| Автор: | Шекспир У., год: 1598 |
| Категория: | Трагедия |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Юлий Цезарь. Действие первое. (старая орфография)
ДЕЙСТВУЮЩИЯ ЛИЦА.
Юлий Цезарь.
Октавий Цезарь, Марк Антоний, Эмилий Лепид - триумвиры после смерти Цезаря.
Цицерон, Публий, Попилий Лена - сенаторы.
Марк Брут, Кассий, Требоний, Лигарий, Деций Брут, Метелл Цимбел, Цинна - заговорщики против Цезаря.
Флавий, Марулл - трибуны.
Артемидор, философ.
Предвещатель.
Цинна, поэт.
Поэт.
Луцилий, Титиний, Месалла, Молодой Катон, Волюмний - друзья Брута и Кассия.
Варрон, Клит, Клавдий, Стратон, Луций, Дарданий - слуги Брута.
Пиндар, слуга Кассия.
Кальфурния, жена Цезаря.
Порция, жена Брута.
Сенаторы, граждане, стража, свита.
Действие в Риме, затем в Сардах и близ Филиппи.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
СЦЕНА 1-я.
Рим. Улица*
Флавий и Марулл; навстречу им толпа народа).
Флавий. Какой, лентяи, выдумали праздник
Сегодня вы? Назад, марш по домам!
Запрещено рабочим ведь шататься
В простые дни без знаков ремесла.
Ты кто такой?
1-й гражданин. Я плотник.
Марулл. Где передник?
Линейка где? С чего себя ты нынче
Так вырядил? (Обращаясь к другому)
А ты, - кто ты такой?
2-й гражданин
Марулл. Отвечай толковей, какое твое ремесло?
2-й гражданин. Моим ремеслом можно заниматься со спокойной совестью. Я починяю то, что лопнет 1).
Флавий. Что ты починяешь, бездельник? Говори, что ты починяешь?
2-й гражданин. Возьмусь, пожалуй, починить тебя, если ты, раскричавшись, лопнешь от злости.
Флавий. Это еще что значит?
2-й гражданин: А то, что я могу наложить на тебя подметку.
Флавий. Так ты чеботарь?
2-й гражданин. Именно. Я живу шилом... Им одним угождаю я как мужчинам, так и женщинам. Я лекарь старых подошв. Чуть какая-нибудь заболеет - я тут как тут, чтоб ее вылечить. Все честные люди, обувающие ноги в воловью кожу, топчут мое изделье.
Флавий. Так почему ж сегодня ты не в лавке?
Зачем толпу ты водишь за собой?
. А затем, чтоб они истоптали подошвы и доставили мне работу. Впрочем, правду говоря, мы вышли поглазеть на Цезаря и порадоваться его триумфу.
Марулл. Чему нашли вы радоваться тут?
Каких побед он лаврами увенчан?
Где данники, которых приковал
Цепями он к победной колеснице?
Болваны вы! Бездушный римский сброд!
Нет сердца в вас! - Вы помните ль Помпея?
Толпами вы унизывали стены,
Карнизы стен; с детьми вы на руках
Карабкались на вышки труб и башен
И, стоя так весь день-денской с утра,
Настойчиво вы ждали, чтоб увидеть,
Как в Рим въезжал с победою Помпей!
Вдали его завидев колесницу,
Такой в толпе вы поднимали рев,
Что Тибр стонал в своем глубоком ложе
И откликался грохотом пещер!
А нынче что? Одевшись, как на праздник,
Вы путь тому усеяли цветами,
Кто обагрен в Помпеевой крови!..
Идите прочь! падите пред богами!
Молите их простить вам тяжкий грех,
Чтоб не нашла неблагодарность ваша
Достойной мзды в заразе иль чуме.
Флавий. Да, да, друзья; ступайте по домам;
Своих бедняг-соседей там сберите
И с ними плач устройте вы такой,
Чтоб вздулся Тибр от ваших слез; чтоб волны
Его глубин поднялись до прибрежных
Высоких скал (Граждане расходятся).
Вот как легко с тобой
Мы проняли дрянную эту сволочь 2).
У них язык отнялся от стыда.
Ступай теперь ты прямо в Капитолий,
А я сверну дорогою другой.
Когда найдешь их в праздничных венках.
Марулл. Так поступить, пожалуй, нам нельзя:
Ведь нынче, вспомни, праздник Луперкалий 3).
Флавий. Э, все равно! - лишь не было б на них
Венков триумфа Цезаря. - Так к делу!
