Борьба миров.
Книга I. Прибытие марсиан.
XV. Что случилось в Суррее.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Борьба миров. Книга I. Прибытие марсиан. XV. Что случилось в Суррее. (старая орфография)

XV.
Что случилось в Суррее.

Пока священник вел со мной безумные речи, под изгородью на лугу, близ Галифакса, а брат следил за потоком беглецов, наводнивших Вестминстерский мост, марсиане положили перейти в наступление. Насколько можно судить по сбивчивым и противоречивым рассказам очевидцев, большинство их до девяти часов вечера сидело в Хорселльской яме, очевидно, занимаясь приготовлениями к бою, так как из ямы выходили огромные клубы зеленого дыма.

Как бы там ни было, в восемь часов трое марсиан вышли из ямы и медленно, осторожно направились через Байфлит и Пирфорд в Рипли и Вэйбриджу. Они шли не вместе, а по одиночке, на разстоянии полуторы мили друг от друга и переговаривались между собой при помощи каких-то диких звуков, напоминающих рев сирены, пробегая вверх и вниз всю гамму тонов. Внезапно, перед замершими в ожидании батареями, вырисовались их фигуры на фоне заката.

Этот-то рев и пальбу мы и слышали в Галифорде. Палили в Рипли и Сент-Джордж-хилле. В Рипли артиллерия состояла из новобранцев-охотников, которых совсем бы не следовало назначать на такой опасный пост. Они дали залп, нестройный, преждевременный и потому не имевший никакого действия, а затем побросали орудия и кинулись вразсыпную, кто бегом, кто вскачь на лошади. Марсиане благополучно добрались до брошенных орудий, не прибегнув даже к помощи теплового луча, походили между ними, осторожно осмотрели их и, отправившись дальше, нежданно-негаданно появились перед орудиями, размещенными в Пенсгилльском парке, и уничтожили их.

На Сент-Джордж-хилле однако дело обошлось иначе. Люди ли там были похрабрее или офицеры поопытнее, только они выждали, пока первый из марсиав подошел на разстояние выстрела, - он их и не заметил, так хорошо они были прикрыты сосновой рощей, - зарядили, не спеша, как на параде и дали дружный залп.

Осыпанный градом картечи, марсианин сделал несколько шагов, зашатался и упал. Единодушный крик радости вырвался из уст артиллеристов; с лихорадочной поспешностью они кинулись снова заряжать орудия. Упавший марсианин издал протяжный вопль, на который тотчас же откликнулся шедший за ним товарищ и над вершинами деревьев на юге показалась гигантская фигура в блестящей броне. Первый марсианин, очевидно, не был ранен; он упал потому, что шальное ядро переломило одну из ножек треножника. Впопыхах наводчики забыли переставить прицел, так что второй залп не имел никакого результата: ядра разсыпались далеко от марсианина. Между тем, товарищи его навели на батарею тепловые лучи; мгновение, и горсть храбрецов была стерта с лица земли: пушки взорвало на воздух, роща, прикрывавшая их, загорелась; спаслось лишь несколько человек, заблаговременно перебравшихся через гребень холма на другую сторону.

После этого все трое остановились, повидимому, чтобы посоветоваться между собою; разведчики, высланные на наблюдательный пост, доложили, что они, в продолжении получаса, не трогались с места. Опрокинутый марсианин с трудом выполз из своего футляра - странное зрелище представляла издали эта небольшая фигурка, похожая на пятно хлебной ржавчины! - и, повидимому, принялся за починку сломанной ножки. В девяти он кончил и над деревьями снова засверкало три металлических шлема.

В начале десятого к троим морсианам присоединилось еще четыре; каждый из них нес в руках толстую черную трубку. Такия же трубки были розданы первым трем, и все семеро, поместившись на равных разстояниях друг от друга, оцепили по кривой линии Сент-Джордж-хилль, Вэйбридж и деревню Сеид, на юго-запад от Рипли.

