Автор: | Шаветт Э., год: 1878 |
Категории: | Роман, Приключения |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: По туманным следам. Глава V. (старая орфография)
V.
- Извините, что я принимаю вас в таком мраке, начала мадам Дюрье слабым и разстроенным голосом, в то время как Кловис ощупью отыскивал кресло, о котором говорила ему Флора.
Я ожидаю что вы сообщите мне причину вашего визита, продолжала она после короткого молчания.
- Боже мой! эта причина очень проста, отвечал артист. Я хотел сделать вам печальное признание.
- Признание?
- Столь же печальное как и короткое, так как оно состоит всего из пяти слов: у меня нет ни гроша денег.
- Так что-же?
- Так как это финансовое положение могло привести к натянутым отношениям между хозяйкой дома и жильцом, то я и подумал, что соединив мою откровенность с вашей любезностью, можно найти средство выйти из затруднения.
- Какое же средство?
- Дать мне отсрочку.
- Я слишком мало занимаюсь домом и поэтому мне извинительно спросить вас, кто вы такой?
- О! моя отсрочка не составит вам большого разсчета. Я занимаю две мансарды пятого этажа.
- А! Да... вы кажется артист?
- Артист, гравер.
- И ваше имя?
- Кловис.
- Просто Кловис?
- Кловис де-Фронтак, если вам угодно.
За этими словами последовало продолжительное молчание.
- Ужь не заснула ли она? подумал артист.
- Значит вы находитесь в затруднительном положении, г. де-Фронтак? спросила она.
- Извините... не Фронтак, а Кловис, просто Кловис.
- Почему же вы не носите полного имени?
- Я нахожу, что Кловиса совершенно достаточно для человека без гроша.
- Ваша жена должна очень страдать от этого стеснения? спросила неожиданно мадам Дюрье.
- Нисколько!
- А! произнесла с живостью Селестина.
- Ваша болезнь усиливается? Вы может быть желаете чтобы я ушел? спросил артист, которому показалось, что восклицание хозяйки вызвано страданием.
- Нет... это уже прошло... это был так, легкий припадок... Я не могу отпустить вас без ответа г. де-Фрон.... т. е. я хочу сказать Кловис.
- Ну она порядочно заставляет меня ждать этого ответа, сказал себе молодой человек.
Могу я расчитывать на ваше снисхождение? продолжал он вслух.
Но мадам Дюрье вероятно не разслышала этого вопроса.
- Так значит ваша жена не жалуется? начала она снова.
- Я еще жду первой жалобы моей жены, и это по весьма простой причине, отвечал весело Кловис.
- Какой причине?
- Потому - что я еще не женат.
- А! произнесла Селестина.
Но насколько первое "А!" было печально, настолько второе звучало облегчением.
Кловис снова принисал это капризам головной боли.
- О! очень мало! отвечала жалобно больная.
Чтобы напомнить вдове о цели своего визита, гравер повторил опять свою фразу:
- Могу-ли я разсчитывать на ваше снисхож...?
- Значит у вас нет детей? спросила, не дав ему договорить, Селестина.
- Натурально.
Мадам Дюрье разсмеялась, не смотря на головную боль.
- О! О! Это "натурально" великолепно, сказала она.
- Но ведь я же имел честь сообщить вам, что я не женат.
- Ну так что-же? произнесла прозаически вдова.
- Как, что-же?... Я не понимаю как-же тогда могу я иметь детей? Разве выиграв их в лоттерею.
- Ваша мансарда значит совершенная пустыня, которую не посещает... какая нибудь Лизета?
Повидимому, головная боль делала вдову немного нескромной в её вопросах.
- Лизета, сказал артист покачав головой, о! нет. Мне и одному, трудно жить моей работой.
- Но ведь не всегда же вы были в стесненном положении... я так полагаю, по крайней мере... и чего нет теперь, то могло быть прежде.
- Sapristi! подумал Кловис, темнота мешает мне убедиться, красива ли хозяйка, но очевидно и без света, что она страшно любопытна.
- Да, продолжала Селестина, если вы припомните прошлое... лет пять или шесть тому назад... я уверена найдутся не одна, а шесть... даже десять Лизет.