Прочь с улиц гнать нам надобно зевак.
Иди туда, где их толпы теснее.
Нам Цезарь враг: грозят бедою всем
Его чрезчур разросшияся крылья;
Но если нам удастся их подсечь -
То их полет войдет в свои границы.
Иначе ж он взлетит до облаков.
И будем все дрожать мы в рабском страхе.
(Уходят).
СЦЕНА 2-я.
Там же. Площадь.
(Входят в процессии с музыкой одетый для бега, Кальфурния, Порция, Деций, Цицерон, Брут, Кассий и Каска; за ними толпа народа, среди которой предвещатель).
Цезарь. Кальфурния.
Каска. Тсс... Цезарь говорит.
(Музыка умолкает).
Цезарь. Кальфурния.
Кальфурния. Я здесь, мой повелитель.
Цезарь. Встань на пути, когда начнет Антоний
На играх бег... Антоний!
Антоний
Прикажет мне.
Цезарь. Не забудь коснуться
Кальфурнии, когда, в разгаре игр,
Начнешь ты бег. От стариков слыхал я,
Что дар святой в прикосновеньи этом
Дарован нам, и что с неплодных женщин
Снимает он несчастный их порок 4).
Антоний. Исполню все - слова твои закон.
Цезарь. Вперед теперь с обрядом должным. (Музыка).
Предвещатель (из толпы). Цезарь!
Цезарь. Кто звал меня?
Каска. Утишьте этот шум.
(Музыка умолкает).
Цезарь. Чей это резкий голос
Вдруг пронизал сквозь музыку мой слух?
Что хочет он? Пусть скажет смело: Цезарь
Внимать готов.
Предвещатель. Будь осторожен в день,
Когда встречать ты будешь Иды Марта.
Цезарь. Чья эта речь?
Брут. Какой-то предвещатель
Предостерег, что Иды Марта будут
Тебе страшны.
Цезарь. Кто он? Пусть позовут
Его сюда; хочу его я видеть.
Кассий. Эй, молодец! Пробейся сквозь толпу
(Предвещатель подходит).
Цезарь. Что хочешь
Ты мне сказать?
Предвещатель. Будь осторожен в день,
Когда встречать ты будешь Иды Марты.
Цезарь. Шальной болтун 5); - оставимте его.
(Процессия удаляется. Остаются Брут и Кассий).
Кассий. Пойдешь ли ты смотреть на игры бега?
Брут. Я? - нет.
Кассий. Пойдем.
Брут
Нет у меня той ветренности мыслей,
Которую привыкли видеть мы
В Антонии. Тебе в твоих желаньях
Помехой быть я, впрочем, не хочу...
Итак, прощай.
Кассий. Я за тобою, Брут,
Слежу давно. Куда, скажи, девались
Привет любви и ласка прежних дней
К твоим друзьям? Тяжелою рукой
Гнетешь ты тех, кого любил так сильно.
Брут. Ошибся ты: - коль скоро взгляд мой мрачен,--
Виной тому, что углубился мыслью
Я сам в себя. Мне с некоторых пор
Отрады нет под безпокойным гнетом
Тяжелых дум, но грусти той причина
Во мне самом, и если я невольно
Кажусь не тем, чем был до этих пор,
То оскорбляться этим нет причины
Ты был всегда. Пойми, что нерадивость
Моя к друзьям порождена лишь тем,
Что бедный Брут, вступя в борьбу с собою
Не в силах быть приветливым к другим.
Кассий. Ну, если так, то, значит, я ошибся
И скрыть-хотел напрасно от тебя
В своей душе не мало важных взглядов
И строгих дум... Скажи: ты можешь видеть
Свое лицо?
Брут. Нет, Кассий, - глаз людской
Себя увидеть может, отразясь
Лишь в зеркале.
Кассий. Сказал ты правду. Знай же,
Что с горестью повсюду говорят
О том, что Брут себя не может видеть,
Каков он есть; что, на беду, пред ним
Нет зеркала, в котором бы увидел
Так говорят не мало лучших граждан;
(Хотя безсмертный Цезарь, без сомненья,
Не в том числе) - скорбят они, стеная
Под игом злым и молятся, чтоб Брут
Стал зрячим вновь.
Брут. В беду ты ищешь, Кассий,
Меня увлечь: ты хочешь, чтоб поверил
Я в качества, каких в моей душе
Нет и следа.
