Буря.
Действие второе.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Другая часть острова.

Входят: Алонзо, Себастиан, Антонио, Гонзало, Адриан и Франциск и другие.

Гонзало. Я вас прошу, король, развеселитесь.

Нам есть чему порадоваться всем:

Спасенное потери нашей выше!

Обычная беда: жена матроса,

Купец-судовладелец каждый день

Подобные имеют огорченья;

Но рассказать о чуде, каково

Спасенье наше - довелось не многим.

Так взвесьте же разумно, государь,

И горести, и наши утешенья.

Алонзо

Себастиан (Антонио). Его слова

Он слушает с таким же точно вкусом,

С каким бы ел холодную похлебку.

Антонио. Отвяжется не скоро утешитель.

Себастиан. Смотрите, вот он заводит часы своего остроумия. Слушайте, они сейчас начнут бить!

Гонзало. Государь!

Себастиан. Раз! Считайте!

Гонзало. Кто поддерживает в душе каждое встретившееся огорчение, тот приобретает.

Себастиан. Доллар.

Гонзало. Dolore - страдание! Да, точно так - тот приобретает страдание! Вы выразились справедливее, нежели думали.

. А вы истолковали мои слова остроумнее, чем я мог предположить.

Гонзало. Следовательно, государь...

Антонио. Тьфу, как он расточителен на слова!

Алонзо. Прошу тебя, оставь меня в покое!

Гонзало. Хорошо, я кончил; однако...

Себастиан. Однако он будет продолжать.

Антонио. Посмотрим, кто из них, он, или Адриан, запоет первый.

Себастиан. Я держу за старого петуха.

Антонио. А я за петушка.

Себастиан. Кончено. Заклад?

. Смех.

Себастиан. Согласен.

Адриан. Хотя этот остров кажется пустынным...

Себастиан. Ха-ха-ха! (Антончо). Заклад я уплатил.

Адриан. Необитаемым и почти неприступным...

Себастиан. Однако...

Адриан. Однако...

Антонио. Он не мог пропустить этого "однако".

Адриан. Кажется несомненно, что кроткая и нежная умеренность...

. Да, умеренность - нежная женщина.

Себастиан. И кроткая, как он заметил весьма мудро.

Адриан. Составляет достоинство его климата. Здесь воздух дышет так сладко...

Себастиан. Как будто у него есть легкие, да еще вдобавок сгнившие.

Антонио. Или точно, как будто он напитался болотным запахом.

Гонзало. Здесь имеются все удобства жизни.

Антонио. Правда, кроме средств для жизни.

Себастиан. Которых здесь совершенно нет, или весьма мало.

Гонзало. Как свежа и пышна здесь трава! как зелена!

Антонио. В самом деле, здесь земля бронзового цвета.

. Впрочем, с небольшим оттенком зелени.

Антонио. Он не во многом ошибается.

Себастиан. Нет, он ошибается только в истине.

Гонзало. Но главное чудо в том - и это почти невероятно...

Себастиан. Как и большая часть чудес.

Гонзало (продолжая)... что наше платье, несмотря на то, что побывало в море, сохранило свою свежесть и блеск; оно как-будто вновь выкрашено, а не испорчено соленой водой.

Антонио. Если бы хотя один из его карманов мог говорить, не сказал ли бы он, что его хозяин лжет?

Себастиан. Непременно, если бы его карман хитрым образом не вздумал прикарманить ложь своего хозяина.

Гонзало. Мне кажется, что наше платье также свежо, как в то время, когда мы надели его в первый раз в Африке, на свадьбе прекрасной дочери вашей, Кларибеллы, с королем Туниса.

Себастиан

Адриан. Тунис никогда не имел королевой такого совершенства.

Гонзало. Конечно, нет, со времен вдовы Дидоыы.

Антонио. Вдовы? что за вздор! Откуда взялась эта вдова? Вдова Дидона!

Себастиан. Ну, если б он к этому назвал и Энея вдовцом - что бы вы на это сказали, любезный синьор?

Адриан. Вдова Дидона, говорите вы? Вот хорошо! Она была из Карфагена, а не из Туниса.

Гонзало. Но, синьор, этот Тунис был прежде Карфагеном.

Адриан. Карфагеном?