- О! О! произнес артист, которого хотя и забавляло любопытство вдовы, но он начинал находить, что она заходила слишком далеко.
- Что значит это "О! О!"?
- Но... такое количество...
- Слишком много! положим их было только одна.
- А! одна! повторила насмешливо Селестина.
Какое то воспоминание пробудилось в сердце артиста и он, увлеченный внезапным порывом, отвечал взволнованным голосом:
- Да, одна, только одна... я говорю об истинной любви... так как остальные...
- Хорошо, не будем говорить об остальных... Значит вы любили одну женщину?
- О! Да! вздохнул Кловис.
- И может быть и теперь еще любите?
- Не скажу нет... хотя я не знаю что с ней и где она.
- Что же, можно искать.
- Если бы я искал ее двадцать лет и тогда мне невозможно было бы найти ее.
- Почему?
- Потому что я ее не узнал бы.
- В самом деле?
- Да, я никогда ее не видел.
Мадам Дюрье снова иронически засмеялась.
- Вот чему я никогда не поверю, сказала она.
- И однако это чистая истина.
- Но тогда значит это была любовь платоническая... через письма.
- Гм! гм! произнес Кловис тоном победителя.
- Нисколько.
Последовало короткое молчание.
- Так вы в самом деле никогда ее не видели? спросила недоверчиво Селестина.
- Уверяю вас.
В это время Кловису показалось, что белый пеньюар пришол в движение. Мадам Дюрье приподнялась и села на диване.
- Вы никогда ее не видели? Никогда? повторила вдова, повидимому живо заинтересованная этой странной любовью.
- Даю вам честное слово! сказал серьезно артист.
Вежливость не позволяла более настаивать и мадам Дюрье сделала вид, что вполне верит словам гравера.
- Ваша история оказала мне большую услугу, заметила она смеясь. Она меня так развлекла, что я позабыла про мою головную боль. Мне теперь гораздо легче. Я попрошу вас г. Кловис поднять занавесы; попробую, могу ли я теперь выносить свет.
Читатель угадывает с какой поспешностью исполнил артист просьбу мадам Дюрье.
Подняв занавесы, он обернулся и взглянул на хозяйку сидевшую на диване в кокетливой и грациозной позе, моргая глазами от внезапно хлынувших лучей света.
- Чорт возьми! Да она в самом деле очень хороша! подумал артист.
- Теперь, сказала Селестина, моя болезнь почти совсем прошла, поговорим серьезно о том, что нас привело сюда. Вы говорите что не можете заплатить за квартиру?
- Увы! нет.
Хозяйка покачала головой.
- Знаете, сказала она довольно сухим тоном, ведь это первый еще раз вам приходится платить; судя по этому, я имею основание безпокоиться и о следующих уплатах.
- Я надеюсь, что причина помешавшая мне заработать деньги, более не повторится.
- У вас не было работы?
- Нет, работа была, по к несчастию я свихнул себе кисть правой руки и это на несколько недель лишило меня возможности работать.
- Нет. Я вывихнул руку проучивая одного нахала.
Припадок очевидно прошол у мадам Дюрье, так как вместо того чтобы распрашивать о подробностях этого проучивания нахала, она заметила после минутного молчания.
- Вам надо было обратиться к г. Гравуазо, моему поверенному.
- Я видел этого господина, но он отказал мне в отсрочке.
- Вы понимаете, что я не могу идти против распоряжений человека, которому я вполне доверяю. Что бы он ни делал, для меня это всегда хорошо сделано! Мне остается только пожелать вам успеха у моего поверенного.
С этими словами мадам Дюрье поднялась, давая этим знать артисту, что аудиенция кончена.
- Чорт побери! подумал Кловис. Теперь я перестал забавлять ее и она топит меня без всяких церемоний.
Он поднялся в свою очередь и поклонился хозяйке говоря:
- В таком случае мне остается только спокойно ждать описи моего имущества.
- Но почему же не хотите вы переговорить с Гравуазо?
- Это совершенно безполезно. Этот господин дал мне два часа сроку, чтобы собрать мои капиталы... а они представляют сумму в пятьдесят два... нет, в сорок семь су, сейчас я истратил пять на бритье. Очевидно, что ваш поверенный разсчитывающий на горы золота, не примет такого скромного взноса.
