| Автор: | Филдинг Г. |
| Категория: | Роман |
Книга третья
Глава X
Мистер Уайлд с небывалым великодушием приходит на свидание к своему другу Хартфри и встречает холодный прием
Рассказывают, что мистер Уайлд, по самой строгой проверке не обнаружив в том уголке человеческой природы, который зовется собственным сердцем, ни крупицы жалкого, низменного свойства, именуемого честностью, пришел к выводу, быть может слишком обобщенному, что такой вещи нет совсем. Поэтому решительный и безусловный отказ мистера Хартфри пойти на соучастие в убийстве он склонен был приписать либо его боязни запятнать свои руки кровью, либо страху перед призраком убитого, либо же опасению явить своей особой новый пример для превосходной книги под названием «Возмездие господне за убийство»[76]; и он не сомневался, что Хартфри (во всяком случае, в своей теперешней тяжкой нужде) без зазрения совести пойдет на простой грабеж, особенно если ему пообещают изрядную добычу и представят нападение явно безопасным; а потом, когда удастся склонить его на это дело, он, Уайлд, примет свои меры, чтобы преступника тотчас же обвинили, осудили и повесили. Итак, отдав должную дань Гименею и услышав, что Хартфри находится под гостеприимным кровом Флита, наш герой решил сейчас же его навестить и предложить ему заманчивое ограбление - прибыльное, легкое и безопасное.
Едва выложил он свое предложение, как Хартфри заговорил в ответ следующим образом:
- Я мог надеяться, что ответ мой на прежний ваш совет оградит меня от опасности получить второе оскорбление такого рода. Да, я именую это оскорблением; и, конечно, если оскорбительно обозвать человека подлецом, то не менее оскорбительно, если вам дают понять, что видят в вас подлеца. Право, диву даешься, как может человек дойти до такой дерзости, до такого, позволю я себе сказать, бесстыдства, чтобы первым обратиться к другому с подобными предложениями! Они, конечно, редко делаются тому, кто раньше не проявил каких-либо признаков низости. Поэтому, выкажи я такие признаки, эти оскорбления были бы в какой-то мере извинительны; но, уверяю вас, если вам и привиделось что-то злостное, то это нечто внешнее и не отражает ни тени внутренней сущности, - потому что низость представляется мне несовместимой с правилом: «Не наноси обиды другому ни по какому побуждению, ни по каким соображениям». Этому правилу, сэр, я следую неуклонно, и только у того есть основания мне не верить, кто сам отказался следовать ему. Но, верят ли, или не верят, что я ему следую, и чувствую ли я на себе или нет благие последствия соблюдения этого правила другими, - я твердо решил держаться его; потому что, когда я его соблюдаю, никто не пожнет пользы, равной той радости, какая утешит меня самого. Ибо как пленительна мысль, как вдохновительно убеждение, что всесильное добро в силу самой природы своей непременно меня наградит! Каким безразличным ко всем превратностям жизни должна делать человека такая уверенность! Какими пустячными должны ему представляться и услады и горести этого мира! Как легко мирится с утратой утех, как терпеливо сносит несчастья тот, кто убежден, что, если нет ему здесь преходящей и несовершенной награды, тем вернее получит он за гробом награду прочную и полную. А ты вообразил, - ты, мелкое, презренное, ничтожное животное (такими словами поносил он нашего воистину великого человека!), - что я променяю эти светлые надежды на жалкую награду, которую ты можешь придумать или посулить; на грязную поживу, ради которой несет все труды и муки труженик, вершит все варварства, все мерзости подлец, - на жалкие блага, какие ничтожество, вроде тебя, может иметь, или дать, или отнять!
Первая половина этой речи вызвала зевоту у нашего героя, но вторая пробудила в нем негодование, и он накапливал ярость для ответа, когда в комнату вошли Френдли с констеблем (которых Хартфри распорядился призвать, как только появился Уайлд) и схватили великого человека в то самое мгновение, как бешенство его излилось в потоке слов.
Возникший затем диалог не стоит передавать: Уайлду быстро разъяснили причину столь грубого обхождения и тотчас повели его к судье.
На следствии адвокат Уайлда высказал ряд соображений, настаивая, что действия судьи неправильны, так как сперва должно быть вынесено постановление de nomine replegiando[77], и лишь по возвращении исполнителем соответственного ордера можно выдать новый, на capias in zagrivcam[78]; но, невзирая на эти протесты, судья склонен был засадить арестованного, так что Уайлду пришлось применить иные методы защиты. Он заявил судье, что в лодке с ним был один молодой человек, и попросил, чтобы за ним послали. Просьба была уважена, и верный Ахат (мистер Файрблад) вскоре предстал пред судом, чтобы свидетельствовать в пользу своего друга. Он проявил искреннее рвение и давал при опросе вполне связные показания (хотя все свои сведения должен был почерпнуть только из намеков, сделанных ему Уайлдом в присутствии судьи и обвинителей); и так как это было прямое свидетельство против голословного предположения, наш герой был с почетом оправдан, а бедного Хартфри и судья, и публика, и все, кому позднее доводилось слышать об этой истории, обвиняли в чернейшей неблагодарности, вплоть до попытки отнять жизнь у человека, перед которым он был в таком большом долгу.
Чтобы читателя не слишком удивляло в наш век упадка такое высокое проявление дружбы со стороны Файрблада, нужно, пожалуй, объяснить, что, помимо чисто профессиональной связи, нашего героя и этого юношу соединяли и другие, более тесные и крепкие узы: ибо Файрблад только что вышел из объятий прелестной Летиции, когда пришла к нему весть от ее супруга. Этот пример может также служить иллюстрацией к тому неизменному переплетению любви и дружбы, которое в современности стало столь обычным между мужем и любовником[79]. Поистине, великая сила товарищества скрепляет этот более почетный, нежели законный союз, почитающийся едва ли не крепчайшими узами, связующими великих людей, и самым благородным и легким путем к завоеванию их благосклонности.
на великого человека): многие соседи и особенно два-три купца в своей глубокой ненависти к этому пороку усердно старались как можно шире разнести молву о неблагодарности Хартфри и сильно преувеличить ее; в пылу негодования они, не стесняясь, добавляли разные мелкие подробности собственного измышления о множестве услуг, оказанных тому Уайлдом. Со всей этой клеветой узник спокойно мирился, утешаясь сознанием собственной невиновности и надеясь, что время, верный друг справедливости, обелит его.
Примечания
76
Морализаторский сборник, составленный в XVII в. купцом Дж. Рейнолдсом.
77
(лат.).
78
… (лат.). Далее идет искаженное на латинский лад слово родного языка.
79
силой выразил его и в комедии «Современный муж» (1732), и в том же «Томе Джонсе», и наконец - в «Амелии» (1751).