Война в воздухе.
Глава V. Сражение в Атлантическом океане

Глава V. Сражение в Атлантическом океане

1

Принц Карл-Альберт произвел на Берта очень сильное впечатление. Берту казалось, что он никогда в жизни не видел более страшного человека. Смоллуэйс чувствовал ужас и страстную антипатию к этому человеку. Берт долго сидел один в каюте Курта, не решаясь даже приоткрыть дверь, чтобы не увидеть вблизи человека, внушающего ему такие чувства. Поэтому он последний на судне узнал новости, сообщенные беспроволочным телеграфом. Телеграф передавал отрывочные сведения о ходе великого морского сражения посреди Атлантического океана. В конце концов, Берт узнал об этом от Курта.

Курт вошел в каюту с таким видом, как будто Берта тут вовсе и не было, тем не менее он пробормотал английские слова:

-- Изумительно! Тут, должно быть, в ящике...

Он достал какие-то книги и ящик с картами. Разложив эти карты на складном столике, Курт принялся их внимательно рассматривать. Некоторое время немецкая дисциплинированность боролась в его душе с природной болтливостью и добродушием. Наконец, немецкая чопорность была побеждена.

-- Они добились, Смоллуэйс! - выпалил он.

-- Добились? Чего? - спросил Берт почтительным тоном.

-- Сражения! Американская североатлантическая эскадра и почти весь наш флот. Наш "Железный Крест" получил пробоину и тонет, а их "Майльс Стендиш", самый большой корабль, пошел ко дну со всем экипажем. Вероятно, - торпеды. Этот корабль был побольше "Карла Великого", но на пять или на шесть лет старше... Черт побери!.. Хотел бы я увидеть это, Смоллуэйс! Битва среди океана! Гром пушек, суда идут на всех парах...

Он снова развернул карты и, так как ему хотелось говорить, прочел Берту целую лекцию о положении эскадры.

-- Это здесь, - сказал он. - Тридцать градусов и пятьдесят минут северной широты и столько же градусов долготы. От нас это день пути, во всяком случае. Они все идут на юго-запад, полным ходом, так что нам ничего не придется увидеть. Как жаль! Мы даже не понюхаем этой битвы!..

2

Положение дел в северной части Атлантического океана было исключительное. Соединенные Штаты были гораздо сильнее Германии на море, но главная часть американского флота находилась в Тихом океане. Войны опасались больше всего со стороны Азии, так как отношения между американцами и японцами приняли в последнее время очень резкий и даже определенно враждебный характер. Японское правительство обнаружило при этом беспримерную несговорчивость. В момент нападения Германии половина американских морских сил находилась в Маниле, а то, что называлось второлинейным флотом, выстроилось поперек Тихого океана, поддерживая по радиотелеграфу постоянную связь между Сан-Франциско и азиатской станцией. Североатлантическая эскадра являлась в то время единственной представительницей американских морских сил у восточных берегов. Эскадра возвращалась после дружественного визита к берегам Франции и Испании и находилась как раз среди океана, где накачивала из тендеров в свои резервуары нефть: большинство судов были паровыми. Между тем, международное положение обострилось. Эскадра состояла из четырех броненосцев и пяти броненосных крейсеров, почти такой же силы, как броненосцы, причем все они были построены не позднее 1913 года. Американцы, однако, до такой степени свыклись с тем, что Англия будет всегда охранять мир в Атлантике, что не допускали даже мысли о возможности какого-либо нападения и оказались совершенно неподготовленными к битве. Но еще до объявления войны, а именно на Троицу, весь германский флот, в составе восемнадцати броненосцев, целой флотилии тендеров с запасами топлива и крупных коммерческих пароходов, превращенных в транспортные суда, прошел через Дуврский пролив и смело направился в Нью-Йорк для поддержки германского воздушного флота. Германский военный флот численностью вдвое превышал американский, и, кроме того, германские суда были новейшей конструкции и лучше вооружены. По крайней мере, семь из них были снабжены шарлоттенбургскими двигателями внутреннего сгорания и шарлоттенбургскими стальными пушками.

Бой произошел в среду после Троицы, еще до настоящего объявления войны. Американцы выстроились в линию, согласно требованию современной тактики, растянулись на протяжении почти пятидесяти километров и все время держались этого строя, чтобы не позволить неприятелю подойти близко к восточным штатам или к Панаме. Как ни важно было для американцев охранять приморские города, особенно Нью-Йорк, - еще важнее было не допустить проникновения немцев в канал, так как это помешало бы главному американскому флоту вернуться из Тихого океана.

-- Без сомнения, - заметил Курт, - что теперь американский флот стремится с наибольшей возможной скоростью вернуться в Атлантический океан, если только японцам не пришла в голову та же мысль, что и нам!

В самом деле, американская атлантическая эскадра не питала ни малейшей надежды победить немцев, но она могла надеяться в случае неудачи задержать движение германского флота и нанести ему такой ущерб, который в значительной степени ослабил бы атаку врага на береговые позиции. Американский флот, в данном случае, совершил самоотверженный акт - а это самое трудное! Пока он удерживал в отдалении германский флот, подводные заграждения Нью-Йорка, Панамы и других важнейших пунктов приводились в порядок...

Таково было положение дел в среду после троицы, когда оба флота встретились.

Только тогда американцы впервые услышали о Дорнгофском воздухоплавательном парке и о возможности нападения не только со стороны моря, но и сверху, с воздуха. Замечательно, что газеты того времени до такой степени не пользовались доверием общества, что в Нью-Йорке почти никто не поверил их подробным описаниям германского воздушного флота, пока этот флот не появился над самым Нью-Йорком.

Курт больше ворчал под нос. Он стоял над морской картой, раскачивался вместе с воздушным кораблем и все толковал о пушках, о вместимости кораблей, об их постройке, о количестве сил и скорости, о стратегических позициях и операционных базах. За офицерским столом Курт был застенчив, мало говорил и больше слушал. Но теперь эту застенчивость как рукой сняло.

