По туманным следам.
Глава IV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: По туманным следам. Глава IV. (старая орфография)

IV.

Оставил квартиру лейтенанта и докончим наш осмотр дома.

Пятый этаж был разделен на десять мансард, из которых две лучшия занимал артист Кловис. Четыре были заняты работницами и служанкой модистки. В седьмой жил Патульяр слуга Гравуазо, в восьмой ученик куафера Поля, по прозванию Эрнест.

Остальные две были наняты трубочистом и пирожником, вводными личностями в нашем рассказе, которых мы выведем на сцену, если того потребуют^: обстоятельства.

Теперь, когда наши читатели знакомы со всеми обитателями дома, поспешим сойти скорее вниз, к привратнику Гренгуару.

Прежде чем войти в его конурку, набросаем в немногих словах биографию этой почтенной особы.

Нельзя родиться привратниками, точно также как и не родятся писателями.

Обыкновенно события жизни заставляют, в одно прекрасное утро, заняться одной из этих профессий, не требующих никакого предварительного приготовления. Мы даже должны признаться, что из этих двух, карьера привратника соблазнительнее, так как он по крайней мере не рискует остаться на мостовой.

Было время, когда Гренгуар звался Гусманом и подвизался на подмостках Батиньольского театра. Но к несчастию, в нем было слишком сильно чувство собственного достоинства.

- За целое царство, повторял он часто, я не соглашусь сказать глупость.

Поэтому, если ему встречались в пьесах темные или несообразные места, он не колеблясь исправлял их не обращая внимания на замечания режиссера.

Так например, раз ему случилось петь романс маленького юнги, который оканчивался следующими словами:

"Я плачу и думаю о моей матери,

"О моей матери, которая далеко..."

Гренгуар, обличая автора в глупости, ввел изменение в последней строке и читал ее так:

"О моей матери, которая ..."

И в подтверждение этого, говорил уверенным тоном:

- Если мать калека, это печально, очень печально для сына и тогда я понимаю, почему плачет юнга. Иначе он просто был бы идиотом.

Но опасно быть всегда правым и Гренгуар узнал это на опыте. Авторы, люди гордые, вооружились все против строгого критика и не стали давать ему ролей, обратив его таким образом в простого фигуранта.

Тогда он понял, что его театральная карьера кончена. Непризнанный гений сложил крылья и отказываясь от сцены, стал искать других занятий.

- Карл пятый сделался-же часовщиком! сказал он, поступив однажды привратником в дом старика Дюрье.

О своей прежней жизни привратник хранил глубокое молчание. Он был способен разговориться о прошлом только с человеком, который, говоря его словами, пришелся бы ему по душе.

Из всех жильцов дома, только один пришелся ему по душе; это был гравер Кловис, которому, в минуту откровенности, Гренгуар сообщил о своих прежних успехах.

- Такой великий артист должен был бы идти от триумфа к триумфу! вскричал Кловис, когда привратник рассказал ему свою историю.

- Да, если бы не авторы, я был бы теперь во Французском театре.

- Еще бы!

- Если-бы вы меня видели генералом!

- А! вы играли и военные роли?

- Чорт возьми! Вы можете судить об этом по моему быстрому повышению. Я дебютировал в Батиньоле в роли сержанта, спустя шесть месяцев я играл полковников, а в конце года генералов.

- Вот что называется быстро идти.

- Раз я спросил у директора мое жалованье, которое я не получал два месяца. Он мне отвечал!... За недостатком денег, я хочу выразить хоть чем-нибудь мою благодарность и удовольствие; с сегодняшняго дня, вы будете играть дивизионных генералов.

- О! да вы дошли-бы наконец до маршала!

- Да, еслибы не авторы.

Этот разговор доставил большее развлечение артисту и он с того времени стал звать Гренгуара не иначе как генералом.

К этой шуточной лести, прибавьте привычку гравера, каждый раз проходя мимо конурки привратника, перекинуться с ним несколькими дружескими словами, и тогда будет легче понять, что молодой человек пользовался полной симпатией Гренгуара.

Мы уже видели каков был результат попытки гравера увидеться с хозяйкой дома.

Получивши ответ, что мадам Дюрье еще в ванне, он сошел вниз, чтобы согласно условию сообщить привратнику о своей неудаче.

- Ну что? Неправда ли, ведь она хороша? спросил завидя его Гренгуар.

Успех задуманного им проэкта зависел от первого свидания артиста и вдовы, поэтому легко понять с каким нетерпением ожидал он ответа.

- Хороша ли, не знаю, а вот я нахожу ее странной, сказал молодой человек.

- А! Она говорила вам странные вещи?

- Кто она?

- Мадам Дюрье.

- Да я ее не видел.

- Что же вы тогда находите странным?

- Ответ, который дала мне её горничная. Она сказала: госпожа еще в ванне... может быть с тех пор как эта дама овдовела, она проводит жизнь в воде, стараясь утопить свое горе?