- Разве вы в самом деле без всяких средств?
- Я беднее Иова, тот по крайней мере мог ходить без всякой одежды, что в наше время не осуществимо... Единственный Американский дядюшка, выручавший меня не раз из беды, был ломбард. Но, увы! теперь наши сношения прерваны, так как соединявшая нас связь исчезла. У меня нет более часов, благодаря которым я не раз входил в сношения с этим дорогим родственником... Я потерял их, или они были у меня украдены, во время ночной встречи с нахалом, о которой я вам сейчас говорил.
Положительно эта история с Кловисом нисколько не интересовала Селестину, так как и на этот раз она не обратила на нее внимания и как бы спеша отделаться от докучного посетителя, снова поклонилась молодому человеку со словами:
- Повторяю вам, что вам следует обратиться к моему поверенному.
Видя что ему остается только уйти, Кловис поклонившись хозяйке, попятился в двери.
- Берегитесь! г. Кловис... Осторожнее... там... позади вас! вскричала вдруг мадам Дюрье испуганным голосом.
При этом восклицании Кловис поспешно обернулся и увидел в дверях хорошенькую девочку, лет пяти, которую он едва не сшиб с ног.
- Поди сюда, моя милочка, сказала нежно Селестина обращаясь к ребенку.
- Какая у вас хорошенькая дочька, сказал Кловис.
- Увы! Небо отказало мне в радости быть матерью. Это дочь моей кухарки... Я только её крестная мать, отвечала со вздохом Селестина, целуя ребенка, обвившого руками её шею.
- О! о! мадемуазель Лили, продолжала она, что это у вас заплаканные глаза? Неужели вы не хорошо вели себя?
- Мама хотела чтобы я съела еще супу! пролепетала с гримасой мадемуазель Лили.
- Но ведь от супу маленькия девочки ростут!
- Это правда? правда, крестная? спросил ребенок, гладя по щекам мадам Дюрье.
- Чтобы она сказала, если бы я так потрепал ее по щеке! подумал Кловис.
- Да, продолжала молодая женщина, тот, кто кушает суп, делается большим, большим... Таким большим как этот господин; вот спроси у него.
- Еще больше! поспешил подтвердить гравер.
- Тогда, пусти меня крестная, я пойду еще поесть супу, сказала Лили.
- Вот это хорошо! Надо всегда быть послушной. В награду за это, тебя поцелует этот господин... Это принесет ему счастие.
И прежде чем Кловис, совершенно неожиданно попавший в раздаватели наград за послушание, успел опомниться от изумления, Селестина уже подвела к нему ребенка.
Как только губы артиста коснулись ребенка, мадам Дюрье отступила на шаг назад и поклонившись сказала серьезным тоном.
- Желаю вам сговориться с моим поверенным.
Молодой человек понял, что наконец пора идти и, поклонившись, вышел из будуара, повторив:
- Я буду ждать спокойно описи.
На дороге, он встретил веселую камеристку Флору.
- Ну что, довольны вы? спросила она его, с любопытством.
- Конечно. Хозяйка обещала мне, что как только я отдам за квартиру, до последняго су, она даст мне отсрочку в остальной сумме.
Она была вполне уверена, что мадам Дюрье исполнит просьбу гравера.
- Правда, она не сказала этого прямо, продолжал Кловис, но, что одно и то-же, она послала меня к Гравуазо.
- Вот кого я терпеть не могу!
- Ваше мнение разделяется всеми, кроме мадам Дюрье.
- Ну, я бы не поручилась за это.
- За что?
- Что, госпожа не знает, что Гравуазо негодяй и плут.
- Ну вот! Если бы это было так, она не доверила бы ему свое состояние!
- Вот этого то я и не понимаю, но я уверен что госпожа знает, что за птица, этот Гравуазо.
Этот разговор, происходивший в передней, был внезапно прервап страшным взрывом, раздавшимся на лестнице.
- А! Это г. Рокамир чихает! сказала смеясь Флора.
В ту же минуту раздался звонок. Флора открыла дверь и на пороге действительно показался Рокамир. Он повидимому, желал обратиться с любезностями к субретке, но увидя Кловиса воздержался.
