Венецианский купец.
Действие первое.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Венецианский купец. Действие первое. (старая орфография)

ДЕЙСТВУЮЩИЯ:

Дож Венеции.

Принц Мароккский, Принц Аррагопский, женихи Порции.

Бассанио, друг Антонио.

Антонио, Венецианский купец.

Саларио, Саларино, Грациано, друзья Антонио и Басанио.

Лоренцо, влюбленный в Джессику.

Шейлок, Жид.

Тюбал, Жид, друг его.

Ланселот Гоббо в услужения у Шейлока.

Старик Гоббо, овец Ланселота.

Порциа, богатая наследница.

Нерисса, горничная её.

Джессика, дочь Шейлока.

Салерио, старый Венецианец.

Писар дожа.

Вельможи Венеции, чиновники суда, тюремщик, слуги и прочие.

Действие происходят частию в Венеции, а частию в Бельмонте, где живет Порциа, на твердой земле.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

ЯВЛЕНИЕ I.

АНТОНИО, САЛАРИНО иСАЛАНИО.

Антонио. Право, не знаю, от-чего мне так грустно; это мучит меня; вы говорите: мучит и вас; но где я взял свою тоску, где нашел или достал, из какого вещества она составлена, откуда родилась, - не могу еще понять. И так поглупел я от нея, что едва узнаю себя.

Саларино. Твой ум носится по океану, там, где корабли твои с гордыми парусами, точно вельможи и богатые граждане вод, или пышные украшенья моря, смотрят свысока на мелочных торгашей, которые приветствуют их, кланяются им, когда они пролетают мимо на своих тканых крыльях.

Саланио. Поверь, еслиб я пустил на счастье столько товара, то большая часть моих дум была б с моими надеждами в чужой стороне. Я все бы рвал траву, чтоб узнать: откуда дует ветер, да высматривал бы на карте пристани, мосты и морские пути; и от всего, что могло б заставил меня бояться за мой товар, конечно, сделалось бы мне грустно.

Саларино. Дуя на горячий бульйон, чтоб остудить его, я надул бы себе лихорадку, когда б подумал, какая беда может произойдти на море от слишком-сильного ветра; я не мог бы видеть песочных часов без того, чтоб не пришли мне в голову мели да отмели; я увидал бы, что мой богатый корабль засел в песке и кланяется грот-мачтой ниже своих ребер, чтоб поцаловать свою могилу. Мог ли бы я пойдти в церковь, увидеть священное здание из камня и не вспомнить опасных скаль, которые только дотронутся до борта моего милого корабля, то и раскидают по волнам все душистые коренья его и в мои шелки оденут ревущия воды? Словом, можно ли б мне забыть, что - сию минуту богач, я сию же минуту и нищий. Имея эти мысли, как же бы не иметь мне и той, что, случись такая беда, от нея стало б мне грустно? Да, полно-те, я знаю, Антонио грустит от-того, что думает о своем товаре.

Антонио. Поверь,что нет. Я благодарю судьбу. У меня не весь товар вверен одному кораблю и отправлен не в одно место, да и не целое мое состоянье зависит от счастия текущого года. По-этому я не грущу от своей торговли.

Саланио. Ну, стало, ты влюблен?

Антонио. Вот еще!

Саланио. И не влюблен! Так скажем просто: тебе грустно от-того, что невесело, и для тебя было б также легко смеяться, прыгать и говорить,что тебе весело, от-того, что негрустно. Божусь двуличным Янусом, природа творит под час великих чудаков: иные целый век щурят глаза и хохочат как попугаи, когда слушают волынку; а у других такое кислое лицо, что они ни под каким видом не покажут зубов с намереньем улыбнуться, хотя бы сам Нестор поклялся, что шутка смешна.

ЯВЛЕНИЕ II.

Те же, БАССАНИО, ЛОРЕНЦО и ГРАЦИАНО.

Саланио

Саларино. Я пробыл бы здесь до-тех-пор, покуда б не развеселил тебя, еслиб друзья, которые тебе дороже, не помешали мне.

Антонио. Для меня и ты очень-дорог. Я вижу, твои собственные дела призывают тебя, и ты пользуешься случаем уйдти.

Саларино. Прощайте, господа..