Гонзало. Уверяю вас, Карфагеном.

Антонио. Его язык точно волшебная лира.

Себастиан

Антонио. Какую небывальщину он теперь осуществит?

Себастиан. Он, пожалуй, отвезет этот остров в кармане домой и подарит своему сыну вместо яблока.

Антонио. А семечки посеет по морю, чтобы выросли другие острова.

Гонзало. В самом деле?

Антонио. Да, через несколько времени.

Гонзало. Государь, мы говорили сейчас, что наше платье теперь так же свежо, как в то время, когда мы были в Тунисе, на свадьбе вашей дочери, которая теперь королевой.

Антонио. И самою лучшей королевой, которая когда-либо царила в этой стране.

Себастиан. За исключением вдовы Дидоны - осмелюсь прибавить.

Антонио. О, вдова Дидона! Да, за исключением вдовы Дидоны.

Гонзало

Антонио. Это прибавление не лишнее.

Гонзало. Не такой ли он, каким был вовремя свадьбы вашей дочери?

Алонзо. Всех ваших слов напрасны утешенья!

Душа моя не принимает их.

Как я б желал, чтоб не было той свадьбы:

Тогда б мой сын, быть может, не погиб!

И дочь моя для нас погибла также:

Так далеко она теперь от нас,

Что увидать ее я не надеюсь.

А ты, мой сын, а ты, наследник мой,

Каким морским чудовищем ты с'еден?

Франциск. Он не погиб, быть может, государь.

Я видел, как боролся он с волнами,

Как он верхом на их хребтах сидел,

Как рассекал их мощною рукой

Его чело вставало над волнами

И, их деля, как веслами, руками,

Он к берегу дорогу очищал.

Казалося, сам берег понижал

Избитое волнами основанье,

Чтобы принять его - и он достиг

До берега, конечно, невредимо.

Алонзо. Нет, он погиб!

Себастиан. Себя лишь, государь,

Вы можете винить в своей потере.

Вы дочерью своею наградить

Родную вам Европу не хотели

И предпочли принцессу потерять,

Отдав ее в супруги африканцу.

Вы дочь свою изгнали с ваших глаз

И можете по праву сокрушаться.

Алонзо

Себастиан. Мы на коленях вас

Молитвами своими утруждали.

Она сама - прекрасная душа -

Была тогда в большом недоуменье,

Не ведая, что превозмочь в себе -

Покорность ли свою, иль отвращенье.

Увы, боюсь, что из-за этой свадьбы

На веки мы расстались с Фердинандом,

И, кажется, Неаполь и Милан

Имеют вдов теперь гораздо больше,

Чем привезем с собою мы людей

Их утешать. И вы одни виновны.

Алонзо. Зато моя потеря больше всех.

Гонзало. Себастиан, позвольте вам заметить,

Что нет у вас к печали снисхожденья

И что теперь для истины не время.

Там бередить стараетесь вы рану!

Себастиан. Прекрасно!

Антонио. Он как медик говорит!

Гонзало. О, государь, когда вы так печальны,

Так пасмурны - нам всем темно!

Себастиан. Темно?

Антонио. Весьма темно.

Гонзало. Когда б мне поручили

Здесь развести плантации...

Себастиан. То он

Засеял бы плантации крапивой.

Антонио

Гонзало. А если бы я был здесь государем -

Хотите знать, что б сделал я тогда?

Себастиан. Не знаю, только б пьяницею не был,

А потому, что не было б вина.

Гонзало. В противность всем известным учрежденьям,

Развил бы я республику мою.

Промышленность, чины я б уничтожил

И грамоты никто бы здесь не знал:

Здесь не было б ни рабства, ни богатства,

Ни бедности; я строго б запретил

Условия наследства и границы;

Возделывать поля или сады

Не стали б здесь; изгнал бы я металлы,

И всякий хлеб, и масло, и вино;

Все в праздности здесь жили б, без заботы.

Все, женщины, мужчины; но они

Здесь не было б правительства...

Себастиан. А сам,

Как помнится, хотел быть королем.

Антонио. Увы, конец забыл свое начало!

Гонзало. Все нужное без пота и трудов

Давалось бы природою в избытке.

Здесь ни измен не знали б, ни предательств,

Ни острых шпаг, ни копий, ни ножей

И вообще орудий никаких.