Кассий. Так приготовься ж слушать,
Что я скажу. Когда не можешь ты
Себя увидеть сам без отраженья,
То пусть я буду зеркалом, в котором
Правдиво ты увидишь сам себя
И то, чего доселе ты не видел!
Не верить мне, мой честный Брут, тебе
Причины нет! Вот если б был пустой
Насмешник я, клялся бы первым встречным
Что, подарив свое расположенье
Кому-нибудь, я после без причины
Вдруг начинал позорить бы того,
Кого любил (как делает гуляка,
Что на пиру целуется со всеми,
Кто с ним сидит) - тогда меня бы мог
Действительно ты счесть себе опасным...
(За сценой клики и звуки труб).
Брут. Что там за шум? Не избран ли, боюсь,
В цари народом Цезарь?
Кассий. Ха, боишься?
В тебе желанья, значит, нет, чтоб это
Случилось так?
Брут. Нет, Кассий, нет ни тени,
Как ни любим глубоко Цезарь мной!
Но для чего, скажи, меня ты держишь
Так долго здесь? Какую тайну хочешь
Ты вверить мне?.. Когда об общем благе
На выбор мне быть честным иль убитым 6):
Увидишь сам, как равнодушно я
Взгляну в лицо и той судьбе и этой.
Пусть гром богов сразит меня, коль скоро
Поставлю я дороже чести жизнь!
Кассий. Я знаю, Брут, что эта доблесть точно
Живет в тебе; знакома всем она,
Как мне твои знакомы вид и внешность.
Я именно хочу вести с тобой
О чести речь... Не знаю, как привык
Смотреть с людьми ты на задачу жизни,
Что ж до меня, то, признаюсь, скорее
Отрекся, я от жизни бы совсем,
Чем, раз родясь, решился б жить под властью
Существ, как я! Рожден свободным я,
Как ты, как все, как Цезарь сам; питает
Нас хлеб один; сносить привыкли холод
Осенних бурь не хуже мы, чем он...
Стояли с ним; бурливый вал шумел
Средь грозных скал; день был суров и мрачен.
"Решишься ль ты, - сказал внезапно Цезарь:--
Спрыгнуть в реку и переплыть со мной
До этих скал?" - На этом слове я,
Как был, одет, прыгнул тотчас же в воду
И звал его последовать за мной.
Он кинулся. Поток ревел свирепо.
Мы бились с ним, разбрасывая волны
Вокруг себя всей силой крепких рук;
Но, прежде чем достичь заветной цели
Успели мы, услышал я, как Цезарь
Воскликнул вдруг: "Ко мне на помощь, Кассий!
Я потону!" - И тут, как из огня
Троянских стен был вынесен Энеем
Старик Анхиз - так точно в этот раз
Из бурных волн пловец тонувший, Цезарь,
Спасен был мной!.. И этот человек
Стал богом нам, тогда как я остался,
Себя сгибать, когда кивнет надменно
Он, проходя, мне гордо головой!..
Раз захворал он как-то лихорадкой,
Когда свершал испанский свой поход.
И видел я - сам видел - как в болезни
Дрожал, как лист, теперешний наш бог!
Румянец губ сменился синевою,
А взгляд очей, перед которым нынче
Дрожит весь мир, безцветен был и тускл...
И он стонал! Тот голос, чьим веленьям
Внимает Рим, внося в скрижаль времен
Его слова - чуть лепетал с мольбою:
"Титиний, пить!" - просил - точь-в-точь девчонка,
В которой сил нет вынести болезнь!..
И допустить могли же нынче боги,
На диво нам, чтоб человек с такой
Дрянной душой мог властвовать над миром,
Держа в руках оливу первенства!
(За сценой крики и трубы).
Брут
В ответ на град тех почестей, какими
Почтен толпой великий Цезарь вновь.
Кассий. Что толковать!.. Шагнул над целым миром
Он, как колосс, а мы, пустая дрянь,
Кишим толпой у ног его, рискуя
Найти один безславный, жалкий гроб!
Скажу тебе, что люди могут сами
Порой держать судьбу свою в руках.
Не звезды, верь, в бедах виновны наших,
Но сами мы! Внедрился в плоть и кровь
Нам рабства дух!.. Брут - Цезарь, - чем славнее
Он пред тобой? Чем это имя лучше?
Твое звучит не хуже ни в письме
Ни на словах... Когда их взвесить оба -
Не перетянет верно ни одно.
Заклясть духов твое способно так же,
Как и его... Спрошу богов: каким же
Питался яством Цезарь, чтоб подняться
Утратил Рим сознанье благородства!