Бассанио. Да, господа, когда же мы сойдемся, чтоб повеселиться? Скажите, когда? Вы делаетесь чрезвычайно-редки. Не уж ли это так должно?

Саларино. Наше свободное время будет к услугам вашим. (Саларино и Саланио уходят).

ЯВЛЕНИЕ III.

Те же, кроме САЛАРИНО и САЛАНИО.

Лоренцо. Так, как ты, Бассанио, нашел Антонио, то мы оба оставим вас; но в обеденное время вспомни, пожалуйста, где нам должно встретиться.

Бассанио. Я непременно явлюсь.

Грациано. Ты дурно смотришь, Антонио; ты уж слишком занимаешься делами мира. Тот в потере, кому он стоит таких забот. Поверь мне, ты удивительно изменился.

Антонио

Грациано. Так дай же мне роль шута. Пусть с весельем и смехом прийдут старые морщины, и пусть лучше у меня печенка согревается от вина, чем сердце холодеет от мертвящих стонов. Не уж ли должен человек, у кого кровь тепла внутри, глядеть, как его дедушка, слепленный из алебастра, спать на-яву и нажить желтуху от хандры? Я скажу тебе что, Антонио... Я люблю тебя, и это говорит моя дружба... Есть род людей, у них лица дуются и подернуты как стоячий пруд; они хранят твердое молчание, чтоб нарядить себя в общее мнение о их мудрости, важности, глубоких соображеньях; они так смотрят, как-будто хотят сказать: я господин-оракул, и когда открываю рот, чтоб и собака не смела лаять. О, мой Антонио, я знаю таких, которые только от-того слывут мудрецами, что не говорят, а, если заговорят, то, я совершенно уверен, введут в грех уши у всякого: всякий, послушая их, назовет своих братий дураками! Я наскажу тебе поболее в другое время, только не пускайся удить на притраву задумчивости этого дурацкого пискаря, это мнение. Пойдем, Лоренцо; прощайте покуда. Я докончу мою проповедь после обеда.

Лоренцо. Итак мы разстаемся с вами до обеда. Я принужден быть именно одним из этих немых мудрецов, потому-что Грациано никогда не дает мне говорить.

Грациано. Да, поводись со мною только еще года два, ты не будешь знать звуков своего собственного языка.

Антонио. Прощайте; он сделает и меня говоруном.

Грациано. Хорошо бы, право! Мотание пристало только копченому языку быка, да женщине, которая не идет с рук. (Грациано и Лоренцо уходят).

ЯВЛЕНИЕ IV.

АНТОНИО и БАССАНИО.

Антонио. Ну, что это такое?

Бассанио. Грациано говорить необыкновенно-много вздора, больше, чем кто другой в целой Венеции. У него мысли, как два пшеничные зерна, спрятанные в двух четвериках мякины: ты проищешь целый день прежде, чем найдешь их, а как наймешь, то увидишь, что не стоило искать.

Антонио. Ну, да. Скажи же мне теперь, кто это такая дама, к которой обещался ты идти на поклонение и о которой хотел мне говорить сегодня.

Бассанио. Тебе небезъизвестно, Антонио, как я разстроил свое состояние от-того, что иногда выставлял на показ больше пышности, чем мои слабые средства позволяли мне. И теперь я не жалуюсь, что принужден отказаться от такого благородного образа жизни. Главная моя забота: разделаться честно с большими долгами, в какие ввела меня слишком расточительная молодость. Тебе, , я больше всего должен и деньгами и дружбой, и дружба твоя мне порукой, что я могу снять с себя бремя моих замыслов и намерений и открыть, каким-образом думаю очиститься от всех моих долгов.

Антонио. Сделай милость, друг Бассанио, скажи, и если это, как все твои поступки, не выходит из границ чести, - будь уверен, что мой кошелек, я сам, мои последния средства, все готово для тебя при первой надобности.

Бассанио. Бывало, как я ходил еще в школу, когда случалось мне в игре потерять одну стрелу, я пускал её подругу с такой же силой, потому же направлению, только пристальней смотрел за нею, чтоб отъискать другую и, пустив на-удачу обе, часто я обе находил. Привожу этот пример моего детства от-того, что у меня в следующих словах будет такое же детское простодушие. Я должен тебе много и, как ветренный юноша, что должен, не могу отдать; но если ты захочешь пустить другую стрелу по тому же направлению, как пустил первую, то я не сомневаюсь, что, следя ее глазами, или найду обе, или принесу тебе назад последнюю и с благодарностью останусь должен за первую.