- Э! она я думаю давно ужь и забыла о старике... подумайте только, что он был пятьюдесятью годами её старше... Не думаю чтобы любовь к покойному мешала ей выйти замуж... и ей не трудно будет найти охотника с её фигурой и тридцатью тысячами дохода.

Как и в первый раз, это напоминание о богатстве вдовы не произвело никакого впечатления на гравера.

- Теперь я не знаю, что мне и делать, сказал он, поглощенный мыслями о плате за квартиру... Если хозяйка невидима, придется идти к Гравуазо.

- Ну, это плохо для вас! заметил качая головой Гренгуар.

- Он, значит, мне откажет?

- Наверное. Этот скряга не шутит с получкой денег. Он сохранил эту привычку с того времени когда занимался торговлей.

- А! какой же торговлей?

- Он делал банкротства.

- Да разве это торговля.

- Делать банкротства?

Гренгуар ненавидел от всей души человека, который овладев доверием хозяйки дома, лишил его всех выгод, некогда сопряженных с его должностью, в числе которых не последнее место занимало получение денег с жильцов. Поэтому привратник рад был излить свою злобу.

- Слушайте, сказал он... Он покупал все что мог, только при этом забывал платить. Затем он спускал товары за пол-цены и конечно легко находил покупателей; продав все, он объявлял себя банкротом и платил кредиторам 20 процентов, стало быть ему оставалось 30 процентов чистого барыша. Четыре банкротства по миллиону, доставило по триста тысячь... миллион двести тысичь... шестьдесят тысячь доходу... Тогда он оставил дело.

- Э! Э! Он совершенно особенно понимал торговлю, ваш Гравуазо! заметил Кловис.

- Шт! Вот и он сам! сказал в эту минуту Гренгуар.

В самом деле в окошечке показалось лицо бывшого комерсанта, действительно напоминавшее, как заметила Флора, лисью морду. На нем ясно виднелись хитрость, жадность и лицемерие.

- Ну, этот милый Гравуазо пахнет мошенником! подумал артист, разглядывая фигуру поверенного мадам Дюрье, которого он до сих пор видел только мельком.

- Нет ли ко мне писем, Гренгуар? спросил методичным голосом Гравуазо, растягивая слова.

- Я все их отдал Петульяру, отвечал привратник.

Получив этот ответ, Гравуазо направился было к лестнице, но тотчас же вернулся.

- Гренгуар, сказал он, я чуть было не позабыл спросить у вас дома ли артист Кловис; мне вовсе не хочется напрасно подниматься в пятый этаж.

- Вам не надо так высоко подниматься, вот сам г. Кловис, отвечал привратник, указывая на гравера.

- А! Отлично! сказал Гравуазо, отпирая дверь и входя в комнату привратника.

Так как мадам Дюрье поручила мне вести её дела, продолжал он, кланяясь артисту, то я намеревался явиться к вам, чтобы...

- Да, я знаю... за деньгами, прервал Кловис. Я не хотел заставлять вас подниматься так высоко и поэтому сейчас поручил Гренгуару передать вам...

- Деньги? спросил, с любезным видом, Гравуазо.

- Нет, не деньги... а мое сожаление, что я не могу теперь ничего уплатить. Но я достану денег, если мне дадут небольшую отсрочку.

- О! С удовольствием!.. Хотите два часа? предложил Гравуазо с фальшивой улыбкой.

- То-есть два месяца, заметил Кловис, который подумал, что тот обмолвился.

- Нет, позвольте, я сказал два часа, а не месяца. Еслибы я, лично, был вашим кредитором, я конечно не подумал бы отказать вам и в более долгой отсрочке: но, к несчастию, я только поверенный владелицы дома и обязан буквально следовать её приказаниям. Вы меня понимаете?

Но Кловиса не обманула эта комедия.

- Не огорчайтесь по-напрасну, г. Гравуазо! вскричал он, прикидываясь растроганным. Я предвидел, как тяжело будет для вас отказать мне и, чтобы избавить вас от этой муки, я решился прямо пойти к хозяйке и просить ее об отсрочке.

- А! И она вас приняла?

- К несчастию она брала в это время ванну... Немного погодя я снова попытаю счастья.

Гравуазо покачал головой.

- Она вас не примет, сказал он, уже не столь любезным и вкрадчивым тоном.

- Почему же?

- Потому что она поставила себе за правило не принимать никого из жильцов с тех пор, как я вступил в управление домом.

- Ба! один раз ничего не значит.

- Нет, говорю я вам. Уступив вашей просьбе, мадам Дюрье оскорбила бы меня, выказав тем недоверие к моему усердию и заботливости о её интересах. Будьте уверены, что она пригласит вас обратиться ко мне.

- Ну, это не очень то приятно.