Как только они двинулись, с ближайших холмов взвилось до дюжины сигнальных ракет, имевших целью предупредить артиллерию, размещенную около Диттона и Эшера. В то-же время четыре живых машины, точно также вооруженных трубками, перешло через реку. Мы с викарием в это время медленно и с трудом брели по дороге, ведущей от Галифорда на север. Двое из марсиан подошли так близко, что могли видеть нас; черные фигуры их редко выделялись на фоне заката. Молочного цвета туман, разстилавшийся над полями, закрывал их почти на треть снизу; нам казалось, что они идут по облакам.

Завидев их, викарий слабо вскрикнул, но крик замер у него в горле, и пустился бежать; я-же, по опыту зная, что от марсианина не убежишь, свернул в сторону и пополз между росистой колючей крапивой и терном к широкой канаве, тянувшейся параллельно дороге. Викарий оглянулся, увидел, что я делаю и поспешил присоединиться ко мне.

Марсиане остановились; ближайший к нам стоял лицом к Сейбери; второй, выступавший вдали серой массой, повернулся к Стэну.

Марсиане перестали перекликаться между собою; в абсолютном безмолвии онк разместились вокруг цилиндров, образовав дугу миль в двенадцать между концами. Никогда еще, со времен изобретения пороха, битва не начиналась среди такой тишины. Наблюдателю, который поместился бы в Рипли, показалось бы, как и нам, что марсиане были единствегными владыками этой темной ночи озаренной лишь молодым месяцем, мерцанием звезд, потухающим отблеском заката, да заревом пожаров в Пенсхильских лесах и на Сент-Джъордж хилле.

А между тем, кругом этой дуги, в Стоне, Гаунслоу, Диттоне, Эшере, Овхэме, за лесистыми холмами на юг от реки, на тучных пастбищах к северу от нея, - повсюду, где имелось какое-нибудь прикрытие, в виде коттэджа, или купы деревьев, ждали пушки. Сигнальные ракеты одна за другой взвивались кверху, огненным дождем разсыпаясь во мраке; люди замерли в напряженном, немом ожидании. Марсианам стоило бы только ступить шаг вперед, войти в сферу артиллерийского огня, чтобы эти неподвижные человеческия фигуры оживились, чтобы раскрытые, зловеще блестевшия пасти орудий заревели в бешеной ярости, загремели оглушительными раскатами.

Наверное, в эту критическую минуту, все эти тысячи людей, напрягавшия до последней степени слух и зрение, были заняты, как и я, одним вопросом, насколько верно понимают нас марсиане? Сообразили-ли они, что миллионы их противников организованы, дисциплинированы, работают сообща? Или все наши залпы, град ядер, со всех сторон обложившая их и наблюдающая за ними рать производит на них лишь такое впечатление, как на нас единодушие разъяренного пчелиного роя, который потревожили в улье? Уж не мечтают ли они в конец истребить нас? (В то время мы еще не знали, какой пищей они поддерживают свое существование). Сотни таких вопросов теснились в моем уме, при виде гигантской фигуры марсианина, стоявшого на страже неподалеку. А на дне души, рядом с гордым сознанием нашей силы, с мыслью, что, по дороге к Лондону, скрыта, неведомо для врага, целая армия и огромное количество боевого материала, шевелился смутный страх. Хорошо ли мы приготовились? Съумеем-ли поймать в западню незваных гостей? Усердно ли работают пороховые заводы Ганслоу? Хватит ли духу у лондонцов, в случае надобности, лучше сжечь свой город, как была сожжена Москва, чтобы только он не доставался врагу?.

Прошла минута, показавшаяся нам вечностью; затем, ползя по траве и пробираясь через изгородь, мы услышали неясный звук, - как-бы отдаленного пушечного выстрела. За ним другой, ближе, и третий. Стоявший возле нас марсианин высоко поднял свою трубу и выстрелил из нея, как из ружья. Звук был так силен, что земля дрогнула у него под ногами. Товарищ его, стоявший у Стона, сделал то же. При этом не было ни искры, ни дыма, - ничего, кроме оглушительно-громкого звука.

