По туманным следам.
Глава XVI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: По туманным следам. Глава XVI. (старая орфография)

XVI.

На этот раз мы попросим читателя оставить дом в улице Гельдер, где до сих пор проходили все фазисы нашего рассказа и поведем его за несколько шагов оттуда, на бульвар, в отдельную комнату модного ресторана.

За столом сидят Кловис и Рокамир, который, подвязавшись под горло салфеткой и немного покраснев, после каждого глотка испускает восклицания относительно достоинств кушаний и вин.

- Вы положительно разоряетесь для меня, мой юный друг, повторял он усердно выпивая стакан за стаканом и заедая вино с замечательной жадностью.

- Разоряюсь! Где вы видите разорение, г. Рокамир? Всего то восемь блюд! Разве я мог предложить вам менее, чтобы достойно отпраздновать ту честь, которую вы мне делаете, принимая мое скромное угощение... Да, мне сегодня счастие! Вы вероятно заметили с какой поспешностью я ухватился за случай, когда вы сказали мне что не обедаете дома.

- Да, действительно, но это случается со мною не часто.

- Тем не менее на сегодня мадам Рокамир отпустила вас.

Рокамир с видом фатовства покачал своим хоботом.

- Отпустила! повторил он, отпустила потому что я так хотел... так как, поверьте, у нас дома один господин... но в тоже время надо быть снисходительным к капризам женщины, в таком положении, в каком находится Сидализа.

- В каком положении?

- Разве я вам не рассказывал, продолжал он, что мы были у гадальщицы, которая...

- Ах! да, да, вспомнил!.. которая предсказала вам, что имя Рокамиров не угаснет.

- Именно... Тогда, у Сидализы, при её положении, начались удивительные прихоти... странные... необычайные... да, необычайные будет самое верное выражение, самое настоящее слово, чтобы выразить прихоть, которая пришла ей в голову сегодня... Ей непременно захотелось, чтобы я не обедал дома!.. понимаете ли вы это? Она, кажется не может жить не глядя на меня ежеминутно!.. Еслибы я мог еще сомневаться в гадальщице, то это одно заставило бы меня ей поверить... до такой степени этот поступок странен у Сидализы... Я могу объяснить его только прихотью.

- Прихотью видеть вас вне дома?

- Да, доктор сказал мне, что надо ожидать всего, а главное никогда не отказывать ни в какой прихоти... Поэтому я сейчас же повиновался, как только Сидализа сказала мне: "Мне кажется, что Матюрен... так как я хочу, чтобы мой сын и наследник назывался Матюреном... мне кажется, что Матюрен родится горбатым, если будешь сегодня обедать дома..." Так как в моей семье всегда были одни красивые мущины, то вы можете представить себе каков был мой ужас?.. Я наскоро взял шляпу и...

- И вы уходили из дому, когда я имел счастие встретить вас на лестнице... Хотите я буду с вами откровенен, г. Рокамир.

- Сделайте одолжение.

- Ну, так я только сегодня понял, что я родился под счастливой звездой.

- Вы право слишком любезны, слишком любезны, улыбаясь сказал Рокамир.

Почтенный обладатель хобота не подозревал, что встретил артиста потому, что тот ожидал его на лестнице, попросив предварительно лейтенанта де-Рошгри устроить таким образом, чтобы он мог переговорить с Рокамиром где-нибудь в другом месте кроме своей мастерской, где им могли помешать.

- Да, г. Рокамир, вы можете похвастаться, что сделали меня счастливым... и вместе с тем несчастным

- Несчастным... чем же?

- Я в отчаянии, что не мог предложить вам лучшого угощения.

- Вы считаете это плохим угощением... а у меня редко бывает подобный стол.

