Домна-Розанда.
II. Богатство господаря

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домна-Розанда. II. Богатство господаря (старая орфография)

II.

Богатство господаря

О сокровищах Лупулы существовало тем более высокое мнение, что никто не видал их своими глазами. Были однако обстоятельства, устранявшия всякое сомнение в действительности их существования. Первым из таких обстоятельств были непрочность положения самих господарей, понуждавшая каждого из них жадно вопить сокровища, чтобы было чем предотвратить утрожавшую опасность, или облегчить горе в минуты изгнания. Поэтому-то всякий раз, когда мы встречаем известие, что господари скрываются в каком-нибудь отдаленном месте от постигшей их беды, тут же рядом идет речь о сокровищах, будто бы увезенных изгнанниками в глубину лесов Буковины, в стены Каменец-Подольской крепости, или в отдаленный уголок Польши.

Лупула, по самому уже званию господаря, прослыл за скопидома и обладателя громадных сокровищ, а личные его поступки еще более увеличивали сложившееся о нем мнение. Всех поражало, что Лупула в течение долгих лет управлял страною, а в то время долго и спокойно управлять в Яссах мог лишь тот, кто щедро сыпал золото в Стамбуле: не задолго до вступления Лупулы на престол состоялось султанское распоряжение, чтобы каждый из волохских князей ежегодно получал новую грамоту об утверждении его в этом звании и чрез каждые три года лично являлся в Царьград хлопотать о продолжении царской милости. Многолетнее счастливое исполнение этой тяжелой повинности Лупулой привело всех к убеждению, что сокровищница его бездонна, если ежегодный схарач" и посулы не исчерпали ее.

Куда бы ни достигало имя господаря Василия Лупулы, в какой бы стране ни появлялись его послы, повсюду видны были несомненные признаки богатств волохского господаря, далеко отражался отблеск от его сокровищ, которые, как солнце, сияли где-то в глубине подвалов замка, возобновленного Лупулою в Яссах. И патриарх константинопольский, и многие католические монахи римской церкви одинаково получали от господаря щедрые подаяния; сверх того, патриарх получил значительную сумму для уплаты долгов своей церкви. Каждое письмо к королю польскому сопровождалось богатыми подарками, описанием которых французския и немецкия газеты того времени долго занимали внимание европейской публики. Даже богатейшие польские магнаты, особенно высшие сановники воеводств, соседних Волощине, приучены были к господарским подаркам, считавшимся в тех странах важнейшим источником обогащения.

пределами Волощины открывался в действительности восточный мир, по наружному виду более нашего великолепный. По этому поводу много приводивших в изумление подробностей в обстановке господарского двора было только подражанием восточной выставке богатств на-показ, а приведенные в изумление поляки принимали их за действительные и, возвращаясь на родину, разносили преувеличенные слухи о сокровищах Лупулы.

Во всяком случае было не мало несомненных признаков действительного богатства господаря. Приезжавших в Волохскую землю княжеских гостей обыкновенно ожидали выехавшие вперед на встречу бояре, придворные и нарядно убранная милиция. Для приема во дворце кого-либо из важных иноземных сановников отправлялся на встречу отряд великолепно убранных всадников, сопровождавший придворную карету. В карете ехали двое придворных сановников для приглашения почетного гостя во дворец господаря. По пути во дворец более и более обнаруживались признаки восточной жизни, чаще и чаще проявлялась туреччина в одежде и говоре многочисленной толпы, кишавшей на площадях; среди групп волохской пехоты, одетой в красный цвет, виднелись группы янычар, а у подъезда дворца, среди высоких шапок волохских бояр, мелькали турецкия чалмы.

В покой дворца вводил гостя маршал двора, окруженный толпою каларашей {Непонятное для Линде слово калараш, вернее карлаш, объясняется следующим образом в отрывочном описании посольства Николая Бегановского, подстолия львовского в Турции в 1643 году (Срав. Дневник Станислава Освецима", рукоп. в библиотеке Оссолинских No 224, стр. 461):

"Из Хоцима до самих Ясс на всем пути нас сопровождали каралаши (это люди, которых господарь волохский содержит во всех городах для быстрого исполнения его поручений)".} и придворных, поражавших разнообразием костюмов турецких, татарских, волохских и даже польских. Эта свита растворяла двери - и взору посетителя открывался обширный зал, или на местном языке - диван, служивший местом судебных совещаний. Затем следовал другой зал, или диван, в котором величаво заседали члены княжеского совета, образуя живописный круг, составленный на половину из величавым, в белых чалмах, турок и на половину из бородатых, в национальных костюмах, волохов. Наконец, открывался третий зал, обставленный самым богатым образом, среди которого возседал на троне господарь.