Сама собой давала б все природа,

Чтоб прокормить невинный мой народ...

Себастиан (Антонио). А подданных своих женить он будет?

Антонио. О, верно нет! Здесь будут только жить

Гонзало. И буду я так славно управлять,

Что затемню своим я управленьем

Век золотой.

Себастиан. Да здравствует король!

Антонио. Дни долгие великому Гонзало!

Гонзало. Но слышит ли меня мой государь?

Алонзо. Прошу тебя, перестань! ты как будто ничего не говорил.

Гонзало. Я охотно верю вашему величеству. Зато я доставил случай посмеяться этим господам, у которых такое чувствительное и деятельное легкое, что они всегда готовы смеяться над ничем.

Антонио. Мы смеялись над вами.

Гонзало. Да, когда дело идет о глупых шутках, то я ничто в сравнении с вами. Вы можете продолжать смеяться над ничем.

Антонио

Себастиан. Спасибо еще, что плашмя.

Гонзало. Я знаю, господа, какие вы молодцы. Вы вытолкнули бы месяц из его сферы, вздумай он оставаться пять недель сряду, не изменяясь. (Слышна торжественная музыка).

Ариэль является невидимкой.

Себастиан. Да, мы бы его потревожили - и потом пошли бы в потемках на охоту за птицами.

Антонио. Ну, ну, любезный синьор, не сердитесь!

Гонзало. О, нет! Уверяю вас, я благоразумнее, нежели вы думаете. Не хотите ли усыпить меня вашим смехом? Я что-то очень утомлен.

Антонио. Хорошо, почивайте и слушайте нас. (Все засыпают, кроме Алонзо, Себастиана и Антонио).

Алонзо. Как, все уж спят! Когда б глаза и мысли

Сомкнуло сном! Смежаются глаза.

. О, государь, вы сон не отвергайте!

В печали он, поверьте, редкий гость

И за собой ведет лишь утешенье.

Антонио. Вы отдыхать извольте, государь,

А мы вдвоем над вами станем стражей.

Алонзо. Благодарю; я страшно утомлен.

(Алонзо засыпает, Ариэль исчезает).

Себастиан. Вот в странное все впали забытье!

Антонио. Не здешний ли все это сделал климат?

Себастиан. Но отчего ж не действует на нас он?

Я склонности не чувствую ко сну.

Антонио. Я тоже свеж; они ж как будто разом

Заснуть все сговорились, словно их

Какую власть имеем мы в руках!

Но я молчу - и, кажется, читаю

В твоем лице твое предназначенье.

Тебе совет сам случай подает,

Тогда как мне мое воображенье

Рисует, как на голову твою

Неаполя корона упадает.

Себастиан. Ты спишь иль нет?

Антонио. Да разве ты не слышишь?

Я говорю.

Себастиан. Я слышу; но, конечно,

Ты говоришь, Антонио, во сне.

Ты точно спишь. Ну, что сказал ты мне?

Как можно спать с открытыми глазами?

Вот странный сон: стоять и говорить,

И двигаться, и вместе спать глубоко!

. Себастиан, ты дозволяешь спать

Иль умирать неслыханному счастью.

Не спавши, ты глаза свои закрыл.

Себастиан. Однако ты храпишь довольно ясно:

Я нахожу в твоем храпенье смысл.

Антонио. Серьезнее теперь я, чем бываю.

И ты, как я теперь, серьезен будь.

Пойми меня - и выростешь ты втрое.

Себастиан. Ну, хорошо, теперь я как вода

Стоячая.

Антонио. Я дам тебе теченье.

Себастиан. Увы, моя наследственная лень

Меня весь век отливу только учит.

Антонио

Что ты на смех нередко поднимаешь!

Старание твое - ее прогнать

Еще сильней тебя связует с нею.

Как часто те, в которых капли нет

Решимости, боязнью или ленью

Доводятся без ведома до цели!

Себастиан.

Прошу тебя скорее об'ясниться!

Твое лицо и выраженье глаз

Мне говорят о чем-то очень важном

И, кажется, не даром мысль твоя

На белый свет так медленно родится.