Антонио. Ты знаешь меня хорошо и теряешь только время, приступая к моей дружбе с таким предисловием, и, право, своим сомнением в моей готовности ко всевозможным пожертвованиям, ты теперь, обижаешь меня больше, чем обидел бы, когда б промотал все, что я имею. Итак скажи только мне, что я должен делать, что, по твоему мнению, может быть мною сделано, и я сей-час же готов на это. Говори.

Бассанио. В Бельмонте есть невеста с богатым приданым, и она прекрасна, и, что прекрасней этого слова - чудных добродетелей! Некогда из её глаз я получал милые, безмолвные послания. Её имя Порциа. Она ничем нехуже дочери Катона, Порции Брута, и широкий мир знает ей цену: четыре ветра со всех берегов приносят к ней знаменитых искателей, и её лучезарные кудри вьются у ней по вискам, как золотое руно, что делает её жилище в Бельмонте берегом Колхиды, и много Язонов является для завоевания. О, мой Антонио! имей я только средства занять между ими место соперника, то у меня в душе есть такое предчувствие успеха, что я непременно буду счастливцем.

Антонио. Ты знаешь, все мое состояние на море, и я не имею ни денег, ни случая собрать наличную сумму. Итак отправляйся, попробуй, что мой кредит может в Венеции сделать; приймемся пытать его до нельзя, чтоб снарядит тебя в Бельмонт, к прекрасной Порции. Ступай же, разведай сей-час, а я тоже разведаю, у кого есть деньги, и не сомневаюсь, что получу их или из доверия ко мне, или из приязни. (Оба уходят).

ЯВЛЕНИЕ V.

Действие в Бельмонте. Комната в доме Порции.

ПОРЦИА и НЕРИССА.

Порциа. Право, Нерисса, я, маленькое существо, устала от этого великого мира.

Нерисса. Это было бы понятно, еслиб у вас горе было в таком же изобилии, как удовольствия; но видно те, которые через-чур наедаются, бывают так же больны, как и те, которые мрут от пустоты в желудке. Стало это не последнее счастие получить на долю средственное состояние; излишество скорее доживает до белых волос, а довольство долговечнее.

Порциа

Нерисса. Они были бы лучше, еслиб им лучше следовали.

Порциа. Когда бы делать было бы так же легко, как знать, что надобно делать, то часовни стали бы церквами и хижины бедных людей царскими палатами. Хорош тот проповедник, кто следует собственным наставленьям: я скорее научу двадцать человек что должно делать, чем буду одною из двадцати, которая послушает моего собственного ученья. Пускай мозг выдумывает законы для крови, - горячий нрав перескакивает через холодные правила. Безумец-молодость такой заяц, что перепрыгивает через сети доброго калеки-совета. Но это разсуждение не поможет мне выбрать мужа... Ах, слово "выбрать"! я не могу ни выбрать кого бы хотела, ни отказать тому, кто мне противен. Так воля живой дочери обуздана волею мертвого отца. Не жестоко ли, Нерисса, что я не могу никого выбрать и никому отказать?

Нерисса. Ваш батюшка был целый век добродетелен, а людям набожным при смерти бывают внушения свыше: так в лотерее, которую он придумал, из этих трех ящиков, золотого, серебряного и свинцового (кто выберет из них по его мысли, выберет вас), верно истинный достанется тому, кто истинно вас полюбит. - Только чувствуете ли вы склонность к кому-нибудь из блестящих женихов, какие уже приехали?

Порциа. Пожалуйста, называй их по-очереди, а я, как ты станешь называть, стану их описывать, и по моим описаньям отгадывай мои чувства.

Нерисса. Во-первых, здесь неаполитанский принц.

Порциа. Этот недоросль!.. Он только и знает, что говорить о своей лошади, и, в числе своих отличных способностей, всего больше удивляется тому, что умеет ковать ее сам; я, право, боюсь не была ли мать его влюблена тайно в кузнеца.

Нерисса. Потом здесь граф Палатин.