Берт стоял, молча слушал и следил за путешествовавшим по карте пальцем Курта.

-- Газеты давно уже писали об этом, - заметил Берт. - И вдруг это стало действительностью!

Курт, оказывается, имел самые подробные сведения о погибшем американском корабле "Майльс Стендиш".

кораблей победил американца? Может быть, снаряд попал в машинное отделение, и от этого корабль пошел ко дну? Ведь корабли не стоят на одном месте во время сражения!.. Хотел бы я знать, что делает "Барбаросса?" Он ведь тоже отправился туда. Это мой старый корабль; он если и не первоклассное, то очень хорошее судно... Только представьте себе эту картину! Вот они наносят друг другу удары; большие орудия стреляют, лопаются гранаты, взрываются склады снарядов, во все стороны летят железные осколки, точно солома, уносимая ветром... Как часто мы за последние годы рисовали себе в мечтах такое сражение! Я полагаю, что мы полетим теперь прямо в Нью-Йорк, как будто ничего не случилось. Я думаю, что в нас там не нуждаются, так как происшедшее сражение лишь прикрывает наше движение. Все эти тендеры и транспорты отправляются на юго-запад от Нью-Йорка, чтобы устроить для нас плавучие склады. Смотрите!.. - Он коснулся карты указательным пальцем. - Вот где мы! Наши транспорты - здесь, а наши броненосцы - там, и они гонят американцев прочь с дороги...

Когда Берт спустился вниз, в столовую экипажа, чтобы получить свою вечернюю порцию, почти никто не обратил на него внимания, только кто-то молча указал на него, когда он вошел. Все с жаром говорили о бое, спорили, доказывали, и временами, если не вмешивался кто-либо из старших и не приказывал молчать, в каюте поднимался сильный шум. Был получен новый бюллетень с места сражения, но Берт не понял, в чем дело, понял только, что говорится о "Барбароссе". Некоторые из матросов смотрели на Берта в упор, и он слышал несколько раз, как его называли "Буттерайдж", но все же его никто не обижал, и когда до него дошла очередь, он получил полностью свою порцию супа и хлеба. Втайне он побаивался, что ему ничего не дадут и что ему не полагается никакой порции. Если бы это случилось, он просто не знал бы, что делать!

После ужина Берт отправился на маленькую висячую галерею, где находился одинокий часовой. Погода была хорошая, но поднимался ветер, и поэтому волнообразное движение корабля усиливалось. Берт крепко ухватился за перила: он чувствовал легкое головокружение. Земли уже не было видно, и воздушный флот летел над темно-синей пустыней океана, то поднимаясь, то опускаясь ближе к его поверхности. Старая грязная бригантина, под британским флагом, качалась на синих волнах. Это было единственное судно, которое виднелось в необъятной шири океана.

3

К вечеру поднялся шторм, и воздушный корабль начал нырять в воздухе словно дельфин. Курт сказал Берту, что уже многие заболели морской болезнью, но на Берта качка не действовала. Очевидно, он был создан, чтобы быть моряком. Он спал хорошо, но ночью его разбудил огонь, и он увидел: Курт что-то ищет в каюте. Наконец, в ящике под кроватью он нашел то, что искал. Это был компас. Курт смотрел то на него, то на карту и, помедлив, произнес:

-- Да, мы изменили курс. Мы идем по ветру. Не понимаю, что это значит! Мы идем в сторону от Нью-Йорка, на юг... Можно подумать, что мы хотим принять участие-

Курт еще некоторое время продолжал высказывать вслух свои мысли.

Утро было серое и ветреное. Снаружи окно покрыли капли' дождя, и ничего нельзя было разглядеть. Было довольно холодно. Берт закутался в одеяло и сидел в углу на ящике, пока не услышал звук гудка, призывавшего к завтраку. После завтрака Берт опять вышел на маленькую галерею, но не мог разглядеть ничего, кроме бешено мчавшихся облаков и неясных очертаний ближайших воздушных кораблей. Лишь изредка, когда облака на мгновение рассеивались, Берт улавливал полосу серого бушующего внизу моря.

Днем "Фазерлэнд" изменил свое положение и поднялся выше. Он плыл теперь в чистом, прозрачном воздухе, на высоте почти четырех километров, как сказал Курт.

Берт находился в каюте и следил, как исчезали капли воды на окнах. Наконец, показалось солнце.

Он выглянул наружу и увидел ту же самую картину, которую наблюдал с воздушного шара: освещенное солнцем море облаков внизу и суда германского воздушного флота, одна за. другим выплывавшие из белого тумана, точно огромные рыбы из глубины на поверхность.

Берт с минуту смотрел в окно каюты, а затем побежал на галерею, чтобы лучше все разглядеть. Внизу свирепствовал ураган, который гнал облака к северо-востоку, а вверху небо было ясное, воздух - холоден и прозрачен, стояла тишина, лишь изредка ощущалось легкое дуновение холодного ветра, и в воздухе мелькали- снежинки.

Ничего не было слышно, кроме стука машин, нарушавших безмолвие этих высот. Огромный отряд воздушных кораблей, поднимавшихся один за другим из облаков, казался стаей удивительных и страшных чудовищ, переселявшихся в неведомый мир.

Никто не знал, были ли какие-нибудь новые известия утром или нет. Если они и были, то принц их никому не сообщал, и лишь к середине дня появились бюллетени, которые привели лейтенанта Курта в сильнейшее волнение.

-- "Барбаросса" выведен из строя и идет ко дну! - воскликнул Курт. - Мой бедный старый "Барбаросса"!.. А ведь какой был вояка, - прибавил он по-немецки, - какой хороший вояка!