Я до того взволновался, что, забыв о своих обожженных руках и личной безопасности, влез на изгородь и стал оглядывать окрестность. Как раз в это время раздался второй выстрел и огромный снаряд пролетел над моей головой по направлению к Ганслоу. Я ожидал увидеть дым или огонь, хоть что-нибудь, указывавшее на его назначение, но видел лишь глубокое синее небо, одинокую звездочку над моей головой и белый туман, разстилавшийся по земле. Ни треска, ни взрыва на месте падения; после выстрела - абсолютная тишина. Прошло минуты три.

-- Что случилось? - спросил меня священник, последовавший моему примеру.

-- Одному Богу известно, - отвечал я.

Летучая мышь промелькнула мимо нас, тяжело хлопая крыльями. Вдали начали было палить из пушек и перестали. Я повернулся в сторону марсианина и увидал его быстро идущим вдоль берега, по направлению к востоку.

С минуты на минуту я ждал, что какая-нибудь скрытая во мраке батарея осыплет его градом картечи, по тишина не нарушалась. Фигура марсианина становилась все меньше и наконец исчезла в тумане. Мы с викарием поспешили вскарабкаться как можно выше, но ничего не могли разсмотреть. Между нами и Сенбёри внезапно вырос неведомо откуда взявшийся конический холм, закрывавший вид на окрестности. За рекой, над Уольтоном виднелось такое же возвышение. Оба холма на наших глазах постепенно становились ниже и шире, как-бы расплываясь в воздухе.

В уме моем, как молния, мелькнула догадка; я обернулся в северу и заметил там третий черный колеблющийся конус.

Кругом стало вдруг необычайно тихо. Лишь вдали перекликались между собой марсиане, да звуки их выстрелов, прокатившиеся в воздухе, еще раз нарушили безмолвие ночи. Наши пушки молчали.

В то время мы не могли понять, что это значит; позже мне стало известно происхождение и назначение зловещих конусов, расплывавшихся у нас перед глазами. Каждый из марсиан, разместившихся по огромной дуге, как было описано выше, повинуясь какому-то неведомому сигналу, выстрелил из своей ружьеобразной трубки большим снарядом, формой похожим на жестянку из под кофе, целясь в ближние холмы, рощицы, или группы домов, - словом, в такия места, которые могли служить прикрытием для пушек. Некоторые выпустили только по одному снаряду; другие по два; возле Рипли, говорят, было выпущено целых пять снарядов зараз. Все они, падая на землю, разбивались, - без взрыва, - и выпускали огромные количества чернильного цвета пара, который свивался в клуб, тяжелым черным облаком подымался кверху, образуя волнистое коническое возвышение, затем постепенно оседал и разстилался по земле. Прикосновение этого ядовитого пара, вдыхание его было смертью для всего живого.

Пар этот был тяжел, тяжеле самого плотного дыма; поднявшись кверху, силою первого взрыва, он скоро начинал оседать и, скорее разливаясь, как жидкость, чем стелясь как газ, по земле, сползал с возвышений в долины, рвы и водяные протоки; - то-же, как я слышал, происходит с углекислым газом, выходящим из разселин волканов. При соприкосновении его с водой происходила какая-то химическая реакция, вследствие которой он моментально превращался в черную накипь, или, вернее, порошок, медленно оседавший на дно. Накипь эта была абсолютно нерастворима в воде, и воду из под нея можно было пить без всякого вреда для здоровья, - что очень странно, в виду убийственного действия самого газа. Пар этот или дым не разсеевался в воздухе, как настоящий дым, но висел в нем грядами, затем медленно сползал по склонам холмов, слабо поддаваясь напору ветра, еще медленнее смешивался с туманом и атмосферной влагой, и оседал на землю в виде пыли. Природа его так и осталась нам неизвестной; мы знаем только, что в состав его входил какой-то новый и неведомый нам элемент, дающий, при спектральном анализе, четыре линии в голубой части спектра.

его ядовитого действия, что и было испытано в ту же ночь в Стрит-Кобхаме и Диттоне.

Один из спасенных рассказывал потом удивительные вещи. Он влез на шпиц колокольни и высидел там полторы сутки, томясь голодом и жаждой, изнывая от усталости. Солнце немилосердно жгло его затекшие члены; над головой его раскинулось синее небо, внизу, куда глазом ни кинь, черный бархатный ковер, из которого там и сям выступали, озаренные солнцем красные крыши, зеленые верхушки деревьев, а позже кусты, ворота, амбары и риги, покрытые какой-то черной пеленою.