Бывал ли век со времени потопа
До наших дней, в который лавры славы
Давались так на долю одному?
Кто мог сказать, речь заведя о Риме,
Чтоб он вмещал в себе лишь "одного"?
А это так! Ужель назвать великим
Мы можем Рим, когда хватает места
Для жизни в нем лишь только одному 7)?
И я и ты - мы от отцов слыхали,
Что в прежний век иной жил в Риме Брут!
Что Рим предать скорей бы согласился
Он духу зла, чем допустил поставить
В нем царский трон 8)!..
Брут. В любовь твою я верю;
Равно и цель, в какой меня зовешь ты -
Я чувствую... Я объявлю поздней
Тебе мой взгляд на то, о чем с тобою
Вели мы речь, а до того, прошу,
Моей души. Я обсужу подробно
Все то, что мне ты высказал, а также.
Тебя с терпеньем слушать буду впредь.
Настанет миг, когда сойдемся снова
С тобою мы, чтоб обсудить подробней
Дальнейший ход великих этих дел.
А до того, знай, благородный друг,
Что поселится Брут скорей в деревне
И будет жить в ней пахарем простым,
Чем звать себя позволит сыном Рима,
Ужившимся позорно с ходом дел,
Какой грозит отяготеть над нами.
Кассий. Я рад, что мог своею слабой речью
Изсечь огонь из сердца Брута вновь.
(Возвращается Цезарь с прежней свитой).
Брут
Кассий. Останови, когда пройдет он, Каску,
Схватив за плащ. Он пораскажет нам,
С своей обычной едкостью, какие
Диковинки случилось в этот день.
Брут. Да, это так... Но, посмотри, как гневен
Взор Цезаря; сверкает он грозой,
И все кругом глядят, поднять не смея
От страха глаз. Кальфурния бледна,
А Цицерон глазами мечет пламя,
Как приходилось видеть нам не раз,
Когда, бывало, кто-нибудь в сенате
Заспорит с ним.
Кассий. Узнаем мы наверно
От Каски все.
Цезарь. Антоний!..
Антоний
Цезарь. Видеть
Я близ себя люблю здоровяков,
Что ночью спят и смотрят светлым взглядом 9).
Не нравится мне этот чахлый Кассий:
Угрюм; суров; охотник разсуждать!
Такие люди могут быть опасны.
Антоний. О, Цезарь, нет! Поверь, он не опасен;
Он наш вполне; в нем честных римлян дух.
Цезарь. Все не мешало б быть ему потолще!
Хоть, правда, мне отнюдь не страшен он;
Но я скажу, что если б страх сродниться
Мог с именем, какое я ношу,
То был бы мне изсохший этот Кассий
Страшнее всех!.. С ним избегал бы в жизни
Встречаться я... Читает много он,
Глядит в упор, и кажется, что в душу
Не любит игр, как, например, их любишь,
Антоний, ты; от музыки бежит;--
Когда ж порой, хоть в редкость, улыбнется,
То, кажется, презрительно глядит
Сам на себя за то, что допустил
Скривить свой рот над чем-нибудь улыбкой!
Таким сердцам всегда не по нутру,
Когда они увидят человека
Славней себя: - вот почему опасным
Он может быть... Я, впрочем, это все
Сказал лишь с тем, чтоб указать опасность.
Что ж до меня, то, без сомненья, мне
Не страшен он: - ведь Цезарь я!.. Зайди
С той стороны - я туг на это ухо.
Что думаешь по правде ты о нем?
(Цезарь уходит со свитой. Остаются и Каска).
Каска. Зачем ты дернул меня за плащ? Верно, хотел что-нибудь сказать?
Брут. Да, Каска; знать хотели мы причину
Того, что стал вдруг Цезарь так угрюм.
Каска
Брут. Если б был, то не стал бы спрашивать.
Каска. Да просто ему предложили корону, а он оттолкнул ее обратной стороною руки. Народ же, увидя это, поднял рев.
Брут. О чем же они ревели во второй раз?
Каска. О том же самом.
. Крик раздался три раза; - какая была причина третьяго?
Каска. Опять-таки та же самая.
Брут. Разве корона предлагалась ему три раза?
Каска. Ровно три, и он столько же раз ее отталкивал, хотя с каждым новым разом делал это все нежнее и нежнее. Мои же добрые соседи при каждом новом отказе поднимали рев.
. Кто предлагал ему корону?