- Да, вы говорите это из вежливости, но вы, сильные мира сего, вы привыкли к отличной кухне... Я наблюдаю за вами с тех пор, как мы сели за стол, вы ко всему едва прикасались. Я очень хорошо вижу, что вы делаете вид будто довольны всем, не желая оскорблять моего самолюбия... но вы едва дотрогивались губами до стакана. Конечно, г. Рокамир, я не более как простой артист, совершенный невежда в том, что может быть по вкусу большим господам... но за то во мне очень много доброй воли и вам стоит только сказать мне... Хотите анчоусов, хотите сидра? Говорите. Спрашивайте кушанья, какие в моде в вашем кругу.

Кретин, в восторге что его считают знатным господином, принял упрек за серьезное и начал горячо протестовать.

- Но клянусь вам что я отлично угостился, вскричал он.

- Да, да, это ваша вежливость, ваше уменье вести себя и ваша снисходительность говорят таким образом... но я ничему этому не верю... Я знаю вас за слишком большого знатока всего хорошого, чтобы вы могли быть действительно довольны.

- Напротив того, повторяю вам, что я кажется еще никогда так хорошо не обедал.

- Потому что не хотите вспомнить.

- Что вспомнить?

- Тех отличных угощений, которые вам задавали Рравуазо и покойный Дюрье.

- Ах! как вы сильно ошибаетесь, мой милый, наши обеды далеко не походили на этот... Конечно, они тоже были не очень дурны, но мы собирались скорее для того чтобы говорить о делах, чем для одного только удовольствия.

- Ах, да, это правда, вскричал Кловис, ударив себя но лбу, я и забыл что это были деловые обеды, на которые эти господа приглашали вас, чтобы пользоваться вашими просвещенными советами и вашей удивительной опытностью в делах.

- Именно так, подтвердил Рокамир, не замечая что вместе с похвалами он проглатывает также стакан за стаканом бургундское, которое ему не переставая подливал артист.

- Да, теперь я даже припоминаю, что вы начали рассказывать мне историю некоего де-Фронтака.

- Ах! да, этого шута де-Фронтака.

Как и в первый раз, когда Рокамир прибавил этот эпитет к имени его отца, Кловис почувствовал сильное желание ударить этого человека, но сдержался.

- Вы твердо уверены что этот де-Фронтак был шут, сказал он.

- Что же он такое сделал?

- И еще в его лета... так как в то время ему было пятьдесят восемь лет.

- Да говорите же! вскричал артист схватив за руку идиота в ту самую минуту, как тот подносил ко рту аппетитную трюфлю.

Это неожиданное движение изменило направление вилки, которая до половины исчезла в просторной ноздре колоссального носа Рокамира, который заревел от боли.

- Я, уверен, что дотронулся до мозга, с ужасом пробормотал он.

От сотрясения трюфля свалилась с вилки и упала под стол, так что идиот не заметил этого. Тем больше был его ужас когда, вытащив вилку из пропасти он не увидал трюфли.

- У меня в мозгу трюфля, пробормотал он.

Затем он опрокинул голову назад и раздул ноздри, чтобы Кловис мог заглянуть ему в нос.

- Видите вы ее? спросил он; умоляю вас, выньте ее... возьмите щипцы для спаржи.

Дурное расположение духа артиста мгновенно разсеялось от комичности приключения. Подавив охоту смеяться, он сделал вид что смотрит в самую глубину носа.

- Ничего... я положительно ничего не вижу, отвечал он приведенному в отчаяние супругу Сидализы, надо полагать что ее сейчас же втянуло.

- Что же я буду делать с трюфлей в мозгу?

- А вы чувствуете какое нибудь ощущение в мозгах?

- Не совсем.

- Покачайте головой... еще... еще сильнее... качается ли у вас что нибудь в мозгу?

- У Меня в голове как будто какая то тяжесть, наивно сознался шут, не отдавая себе отчета в том что причиною этого было выпитое им бургундское.

Затем он снова принял вид отчаяния.

- Что же вы мне посоветуете? спросил он.

- Ну, г. Рокамир, я не доктор, и кроме того, признаюсь вам, что мне в первый раз приходится быть свидетелем такого случая. Я могу дать вам только один совет.