Но так было в Стрить-Кобхене, где черный дым оставался неприкосновенным до тех пор, пока, силою собственной тяжести, не осел на землю и не смешался с почвенной влагой. Обыкновенно же марсиане, тотчас после того, как он отслужит свою службу, очищали от него воздух посредством струи водяного пара.

Мы с викарием сами видели при свете звезд, как они это проделывали; из окна одного брошенного дома в Верхнем Галифорде мы видели и направляемые на них лучи электрического света из Ричмонда и Кингстон-хилля. Часов в одиннадцать у нас в доме стекла зазвенели от нежданно грянувшого залпа из тяжелых осадных орудий, стоявших на позиции в Ричмонде. Пальба продолжалась без перерыва с четверть часа, причем стреляли наудачу, по невидимой цели; затем бледный электрический свет погас, а вместо него по небу, разлилось ярко-красное зарево.

В полночь упал четвертый цилиндр, промелькнув в воздухе блестящим зеленым метеором. Как я узнал впоследствии, он упал в Бушей-парке. Немного пораньше пушечных залпов в Ричмонде и Вингстоне, слышна была безпорядочная каноннада вдали, на юго-западе; должно быть, там тоже стреляли наугад, пока дым не задушил канониров.

проходящую через Ганвелль, Бумб и Мольден. Всю ночь напролет работали их губительные трубки. Ни разу с тех пор, как упал их товарищ на Сент-Джордж-хилле, они не подставлялись под артиллерийский огонь, не давали наводчикам возможности верно прицелиться. Где только было хоть какое-нибудь основание предполагать скрытые за постройками, или деревьями пушки, - туда тотчас же летел снаряд, заряженный черным дымом; где батарея была видна на позиции, туда они направляли тепловой луч.

В полночь пылающия деревья на склонах ричмондских холмов и зарево пожара на Кингстон-хилле осветили целое море черного дыма, покрывшее долину Темзы и разстилавшееся во все стороны вплоть до пределов горизонта. По морю медленно двигались два марсианина, направляя то туда, то сюда со свистом вырывавшуюся из труб струю пара.

сломить сопротивление, в чем они, разумеется, вполне успели. С этой ночи об организованной оппозиции действиям марсиан не было и помину; всякая попытка в этом роде была бы безнадежной. Даже команды миноносок, введенных в Темзу, с целью взорвать жителей Марса на воздух, отказались повиноваться своим начальникам и вернулись обратно. Единственной активной мерой, на которую еще отваживались люди, было рытье мин и волчьих ям, да и тут человеческая энергия проявлялась неровно, спазмодически, какими-то отчаянными порывами.

Предоставляем воображению читателя нарисовать ему картину гибели батарей, стоявших под Эшером. Разсказывать было некому; очевидцев в живых не осталось. Пусть он представит себе размещенные в образцовом порядке орудия, проворных и бдительных офицеров, солдат, готовых по первому знаку открыть пальбу, под рукой наваленные грудой заряды, поодаль передки и зарядные ящики с запряженными в них лошадьми; группы штатских зрителей на почтительном разстоянии, лазаретные передки и фургоны с обожженными и ранеными из Вэйбриджа. Полная тишина. Все замерло в напряженном ожидании. Потом - глухой раскат, звук выстрела - погромный, неуклюжий снаряд, пролетев над домами и деревьями, беззвучно падает на соседнее поле.

Представьте себе, как, мгновенно все головы поворачиваются в его сторону, как свиваются и развиваются кольца черного дыма; вот он поднялся клубом кверху, - и солнце померкло, и свет дневной превратился в осязаемый мрак. Черная пелена спускается все ниже и ниже; чуть видны сквозь нее люди и лошади; слышны крики ужаса и отвращения; все живое бежит, спотыкается, падает; пушки брошены; люди задыхаются, извиваясь в корчах на земле; а темный конус ширится и оседает, разливаясь все дальше и дальше. А затем, мрак и безлюдье, - ничего, кроме проницаемого черного савана, окутавшого мертвецов.