Он начал ходить быстрыми шагами по раскачивающейся каюте и в отрывистых немецких фразах изливал свое огорчение; затем он снова заговорил по-английски:

-- Подумайте только, Смоллуэйс! Наш старый корабль, который мы всегда содержали в такой чистоте, в таком порядке! Все разлетелось вдребезги, железные осколки летят во все стороны, люди разорваны в клочья! Бог мой! Ведь я знаю там каждого человека! Вода кругом вся кипит, огонь и треск, гром пушек!.. Палят чуть не в упор. Как будто все, все разрывается на куски... А я здесь, наверху, так близко и в то же время так далеко!.. Бедный, старый "Барбаросса"!..

-- А другие суда погибли? - спросил Берт.

-- Еще бы! Мы потеряли "Карла Великого", лучшее и самое большое судно. На него наткнулся британский пароход, который нечаянно попал в эту свалку и хотел как-ни-будь выбраться из нее. Ведь они там сражаются во время урагана! Пароход с разбитым носом уносится волнами... Никогда еще мир не видел такой битвы, никогда! С обеих сторон хорошие суда и хорошие солдаты... Буря, ночь, рассвет... и все это происходит в открытом океане, на полном ходу! Никакого холодного оружия! Никаких подводных лодок! Орудия и стрельба! Мы ничего не знаем, по крайней мере, о половине наших судов, так как мачты у них сбиты, и беспроволочный телеграф не действует. 30® 38 северной широты, 41® 31 западной долготы... Где это могло быть?..

Он снова развернул карту и рассеянно посмотрел на нее.

-- Бедный, старый "Барбаросса"! - пробормотал он. - Мне все представляется, как он гибнет. Снаряды попадают в машину, огонь вырывается из топок наружу, кочегары и механики умирают, обваренные паром! Люди, с которыми я вместе обедал, Смоллуэйс, люди, которых я хорошо знал! И вот настал их последний день! Счастье было не на их стороне... Поврежден и идет ко дну! Конечно, не всем улыбается счастье в сражении... Бедный, старый Шнейдер! Я убежден все-таки, что он отплатил им чем-нибудь...

Целый день беспроволочный телеграф приносит известия. Американцы потеряли уже второе судно; название неизвестно; "Герман", прикрывавший "Барбароссу", поврежден...

Курт метался по воздушному кораблю точно зверь в клетке. Он то взбирался на верхнюю галерею под орлом, то спускался на висячую галерею, то снова бросался к картам. Он заразил Берта своим волнением, и тот тоже проникся сознанием, что там, на океане, происходит страшная, кровавая битва.

Иногда показывается быстро несущееся дождевое облако, но моря нигде не видно. "Тук-тук-тук-тук" - стучат машины, и по небу расстилается огромный волнистый клин воздушных кораблей вслед за флагманским судном, подобно стае лебедей, летящих за своим предводителем. Если бы не этот непрерывный стук машин, то было бы тихо, как во сне...

А где-то внизу, среди урагана и дождя, гремят орудия, лопаются снаряды, и люди, как и во время прежних войн, борются и умирают...

4

К концу дня погода несколько прояснилась, и стало видно море. Воздушный флот медленно спустился в более низкие слои атмосферы, и, наконец, перед закатом солнца, вдали, с восточной стороны показались остатки "Барбароссы".

Берт услышал, как люди бегут по коридору. Он тоже выскочил на галерею, где несколько офицеров рассматривали в полевые бинокли брошенные обломки военного судна. Тут же виднелось еще два корабля: пустой нефтяной тендер, высоко поднявшийся над водой, и транспорт. Курт стоял в конце галереи, поодаль от других.

-- Вот! - воскликнул он наконец. - Ведь это все равно, как если бы я видел, что старому другу отрезали нос, и он ждет, когда с ним покончат! "Барбаросса"!

Повинуясь внезапному порыву, он вдруг протянул свой бинокль Берту. Берт протиснулся к нему, игнорируемый всеми, и тоже устремил свой взор на поверхность моря. Три судна представлялись ему чуть заметными черными точками вдали.

Никогда в жизни Берту не приходилось видеть ничего подобного! Броненосец был разодран на куски, и было непонятно, как он еще может держаться на поверхности воды. Его погубили свои же слишком сильные машины.

Во время продолжительной ночной погони он вышел из линии и прошел между "Сусквеганной" и "Канзас-Сити". Те, однако, заметили его и тотчас же повернули назад. Приблизившись, они сигнализировали другим судам - "Теодору Рузвельту" и "Маленькому Монитору".

Когда рассвело, германское судно увидело, что оно окружено. Через каких-нибудь пять минут с востока показался "Герман", и тотчас же, вслед за ним, с запада - "Князь Бисмарк".

Американцы отступили, но в этот короткий промежуток времени они успели разнести стального "Барбароссу" в пух и прах: на нем они выместили всю злобу из-за своего отступления накануне.

Теперь корабль представлял собой фантастический, искривленный металлический каркас, плавающий в море. Трудно было различить отдельные части судна, можно было только догадываться, где что находилось раньше.

-- Вот! - шептал Курт, взяв бинокль, переданный ему Бертом. - Там были Альбрехт, славный Альбрехт, и старый Циммерман, и фон Розен!

И долго после того, как "Барбаросса" исчез в сгущавшихся сумерках, Курт оставался на галерее, продолжая смотреть в бинокль, а когда вернулся в каюту, то был молчалив и задумчив.

-- Это страшная игра, Смоллуэйс, - сказал он наконец. - Да, война - страшная игра! Она представляется в ином свете после того, как увидишь ее вблизи! Много людей строило этот корабль, много людей было на его борту, и немало таких, которые не каждый день встречаются! Альбрехт - там был один офицер, которого звали Альбрехт, - играл на цитре и импровизировал. Хотел бы я знать, что с ним произошло! Мы были большие друзья, как это у нас, немцев, бывает...