- Если вы не особенно страдаете, то подождите до завтра отдаваться в руки доктора... Вы знаете, они только и думают о том как бы заработать себе денег, они сделают из этого государственный вопрос, тогда как может быть, что не случится ничего дурного... В природе случаются иногда необычайные и непонятные странности... Кто знает, может быть мозг и трюфля отлично уживутся вместе... Потерпите до завтра, повторяю вам... может быть к тому времени трюфля отлично устроится в вашем мозгу. Я знал одного человека у которого в животе сидела пуля и он нисколько не страдал от этого, потому что она также удобно устроилась.

Подкрепившись этими аргументами Рокамир не много успокоился и снова начал качать головою.

- Нет, в мозгу у меня ничего не шевелится... вы правы, подождав немного, она наверно решилась устроиться по домашнему.

- Хотите сделать еще новое, испытание?

- Да... говорите.

- Хотя я и не особенно много занимался но этому поводу, но мне кажется, что трюфля, прогуливающаяся по мозгам должна мешать связности в мыслях... Как вы на этот счет думаете?

- Я с вами согласен.

- Хорошо, постарайтесь же продолжать начатый вами рассказ о де-Фронтаке... я стану внимательно следить не путаются ли ваши мысли.

- И вы предупредите меня?

- Клянусь вам.

- Не бойтесь сказать мне истину... у меня каменная душа, стальное сердце и железная нравственность, думаю что этого достаточно для вас.

- Совершенно достаточно.

- Ну, где я остановился в моем рассказе?

- Вы назвали де-Фронтака шутом, за то что в пятьдесят восемь лет, он сделал я не знаю что... что вы хотели объяснить мне, когда с вами случилось несчастие... Теперь я вас слушаю, скажите мне в чем состояло преступление де Фронтака?

- Преступление, нет... но глупость.

- А! с удивлением сказал Кловис.

- И даже громадная глупость.

- В самом деле?

- Не глупость ли дожидаться до таких лет чтобы потом влюбиться?

- Да, влюбиться в семнадцати-летнюю девчонку.

Это открытие было так неожиданно, что Кловис вдруг вскричал:

- Вы с ума сошли!

При этих словах Рокамир с ужасом вскочил.

- Сошел с ума! простонал он, вы говорите что я сошел с ума! значит у меня нет более связи в идеях?.. Это все трюфля! Боже мой! Это трюфля!

Кловис ничал всеми силами успокаивать отчаяние своего гостя, уверяя его что он ошибся относительно смысла его восклицания, так что идиот наконец немного успокоился.

- И так, вы утверждаете, что у меня по прежнему все мысли вполне связны? с легким безпокойством в голосе спросил он.

- Боссюэ, Лувуа, Вольтер и Магомет, взятые вместе не имели бы более здравого смысла, чем вы.

- Хорошо, этого мне достаточно. И так я продолжаю. Я вам говорил, что де-Фронтак, несмотря на свои преклонные лета влюбился как дурак в молоденькую девушку.

- Которая, прибавили вы, не стоила этого.

- И теперь еще повторяю... так как она была хитрая штучка, которая нисколько не заботилась о графе, и желала только его состояния... И ей таки удалось забрать себе это состояние, несмотря на все похвальные усилия Гравуазо и Дюрье спасти сыну де-Фронтака отцовское наследство.

При этом неожиданном толковании поведения двух негодяев, Кловис взглянул в лицо идиоту, чтобы убедиться, действительно ли он чистосердечен, говоря таким образом, но на глупом лице разскащика выражалось такое простодушие, которое не допускало ни малейшого сомнения.

- А! так эти господа приняли к сердцу интересы сына де-Фронтака, спокойно спросил Кловис.

- Ведь я вам сказал это.

- Да, но может быть вы знали об этом лишь по наслышке.

- Гораздо лучше, мой милый, так как я сам принимал участие в этом деле.

- Вы? с удивлением спросил гравер.