"Было по-истине, - писали польские послы, пораженные открывавшимся перед ними зрелищем {Описание посольства Николая Бегановского: "Дневник Станислава Освенцима", стр. 463.}, - чему подивиться этой господарской магнифиценции, которая вполне достойна всякой консидерации. Кроме других одежд, было на господаре одеяние подобное тому, какое носил турецкий султан, производившее шум и шелест, как ни на одном из монархов. Оно, как кажется, было из альтембасовой ткани, с вышитыми золотом цветами, в палец толщиною, с двумя парами застежек бриллиантовых, очень блестящих и, полагаю, высокой ценности, подшитое соболями, которые достоинством, конечно, соответствуют покрышке".

Двор господаря представлял еще более блеска и величия спустя несколько месяцев после приведенных послом слов удивления. Это были, несомненно, лучшия минуты в жизни волохской столицы во время правления Лупулы, - минуты, полные лучших надежд для страны и её правителя. Господарь в это время праздновал свадьбу старшей своей дочери, Елены-Марии, с князем биржанским и дубинским, Янушем Радзивилом {Описание свадьбы по свидетельству современников: "Theatri Europe oder historischer Beschreibung der denkwürdigsten Geschichten von Jahr 1647". - "Жизнь Януша Радзивила", Эдуарда Комубая. Вильно, 1859 г., стр. 78--81.}. Помолвку дочери господаря с князем Янушем во всех отношениях можно было считать счастливым событием. По своим богатствам "князь на Биржах и Дубинках" не многим уступал волохским господарям, по родовитости же князь Радзивил считал себя выше господаря Василия Лупулы. Лупула - сын никому неизвестных родителей - в настоящем случае роднился с домом баснословной древности, владетелем семи княжеств в Литовской земле, родственно связанным с царствовавшими домами в Европе. Не говоря уже о Варваре Радзивил, увенчанной польскою короною, родной дядя нового господарского зятя, одноименный ему Януш, женился недавно на дочери курфирста бранденбурского, Софии-Елизавете, и этим браком связал по крови дом Радзивилов с половиною царствовавших династий в Европе.

Но, кроме блеска такой связи, свойство князя Януша Радзивила с Лупулою представляло еще другия, более ценные, ожидания. Лупула, как родственник и преемник господарского дома Могилы, дружелюбного некогда Польше, всегда поддерживал добрые отношения с короною польскою, но никогда он не выступал с более ясными доказательствами своего расположения к польской короне, как в настоящем случае. Родственная связь с домом Радзивилов была решительным шагом к переходу господаря на сторону Польши. Тем более могла радоваться корона польская настоящему случаю, что союз Лупулы с Радзивилами и Польшею совпал со временем тайных приготовлений Владислава IV к великой войне с Турциею, в которой дружба или вражда Волощины могла дать решительный перевес той или другой стороне. В случае победы христиан над Блистательною Портою, Лупула, как связанный узами родства с могущественным в Литве домом Радзивилов, мог разсчитывать на полную независимость княжества от Турции, на тесное, предначертанное еще Иеремией Могилрю, соединение с Польшею и на неисчислимые выгоды для обоих народов, населявших Днестровския побережья.

Во всяком случае не легко было уладить этот брачный союз, богатый такими блестящими надеждами. Господарь и князь Януш Радинвил. встретили вначале непреоборимые препятствия. Главное препятствие было со стороны Порты, которой протекторат распространялся не только на княжество, но и на родственные отношения господарской семьи. Поэтому Лупула не мог выдать замуж свою дочь без согласия Дивана, который всегда сопротивлялся и не желал слишком тесного сближения господарей с польскою вороною и польскими панами. И на этот раз также султан Ибрагим долго не соглашался на вступление в брак Могилянви с польским князем; но когда, с помощию золота Лупулы и при посредничестве семиградского князя, личного друга Радзивила и такого же вассала Порты, как Лупула, Диван стал уже склоняться и готов был дать свое согласие на брав, - неожиданно в самой столице Яссах обнаружилась интрига, которую устроили польские недоброжелатели князя Януша. Они завидовали богатому приданому господарской дочери, а может-быть еще более завидовали тому, что зять легко мог наследовать престол тестя. Чтоб охладить родителей Домны-Елены с свойству с Янушем Радзивидом, был пущен слух, что сам великий князь московский замышляет искать руки дочери богатого господаря. По этой причине и по многим другим помолвка князя откладывалась, посольства князя Януша не достигали Ясс и целых три года прошли в безпрерывных происках партий; наконец дело о союзе Радзивила с домом Лупулы, а Волощины с ТИолынею - увенчалось полным успехом.