5

Смоллуэйс проснулся ночью, в темноте. В каюте был сквозняк. Курт говорил сам с собой, по-немецки, стоя у открытого окна и выглядывая наружу. Холодный прозрачный полусвет проникал в каюту, сгущая тени по углам и предвещая скорое появление зари на облачных высотах.

-- Что за шум? - спросил Берт.

-- Стреляют! - сказал Курт. - Разве вы не слышите?

Действительно, в ночной тишине ясно слышался повторный гул пушечных выстрелов. Раз, два - пауза, и затем три выстрела, быстро следующие один за другим...

-- Черт возьми! Пушки! - вскричал Берт и тотчас же очутился возле Курта.

Воздушный корабль плыл высоко; море внизу было скрыто тонкой пеленой облаков. Ветер прекратился, и Берт, устремив взор по направлению, указанному Куртом, заметил, как сквозь бесцветную завесу облаков мелькнуло красное пламя, затем, через некоторое время - еще вспышка. Это пламя не сопровождалось в первый момент звуком, и лишь спустя несколько секунд раздался отдельный раскат. Курт что-то быстро заговорил по-немецки.

Призывно загудел гудок. Курт вскочил в сильнейшем волнении и опять, что-то бормоча по-немецки, бросился к двери.

Лейтенант стоял в дверях, заслоняя свет.

-- Вы оставайтесь здесь, Смоллуэйс, - сказал он. - Сидите смирно и ничего не делайте. Мы вступаем в бой...

С этими словами он исчез.

Сердце Берта учащенно забилось. Он чувствовал, что воздушный корабль висит в облаках, над сражающимися судами. Неужели он ринется на них, как сокол на птицу?

-- Ох! - испуганно прошептал Берт.

...Бум! Бум! Берт уловил еще одну ослепительно яркую красную вспышку, мелькнувшую вдали, и в то же время он ощутил странную перемену в движении "Фазерлэнда", но в чем дело - не понял.

Стук машин стал еле слышным. Берт просунул голову в окно и увидел в темноте, что и другие воздушные корабли замедлили свой ход настолько, что движение их стало почти незаметным.

Снова прогудел гудок, и звук его передавался с одного корабля на другой, постепенно ослабевая. Огни погасли, и воздушный флот повис в воздухе в виде огромной темной массы неопределенных очертаний среди безграничного голубого пространства небес. Где-то блеснула звездочка...

Флот оставался неподвижным в течение довольно долгого времени, которое Берту показалось бесконечным; затем, он услышал, как начали накачивать воздух, и "Фазерлэнд" начал медленно снижаться.

Сколько ни высовывал Берт голову, ему все же не удалось рассмотреть, следует ли за "Фазерлэндом" остальной флот. Газовые камеры мешали его наблюдению. Но это медленное, бесшумное снижение корабля сильно подействовало на нервы Берта.

Мгла сгустилась на некоторое время, звезда, блестевшая на горизонте, исчезла, и Берт ощутил холодное прикосновение тумана. Потом вдруг яркий свет внизу принял определенные очертания и превратился в пламя, и тогда "Фазерлэнд" перестал опускаться.

Теперь корабль почти висел в воздухе, вблизи летящих облаков, и, вероятно, никем не замеченный, наблюдал битву, происходившую внизу, на расстоянии трехсот метров...

Ночью морская битва и отступление приняли новый оборот. Американцам удалось выстроить в колонну бегущие суда и в темноте поменять курс, так что к рассвету они уже полным ходом шли на север с намерением прорваться через германскую боевую линию и напасть на флотилию, шедшую в Нью-Йорк для поддержки германского воздушного флота.

Многое уже изменилось после первого столкновения флотов.

Американский адмирал О'Коннор получил, наконец, сведения о том, что у немцев есть воздушные корабли. Он больше не был связан с Панамой, так как подводная флотилия уже пришла туда из Кей-Уэста, а "Делавар" и "Авраам Линкольн", два могучих и вполне современных судна, находились в Рио-Гранде, у тихоокеанского входа в канал.

Но маневр американского адмирала был замедлен взрывом парового котла на "Сусквеганне", и поэтому рассвет застал американское судно вблизи германских судов "Бремена" и "Веймара", так что адмиралу оставалось либо покинуть корабль, либо вступить в бой. Он выбрал последнее.

Однако, битва была не совсем безнадежна для американцев. Правда, немцы превосходили их численностью и силой, но их суда растянулись по линии, по крайней мере, в семьдесят километров длиной, и поэтому можно было надеяться, что, пока они стянут свои силы для битвы, американская колонна в семь судов произведет среди них значительные опустошения.

Утро было пасмурное, облачное. "Бремен" и "Веймар" слишком поздно поняли, что им придется иметь дело не с одной только "Сусквеганной"; остальные корабли американской колонны были замечены на расстоянии полутора километров, не более.

Таково было положение дел, когда в облаках появился "Фазерлэнд". Яркое пламя, которое видел Берт сквозь облака, поднималось от "Сусквеганны". Несчастный корабль находился как раз внизу. Его нос и корма были в огне, тем не менее он все еще сражался; два его орудия продолжали стрелять, и он медленно шел к югу. "Бремен" и "Веймар", поврежденные во многих местах, уходили от него на юго-запад.

Американский флот во главе с броненосцем "Теодор Рузвельт" гнался за немцами, стреляя им вдогонку и старясь врезаться между ними; а с запада на помощь немцам спешил броненосец новейшего типа "Князь Бисмарк"...

Названия всех судов были неизвестны Берту. Обманутый странными маневрами судов, он даже некоторое время принимал немцев за американцев, а американцев за немцев. Ему показалось, что он видит колонну из шести броненосцев, преследующих три других судна, на помощь к которым явилось четвертое.