Гравуазо сделал вид что не понимает смысла этих слов и продолжал:

- И так, г. Кловис, не разсчитывайте на иную отсрочку, кроме предложенной мною. Когда два часа пройдут, я буду иметь честь явиться к вам, и если у вас к тому времени не будет денег, я принужден буду наложить арест на ваше имущество.

С этими словами Гравуазо повернулся чтобы выйти, но в ту же минуту едва не был сбит с ног Флорой, влетевшей в ли, ерь, смеясь как сумасшедшая.

- А! вы здесь? вскричала она увидев Кловиса... Вот кстати!... А я шла сюда просить Гренгуара передать вам, что госпожа согласна вас принять когда вам будет угодно.

- Что? сказал с изумлением Гравуазо.

- Теперь мое поручение исполнено и я спешу назад, так как госпожа меня ждет, прибавила Флора.

И не обращая внимания на звавшого ее Гравуазо, она убежала так же поспешно, как и вошла.

Согласие мадам Дюрье принять артиста, казалось, очень неприятно поразило Гравуазо.

- Будьте уверены, что мое предсказание оправдается, сказал он обращаясь к граверу, вас непременно отправят ко мне. Я сейчас сам пойду к мадам Дюрье и передам ей вашу просьбу, чтобы избавить вас от безполезного визита.

Дверь тотчас же отворилась, но, увидя Гравуазо, Флора загородила ему дорогу.

- Госпожа не может принять вас, сказала она; в мое отсутствие у ней страшно разболелась голова и теперь она хочет немного уснуть.

- Но ведь вы сейчас говорили этому молодому человеку, что его примут?

- Да, а теперь, если он придет, я скажу ему, чтобы он явился завтра.

С этими словами Флора заперла дверь и Гравуазо начал подниматься к себе, в третий этаж.

- Я все-таки успею увидеть ее прежде чем она примет этого артиста.

В это время привратник говорил молодому человеку:

- Он хочет помешать вам идти к хозяйке. Но как бы то нибыло, вам следует сходить к ней.

- Еще бы! и даже сейчас! вскричал Кловис. Скажите-ка генерал, продолжал он после короткого молчания.

- Что?

- В самом деле хозяйка хороша собой?

- Очень хороша.

- Так надо позаботиться о своей фигуре. Пойду побриться.

Спустя минуту артист, выйдя на улицу, вошел в заведение Поля, по прозванию Эрнест. Сам хозяин был в это время занят в своей лаборатории приготовлением знаменитой помады, поэтому артист прибегнул к услугам ученика, своего соседа по квартире.

Мадам Поль была тут же за выручкой, вышивая подтяжки для мужа, которого день рождения должен был скоро наступить.

Она двигала иголкой с усердием, которое доказывало, какое удовольствие доставляло ей это занятие.

Вдруг Кловис заметил, что она остановилась и стала прислушиваться.

Ученик вероятно угадал её мысль, так как он перестал намыливать щеки гравера и сказал обращаясь к хозяйке:

- Благодарю вас, Тимолеон, отвечала Зюлема, снова принимаясь за иголку.

Вы понимаете? она хотела сделать сюрприз Полю, по прозванию Эрнест, и поэтому старалась чтобы он даже и не подозревал, что ему готовится.

Вскоре Зюлема опять подняла голову и снова Тимолеон счел долгом успокоить ее.

- Нет, нет, сказал он... Вы думаете что это хозяин свистит?... Нет, это флейта музыканта из четвертого этажа... Какие, право, легкия у этого офицера!.. Сегодня он целый день играет... только нельзя разслышать что... Я знаю все почти его арии, а все таки часто с трудом их различаю, отсюда так далеко...

- Он играет теперь не Дочь пустыни? спросила Зюлема немного взволнованным голосом.

- Нет, это Как море прекрасно, заметил Кловис. И я очень хорошо разыграю, надо признаться.

- Вы тоже умеете играть на флейте, г. Кловис? спросила супруга куафера.

- Да, я немного играю на этом инструменте, отвечал гравер.

К этому времени бритье было уже окончено и Кловис, расплатившись, вышел из парикмахерской.

Когда он проходил мимо конурки привратника, тот крикнул ему вслед:

- Счастливого пути!

Поднявшись в первый этаж, Кловис позвонил и Флора тотчас же отворила ему дверь.

Уверенность Гравуазо, что он успеет предупредить визит артиста хозяйке, далеко не оправдалась, так как узнав молодого человека, субретка вскричала:

- А! это вы! Войдите, я доложу о вас госпоже. Она хочет выслушать вас, не смотря на страшную головную боль, которая мучает ее до такой степени, что она не может взглянуть на свет.

- Сейчас направо, вы найдете кресло у самых дверей.

Это замечание было далеко не излишним, так как больная, не вынося света, велела опустить занавесы на всех окнах, вследствие чего в будуаре царствовала такая темнота, что Кловис с трудом разглядел белый пеныоар мадам Дюрье, лежавшей на диване.

- Стоило право бриться! подумал артист, подвигаясь осторожно в темноте.