Антонио. Увидишь сам! Хотя синьор болтливый

И с памятью короткою, как та,

Которую оставит он по смерти,

Лишь на одни способный уверенья,

Успел почти уверить короля,

Что сын его не потонул, а жив,

Не утонуть, как трудно плавать тем,

Которые здесь спят.

Себастиан. Надежды нет,

Чтоб он не утонул.

Антонио. Так вот на чем

Основаны великие надежды!

Поверь, когда надежд ты не имеешь

С той стороны, зато они с другой

Обширны так, что честолюбья взор,

Хотя б желал, не может дальше видеть.

Не хочешь ли со мной предположить,

Что Фердинанд погиб во время бури?

Себастиан. Да, он погиб.

Антонио. А если так, скажи -

Неаполя наследником кто будет?

. Конечно, Кларибелла.

Антонио. Та, что ныне

Воссев на трон тунисский королевой,

Живет от нас за тридевять земель?

Чтоб во-время доставить ей известья,

Нам солнышко придется попросить

Курьером быть: жильцу луны едва ли

Туда поспеть. Она так далеко,

Что до нее пока дойдут известья,

То вырости успеет борода

У мальчиков, на этих днях рожденных.

Мы за нее чуть не погибли все,

Но я и ты - мы двое спасены

Лишь для того, чтоб дело совершить.

Которому прошедшее прологом

Должно служить, а будущее все

Наполниться должно тобой и мною.

Себастиан

Я знаю, что в Тунисе королевой

Алонзо дочь, а также, что она

Наследница Неаполя, и то,

Что далеко немного там она

От нас живет.

Антонио. Мне кажется, я слышу,

Что каждый фут пространства ей кричит:

"Нет, не тебе, бедняжка Кларибелла,

Меня измерить на пути в Неаполь!"

Нет, пусть она останется в Тунисе

И бодрствует, проснувшись, Себастьян!

Предположи, что истинною смертью

Здесь вместо сна они поражены -

И было б им наверное не хуже.

Нашелся бы, конечно, и король

Чтоб управлять Неаполем, и слуги

Болтливее Гонзало, может быть;

О! если бы ты думал так, как я,

Ты в этом сне увидел бы возможность

Возвыситься. Что, понял ли меня?

Себастиан. Да, кажется Антонио.

Ну, как же ты встречаешь

Нежданную фортуну?

Себастиан. Помню я,

Как ты ссадил с миланского престола

Просперо.

Антонио. Да - и сам сел на престол.

Зато, смотри, не больше ль мне к лицу,

Чем некогда, теперь мои одежды?

Я подданным Просперо равен был,

В них подданных теперь я сам имею.

Себастиан. А совесть?

. Что мне в ней, и где она?

Живи она в ноге моей ознобой,

Я в башмаке припрятал бы ее;

В груди же я, признаться откровенно,

Не чувствую такого божества.

А если б в ней хоть двадцать совестей

Нашлось, чтоб путь мне заградить к престолу,

То все они замерзнут и растают

Скорей сто раз, чем преградят мне путь!

Здесь спит твой брат, и был бы он землею

Не лучше той, которая под ним,

Когда б был тем, на что походит сонный

Я уложу на вечную постель

Его сейчас послушной этой сталью,

А ты меж тем на век заставь молчать

Ходячее его благоразумье,

Чтоб он не мог противоречить нам.

А остальных нам нечего бояться:

Покорные всегда и всем, они

На молоко, и будут исполнять

Все то, что мы с тобой признаем нужным.

Себастиан. Поступок твой да будет мне примером,

Любезный друг: я получу Неаполь,

Как некогда ты получил Милан.

Вынь меч, один удар - и ты свободен

От подати, а я всегда готов

Тебя любить.

Антонио. Мечи мы вместе вынем,

И только что я руку подниму,

И ты за мной, и поражай Гонзало.

Себастиан. Постой! еще дай слово мне сказать.

(Они разговаривают тихо. Слышна музыка.)

Ариэль (является невидимкою).

Ариэль

Узнал, что здесь в опасности друзья,

И их спасти прислал он Ариэля;

Не то, прощай все, что задумал он.

(Поет над ухом Гонзало).

Пока вы спите, заговор

Не спит и скоро совершится!

Теперь лишь сном закрыт ваш взор,

Тогда же смертью он затмится!