"Бремен" и "Веймар" стреляют в "Сусквеганну", все его предположения рухнули. Некоторое время он смотрел, совершенно сбитый с толку. Грохот орудий действовал на него удручающе.

Берт замечал, что звук выстрелов как-то изменился и перешел в непрерывный треск. Как только вспыхивал огонек, сердце у Берта сжималось от страха в ожидании удара. Он видел все эти броненосцы не в разрезе, как привык видеть их на картинках, а сверху, в плане, и суда казались ему странно короткими. Большей частью палубы броненосцев были пусты, и лишь в некоторых местах небольшие группы людей укрывались за стальными бортами.

Американские броненосцы с паровыми турбинами [в паровых машинах движущей силой является нар, причем для получения пара пользуются котлами, отапливаемыми углем или нефтью. При использовании двигателей внутреннего сгорания в таких котлах нет необходимости: нефть (или керосин, или бензин) впрыскивается непосредственно в цилиндр двигателя, зажигается там электрической искрой (или иным путем), и получается взрыв, который дает толчок поршню двигателя. Ясно, какая экономия получается за счет отказа от котлов; особенно велико значение двигателей внутреннего сгорания для кораблей], имели по две и по четыре трубы каждый.

Немецкие броненосцы сидели глубже в воде, и их моторы внутреннего сгорания работали теперь почему-то с сильным стуком.

Американские броненосцы были шире и более изящны в своих очертаниях. Берт ясно различал суда в холодном свете утренней зари. Они сильно качались; дымки выстрелов вспыхивали над волновавшейся поверхностью океана. И вся эта картина внизу, которую наблюдал Берт, то поднималась, то опускалась, соответственно движению воздушного корабля.

Вначале только один "Фазерлэнд" показался вверху, в облаках. Остальных воздушных кораблей не было видно.

"Фазерлэнд" парил высоко над "Теодором Рузвельтом"; "Рузвельт" шел полным ходом, "Фазерлэнд" старался не отставать от него. Вероятно, с "Рузвельта" временами можно было видеть воздушный корабль сквозь бегущие облака. Остальная часть германского воздушного флота оставалась на высоте около двух километров, за облаками, поддерживая постоянные сношения с флагманским судном посредством беспроволочного телеграфа.

Неизвестно, когда именно злосчастные американцы заметили появление нового врага. Никого не осталось в живых, некому было рассказать об этом! Мы лишь с помощью воображения можем дополнить эту картину и представить себе, что должны были почувствовать утомленные сражением моряки, когда внезапно, подняв голову, они увидели повисшее в воздухе длинное, безмолвное чудовище, на заднем конце которого развевался огромный германский флаг. Небо прояснилось, и силуэты других воздушных кораблей становились все заметнее в синеве, среди таявших облаков. Ни на одном из них не было ни пушек, ни брони, и они летели быстро, чтобы не отставать от морских кораблей, сражавшихся на ходу.

Американцы не сделали ни одного пушечного выстрела по "Фазерлэнду" и лишь несколько раз выстрелили в него из ружей. Случайно на "Фазерлэнде" оказался один убитый. "Фазерлэнд", впрочем, до самого конца не принимал прямого участия в битве. Он летел над обреченным на гибель американским флотом, и принц посредством беспроволочного телеграфа руководил движениями других кораблей. Между тем, два воздушных корабля, "Фогельштерн" и "Пруссия", в сопровождении нескольких летающих драконов, пронзив на полном ходу облака, появились над американским флотом на высоте каких-нибудь восьми километров. "Теодор Рузвельт" тотчас же открыл пальбу из огромных орудий своей передней батареи, но гранаты разрывались гораздо ниже "Фогелыптерна", а тем временем от него отделились летающие драконы и бросились вниз, на броненосец...

Берт, высунув голову из дверей каюты, мог наблюдать малейшие подробности этого первого столкновения дирижаблей с броненосцем. Он видел, как смешные немецкие летающие драконы, с широкими, плоскими крыльями, четырехугольными головами, формой напоминающими ящик, и вертящимися телами, спустились со своими всадниками вниз, словно стая птиц. "Черт возьми!" - прошептал Берт, совершенно пораженный. Один из этих драконов вдруг неестественно быстро полетел вниз, резко скакнул вверх, потом лопнул с громким треском и загорелся у самой поверхности моря. Другой носом зарылся в воду и, казалось, тоже разлетелся вдребезги, как только коснулся воды. Берт различал внизу маленьких человечков на палубе американского корабля: сверху они казались странно укороченными и состояли как будто только из головы и ног. Они бегали, прицеливались. Потом, один из летающих драконов на миг заслонил палубу, раздался треск, и дождь бомб обрушился на корабль, откуда в ответ послышались лишь слабые ружейные выстрелы. К ним тотчас же присоединились скорострельные пушки американской батареи; с германского корабля "Князь Бисмарк" полетели в неприятельское судно снаряды. Затем, появились второй и третий летающие драконы и тоже сбросили бомбы на американский броненосец. С четвертым, однако, случилось несчастье. Его всадник был ранен пулей. Аппарат, кружась, упал вниз и разорвался, попав между трубами броненосца. Куски его разлетелись в разные стороны. Берт одно мгновение видел, как над палубой промелькнуло маленькое черное существо, соскакивая вниз со стремительно падавшего аппарата, как оно ударилось о трубу броненосца и полетело вниз головой, чтобы тотчас же исчезнуть среди дыма и грохота.