- Вам не надо и звонить, заметила ему Флора, вашего чихания совершенно достаточно.
В присутствии посторонняго, Рокамир счел долгом не отвечать на эту шутку.
- Можно видеть твою госпожу? спросил он.
Рокамир видел Кловиса и потому Флора не могла сказать ему, что госпожа не принимает. Кроме того, как ни был глуп и смешен человек с хоботом, но все таки он представлял собой самого крупного жильца в доме.
- Я сейчас доложу о вас, сказала субретка.
- Я буду тебе за это вечно благодарен, очаровательная дева!
- До свидания г. Кловис, продолжала Флора, обращаясь к артисту. Если госпожа переменит решение, я тотчас же приду сообщить вам.
- Этот господин тоже здесь живет? спросил человек с хоботом.
- Да, это артист, из пятого этажа.
- Артист, в чем артист?
- Во всем, отвечала просто Флора.
- Следует запомнить! подумал Рокамир.
Между тем, Кловис спустился с лестницы, чтобы рассказать свою неудачу Гренгуару, который с нетерпением ожидал его.
- А! На этот раз вы ее видели! Не правда ли, ведь она хороша? вскричал Гренгуар, как только молодой человек вошел в его конуру.
- Очень хороша!
- И вам удалось?
- Удалось разсеять ее... до такой степени, что у ней даже прошла головная боль, которая ее мучила.
- О! о! Тогда, значит в благодарности она согласилась на вашу просьбу.
- Нет... в благодарность она дала мне поцеловать дочь её кухарки... Вот и все чего я добился от этой прекрасной дамы.
- Скверное начало! подумал Гренгуар, который ждал многого от этого свидания.
- Она дала вам поцеловать Лили? сказал он после минутного молчания.
- Да, это впрочем прехорошенькая девочка.
- И она вовсе не походит на свою мать, могу вас в этом уверить, заметил смеясь привратник.
- А! кухарка значит некрасива?
- Ужасно! И заметьте, ей было сорок лет, когда родилась дочь.
- Может быть Лили вышла в отца, который был красив.
- Значит Мария служила мадам Дюрье еще до её свадьбы?
- Да, она я думаю знала госпожу еще маленькой: она долго жила у её родных.
- Теперь я понимаю, почему хозяйка крестная мать девочки... Кто же крестный отец? Верно покойный Дюрье?
- Он! О, нет! Он терпеть не мог детей.... Даже когда жена просила его, позволить кухарке взять к себе дочь, он так разсердился, что грозил бросить девочку в печь, если только она покажется в доме. Да, он не шутил, когда дело шло о его спокойствии. При нем Рокамир не позволил бы себе, этого чихания, от которого дрожит весь дом.
- Значит, Лили появилась в доме только после смерти старика?
- Да, через неделю после похорон. И так, хозяйка не дала вам никакой отсрочки? спросил Гренгуар, возвращаясь к началу разговора.
- Гравуазо верно предсказал. Она отослала меня к нему.
- И вы не можете заплатить?
- Не больше, как укусить локоть.
- Есть одно средство, не платить за квартиру, сказал внушительным тоном Гренгуар.
- Да, иметь собственный дом... я знаю эту старую шутку.
- Я не вижу, что тут смешного иметь собственный дом... Я знаю что вы мне ответите... что надо обладать капиталом, не так-ли? Но я знаю средство обойтись без капитала, хотите знать его?
- Еще бы! Мне очень это любопытно.
- Оно очень просто.
- Говорите, я слушаю.
- Женитесь на хозяйке дома.
При этом предложении, молодой человек покатился со смеху.
- Кажется вы хотите, во чтобы то ни стало, выдать мадам Дюрье вторично замуж? вскричал он.
- Да... и за вас... Дайте ваше согласие и я это устрою, произнес решительным тоном Гренгуар.
- Что же ловите!... ловите! повторил приврат ник с апломбом.
- Но подумайте только, мой милый Гренгуар, ведь для того, чтобы хозяйка согласилась выйти замуж, надо чтобы претендент на её руку был или богат, или красив, может быть даже необходимо и то и другое.
- Ну так что-же?
- Чорт возьми! Я не могу сказать, чтобы я купался в золоте.
- Да, но вы красивы.