"магнифиценция" двора и сокровищ господаря волохского. На все стороны прозвучало господарское и турецкое золото, пущенное в ход из подвалов Лупулы. Поскакали послы господарские с богатыми дарами и с приглашениями на свадебный пир в Яссы.

Почти в одно и то же время отправились два волохских посольства ко дворам варшавскому и константинопольскому с известием о литовской свадьбе: одно - к королю Владиславу IV, другое - к султану Ибрагиму. Не замедлили прибыть с принесением поздравлений и для присутствования при торжестве послы: от султана Ибрагима, от короля Владислава IV, от курфирста бранденбургского, от князей курляндского и семиградского, от цареградского патриарха, от воеводы мультанского и множества воевод и панов польских, приглашенных на свадебный пир. Наконец, в последних числах января 1645 года, пожаловал с границам Волощины сам жених, окруженный тысячами панов, придворных слуг и войска, под шестью национальными знаменами и сверх того с отрядом чужеземных наемников.

С тех пор, как существуют господари волохские, не помнили такого съезда ни в прежней столице - Сочаве, ни в новой - в Яссах. С высокими представлениями о богатствах Лупулы съехались гости в Яссы, но безпримерное великолепие в приеме, которым господарь окружил своих гостей, превысило всякия ожидания. На встречу зятю, приехавшему в сопровождении такого многолюдства, выехал господарь с втрое многочисленнейшею свитою и с 12.000 человек войска; сам же он сидел на арабском коне, залитом золотом и драгоценными каменьями ослепительного блеска. Следуя восточному обычаю, господарь подарил коня жениху своей дочери, чтобы тот подъехал на нем к порогу дома, где ожидала его высокая невеста. Господарь пересел на другого коня, также богато убранного, и оба князя - зять и тесть - въехали во дворец посреди соединенной свиты двух дворов и при громе пушечных выстрелов с городских стен, любуясь зрелищем совершавшихся с двух сторон маневров и эволюций войск.

Спустя несколько дней совершено было бракосочетание по греческому обряду. Два митрополита во главе многочисленного духовенства встретили брачную чету на пороге церкви. Обряд венчания совершил киевский митрополит Петр Могила, член рода того же имени господарей и родственник Лупулы по женской линии. На другой день после бракосочетания начался прием подарков, подносимых невесте, продолжавшийся несколько дней. В первый день поднесли подарни послы от имени короля польского, курфирста, князей курляндского и семиградского и знатнейших сенаторов и панов короны польской. Другой день предназначался для приема подарков от соседняго княжества Мультанского (Валахии), поднесенных послами князей, бояр и духовенства. На третий день били челом города молдавские и семиградские, увеличивая своими приношениями уже возвысившуюся гору золота и разных драгоценностей. Двор султана почтил новобрачных присылкою искусных турецких музыкантов, которые приводили в восторг собравшихся гостей.

Между тем во дворце господаря шел брачный пир, изредка прерываемый приношением даров и минутами посвященными на осмотр и удивление ими.

горожан, бояр и почти в каждом доме угощались толпы слуг, придворных и воинов. Приезжим низшого разряда от казначеев господаря отпускались на угощение денежные суммы в размере по щедрости не уступавшем угощению вельмож в замке. Щедро вознаграждался каждый, кто при подношении свадебных подарков и поздравлений умел выразить чувства глубокой почтительности словом и челобитьем. Вознаграждалась каждая выходка тысячи вертевшихся пред глазами фигляров и турецких фокусников: кудесник, обрадованный ласковым вниманием и подаянием звонкой монеты, на коленях целовал край одежды господаря. Притекала таким образом и к богатым, и к убогим непрерывная струя щедрости из сокровищницы господаря. А сколько золота, сколько всякого добра и богатства, из разного рода металла ценных изделий - досталось в приданое счастливому супругу дочери господаря!