Вдруг раздался оглушительный взрыв. Огромный металлический кусок отделился от передней части корабля и рухнул в воду вместе с находившимися на нем людьми; в корабле образовалось отверстие, куда один из проворно летающих драконов тотчас бросил бомбу. Затем, глазам Берта на короткое мгновение представилась страшная картина, освещенная безжалостными лучами утреннего солнца. Он ясно видел пенящийся след от корабля, и в этой пене - маленькие, судорожно извивающиеся в корчах и борющиеся с волнами существа. Кто это был? Это не могли быть люди! Нет! Они не были похожи на людей! Но своими скрюченными в корчах пальцами они, казалось, хватались за сердце Берта... Но скоро все исчезло, и только черный корпус "Авраама Линкольна", слегка поврежденного последним выстрелом с утопавшего "Бремена", прорезал волны, бесследно поглотившие все... Ужас охватил Берта, и несколько секунд он ничего не видел внизу...

"Сусквеганна", находившаяся в пяти километрах к востоку, взлетела на воздух и внезапно исчезла среди пара и кипящих волн. В первое мгновение ничего не было видно. Потом, снизу, со странным хлюпаньем, стали извергаться на поверхность воды остатки корабля, куски дерева, люди, боровшиеся с волнами, воздух, пар и нефть...

Наступила пауза. Она показалась Берту очень длинной. Он начал отыскивать взглядом летающих драконов. Сплющенные остатки одного из них плавали внизу; остальные драконы полетели с бомбами вслед за американскими судами. Сбмь драконов плавали в воде; видимо, они не были повреждены. Три или четыре летающих дракона, описывая широкие круги в воздухе, возвращались к своим воздушным кораблям. Американские броненосцы уже не составляли колонны, как прежде. Сильно поврежденный корабль "Теодор Рузвельт" повернул на юго-восток, а другой - "Эндрью Джексон", подвергшийся значительной бомбардировке, но не потерявший боеспособности, старался встать между "Теодором Рузвельтом" и германским кораблем "Князем Бисмарком", чтобы не допустить стрельбы с "Бисмарка" по отступавшему кораблю. На западе уже показались корабли "Герман" и "Германикус" и тоже открыли стрельбу.

Во время паузы, последовавшей за гибелью "Сусквеган-ны", Берт услышал приглушенный звук, похожий на хлопанье плохо пригнанной двери: это люди на корабле "Князь Бисмарк" кричали: "Hoch!"

Среди всеобщего шума и смятения взошло солнце.

Темная вода внизу вдруг стала ярко-голубой, и потоки сверкающих, золотых лучей озарили мир. Солнце точно улыбнулось хаосу ужаса и ненависти... Облачная завеса исчезла, растаяла в воздухе, и весь воздушный германский флот, готовый ринуться на свою добычу, ярко вырисовывался теперь в небесной лазури...

суда находились в полном беспорядке, линия была прорвана в нескольких местах. "Сусквеганна" затонула, "Теодор Рузвельт" выбыл из строя вследствие повреждения передней башни; "Монитору" явно приходилось весьма плохо. Два последних судна прекратили пальбу; прекратили ее также и германские суда "Бремен" и "Веймар". Эти четыре судна, заключившие как бы невольное перемирие, находились на расстоянии выстрела друг от друга. Но флаги на них продолжали развеваться. Только четыре американских корабля, с "Эндрью Джексоном" во главе, держали курс на юго-восток. "Князь Бисмарк" и "Герман" шли параллельно, стараясь обогнать их, и посылали им вдогонку снаряды. А наверху "Фазерлэнд" медленно поднимался к небесам, готовясь к заключительному действию драмы.

Воздушные корабли один за другим плавно спустились и, преследуя отступавший американский флот, держались над ним на. высоте примерно шестисот метров. Когда они очутились над задним американским кораблем, чуть-чуть обогнав его, то, среди дождя пуль, спустились еще ниже и, двигаясь быстрее американского броненосца, осыпали его палубу бомбами, пока она не превратилась в сплошной огонь и непрерывный взрыв. Таким образом, двигаясь вдоль американской колонны, каждый воздушный корабль прибавлял свою долю разрушения к тому, что было сделано его предшественником, и все больше увеличивал смятение и разгром американского флота, приготовившегося было продолжать борьбу с германскими кораблями - "Князем Бисмарком", "Германом" и "Германикусом". Американские орудия умолкли, и лишь изредка раздавалось два-три германских выстрела. И тем не менее американские суда не сдавались и продолжали упорно идти вперед, искалеченные, окровавленные, изредка посылая пули в воздушные корабли и подвергаясь орудийному обстрелу со стороны германских броненосцев.

Но Берт уже не мог следить за американскими судами, так как воздушный флот, летевший над ними, заслонял их. Впрочем, временами, когда промежутки между воздушными кораблями становились несколько шире, Берту удавалось мельком взглянуть на американские суда...

Берт вдруг заметил, что шум выстрелов становится все слабее и битва как будто удаляется. Действительно, "Фазерлэнд" начал снова подниматься, медленно, непрерывно и безмолвно. Грохот пушечных выстрелов был уже едва различим, а четыре американских судна внизу превратились в небольшие черные предметы, плавающие на поверхности моря. Впрочем, было ли там четыре судна? Берт мог рассмотреть лишь три плавающих предмета. Это были почерневшие, дымящиеся обломки, освещенные солнцем. Германский корабль "Бремен" спустил две шлюпки, и к ним устремилась масса крошечных существ, боровшихся с громадными атлантическими волнами...

"Фазерлэнд" явно уходил от битвы, которая отодвигалась к юго-востоку и становилась все менее заметной и все менее слышной. Один из воздушных кораблей горел, скользя по волнам и представляя чудовищный огненный фонтан, а вдали, в юго-западном направлении, вырос сначала один, потом еще три немецких броненосца: они спешили на помощь германскому флоту.

6

"Фазерлэнд" спокойно парил в воздухе, держа курс к Нью-Йорку, а за ним летели и остальные воздушные корабли. Битва постепенно скрывалась и скоро стала едва заметной на горизонте, в виде темных точек и полос желтого дыма. Еще немного - и все скрылось. Лишь слабая окраска горизонта в этом месте напоминала о бое. Кругом было по-прежнему тихо, и яркие солнечные лучи пронизывали все пространство...