Каска. Кто? - конечно, Антоний.
Брут. Разскажи, пожалуйста, как это все произошло и при какой обстановке?
Каска. Ну, насчет обстановки я не сумею вам сказать ровно ничего, хотя бы даже меня за это повесили. Я на нее не смотрел, а увидел просто, что Марк Антоний поднес ему корону 10 второй раз - и он оттолкнул ее снова, хотя, опять-таки по моему крайнему разумению, мне показалось, что его пальцы сами собой складывались ее схватить. Наконец то же самое поднесенье и отталкиванье повторилось в третий раз и при каждом отказе глупая толпа ревела, рукоплескала, бросала вверх свои пропотевшие колпаки и в конце концов до того отравила воздух вонью по поводу отказа Цезаря принять корону, что Цезарь сам, не выдержав, упал в обморок. Вонь была действительно так сильна, что я, из боязни её наглотаться, не смел открыть рта для смеха.
Кассий. Постой, постой, не торопись. Ты сказал, что Цезарь упал в обморок?
Каска. Свалился, как сноп, среди самой площади. Пена показалась на его губах, и он сделался безгласен.
Брут. Немудрено: он болен столбняком.
. Нет, нет, не он! - Я, ты и честный Каска,
Поражены недугом этим все.
Каска. Не знаю, что хочешь ты этим сказать, но то, что Цезарь упал без чувств, я видел собственными глазами. Я отказываюсь от звания честного человека, если толпа не рукоплескала ему, как рукоплещет и свистит гаеру на подмостках, смотря по тому, довольна или нет его игрой.
Брут. Что он сказал, когда очнулся?
Каска по этой части, я непременно исполнил бы его желание, если б даже пришлось отправиться за это вместе с бездельниками в кромешный ад... Тут он упал, а затем, очнувшись, объявил, что если сделал или сказал что-нибудь неприятное, то просит почтенную публику ему это извинить из уважения к его болезни. Какие-то бабы, стоявшия возле, воскликнули: "о, добрая душа!" и от всего сердца простили ему его прегрешения. Придавать этому важность, впрочем, не стоит, потому что оне сделали бы то же самое, если б он даже перерезал их матерей.
Брут. И после того он впал в это скверное расположение духа?
Каска. Именно.
Кассий. Говорил что-нибудь Цицерон?
Каска
Кассий. Что же он сказал?
Каска. На этот вопрос я могу ответить только враньем, и потому мне будет стыдно смотреть вам в глаза. Те, которые его поняли, однако посмеивались и покачивали головами; я же из его речи не понял ни слова... Могу сообщить вам еще другия новости: Марулл и Флавий утихомирены за то, что срывали украшения со статуй Цезаря 11). - Теперь прощайте. Было там еще много других глупостей, только я их перезабыл.
. Не хочешь ли со мной отужинать?
Каска. Нет, - обещался другим.
Кассий. Так приходи завтра обедать.
Каска
Кассий. Так я буду тебя ждать.
Каска. Жди... Прощайте оба! (Уходит
Брут. Каким же увальнем он нынче стал;
А как был жив, как мы ходили в школу.
Кассий. Он, несмотря на этот вялый вид,
Чуть речь зайдет о смелых предприятьях
И подвигах. В нем грубость речи - свойство
Его ума; - под этою приправой
Глотается людьми охотней смысл
Брут. Ты в этом прав... Однакож
Пора итти. Когда поговорить
Со мной ты хочешь завтра - я могу
Зайти к тебе, а ежели желаешь,
Кассий. Не премину. Подумай о судьбе
Вселенной всей. (Брут уходит).
Но вижу я, что может потускнеть
Металл твоей правдивости влияньем
Дурной среды... Недаром говорят,
Что честный дух себя убережет
Кто тверд душой настолько, чтоб не сдаться
Соблазну в сеть?.. Я Цезарю противен -
Брут им любим. Будь Брутом я, а он
Будь Кассием - со мной иначе б Цезарь
В дом Брута я тайком пять-шесть записок,
Написанных руками разных лиц,
Чтоб заподозреть мог в поступке этом
Он многих лиц. Записки будут хором
Вместил в себе. Прозрачно намекну
В записках тех равно на властолюбье
Я Цезаря, и пусть тогда он смотрит
Во все глаза. Его ударил час!
(Уходит).
СЦЕНА 3-я.
Там же. Улица. Гром и молния.
(Вбегает напуганный с обнаженных мечом. Навстречу ему идет Цицерон).