- Да, я... и поверьте, что я сделал это также только для того, чтобы помешать разорению молодого человека. Надеюсь что вы не станете оскорблять меня подозрением, будто я взял сторону жадной интриганки... Нет, нет, я не такой человек... я помогал доброму делу, и иначе, клянусь вам, я не взялся бы за него.

Тут Рокамир принял печальный вид.

ей или уничтожил бумагу, которую я дал ему.

Едва супруг Сидализы окончил свою фразу, как Кловис подскочил от удивления и необдуманно вскричал:

- Вы? Это вы подписывали бумагу?.. А, так значит ваше имя Кошоне?

При этом вопросе супруг Сидализы видимо смутился.

- Как вы это узнали? с испугом спросил он.

- Что вам за дело... довольно того что я знаю.

- Умоляю вас, не зовите меня так при Сидализе, она придет в ярость... а в её положении всякое волнение будет для нея вредно.

- Да или нет, Кошоне, вы или нет? снова повторил с нетерпением гравер.

- Да, я сознаюсь в этом... но видите ли, когда я женился на Сидализе, мое имя Кошоне показалось ей недостаточно... недостаточно... как бы это вам выразить?

- Недостаточно поэтично?

- Вот именно... тогда она потребовала чтобы я заменил имя моих предков другим, более мелодичным, более нежным, более оригинальным.

- Ну, Кошоне, было кажется достаточно оригинально.

- Да, но вы знаете, что против женских капризов невозможно спорить. Сидализа, я не знаю почему, выражала такое сильное отвращение называться мадам Кошоне, что мне пришлось решиться принять имя моей матери... Рокамир.

Он чуть не плакал.

- Заклинаю вас всем святым, продолжал он, умоляющим голосом, не зовите мою жену мадам Кошоне! А то это все падет на меня... Она вообразит, что я вздумал хвастаться перед вами моим настоящим именем.

- Хорошо, я согласен, но с тем условием, что вы разскажете мне откровенно, как могло случиться, что несмотря на ваше желание сохранить состояние сыну де-Фронтака, все ваши усилия по этому поводу остались тщетны.

- Вы не хотите сказать мне сначала, как могли вы узнать мое имя Кошоне?

- О! у меня нет от вас тайн... я узнал его от одной гадальщицы.

Вместо того, чтобы удивиться этой чепухе, которую сказал ему Кловис, чтобы не сознаться, что он прочитал это имя внизу бумаги, попавшей в его руки, Рокамир с восторгом вскричал:

- В самом деле? от гадальщицы!.. о! это еще более увеличивает мое доверие к той, которая предсказала мне, что мой род не угаснет.

- О! конец очень прост. На обеде, о котором я вам говорил и на который они пригласили меня, чтобы обратиться к моей опытности, выходящей из ряду вон, Дюрье и Гравуазо, бывшие близкими друзьями де Фронтака, сказали мне приблизительно следующее: "Вы должны помочь нам помешать одному честному человеку и нашему другу, сделать глупость. Имея уже около шестидесяти лет, он по уши влюбился в девчонку, которая разорит его. Однако, несмотря на свое безумие, он сохранил еще немного здравого смысла, чем мы я должны воспользоваться. Он так хорошо понимает свое безсилие устоять против требований своего кумира, что хочет заранее спасти состояние своего сына из когтей, против которых он в последствии не будет в состоянии защищаться. Мы должны облегчить для него исполнение этой благоразумной меры".

- А! Гравуазо и Дюрье говорили вам это?

- Да, так как я вам повторяю. Тогда то они обратились к моим мудрым советам, чтобы помочь им придумать средство, как привести в исполнение эту меру.

- И вы указали им это средство?

- Конечно! Они не понимали в деле никакого толку. Этот дурак Гравуазо предлагал, чтобы де-Фронтак устроил пожизненную продажу всего имения.

- Ну, это было бы довольно странным средством сохранить состояние сыну.

