса газету и, только прочтя ее, мог оценить до известной степени могущество и силу марсиан. Он понял, что перед нами действительно грозный враг, - не какие-то жалкие ползуны, но существа мыслящия, разумные, создавшия себе огромное искусственное тело, обладающия способностью передвигаться с необычайной быстротой и губительной силой, с которой не в состоянии соперничать самые крупные пушки.

В газете о них говорилось: "Это огромные паукообразные машины, около ста футов вышины, двигающияся с быстротой курьерского поезда и стреляющия интенсивным тепловым лучом". Далее сообщалось, что вся местность около Хорселльского луга и в особенности между Лондоном и Уокингом была защищена замаскированными батареями, преимущественно из полевых орудий, но что все эти батареи уничтожены тепловым лучом. Ядра не попадали в цель; из шести машин разрушена только одна, и то благодаря счастливой случайности; остальные пять видели направляющимися к Темзе. Приведена была цифра потерь, очень крупная, но, в общем, тон депеши был все же оптимистический.

Марсиане отбиты; они не неуязвимы; они отступили к своим цилиндрам, образующим треугольник вокруг Уокинга. Их со всех сторон оцепили гелиографами. Из Виндзора, Портсмута, Ольдершота, Вульвича, даже с севера, спешно подвозят пушки, в том числе длинные проволочные девяносто-пяти-тонные орудия. Уже около 116 орудий выставлены на позицию, главным образом с целью прикрытия Лондона. Никогда еще в Англии не было примера такого спешного сосредоточения боевых сил в одном месте и в таком огромном количестве.

и весьма серьезно, но все же население не должно поддаваться панике. Как ни страшны марсиане, не надо забывать, что их не больше двадцати против наших миллионов.

Судя по величине цилиндров, есть полное основание думать, что каждый цилиндр может вместить не более пяти чудовищ - итого пятнадцать. Одно уже убито, а может быть, и больше. Лондонцы будут заблаговременно предупреждены о приближении марсиан; приняты все меры для защиты населения юго-западных областей, наиболее подвергающихся опасности. Все заканчивалось уверениями, что собственно Лондону не грозит никакая опасность, что жители его должны вполне положиться на правительство, которое съумеет с честью выйти из затруднения.

Эта quasi прокламация была напечатала огромными буквами и занимала целый газетный лист большого формата, только что вышедший из под станка; весь остальной газетный материал был безжалостно скомкан на обороте.

Огромные розовые листы развертывались и прочитывались тут же на улице. За первыми двумя пионерами последовали другие; скоро Странд наводнила целая армия газетчиков, оглашая воздух своими криками. Публика страшно волновалась; прежней апатии как не бывало. В картографическом заведении на Странде открыли ставни, и брать сам видел в окно, как господин в праздничном костюме и лимонного цвета перчатках, торопливо наклеивал на стекло изнутри карты и планы Суррея.

Проходя по Странду в Трафальгоръскверу, с газетой в руке, брат повстречал семейство беглецов из западного Суррея. Муж катил перед собой тележку, в каких развозят свой товар веленщиви, нагруженную разным домашним скарбом; за ним шли жена и двое детей. Далее, на возу из под сена возседали пять-шесть почтенного вида джентльменов, с узлами и сундуками. Бледные, испуганные лица и вообще внешность их представляла разительный контраст с праздничными физиономиями и костюмами лондонцев. Из окон омнибусов и кэбов высовывались головы, с любопытством разглядывавшия беглецов. Они остановились на площади, как бы не зная, куда ехать дальше, и, наконец, свернули на восток, по Странду. Немного погодя проехал мужчина, в рабочей блузе, на старинном трехколесном велосипеде с маленьким передним колесом, весь бледный и забрызганный грязью.

Брат свернул в улицу Виктории, где беглецы попадались чуть не на каждом шагу, смутно надеясь увидать в числе их меня. Ему бросилось в глаза необычайное количество полицейских, регулировавших движение. Некоторые из беглецов обменивались новостями и впечатлениями с пассажирами конок. Один уверял, что сам своими глазами видел марсиан. "Это какие-то котлы на ходулях, а шагают, как люди". И рассказчик, и слушатели были страшно взволнованы.

В трактирах торговля шла бойко. По углам и перекресткам кучками стояли лондонские обыватели, читая газеты, оживленно толкуя между собой или разглядывая необычных воскресных гостей. Под вечер движение усилилось, и улицы, по словам брата, приняли вид Ипсомского шоссе в день скачек. Брат заговаривал то с тем, то с другим из беглецов, но не многие давали удовлетворительные ответы.

Об Уокинге никто ничего не мог сообщить ему, кроме одного, уверявшого, что в Уокинге накануне ночью не осталось камня на камне.

на улицу, но на юге ничего не было видно, кроме густого дыма. Потом в Чертси стали палить из пушек, народ повалил к нам из Вэйбриджа... Я запер дом и поспешил убраться по добру по здорову.

Лондонцы волновались еще больше и громко бранили властей за то, что они не съумели предупредить этого нашествия или, по крайней мере, устроить поудобнее беглецов.