Цицерон. А! Каска, ты? - Довел до дому верно
Куда бежишь?
Каска. А ты?.. Иль страха нет
В тебе самом при виде, как дрожит
Земная грудь, подобно мягкой зыби?..
Как бурный вихрь валил с корнями дубы!
Как океан, свирепо поднимаясь,
Плескал волной до самых облаков;
Но никогда, до мига этой ночи
Пронизанный горящими струями
Огней небес!.. Не закипел ли бунт
На небесах? - Не мир ли дерзко вызвал
Богов на бой и тем навлек их грозный,
Цицерон. Что ж видел в эту ночь
Ты страшного?
Каска. Что видел?.. Раб простой
И вдруг огнем зарделась вся она,
Как двадцать факелов, и был безвреден
Ему огонь!.. Близ стен Капитолийских
Я встретил льва (с тех пор держу свой меч
Свирепый взгляд и отошел, вреда
Не сделав мне... Толпу я дальше встретил
Исчахлых, бледных женщин. Страх сквозил.
На лицах их; оне клялись, что будто
Бродили в ночь по римским площадям!..
А поутру, при блеске дня, спустилась
На площадь вдруг зловещая сова,
Поднявши вой 12
Свершаются такия чудеса,
И разом все, - то можно ль верить глупой
Людской молве, что нечего дивиться
Таким делам, и что вполне законна
Нам прозревать предвестье страшных зол
И тяжких бед для той страны, в которой
Мы видим их!..
Цицерон
Настроено теперь на странный лад;
Но род людской толкует ведь событья
По-своему и зачастую даже
Наоборот тому, что говорит
Придет ли завтра Цезарь в Капитолий?
Каска. Придет наверно. Отдан им приказ,
Чтоб известил об этом вас Антоний.
Цицерон
Охоты нет.
Каска. Прощай! - Спокойной ночи.
(Цицерон уходит. Кассий).
Кассий. Эй, кто тут?
Каска. Римлянин.
. Твой голос, Каска,
Я узнаю.
Каска. Хорош твой, значит, слух.
Но что за ночь!
. Она приятна людям
С прямой душой.
Каска. Видал ли кто-нибудь,
Чтоб свод небес нам угрожал так страшно!
. Видал, кому понятно, как полна
Сама земля грехами и нечестьем.
Что до меня, то вот смотри: брожу
Я, грудь открыв, по улицам столицы,
13).
И каждый раз, как молния пронзает
Небесный свод сияньем голубым,
Как цель, себя пред нею выставляю
Нарочно я.
Каска
Так небеса? Несчастным людям должно
Дрожать, напротив, в ужасе при виде,
Как сонм богов в могуществе своем
Шлет вестников своей жестокой кары
Кассий. Ты обленился, Каска;
В твоей груди иль вовсе нет огня,
Какой горит в груди у честных римлян,
В своей душе. Ты бледен, ты дрожишь!
Безсмысленно дивишься ты явленьям,
Грозящим нам с пылающих небес;
Но если б знать ты захотел причину,
Зачем встают и бродят тени мертвых;
Зачем, забыв привычки и инстинкт,
Так мечутся животные и птицы;
Зачем вещают мудрые слова
14);
Зачем весь мир в конце концов как будто б
Природный ход явлений позабыл
И нас дивит чудовищным хаосом,--
Когда б хотел, - я повторю, - проникнуть
Ты б увидал, что дух богов вселился
Намеренно в событья этих дней,
Чтоб знаменьем они служили людям,
Того, как пал глубоко род людской!..
Чья власть страшней, чем гром, разящий нас!
Он может все! Сразить - кого захочет,
Прах разметать в гробнице запертой,
Рычать, как лев, которого ты встретил;
Как я и ты! Он не сильнее нас!
Так чем же мог подняться так высоко
Пред нами он? Чем сделал он себя
Страшней громов, рокочущих над нами?..
Каска
Желаешь мне?
Кассий. Не все ль равно, кто он?
Не в нем беда, а в нас самих! Такия ж
Но дух отцов, увы, угас навеки
У нас в сердцах! Наследство матерей,
Осталась нам лишь женственная слабость
И рабство мы, как женщины, несем!
Каска
Поднесть в сенате Цезарю корону,
И что носить ее повсюду будет
Он вне Италии.
Кассий
То я носить сумею мой кинжал!
Себя спасет от ига рабства Кассий!
О, вот в чем, боги, дали слабым смертным
Оружье вы! Вот чем сразить мы можем
Медь твердых стен иль двери крепких башен!