- Не правда ли? я это же самое заметил им, тогда Дюрье прибавил: "Это будет только фиктивная продажа, де-Фронтаку будет передана бумага, удостоверяющая недействительность продажи. Имея в руках этот акт, сын легко вступит во владение наследством после смерти отца."

- Тогда-то вы и подали ваш просвещенный совет?

- Да, я выразил свое одобрение этому плану. Затем Гравуазо прибавил, что надо найти честного человека, которому можно было бы доверить роль этого фиктивного покупателя.

- На этот счет вы снова подали им ваш совет?

- Да, я снова одобрил.

- И это все?

- Нет, я кроме того посоветовал еще выбрать Дюрье... который отказался.

- В самом деле?

- Но я не смутился и, после его отказа, посоветовал передать эту роль Гравуазо... но и он точно также отказался.

- По какой же причине?

- Они говорили, что покупатель должен быть таким человеком, который мог бы придать этой фиктивной сделке вид серьезного дела... Тогда как про них все знали, что у них нет достаточно средств на подобную покупку. Напротив того я, имевший хорошее состояние был вполне способен платить пятьдесят или шестьдесят тысяч пожизненной пенсии графу де Фронтаку, не возбуждая ни в ком ни малейшого подозрения.

- И вы согласились?

- Нет, сначала я отказался... Я не для того отказался от дел, чтобы брать на себя новые заботы... но Дюрье и Гравуазо продолжали настаивать, говоря, что я обязан оказать эту услугу человеку, который хотел принять предосторожности против своей собственной слабости. Я наконец увлекся этой благородной задачей, спасти состояние сына от алчности развратницы... и согласился.

- Он изучал права в Пуатье.

- Итак, г. Рокамир, несмотря на ваше отвращение взять на себя новые деловые хлопоты, вы все-таки дали ваше согласие?

- Да, потому что я съумел сейчас же передать все эти хлопоты Дюрье и Гравуазо. Как они мне совершенно верно заметили, им было только нужно имя солидного покупателя. Я давал мое, вот и все... что же касается подробностей и хлопот, которых требовала эта фиктивная сделка, то Дюрье и Гравуазо взяли их на себя из дружбы ко мне и к де Фронтаку, мне надо было только подписать им полную доверенность действовать от моего имени.

- Ай! ай! насмешливо заметил Кловис.

- Отчего вы говорите это "ай?"

- Разве вы не боялись, что Гравуазо может употребить во зло вашу подпись?

- В каком отношении? Он не мог употребить ее ни на что кроме формальностей, необходимых по этому делу.

- Да, но потом.

- Что, потом? Он ничего не мог извлечь из этой сделки, которая уничтожалась бумагой, посланной мною де-Фронтаку.

- Вы уверены, что послали ему эту бумагу?

- О, да, конечно! И я даже так поспешил сделать это, что Гравуаэо и Дюрье бранили меня, зачем я так поторопился, говоря, что я должен был сначала дать им прочесть эту бумагу, чтобы они могли убедиться, все ли в ней в порядке и вполне ли она достаточна для поддержания впоследствии требований сына.

- А! так они сердились на вас за вашу излишнюю поспешность?

- Да, но, впрочем, не очень. Они разсчитывали иметь достаточно времени прочесть и перечесть этот акт, когда он перейдет к которому-нибудь из них. Вы конечно понимаете, что, желая спасти свое состояние, де-Фронтак не мог хранить этой бумаги у себя дома, так как, будучи как-нибудь найдена этой девушкой и доказав ей, что граф обманывал ее по поводу своего состояния, она только еще больше возбудила бы её алчность. Вследствие этого, де-Фронтак необходимо должен был отдать мою бумагу в руки какого-нибудь верного друга, который впоследствии воспользовался ею, чтобы возстановить права сына.

- Значит, Дюрье и Гравуазо надеялись, что тот или другой из них будет избран хранителем бумаги?

- Да.

- Что же случилось?