Новобрачная сидела в кругу женщин, за одним из столов женских. По местному обычаю, в те времена назначались на пиршествах особые столы девицам и женщинам. Затем и другим виднелось много дам из Польши, одне из них были природные польки, другия - урожденные волошки, вышедшия замуж за поляков и вместе с мужьями приглашенные на свадебное пиршество. Среди почетных дам невольно останавливалось внимание зрителя на величавой осанке хозяйки дома - особе высокого ума и сильной воли. В ней разительны, однако, были некоторые признаки восточного происхождения - черты и приемы, напоминавшие природную черкешенку и прежнюю магометанку.

Но польский глаз с особенным удовольствием замечал польския черты и приемы в обеих дочерях господаря. Как новобрачная княжна Елена, так и выдававшаяся в кругу девиц Розанда были на половину польки. У этих княжен, нам у отраслей дома Могилы, было много теток замужних за поляками и много родных в Польше; оне поддерживали с ними безпрерывные сношения и связи, видели в Польше страну близкую им по родственным связям, понятиям и идеалам. У них собственно не было настоящого отечества, но во дворах и домах польских было для них что-то родное, и туда в настоящее время, к величайшей радости родителей, прокладывала себе путь старшая княжна Елена. В кругу полек и среди общого веселья неподдельным восторгом бились сердца молодых Княжен, и тем ярче блестели их красота и прелесть обращения.

долгого времени доставлять гостям постоянно новые и новые развлечения. И правду сказать, чудеса творились для увеселения гостей. Из соседних турецких областей толпы фокусников, кудесников, бойцов, акробатов, шутов и шутих разного возраста и дола спешили на пир, чтобы своим искусством я ловкостию приводить зрителей в удивление и восторг. С неуловимою быстротой воздвигались для зрелища здания, замки и крепости, и потом с такою же быстротою обращались в развалины, силою огня или железа. Из этих развалин появлялись великаны, вступали в бой с дикими зверями и делались добычею львов, слонов или таких чудовищ, каким подобных не бывало и в природе. Чтоб изгладить тяжелое впечатление этих ужасных сцен, выступали потешники с низким лбом, плотно остриженные напереди, с оставленною на макушке длинною прядью волос, которою прикреплялся с голове громадной величины мельничный камень; они позволяли разбивать эти камни на себе молотом или кружились с ними по сцене с быстротою мельничных крыльев и падали наконец к ногам господаря, протягивая руку на кошельком золота и целуя края княжеской одежды.

почти родня господаря провожала новобрачных с большими церемониями до пределов Волощины. Радзивил упросил брата и сестру господаря проводить его до Каменец-Подольска, откуда, угостив их великолепно, отправил обратно в Яссы. Длинная вереница обозов, натруженных приданым и веном новобрачной, тянулась на протяжении нескольких миль. В течение многих дней и недель все дороги из Волощины были запружены разъезжавшимися свадебными гостями.

соседних землях видели в Розанде будущую наследницу богатств отцовских, обладательницу баснословного состояния.

Благоволение Оттоманской Порты в течение долгих лет с отцу Розанды порождало надежды, что будущий зять вместе с рукою княжны унаследует и престол её отца. Шаткость трона волохских господарей внушала смелость каждому проходимцу искать руки дочери господаря, а может-быть и целой Волощины. Таким образом Розанда сделалась предметом многоразличных искательств. Сирота без отечества и фамильных преданий в прошедшем вдруг сразу очутилась в омуте предложений, которые шли с разных противуположных сторон, спешивших навязать ей свою родню, свое прошедшее, свою отчизну. Начались свадебные посольства с предложениями из всех тех земель, между которыми шла безпрерывная борьба за обладание Волощиною. Обращались по-очередно с предложением с Розанде сыны могущественных домов короны польской, спешила толпа воинственных сватов из Сечи Запорожской, напомнила о своем праве влиять на судьбу дочери господаря и Оттоманская Порта, Единственное спасение в её сиротском положении было примкнуть к очагу одного из покровительствовавших домов и признать в душе отечеством страну, не чуждую её сердцу; но тут, как нарочно, влечения юного сердца тянули в одну сторону, а сила обстоятельств - в другую. Последуем прежде всего за душевными желаниями Розанды, направленными в земли лежавшия за Днестром.