Пусть смрад темниц иль узы кандалов
Ужасны нам - решимости им духа
Не удержать! Раз утомившись жизнью,
От уз земных! Узнает скоро мир,
Как знаю я, что часть тиранства злого,
Какое рок взвалил на плечи мне,
Стряхнуть легко!..
Каска
Могу и я, равно как всякий раб,
Решившийся с своим покончить рабством.
Кассий. Скажи, как мог несчастный этот Цезарь
Что сходен Рим с овечьим жалким стадом!
Как страшный лев, он Риму б не грозил,
Когда бы в нас не видел робких ланей.
Подчас легко соломинкой разжечь
Стал славный Рим? Ужель он смрадной грудой
Растопки стал, чтоб освещать огнем
Подобное ничтожество, как Цезарь?
Позор и стыд!.. Но... кажется, что горем
Я лишнее пред купленным холопом.
Того гляди ответить тяжело
Придется мне; - но я вооружен
И, сверх того, с опасностью сроднился
Каска. Ты с Каской говоришь,
А он болтать смешных не любит басен!
Дай руку мне! Придумай, как помочь
Бедам, какие терпим мы: - увидишь,
Ни от кого 15).
Кассий. Так, значит, решено!
Узнай теперь, что многих знатных римлян
Поступок я... Под портиком Помпея
Сойдемся мы. Бродить в такую ночь
Охотников отыщется немного.
Гроза и злость неистовых стихий
Как ярость их, тот подвиг, на который
Обед даем себя мы посвятить. (Входит Цинна).
Каска
Кассий. Его я знаю, - это Цинна; нам
Он верный друг. Куда спешишь ты, Цинна?
Цинна. Ищу тебя. - Кто это? Цимбер?
. Нет;
Товарищ новый, Каска, - в нашем деле
Участник он... Меня, не правда ль, ждут?
Цинна. Я очень рад... Но, что за ночь сегодня!
Ужасные, зловещия виденья.
Кассий. Ответь мне, ждут иль нет меня?
Цинна. О, да...
Устроить так, чтоб благородный Брут
Был с нами же.
Кассий. Об этом не заботься.
Ее тайком на преторское место,
Чтоб Брут ее нашел. Затем другую
Брось в дом к нему через окно, а эту -
К статуе Брута старого приклей
16). Когда ж исполнишь все -
Вернись обратно к портику Помпея,
Где будем мы. - Пришли ль туда Требоний
И Деций Брут?
Цинна
На поиски отправлен за тобой.
Давай записки мне, - я их подброшу,
Как ты сказал.
Кассий
Вернись скорей... Иди за мною, Каска.
Должны сегодня повидаться с Брутом
Мы до утра. Стал нашим он почти
Уж на три четверти, а при свиданьи
Каска. О, он стоит высоко в общем мненьи!
То, что сочтут поступком дерзким в нас,
Вменять ему в достоинство и славу.
Он, как искусный, знающий алхимик,
Все в золото 17).
Кассий. Значенье Брута ценишь
Прекрасно ты, равно и то, как нужен
Мы до разсвета посетим его
И завербуем в наше дело прочно. (Уходят).
Примечания
"а mender of bad soles" - т.-е. исправитель дурных подошв. Но слово "sole" произносится как "soul" - душа. Вследствие этого Флавий, поняв этот ответ в смысле "исправитель дурных душ" и не понимая, что это может значить, повторяет свой вопрос: чем гражданин занимается?
2. В подлиннике - "their basest metal", т.-е., их низкий металл, в смысле ничтожества натуры ремесленников.
3. Праздник Луперкалий был греческого происхождения. Во время его происходили игры, на которых молодежь состязалась в беге, при чем существовало поверье, что если бегущий ударял ремнем по рукам вставшую на его дороге женщину, то этим она вылечивалась от безплодия. (См. след. прим.).
4. "В то время праздновались Луперкалии. Этот праздник считается похожим на аркадские Ликэи. Молодые люди из аристократических семей бегают по городу нагими и бьют в шутку ремнями тех, кто попадается навстречу. Многия, даже знатные женщины подставляют руки для ударов, как ученики в школе, думая, что это помогает благополучному разрешению от бремени и вообще способствует деторождению. Цезарь смотрел на это, сидя на золотом кресле, одетый триумфатором, а Антоний был одним из участников бега". (Плутарх. - "Жизнь Цезаря").