- Ну, конечно, не отвратителен, заметил Кловис; но от этого до красоты, целая пропасть.
- Нет, нет, поверьте мне, вы очень хороши собой, настаивал привратник.
- Но, тогда признайтесь, что мой род красоты, не по вкусу хозяйке, так как не смотря на красивую наружность, которую вы мне приписываете, я не мог смягчить эту даму на столько, чтобы она согласилась дать мне какую бы то нибыло отсрочку.
- Ну, да, одним словом, находите вы, что хозяйка хороша? прервал нетерпеливо Гренгуар.
- Очаровательна.
- И вы женились бы на ней?
- Еще бы!
- Это решено, не правда ли?
- Да, сказал артист, который, забавляясь серьезным видом привратника, отвечал, не придавая никакого значения своим словам.
- В таком случае, продолжал Гренгуар, я беру на себя заставить хозяйку отдать вам свою руку.
- Значит, вы всесильный волшебник? вскричал артист, прикидываясь изумленным и пораженным.
- Нет, я просто привратник, и этого довольно, отвечал, подмигивая, Гренгуар.
В это время флейта четвертого этажа начала играть арию Приди в мою обитель.
- О! как он надоедает мне своей дудкой! сказал сердито Гренгуар. Он не перестает с самого утра.
- Действительно, у этого музыканта здоровые легкия и разнообразный репертуар, заметил Кловис.
- Я надеюсь, вы не потерпите его здесь, когда станете хозяином дома.
Эти слова были произнесены с такой комической уверенностью, что артист не мог удержаться от смеха.
- О! когда я буду хозяином! вскричал он. Вот когда, которое может никогда не случиться.
- Скорее, чем вы думаете.
- Так устройте, чтобы это случилось прежде шести недель, так как, по истечении этого времени, мое имущество будет продано... а мне далеко не хочется очутиться на мостовой.
- Вы станете жить в первом этаже, когда женитесь? спросил привратник, цель которого, как мы знаем, была удалить хозяйку из дому.
Если со стороны Гренгуара разговор был веден совершенно серьезно, то артист, напротив, видел в нем только предмет для шутки, и забавлялся, заставляя высказываться своего собеседника.
- А что если я стану жить здесь? сказал он. Что вы скажете на это, Гренгуар?
- Я думаю, что квартира немного мала для двоих.
- Разве она уменьшилась после смерти Дюрье.
- Нет, но ведь покойный был вечно болен и не покидал своего кресла. Ему, стало быть, не надо было много места. Тогда как вам...
- О! Да, я более подвижен, надо сознаться. И так, генерал, вы полагаете, что квартира будет немного мала для нас, когда я женюсь на хозяйке?
- Да, вы лучше сделаете, если найдете другую, побольше, где-нибудь по соседству. Вы позволите мне дать вам этот совет?
- Вам позволить!.. Да, я умоляю вас давать мне советы... Не стесняйтесь разбудить меня для этого среди ночи... Ах, генерал! Хотите, чтобы я был с вами откровенен.
- Будьте.
мне, генерал... клянитесь, иначе я от всего отказываюсь.
- Господин Кловис, клянусь, что мои советы всегда будут в вашем распоряжении, произнес, торжественным тоном, Гренгуар.
- В распоряжении!... Этого недостаточно... Надо, чтобы вы принуждали меня следовать им... чтобы это были приказания!
Гренгуар захлебывался от восторга. Он уже видел, как, в близком будущем, он сделается первым министром короля, который будет глядеть его глазами. Тогда-то он снова покорит своей власти возмутившихся жильцов и будет спокойно спать все ночи!!!
- Я буду полным хозяином! подумал он.
Разговор был прерван приходом женщины, в белом переднике.
- Гренгуар, видели вы Флору? спросила она.
- Нет, не видел.
- Однако она, должно быть, вышла из дому, так как, вот ужь полчаса, как её нет.
- Она, верно, у кого-нибудь в доме.
- У кого же?
- Может быть она пошла к Фелиси.
- Которую терпеть не может?.. Нет, она, скорее, ушла из дому, только вы ее не заметили.
- Это возможно.
- Когда она вернется, скажите ей, чтобы она шла скорее домой, так как госпожа теперь одна в квартире.