- То, что де Фронтак, в данную минуту, вероятно, не подумал о них, так как послал бумагу своему дорогому другу.

- Как его звали?

- Мортье, он был начальником отделения в каком-то министерстве.

- Бедный или богатый?

- Я знаю? я?

- Конечно, так как эта мадемуазель Мортье, в настоящее время, никто иная, как наша прелестная хозяйка, мадам Дюрье.

При этом имени, в уме Кловиса зародилось подозрение, что, может быть, отец Селестины был третьим негодяем, который помог двум другим разорить его. Тот факт, что он выдал дочь за Дюрье, казалось, указывал на его тайное сообщничество.

- Но как же случилось, спросил Кловис, что Дюрье выбрал девушку без состояния, когда сам также ничего не имел.

- Что же вы хотите? любовь не разсчитывает.

- Значит, Дюрье был влюблен?

- Как безумный... иначе ничем нельзя объяснить его упрямства... барышня больше года не соглашалась выйти за него, пока наконец не дала согласия. Она и слышать сначала не хотела об этом женихе, который был на сорок лет старше её... но упрямство Дюрье одержало верх. Надо прибавить, что его усердно поддерживал старик Мортве, который, будучи в то время уже болен и зная, что его болезнь неизлечима, а в тоже время не имея ничего оставить дочери, сильно желал видеть ее за человеком, имевшим порядочные средства; он так умолял дочь выйти за Дюрье, что та наконец согласилась.

Несмотря на уверения про страсть Дюрье, Кловис очень хорошо понимал в чем тут дело.

- Нет, говорил он себе, негодяй не был влюблен. Этот брак был просто средством, придуманным им и Гравуазо, чтобы войти в дом Мортье и, после его смерти, овладеть драгоценной бумагой.

В эту минуту Рокамир залпом выпил целый стакан, а Кловис продолжал вслух:

- А что случилось с де-Фронтаком?

При этом вопросе идиот презрительно пожал плечами.

- Кто может помешать дураку сделать глупость? сказал он. Так и тут, что мы ни делали, чтобы снасти состояние сыну, все оказалось тщетным. Выйдя замуж, негодница съумела добиться от безумного старика возвращения ей бумаги; затем, мало-по малу, все состояние, перешло на её имя, так что, оставшись вдовой, интриганка имела уже все состояние мужа.

В то время, как супруг Сидализы передавал эти подробности, Кловис внимательно наблюдал за нит. Молодой человек знал, что отец его никогда не был женат второй раз и что, следовательно, разскащик говорил неправду. Но в голосе Рокамира звучало столько чистосердечия, что нельзя было сомневаться, что негодяи воспользовались его доверчивостью. Как ни туп был Рокамир, он никогда не согласился бы помогать безчестному делу, еслибы его не обманули.

- Вы убеждены в том, что вы мне рассказали... например, в женитьбе де-Фронтака? продолжал гравер.

- Я не стану говорить вам, чтобы я сам присутствовал на его свадьбе, нет. Я узнал о ней от Гравуазо... В одно прекрасное утро, я уже теперь не помню по какому поводу, он сказал мне, что де-Фронтак женился на своей красавице.

- И вы никогда больше не справлялись об этом ни у кого?

- К чему? Де-Фронтак нисколько не интересовал меня. Если я дал свое имя, то сделал это скорее из желания сделать приятное Дюрье и Гравуазо, хотевшим спасти своего друга от неблагорагоразумного поступка, чем для самого де-Фронтанака... И, признаюсь вам, что мне было ни тепло, ни холодно, когда, через несколько времени, мне сказали, что все наши усилия в пользу сына остались безплодны.

- Кто же вам сообщил об этом прекрасном результате?

бумагу от Мортье и передал своей жене... которая, оставшись вдовой, поспешила все продать.

- Значит, все ваши сведения имеют один источник - Гравуазо и Дюрье?

- Да... и, надо сказать правду, что я не особенно старался о приобретения этих сведений, так как, в тот день, когда мои друзья передали мне их, я уже совершенно забыл про это дело.