5. В подлиннике Цезарь говорит: - "he is а dreamer", т.-е., он, мечтатель. Буквальный перевод не передал бы презрительного оттенка этой фразы.
"set honour in one eye and death the other", т.-е., буквально: поставь честь перед одним моим глазом и смерть перед другим. Буквально перевод по-русски был бы неясен.
7. В подлиннике игра слов: Rome - Рим и room - пространство. Буквально Кассий говорит: неужели Рим (Rome) имеет пространство, (room) для жизни одного только человека, т.-е. Цезаря?
8. "Предком Марка Брута был Юний Брут, которому была воздвигнута медная статуя в Капитолии между статуями царей, с обнаженным мечом в руках, в знак того, что он низверг власть Тарквиния. Этот предок Брута был похож суровой натурой на закаленный в холодной воде меч. Образование нисколько не смягчило его жесткой натуры, и он из ненависти к царям дошел даже до детоубийства". (Плутарх. "Жизнь Брута"). - Известно, что Брут спокойно смотрел на казнь своих детей, уличенных в сообщничестве с Тарквинием. Противоестественная жестокость Брута не осталась безвозмездной. Граждане при встрече с ним на улицах указывали на него пальцами и в ужасе разбегались.
9. "Цезарь подозревал Кассия и сказал однажды в разговоре с друзьями: "Чего, как вы думаете, хочет Кассий? Он мне не нравится потому, что слишком худощав". Когда же ему донесли, что Антоний и Долабелла замышляют государственный переворот, то он ответил: - "Я не боюсь толстяков с густыми волосами; мне страшнее бледные и худощавые". - "Этими словами намекал он на Кассия и Брута". (Плутарх. - "Жизнь Цезаря").
10. "Цезарь пришел на форум. Народ раздался. Антоний хотел, надеть на Цезаря диадему, обвитую лавром. Раздались рукоплесканья, но не всеобщия, а лишь со стороны отдельных лиц и, как по всему было видно, нарочно подставленных. Цезарь оттолкнул руку Антония" Антоний поднес диадему снова, но Цезарь не принял её опять. Раздались новые рукоплесканья. Это показало Цезарю, что думал народ. Он встал и велел отнести венок в Капитолий". (Плутарх. - "Жизнь Цезаря").
"В это время было замечено, что на некоторых статуях Цезаря были надеты царския диадемы. Два народных трибуна, Флавий и, Марулл, их сорвали... Раздраженный таким поступком, Цезарь лишил трибунов их звания". (Плутарх. - "Жизнь Цезаря").
12. "Говорят, тогда были необыкновенные знамения и видения. Философ Страбон пишет, что на улицах можно было видеть людей, как бы огненных, которые сражались. Затем будто из рук ка кого-то раба-солдата выходил огонь. Окружающие думали, что солдат горит, но огонь погас, и руки остались невредимыми". (Плутарх. - "Жизнь Цезаря").
13. В подлиннике: - "thunder stones". т.-е., громовые камни. В Шекспирово время думали, что в молнии падают на землю с неба раскаленные камни. Это выражение встречается у Шекспира не раз.
14. В подлиннике: - why old men, fools, and children calculate. - Фразу эту можно понять двояко. Если оставит запятую между словами: "old men" и "fools", то смысл будет: почему старые люди, глупцы и дети разсуждают (в смысле говорят умные речи). Если же уничтожить запятую, то значение фразы будет: почему старые люди (подразумевается: сделались) глупцами, а дети говорят мудрые слова. Эта поправка, предложенная Блакстоном, придает фразе гораздо более живой смысл, а потому принята и для редакции перевода.
15. В подлиннике: - "I will set this foot of mine as far, as who goes farthest", т.-е., буквально: я поставлю свою ногу так далеко как ступивший дальше всех..
"Что касается до Брута, то близкие друзья и граждане убеждали его уговорами и письмами сделать то, что он сделал. Так, под статуей его предка, Юния Брута, свергшого в Риме власть царей, были написаны слова: "О, если б ты жил, Брут, нынче!" - Место, на котором сидел Брут при исполнении должности, также покрывали надписями: *Ты спишь, Брут", или: "Нет, ты не Брут!" (Плутарх. - "Жизнь Брута").
17. "Когда Кассий стал говорить со своими друзьями о заговоре против Цезаря, то они обещали свое согласие в нем участвовать под условием, что главой дела будет Брут. Он был нужен, говорили они, по своему знаменитому имени, чтобы придать делу характер правоты". (Плутарх. - "Жизнь Брута").