Кто хочет жить, тот берегись!

Стряхни свой сон, проснись, проснись!

Антонио. Ударим же скорей и оба вместе!

(Антонио и Себастиан обнажают мечи).

Гонзало (просыпаясь). О, ангелы! спасите короля!

(Все просыпаются).

Алонзо. Что сделалось? Скорее все вставайте:

И взоры так ужасны?

Гонзало. Что случилось?

Себастиан. Пока мы здесь ваш сон оберегали,

Вдруг раздался какой-то рев глухой,

Как будто львы иль вепри зарычали,

Вот этот шум всех вас и разбудил

И бедный слух мой поразил так страшно.

Алонзо. Я не слыхал.

Антонио. О! шум так силен был,

Что испугать он мог бы и чудовищ,

И землю вкруг поколебать бы мог!

Наверное тут целыми стадами

Рычали львы.

Алонзо. Ты не слыхал, Гонзало?

. Мой государь, клянусь вам в этом честью,

Мне странное какое-то жужжанье

Послышалось - и, пробужденный им,

Я закричал и бросился будить вас;

Когда же я открыл мои глаза,

Я увидал с мечами их в руках.

Да, государь, здесь был какой-то шум -

И следует нам быть на-стороже:

Или совсем отсюда удалимся,

Иль обнажим мечи по крайней мере!

Алонзо. Пойдемте же, попробуем еще,

Поищемте потерянного сына.

Гонзало. О, да спасут бедняжку небеса

От злых зверей! На острове уж верно

Он где-нибудь да поджидает нас.

Алонзо. Пойдемте же.

Ариэль. Теперь мой повелитель

Узнает, что здесь сделал Ариэль.

А ты, король, потерянного сына

Иди искать: не бойся ничего. (Исчезает).

СЦЕНА II.

Другая часть острова.

Входит Калибан с вязанкою дров.

Слышны удары грома.

Калибан. Все вредные, дурные испаренья,

Которые луч солнечный сосет

Из низких мест, болот и вязких рытвин,

Пускай падут все разом на Просперо

И тело в нем болезнию проникнут!

Я не могу его не проклинать,

Но, ведь, покамест им он не прикажет,

Никто из них, конечно, не посмеет

Меня щипать, иль дьявольским виденьем

Запугивать, или в грязи топить,

Иль в темноте сбивать меня с дороги,

Являясь мне блудящим огоньком.

За каждую безделицу, однако,

Они толпой преследуют меня -

И все они, то будто обезьяны,

Дразня меня, мне дерзко корчат рожи,

И вдруг потом кусаются ужасно;

То под ноги рассыплются ежами,

Чтоб иглами мне ноги исколоть;

То вкруг меня облепятся змеями,

И все шипят двойными языками

Несносно так, что хоть с ума сойти!

Входит Тринкуло.

Калибан

За то, что я не скоро нес дрова.

Ух! Может быть, меня он не заметит,

Попробую на землю лечь ничком.

Тринкуло. Здесь нет ни кусточка, ни деревца, где бы можно было спрятаться от дурной погоды, а между тем надвигается новая буря. Я слышу, как она распевает! Это огромное, черное облако, которое прогуливается там, похоже на большую бочку, которая, того и жди, выпустит из себя всю жидкость. Ну, если гром разгремится попрежнему, куда я спрячу свою голову? А облако непременно и скоро лопнет, и прольется целыми ведрами. (Увидав Калибана). Что это такое? человек или рыба? мертвый или живой? Рыба - и пахнет, точно рыба; так и несет от нее старой тухлой рыбой, как будто от не совсем свежей трески. Странная рыба! Если б я был теперь в Англии - я был там когда-то - и если бы я имел хотя рисунок этой рыбы, я уверен, что не осталось бы ни одного ротозея, который бы не отдал мне часть своих денег. Вот там-то это чудовище обогатило бы своего владельца! Там обогащает всякое странное животное. Они не дадут медной монеты, чтобы помочь безногому нищему, а заплатят десять, чтобы взглянуть на мертвого индийца! У него ноги, как у человека, и его плавательные перья похожи на руки; клянусь честью, он еще тепел! О! теперь не остается никакого сомненья: это не рыба, это житель острова, которого только что убило громом! (Слышен гром). Ай-ай! буря опять начинается, мне ничего не остается делать, как спрятаться под его балахон: другого убежища я здесь не вижу. Несчастие дает иногда человеку странных постельных товарищей. Спрячусь здесь, пока угомонится буря. (Ложится под одежду Калибана).