Берт Смоллуэйс был, таким образом, невольным свидетелем первого сражения воздушного флота и флота броненосцев, игравших до этого момента такую важную роль в истории войны.

Броненосцы начали свою военную карьеру в виде плавучих батарей Наполеона III в Крымской войне, и с тех пор они держались в течение семидесяти с лишним лет, требуя громадных затрат средств и человеческой энергии. За это время успели построить свыше двенадцати с половиной тысяч этих чудовищных судов, изобретая все новые и новые типы их, и каждое из таких чудовищ, как правило, было больше, тяжелее и смертоноснее своих предшественников. Появление всякого нового броненосца приветствовалось как последнее слово науки, но потом многие были проданы на слом. В общем, не более пяти процентов всех броненосцев участвовало в битвах. Некоторые сгорели, другие были выброшены на берег и разбились; очень многие погибли случайно, столкнувшись друг с другом. Жизнь множества людей уходила на обслуживание этих судов и растрачивалась на их изготовление. Тысячи инженеров и изобретателей трудились над ними, растрачивая свои способности и терпение. Неисчислимые миллионы были брошены на их постройку. Броненосцам мы обязаны чудовищным количеством погибших или искалеченных жизней, преждевременной изнурительной работой детей, полуголодным прозябанием бесчисленных семейств рабочих. Во что бы то ни стало сыскать средства на постройку броненосцев - таков был закон существования правительств и государств в это странное время. Без сомнения, это были самые разрушительные мегатерии в истории механических изобретений...

И вот изделия из прутьев и газа покончили с этими чудовищами, истребили их, бросившись на них с облаков!

Никогда еще Берту Смоллуэйсу не случалось быть свидетелем такого разрушения. Никогда так ясно он не представлял себе ужасов войны. Он не думал и не понимал этого раньше. Поток новых впечатлений обрушился на него, но одно из них, постепенно усиливаясь, заслонило прочие. Это было впечатление, произведенное на него видом тонущих, борющихся с волнами людей, которые были сброшены в море после взрыва первой бомбы на корабле "Теодор Рузвельт".

Берт сгорал от любопытства поскорее узнать, как относится Курт ко всем этим событиям. При этом он чувствовал голод; но Берт не сразу решился выйти из каюты и сперва выглянул в дверь. Он увидел: в проходе, около спуска в столовую, стояла, нагнувшись, группа людей. Они что-то рассматривали, но что - Берту не было видно. Но вот показался человек в легком водолазном костюме. Берт уже видел такие костюмы в башенке при газовой камере, однако он заинтересовался и пошел за этим человеком, рассматривая каску, которую тот держал под мышкой. Но и каска, и костюм - все это моментально выскочило из головы Берта, как только он поравнялся с углублением, где лежало мертвое тело юнги, убитого пулей с американского корабля "Теодор Рузвельт".

Берт не знал, что пули достигали "Фазерлэнда", и ему даже не приходило в голову, что они могли попасть в него. Он сначала никак не мог понять, каким образом юнга оказался убитым, и никто ничего не объяснил ему.

Мальчик лежал бездыханный на том самом месте, где он упал, сраженный пулей. Куртка на нем была изодрана и опалена; левая лопатка отделена от туловища, и вся левая сторона тела как бы измолота. Было много крови. Матросы молча стояли возле тела убитого, слушая объяснения человека в водолазном костюме; последний указывал им на маленькое круглое пулевое отверстие в полу и на разрушение, произведенное в панели корпуса, куда, очевидно, вылетела пуля, истратив остаток своей силы. Лица слушающих были очень серьезны и сосредоточенны. Для этих рассудительных белокурых, голубоглазых людей, привыкших к порядку в жизни, это окровавленное тело, некогда бывшее их товарищем, было так же непонятно, как и для Берта.

Вдруг в коридор донесся взрыв дикого смеха. Кто-то возбужденно говорил, вернее, кричал по-немецки на маленькой галерее, другие голоса отвечали ему в более сдержанном и почтительном тоне.

В конце коридора показалась группа людей. Впереди шел лейтенант Курт с пакетом бумаг в руках. Поравнявшись с трупом, он вдруг остановился, и его румяное лицо побледнело.

-- Вот что! - воскликнул он с изумлением.

Принц следовал за ним, беседуя через плечо с Винтерфельдом.

-- А! - сказал он, останавливаясь на половине фразы и смотря по направлению, указанному Куртом. Несколько мгновений он молча, что-то обдумывая, смотрел на труп, лежавший в углублении. Потом, небрежно махнув рукой, бросил капитану:

7

Из всего этого страшного боя в Атлантическом океане Берту запомнилось лишь только одно: как беспомощно тонули люди. И это воспоминание неразрывно было связано с надменной фигурой принца, молчаливо, жестом приказавшего убрать убитого матроса с "Фазерлэнда". Берт никак не мог забыть этого. Прежде ему даже нравилась идея войны. Война представлялась ему интересным, веселым и возбуждающим занятием - чем-то вроде праздничной ярмарки, - только гораздо более грандиозной. Теперь он узнал, наконец, что это такое.

Следующий день принес ему еще одно новое разочарование в войне. Сам по себе этот случай представлял весьма обыкновенное явление во время войны, но на воображение "городского" жителя, каким был Берт, он подействовал очень сильно. В сущности, описываемая нами эпоха отличалась мягкостью нравов, и жители городов, в противоположность предшествовавшим эпохам, почти никогда не видали убийств и знакомились с ними только по книгам и картинам. Берт лишь три раза в своей жизни видел мертвое тело и ни разу не присутствовал при убийстве какого-нибудь живого существа, превосходящего величиной новорожденного котенка.