- Точно также, как, вероятно, забыли взять от них доверенность, подписанную вами в тот день, когда вы думали, что делаете этим простую любезность.

- Мне не было надобности брать ее от них, так как она вполне уничтожалась бумагой, где я признавал фиктивной сделку, для которой была выдана эта доверенность.

Окончив эту фразу, Рокамир разинул рот, чтобы запихать в него целую половину груши, но рука его была на пол-дороге остановлена Кловисом.

- У вас хороший желудок? совершенно серьезно спросил артист.

- Я думаю, что мне позавидовал бы страус.

- Я бы лучше сказал - утка.

- Почему же утка?

- Потому что желудок утки варит еще скорее, чем желудок страуса.

- Уже не хотите ли вы заставить меня снова пообедать? спросил Рокамир, удивленный этими вопросами.

- Нет, я только хочу убедиться, что у вас быстрое и легкое пищеварение, способное разстраиваться при всяком волнении... Хотя у вас каменная душа, стальное сердце и железная нравственность, это все-таки может не помешать вам иметь оловянный желудок... Я хотел это знать, так как должен сообщить вам нечто, но в тоже время боюсь произвести на вас слишком сильное впечатление. Вот причина моих разспросов относительно большей или меньшей легкости пищеварения, которой природа одарила ваш желудок. Это любопытство внушено мне единственно участием к вам, мой бедный г. Рокамир.

Кловис произнес эту тираду, качая головой и таким мрачным тоном, что супруга Сидализы охватил безумный страх.

- Насчет трюфли, не так ли? прерывающимся голосом вскричал он. У меня нет более связности в мыслях... О! я вижу, вы не смеете мне признаться, но это так?

- Так что же такое?

- Напротив того, я должен вам признаться, что трюфля придает вашему уму необычайную ясность... благодаря которой, вы лучше поймете то, что я не решаюсь сказать вам.

- Да что же это, наконец, такое?

- Я опасаюсь, я трепещу, я дрожу, что... что вы, кажется, заслужили десять лет каторги.

- Да, десять... может быть даже двадцать; это будет зависеть от великодушия судей. А если попадетесь в счастливый день, то может случиться, что и сорок... Я не безпокоюсь за вас, так как у вас железная нравственность и каменная душа, но какое огорчение для несчастной мадам Кошоне... т. е., виноват, Рокамир!

- Что же я такое сделал? с трудом выговорил, наконец, идиот.

Кловис взял его за руки и с чувством сжал их.

- Прежде чем я буду продолжать, с самым дружеским участием сказал он, вы должны сказать мне, дорогой друг, что я не порчу вашего пищеварения... Если же я имел это несчастие, то сделайте мне только знак и я стану нем, как рыба.

- В таком случае, мой милый, я должен сказать вам, что граф де-Фронтак умер вдовцом и что он никогда не был женат вторично ни на ком... Не смотрите на меня таким образом, а то блеск ваших глаз приводит меня в смущение, так как у меня нет, как у вас, каменной души... Еслибы я не знал вашего необычайного ума, то подумал бы, что вы не знаете к чему я хочу придти... Я продолжаю. Итак, не женившись ни на ком, граф не мог передать вашей бумаги жене, которой не существовало.

Кловис замолчал на мгновение., как бы что-то соображая.

- Почему де-Фронтак устроил всю эту сделку? продолжал он. Действительно ли он собирался жениться или имел какие-нибудь другия причины, этого я не знаю. Во всяком случае эта фиктивная продажа действительно была устроена, так как это доказывает подписанная вами бумага... Но, ради Бога, не перебивайте меня, умерьте ваше нетерпение, вдруг вскричал он.

Но Рокамир и не думал ничего говорить. В испуге, желая хоть чем-нибудь умерить свое волнение, он пил маленькими глотками теплую воду, только что принесенную лакеем для полосканья рта.

- Нет, отвечал Рокамир, между двумя глотками.