Входит Стефано, распевая и с бутылкою в руке.

Стефано (поет). В море, море не хочу я!

Здесь на суше и умру я!

Дурной напев для похоронной песни!

Но в горе вот утеха в чем моя!

Наш шкипер, юнга, боцман, я,

Пушкарь, помощник пушкаря -

Мы все имеем по милашке;

Мы все привязаны, друзья,

Кто к Маргаритке, кто к Малашке.

Одной лишь Кати удалой

Моряк любовью не тревожит:

Вишь, будто запах смоляной

Переносить она не может!

Подлезь-ка к ней из нас какой,

Так с бранью прочь она отскочит,

А всем известно, что портной

Ее щекочет там, где хочет.

Для нас лишь со злостью язык у нее -

Так в море ж, ребята, и к чорту ее!

Опять напев ужасно не хорош!

Но вот моя утеха в огорченьи! (Пьет).

Калибан

Стефано. Что это такое! Нет ли здесь чертей? Не вздумали ль они для потехи наряжаться дикими или индийскими людьми?.. Вздор! Я не затем вынырнул из воды, чтобы испугаться ваших четырех ног! Обо мне не даром говорили: "самый твердый человек, который когда-либо ходил на четвереньках, не сшибет его с ног!" И это будет говориться, пока Стефано будет вдыхать воздух своими ноздрями.

Калибан. Дух, дух, не мучь меня! О! о!

Стефано. Это какое-нибудь чудовище здешнего острова, чудовище с четырьмя ногами, и, как мне кажется, его трясет лихорадка. Чорт возьми! Где бы оно могло выучиться говорить по-нашему? За это одно я готов помочь ему. Если мне удастся вылечить его, сделать ручным и увезти в Неаполь, это будет подарок, достойный любого императора, который когда-либо топтал бычачью кожу.

Калибан. Прошу тебя, не мучь меня! Я понесу дрова скорее!

Стефано. Оно теперь в припадке и оттого говорит не совсем складно. Дам ему отведать из моей бутылки: если оно никогда не пивало вина, то вино сейчас уничтожит его припадок. Если я его поставлю на ноги и сделаю ручным, то за сколько бы я его ни продал - все будет слишком дешево. Оно вознаградит своего владельца за все убытки и вознаградит порядком!

Калибан. Пока ты еще не терзаешь меня, но сейчас начнешь. Я это вижу по твоей дрожи. Просперо заклинает.

Стефано. Ну, ну, поворачивайся! Разинь рот! Вот это развяжет твой язык, котенок. Разинь рот: это уничтожит твою дрожь, уничтожит совершенно, поверь мне. Ты и не знаешь, кто тебе друг. Ну, разинь свою пасть еще.

Тринкуло. Мне что-то знаком этот голос: это... Да нет, он утонул! Это черти! О, господи помилуй!

Стефано. Четыре ноги и два голоса! О, какое прелестное чудовище! Его передний голос служит ему для того, чтобы хорошо отзываться о своем друге, а его задний голос для того, чтобы произносить безумные слова и поносить друга. Хотя бы я должен был употребить все вино из моей бутылки, я вылечу его от лихорадки. Ну, аминь, любезный! Постой же, я волью немного в твой другой рот.

Тринкуло

Стефано. Твой другой рот зовет меня! Аа-ай-ай! Это чорт, а не чудовище. Уйти от него поскорее: у меня нет длинной ложки!

Тринкуло. Стефано! Если ты Стефано, дотронься до меня, заговори со мной. Я Тринкуло, твой добрый приятель Тринкуло.

Стефано. Если ты Тринкуло, так вылезай оттуда. Подожди, я попробую вытащить тебя за меньшую пару ног. Если тут есть ноги Тринкуло, так это верно они. В самом деле, ты Тринкуло, сам Тринкуло! Как это тебе привелось сделаться пометом этого дрянного куска мяса? Неужели он может разрешаться Тринкулами?