Часам к восьми в южных частях Лондона стала слышна каноннада. Уличный шум заглушал ее, но, выйдя к реке, брат мог явственно различить пушечные выстрелы.

Домой, на Риджент-стрит он вернулся только к двум часам дня, взволнованный и разстроенный, теперь уже не на шутку тревожась за меня. Воображение рисовало ему безмолвно выжидающия жерла пушек, мирные села, внезапно превратившияся в кочевья; он пытался представить себе "котлы на ходулях" в сто футов вышиною.

На Оксфорд-стрите и Мэрильбон-роде ему попалось еще несколько повозок с беглецами, но в общем дурные вести циркулировали так медленно, что дальния улицы, вроде Риджент-стрита; были, как всегда по воскресеньям, полны гуляющих; в парке, как всегда, прохаживались под руку и молча вздыхали влюбленные парочки. Вечер был теплый, тихий, в воздухе немного душно, пальба не превращалась; после полуночи на юге как будто сверкнула зарница.

лег спать, но под утро был разбужен стуком дверных молотков, беготней на улицах, звоном колоколов и барабанным боем. На потолке играл какой-то странный, красный отблеск. Брат с минуту полежал, с просонок не соображая, что это значит, потом вскочил на ноги и подбежал к окну.

Комнатка его находилась в верхнем этаже, на антресолях. На стук его окна откликнулась эхом дюжина других распахнувшихся окон; отовсюду высовывались заспанные лица, растрепанные головы во всевозможных ночных уборах. "Идут!" - ревел полицейский, из всей силы колотя молотком в дверь - "марсиане идут!" И он поспешил к следующему дому.

Из соседних казарм доносился барабанный бой и звук труб, игравших тревогу. В церквах билы набат; колокола работали во всю, разгоняя сон обывателей. Где-то хлопали дверьми; в противоположных домах одно за другим освещались окна.

По улице в галоп мчалась карета. Стук колес нарушил тишину, прокатился громом под окнами и постепенно замер вдали. Сейчас же вслед за каретой проскакали два кэба, а за ними потянулась целая вереница разнообразнейших экипажей, направляющихся в станции северо-западных железных дорог.

Не помня себя от изумления, брать долго глядел на экипажи, на полицейских, перебегавших от двери к двери, всюду повторяя свою непонятную фразу. Вдруг дверь позади его отворилась и вошел сосед, живший через площадку, без сюртука, в туфлях, в незастегнутых подтяжках и с всклокоченной головой.

Оба высунули головы из окна, напрягая слух, чтобы разобрать слова полисмена. Из боковых улиц и переулков валом валил народ; по углам образовались группы.

-- Чорт побери! да в чем же, наконец, дело? - спросил брата сосед.

Брат пробормотал что-то неопределенное и принялся одеваться, подбегая с каждой принадлежностью туалета к окну, чтобы не пропустить ничего из того, что происходило на улице. Не смотря на необычный ранний час, по панелям уже сновали газетчики, выкрикивая:

-- Лондон в опасности! Взятие кингстонских и ричмондских укреплений! Страшное избиение в долине Темзы!

задавали безцельные вопросы, торопливо одевались, боясь потерять лот минуту. Это было начало паники, первое дыхание налетавшей бури. Лондон, еще накануне тупой, инертный, спокойно уснувший в воскресенье, был пробужден под утро понедельника живым сознанием опасности.

Потеряв надежду узнать что нибудь, сидя у окна, брат оделся и вышел на улицу. Небо только начинало принимать розоватый оттенок. Народу на улицах прибывало все больше. Кто спасался пешком, кто в экипаже, крича: "Черный дым! Черный дым!" Страх заразителен; не поддаться этой поголовной панике было невозможно. Брат еще медлил на пороге, когда мимо него пробежал газетчик; он спешил удрать вместе с прочими. Брат на бегу остановил его, купил у него газету за шиллинг - любопытно, что люди и в такия критическия минуты не забывают о своих выгодах - и прочел следующую депешу главнокомандующого:

"Марсиане, с помощью ракет, пускают огромные клубы черного ядовитого дыма. Они задушили им нашу артиллерию; разрушили Ричмонд, Кингстон и Уимбльдон и медленно подвигаются в Лондону, уничтожая все по пути. Остановить их немыслимо. Спастись от черного дыма можно только бегством".

И только, но этого было достаточно. Все шестимиллионное население огромвого города, обезумев от ужаса, сорвалось с насиженных мест и валом валило на север.

огоньки; у некоторых из проезжавших экипажей также горели фонари.

А над головами смятенных, обезумевших от страха людей все светлело и светлело чистое, ясное небо.

Брат слышал беготню в соседних комнатах и по лестнице. Мимо двери его комнаты прошла квартирная хозяйка, полураздетая, в наскоро накинутом капоте и шали; за ней следовал её муж, бормоча себе под нос молитву.

Брат, наконец, уяснил себе всю серьезность данной минуты, поспешно вернулся в свою комнату, сунул в карман все свои наличные деньги, около десяти фунтов, и снова вышел на улицу.