Новое душевное потрясение Берт испытал, когда на корабле "Адлер" произошла казнь матроса: матрос этот был приговорен к смерти за то, что у него была обнаружена коробка спичек. Случай был тем более вопиющим, что матрос, явившись на корабль, просто забыл, что у него есть спички. Каждому из находившихся на корабле было поставлено на вид, что хранение спичек, считается важным преступлением на воздушном судне, и везде были развешаны соответствующие предупреждения. Провинившийся оправдывался тем, что он так привык к разным предосторожностям и так был занят своим делом, что не обращал на спички внимания. Таким образом выходило, что одно свое преступление он пытался оправдать другим, не менее важным в военном отношении: он сам сознался в своей халатности. Капитан корабля, на котором находился этот матрос, осудил его, и приговор был утвержден принцем по беспроволочному телеграфу. Решено было казнить преступника в назидание всему воздушному флоту.

-- Немцы, - заявил принц, - пересекают Атлантический океан не ради забавы.

Согласно спешному распоряжению, все воздушные корабли сошлись вместе, словно рыбы в пруду, когда им кидают корм.

"Адлер" повис в воздухе около флагманского судна. Весь экипаж "Фазерлэнда" собрался на висячей галерее. Команда других воздушных судов была послана наверх, в воздушные камеры, - следовательно, должна была вскарабкаться по наружной сети судна наверх, а офицеры вышли на платформы механических пушек. Зрелище, которое представилось глазам Берта, было внушительное. Весь флот висел в воздухе, а далеко внизу, на подернутой рябью голубой поверхности океана, виднелись два парохода: один - английский, другой - американский. Казалось, оба парохода где-то бесконечно далеко.

Берт стоял на галерее. Любопытство терзало его - смертная казнь! Но втайне он чувствовал трепет, потому что этот ужасный белокурый принц стоял, выпрямившись по-во-енному и скрестив руки. Взгляд его был неописуем...

И вот матроса с "Адлера" повесили. Взяли веревку длиной в двадцать метров чтобы повешенный висел и качался на глазах у всех, способных совершить подобное преступление, то есть прятать спички или другим способом нарушать дисциплину. Берт видел, как матрос стоял в ожидании казни. У этого, живого еще, человека сердце, несомненно, разрывалось от ужаса, от жажды бороться за свою жизнь, но внешне он был спокоен и послушен. Он стоял на нижней галерее "Адлера", выступавшей на сто метров наружу; затем его столкнули вниз...

отлетела, и тело беспомощно кружась, фантастическое и страшное, полетело в море вслед за головой...

-- Ох! - невольно вырвалось у Берта, и он судорожно ухватился за перила.

И так же охнуло еще несколько человек рядом с Бертом.

-- Так! - сказал принц.

Несколько мгновений он смотрел вниз, еще более надменный и суровый, затем повернулся к спуску внутрь судна и скрылся.

он был субъект слишком культурный.

Под вечер Курт пришел в каюту. Берт сидел, скорчившись, на ящике, в углу, был бледен и казался очень несчастным. Но и у Курта уже не было прежнего бодрого вида.

-- Ну что, укачало? - спросил он Берта.

-- Нет!

-- Вечером мы будем в Нью-Йорке. Нас подгоняет попутный ветер. Да, в Нью-Йорке мы увидим дела!

Курт достал складной стул и столик и некоторое время разглядывал карты.

Потом он долго сидел, задумавшись, с мрачным видом. Наконец, встал и, посмотрев на Берта, спросил:

-- Вы что?

-- Ничего.

-- Я видел, как они убили этого беднягу! Я видел, как человек с летательной машины, падая, стукнулся о трубы огромного броненосца. Я видел убитого юнгу. Сегодня я видел слишком много убийств и разрушений. Вот в чем дело! Мне это не по нутру. Я не знал, что война такова! Я ведь штатский человек. Мне это не нравится!

-- И мне тоже! - воскликнул Курт. - Черт возьми, нет!

-- Я читал про войну и про все. Но иное дело видеть это собственными глазами. Мне прямо дурно делается... прямо-таки дурно!.. Я ничего подобного не ощущал, когда летел на воздушном шаре, но парить вот так и смотреть вниз, смотреть на истребление людей... это действует мне на нервы, понимаете?

что с непривычки голова немножко кружится. Что же касается убийства... Мы должны были подвергнуться кровопусканию. Мы - кроткие, цивилизованные люди. Я думаю, что здесь не найдется и десятка людей, которым раньше случалось видеть кровь. Спокойные, мирные, законопослушные немцы, - вот чем они были до сих пор! Теперь они находятся здесь именно для этого кровопускания. Конечно, они чувствуют себя не совсем хорошо, но вот поглядите, когда у них самих будут руки в крови... - Курт снова задумался, потом закончил: - Да, у всех слегка расстроены нервы...

-- Зачем, собственно, это нужно было принцу... повесить этого молодца? - сказал вдруг Берт.

-- Так было нужно, - отвечал Курт. - Да, это было нужно, необходимо! Везде, перед носом у каждого, висят приказы, а этот безумец имел при себе спички...

-- Черт возьми! Как бы и мне второпях не позабыть об этом! - заметил Берт некстати.

Курт не отвечал ему. Он был занят измерением расстояния от того места, где находился воздушный флот, до Нью-Йорка, и при этом размышлял вслух:

быть, они все-таки вступят с нами в бой... Странный это будет бой, во всяком случае!

Он засвистел и задумался; затем, вскочив, вышел из каюты. Спустя некоторое время Берт нашел его на висячей платформе. Смеркалось. Курт стоял и смотрел вперед, - вероятно, размышляя о том, что будет завтра...

Облака снова заволокли все небо. Воздушные корабли то поднимались, то опускались. Они летели, выстроившись огромным треугольником, как стая таинственных, невиданных птиц, - летели среди хаоса, и этим хаосом были не земля и не вода: им было туманное небо.