| Автор: | Шатобриан Ф. Р., год: 1814 |
| Примечание: | Переводчик неизвестен |
| Категория: | Публицистическая статья |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: О существе тайны
О существе тайны (*).
(*) Симъ переводомъ изъ Génie du christiаnisme обязаны мы женскому перу. И.
Все изящное, любезное, великое въ жизни составляютъ вещи таинственныя, чувства удивительнейшiя суть те, которыя волнуютъ насъ смешаннымъ образомъ. Стыдливость, любовь, непорочная дружба добродетельная исполнены таинства. Можно сказать, что любящiяся сердца разумеютъ другъ друга въ половину, и что, оне только полуоткрыты. Невинность, которая есть ничто иное, какъ святое неведенiе, не можетъ ли, въ свою очередь, быть самою недоведомою изъ таинствъ. Младенчество по тому щастливо, что не знаетъ ничего; старость по этому бедственна, что знаетъ все; но, къ ея щастiю, при конце таинствъ жизни начинаются тайны смерти.
Что сказали мы о чувствованiяхъ, то можно сказать и о добродетеляхъ: самыя священныя, непосредственно произтекающiя отъ Бога - какова есть милосердiе (charité) - любятъ скрываться отъ взоровъ, подобно Источнику своему.
Въ отношенiяхъ ума мы находимъ и удовольствiя мысли черезъ тайны. Тайна имеетъ столь высокое свойство, что первые люди: Азiи не говорили иначе какъ символами. Къ какой наукъ обращаются, безпрестанно, какъ не къ той, которая всегда оставляетъ что нибудь угадывать и которая останавливаетъ взоры на безконечной перспективе? Когда мы бродимъ въ пустыне, то некоторое неизъяснимое побужденiе заставляетъ насъ убегать равнинъ, где можно все обнять однимъ взоромъ: мы ищемъ лесовъ, колыбели религгiи, сихъ лесовъ, которыхъ и сень и шумъ и безмолвiе исполнены чудесъ; сихъ пустынь, въ коихъ враны и пчелы питали первыхъ отцевъ церкви, и где святые мужи, вкушая небесныя сладости, восклицали: Господи! я умру отъ радости, естли Ты не умеришь моего блаженства! -- Наконецъ, мы не останавливаемся у подножiя новейшихъ памятниковъ; но естьли на необитаемомъ острове среди океана представится намъ бронзовое изваянiе, котораго простертая рука указываетъ на западъ, и котораго основанiе, покрытое гiероглифами, разрушено волнами и временемъ: то какой источникъ размышленiй для странника! Все сокровенно, все неизъяснимо во вселенной. Самый человекъ не есть ли чудесная тайна? Откуда приходитъ молнiя, которую мы называемъ жизнiю? и въ какой нощи угасаетъ она? Всевечный поставилъ рожденiе и смерть въ видъ двухъ закрытыхъ фантомовъ на обоихъ концахъ пути нашего; первое есть непостижимое мгновенiе нашего существованiя, неизбежно поглощаемое другимъ.
и священные леса, где Брамины, Маги, Гимнософисты, Друиды прорицали непостижимую волю боговъ своихъ.
Мы, конечно, не хотимъ сравнивать сихъ таинствъ съ таинствами истинной веры и непроницаемой глубины Всевышнягo, съ бренностiю и тьмою сихъ боговъ, дела рукъ человеческихъ; но заметимъ, что нетъ религiи безъ таинствъ. Таинства сiи, соединенныя съ жертвоприношенiемъ, Богъ Самъ есть великая тайна натуры; божество Египтянъ изображалось покровеннымъ, и сфинксъ всегда представлялся у преддверiя его храмовъ.
Шатобрiанъ.
"Вестникъ Европы", No 11, 1814