- А вы тоже уходите?
- Да, госпожа дала мне спешное поручение... А, кстати, знаете новость про Рокамира?
- Нет, скажите.
- Он дает бал.
- Бал... Ночью!!.. вскричал Гренгуар, сжимая кулаки, при мысли, что ему придется не спать эту ночь.
- И она дала его?
- Тотчас же. Только она сказала, что, так как бал помешает спать всему дому, то следует пригласить всех жильцов... Г. Рокамир нашел, что это совершенно справедливо.
- Слышите? вас пригласят на бал, господин Кловис, сказал привратник, обращаясь к артисту.
До сих пор, говорившая не видела Кловиса, так как стояла к нему спиной; при последних словах Гренгуара, она поспешно обернулась и, с любопытством, стала разсматривать молодого человека.
Гравер, в свою очередь, обратил внимание на её наружность.
Это была женщина лет сорока слишком, толстая, некрасивая, с самым обыкновенным лицом, черты которого однако дышали добротой.
Увидя Кловиса, она, казалось, хотела было что-то сказать, но слова замерли на её губах и, не говоря ни слова, она отвернулась от него.
- Так я иду, Гренгуар. Покараульте пожалуйста Флору, вскричала она, обращаясь к привратнику, и в её голосе послышалось волнение.
С этими словами, она вышла поспешно из конурки привратника, бросив украдкой взгляд на молодого человека.
- Это, должно быть, кухарка мадам Дюрье? спросил Кловис, после её ухода.
- Она самая... Мария... мать маленькой Лили.
- В самом деле?
- А! вас удивляет, что у нея такая хорошенькая дочка?.. Однако это так, сказал, смеясь, Гренгуар. Да, вот, признайтесь, счастливый случай для вас, прибавил он меняя направление разговора.
- Какой случай?
- Это приглашение на бал, которое вас ожидает... Вы встретите там хозяйку и можете ухаживать за ней сколько вам угодно.
Кловис, смеясь, покачал головой.
- О! сказал он, если я намозолю себе ноги, то это наверное, не на балу у Рокамира.
- Вы разве не танцуете?
- Напротив. Я готов танцовать на голове и могу вальсировать три дня под ряд.
- Я хочу сказать; что я не пойду на этот бал.
- Почему?
- Потому что у меня нет платья.
- Можно взять на прокат.
- Конечно. Но если даже я сохраню до того дня неприкосновенными сорок семь су, все-таки за эти деньги никакой портной не даст мне платья.
- Чорт возьми! вскричал Гренгуар. Вы теряете великолепный случай подействовать на сердце хозяйки.
- Да, действительно.
На несколько минут воцарилось молчание.
- Если вы обещаете не сердиться, я сделаю вам маленькое предложение, произнес наконец робко Гренгуар.
- Делайте, генерал.
- У меня есть тут совершенно новый, не смятый, красивый билет в двадцать франков... не пригодится-ли он вам?... Вы меня понимаете?
- Совершенно... вы предлагаете мне в долг двадцать франков?
- Да, господин Кловис, для того, чтобы вы могли достать платье... Вы отдадите мне деньги когда будете хозяином дома.
- Положительно, это у вас какая-то мономания, генерал, сказал смеясь артист... Нет, я не принимаю вашего предложения. Оставьте у себя деньги.
- Смотрите, сказал он, ни одного пятнышка, можно подумать, что он сейчас только со станка... Возьмите его, господин Кловис... Я уверен, что он принесет вам счастье.
- Нет, нет, оставьте эти деньги у себя! повторил артист. Я не хочу вас лишать их, у вас ведь и без того их не много.
Эти слова внушили идею Гренгуару, хотевшему во чтобы то ни стало заставить гравера взять деньги.
- А! вы не хотите меня лишать их! вскричал он. Хорошо! Клянусь вам, что я сожгу перед вами этот билет, если вы не возьмете его. Таким образом вы все-таки лишите меня денег... и без всякой пользы для вас.
- Ну, что же? берете вы? спросил он.
- Хорошо, давайте! сказал поспешно артист, видя что тот твердо решился исполнить свою угрозу.
Он взял билет чтобы на другой день возвратить его Гренгуару, под предлогом, что ему удалось достать денег.