- Она была украдена мошенниками Дюрье и Гравуазо из бумаг Мортье, после смерти последняго, на дочери которого один из негодяев женился для того, чтобы легче устроить все это. Украв таким образом этот важный документ, негодяи воспользовались доверенностью, данною неким Кошоне, дураком, каких мало... извините за выражение... который дал свое имя для этого дела. Под прикрытием этого идиота, и опять-таки извините за выражение... они продали имение и разделили между собою полученные от продажи девятьсот тысяч франков... между тем, как ничто, из всего случившагося в Каркасонне не дошло до ушей этого кретина Кошоне... в третий раз прошу вашего извинения, дорогой и многоуважаемый г. Рокамир.

Я знаю, продолжал он, делая ударение на словах, я знаю, что Кошоне ничем не воспользовался от этой покражи, но, нет сомнения, что судьи не поверят этому, когда ограбленный сын отправится в суд требовать своего состояния, имея в руках подписанную вами бумагу о фиктивности продажи, попавшую к нему лишь благодаря счастливому случаю.

Между тем, испуганный Рокамир мало-по малу оправился.

- Да, г. Рокамир.

- Я хотел бы знать его.

- Для чего?

- Для того, чтобы исполнить мой долг, отвечал идиот взволнованным голосом, который тронул Кловиса. Да, мой долг. Очень может быть, что я дурак, кретин, идиот... одним словом, все, что вы сказали, г. Кловис, но я никогда не хотел вредить кому бы то ни было и всегда был честным человеком. Если я имел слабость довериться двум негодяям, то я же должен и поплатиться за это... Поэтому, еслибы я знал этого молодого человека, я пошел бы к нему и сказал: "Я хотел быть вам полезен, а вместо того, хотя и против воли, стал причиною вашего разорения. То, что у вас украли, равняется тому, что я имею; вот мое состояние, берите его, я, заклинаю вас, не думайте, чтобы я мог быть сообщником этих людей".

- Что для меня значит бедность, проговорил он, сквозь слезы, у меня всегда будет утешение в любви Сидализы.

Как ни забавно было это заключение для Кловиса, отлично знавшого, что думать о привязанности супруги, оно не вызвало у него даже улыбки. Напротив того, он дружески пожал руку рогоносцу.

- Не бойтесь ничего, друг мой, сказал он, вы не дойдете до подобной крайности. Кто украл, те и должны возвратить крадеиное и я даю вам слово, что сын де-Фронтака заставит их сделать это.

- Тем не менее, я все-таки хотел бы знать, где найти этого молодого человека.

- Напротив, потому что если Гравуазо ускользнет от него, то я хочу чтобы он знал, что мое состояние принадлежит ему... Умоляю вас, г. Кловис, скажите мне где могу я найти этого молодого человека.

- Не очень далеко: я сын графа де-Фроитака.

- Вы!! вскричал Рокамир и в эту минуту, несмотря на его хобот, очки и смешную наружность, он не казался смешным граверу.

Голос его дрожал когда он сказал:

- Напротив того, это мне надо просить у вас прощения за эпитеты... ничем неоправдываемые... которые я употребил сейчас относительно вас. Я настолько ценю ваш ум и опытность, что попрошу вас оказать мне две услуги.

- Говорите.

- Первая заключается в том, чтобы в случае надобности повторить перед судом то, что вы рассказывали мне сейчас.

- Хорошо. А еще?

- Клянусь вам.

- Даже Сидализе, не так ли?

При этом вопросе характер бывшого дрогиста выказался во всем блеске.

- Даже Сидализе, величественно выпрямившись отвечал он. Есть тайны, которые никогда не должны передаваться женщинам.

- Хотите еще чего-нибудь? спросил Кловис.

- Напротив.

Говоря это Рокамир, выпивший теплую воду совершенно безсознательно, схватился руками за желудок.

- Это верно от волнения... проговорил он, у меня там какая то тяжесть... я хотел бы уйти.