Тринкуло. Я думал, что он убит громом. Ты не утонул, Стефано? Надеюсь теперь, что ты не утонул! Прошла ли буря? Я от нее спрятался под балахон этого мертвого куска мяса. Так ты жив, Стефано? О, Стефано, два неаполитанца спаслися!

Стефано. Пожалуйста, не верти меня так: желудок мой не слишком крепок.

Калибан. Вот славные творенья или духи!

Вот славный бог с напитком неземным!

Я преклоню пред ним мои колени.

Стефано. Ну, как же ты спасся? Как же ты попал сюда? Клянись этой бутылкой рассказать мне, как ты попал сюда! Я спасся на бочке вина, которую матросы выбросили за борт. Клянусь в том этой бутылкой, которую я состряпал собственными руками из древесной коры, едва вышел на твердую землю!

Калибан. Я клянусь этой бутылкой, что буду твоим верным подданным, потому что твой напиток неземной.

Стефано ). Вот! (Тринкуло). Клянись же рассказать мне, как ты спасся!

Тринкуло. Я доплыл до берега, друг, как утка. Я умею плавать, как утка - клянусь тебе!

Стефано (подавая ему бутылку). Возьми, целуй книгу! Хотя ты плаваешь, как утка, а все - таки порядочный гусь.

Тринкуло. О, Стефано! много у тебя еще этого?

Стефано. Целая бочка, любезный. Мой погреб в утесе, на берегу моря: там я припрятал мое винцо. (Калибану). Ну, чучело, что твоя лихорадка?

Калибан. Откройся мне, не с неба ль ты сошел?

Стефано. С луны, поверь мне. Было время, когда я был человеком на луне.

. Я там тебя видал - и обожаю!

Тебя, твою собаку и твой куст

Миранда мне показывала часто.

Стефано (подавая ему бутылку). Хорошо, клянись, целуй книгу! Я сейчас наполню ее новым содержанием. Клянись!

Тринкуло. Клянусь божьим светом, это пребеспутное чудовище! И я его боялся! Да это совсем не страшное чудовище. Человек с луны! О, бедное легковерное чудовище! Чорт возьми, чудовище славно потягивает!

Калибан (Стефано). На острове тебе открою каждый

Я плодоносный угол; ноги стану

Тебе я целовать. Будь богом мне!

Тринкуло. Клянусь божьим светом, это самое коварное и пьяное чудовище! Когда его бог уснет - он украдет у него бутылку.

Калибан. Твои стопы целую и клянусь

Твоим рабом послушным быть всегда!

. Подойди сюда, становись на колени и клянись!

Тринкуло. Я умру от смеха, глядя на это чудовище с головой щенка. Отвратительное животное! Меня так и разбирает охота поколотить его.

Стефано (протягивая Калибану ногу). Ну, целуй же!

Тринкуло. Если бы чудовище не было пьяно... Отвратительная гадина!

Калибан. О, для тебя источники живые

Я отыщу, я буду для тебя

Рвать ягоды, ловить морскую рыбу,

Рубить дрова и их тебе носить.

Пускай чума замучает злодея,

Теперь ему не принесу ни прута.

Я за тобой пойду, о, существо

Чудесное!

Тринкуло

Калибан. Прошу тебя, позволь мне проводить

Тебя туда, где яблоки растут;

Я свежих трюфлей длинными когтями

Где гнезды сой; я выучу искусно

Брать в западню проворных обезьян.

Прекрасных я нарву тебе орехов,

А по утрам с утесов доставать

Ну, хочешь ли итти теперь за мной?

Стефано. Пожалуйста, без дальних разговоров показывай дорогу. Тринкуло, король и все наши потонули, а потому нам следует вступить во владение этим островом. Итак, возьми и неси мою бутылку, товарищ Тринкуло: скоро мы опять наполним ее по горло.

Калибан

Прощай, мой хозяин, прощай навсегда!

Тринкуло. Горластое чудовище! Пьяное чудовище!

Калибан Не ловить мне рыбы сетью,

Не рубить ему дрова,

Не терпеть ударов плетью,

Не сносить его слова!

У тебя есть новый пан!

А старый пусть ищет себе нового слугу!

Свобода! у-у! свобода, свобода! у-у! свобода!

Стефано(Все уходят).