Порциа. Он только и делает, что хмурится, как-будто намерен сказать: если вы не хотите меня - как угодно; Он слышит веселый рассказе и не улыбается; я боюсь, чтоб он не сделался плаксивым философом, когда состареется, а то в молодости он уж через-чур невежливо печален. Я лучше выйду за адамову голову, чем за которого-нибудь из них. Боже сохрани меня от обоих!

Нерисса. Что вы скажете о знатном Французе?

Порциа. Бог сотворил его, так пусть он слывет за человека. Право, я знаю, что грех быть насмешницей. Да он... Ну, у него лошадь лучше, чем у Неаполитанца, и скверная привычка хмуриться лучше, чем у графа: Он похож на всякого и ни на что непохож. Затрещит ли дрозд - он пускается тотчас прыгать. Он пойдет сражаться с своей собственной тенью. Выйдти мне за него, значит выйдти за двадцать мужей; если он пренебрежет мной, прощу, потому-что если влюбится в меня до безумия, я никогда не буду отвечать ему тем же.

. Ну, а что скажете вы барону Фалконбриджу, молодому Англичанину?

Порциа. Ты знаешь, ничего не могу сказать: ни я его не понимаю, ни он меня. Он не знает ни по-латине, ни по-французски, ни по-итальянски; а ты можешь поклясться перед судом, что я не знаю, ни слова по-английски. Он картина прекрасного мужчины, да Боже мой, кто же может разговаривать с немою куклой?... Как странно он одевается! мне кажется, свой колет купил оне в Италии, круглые штаны во Франции, ток в Германии, а ухватки во всех землях.

Нерисса. А что вы думаете о шотландском лорде, соседе его?

Порциа. Что в нем есть христианская доброта соседа: он взял у Англичанина в-займы пощечину и поклялся заплатить ее, когда будет в состоянии; кажется, Француз был порукой, и вперед поручился за другую.

Нерисса. Как вам кажется молодой Немец, племянник саксонского герцога?

Порциа. Очень-гадок по-утру, когда трезв; а еще гаже после-обеда, когда пьян; в свои лучшия минуты он немного-хуже человека, а в худшия немного-лучше скота: какая беда ни случилась бы со мной, я надеюсь, что все отделаюсь от него.

Нерисса. Если он явится выбирать и выберет настоящий ящик, то вы откажетесь исполнить волю родителя, если откажете ему.

Порциа. Так от страха этой беды я прошу тебя поставить хороший стакан рейнского на другой ящик; если б сам дьявол был в нем, да на нем это искушение, то я знаю, что Немец выберет его. Я решусь на все, Нерисса, прежде, чем выйду за губку.

Нерисса. Вам нечего бояться, сударыня, никого из этих господ: они объявили мне, что хотят воротиться домой и не безпокоить вас больше искательствами, разве представится другое какое средство получить вас, а не то, которое предписал ваш родитель и которое зависит от выбора ящика.

Порциа. Я проживу столько же, как Сибилла и умру так же целомудренна, как Диана, когда никто не приобретет права на мою руку тем путем, каким угодно было батюшке. Я рада, что эта часть моих женихов так разсудительна: между ими нет ни одного, о чьем отъезде я не мечтала бы с восхищением, и я прошу Бога даровать им счастливую дорогу.

Нерисса

Порциа. Да, да, Бассанио; кажется, так его звали.

Нерисса. Точно-так. Он из всех, кого видели мои глупые глаза, больше всех достоин прекрасной невесты.

Порциа. Я хорошо его помню, и помню, что он заслуживает твою похвалу. Что такое, что нового?

ЯВЛЕНИЕ VI.

ТЕ же и СЛУГА.

Слуга. Четыре чужестранца ищут вас, сударыня, чтоб откланяться вам, и еще приехал передовой от пятого, принца мароккского; он привез известие, что принц, государь его, будет сюда вечером.

Порциа. Когда б я могла сказать пятому "здравствуйте" с таким же удовольствием, с каким четверым скажу "прощайте", я бы рада была его приезду. Если у него душа святого, а цвет дьявола, то я желала бы, чтоб он лучше был моим исповедником, чем мужем. Пойдем, Нерисса (слуге), а ты ступай вперед. Между-тем, как мы запираем ворота за одним женихом, другой стучится у дверей.

(Уходят.)

ЯВЛЕНИЕ VII.

Площадь в Венеции.

БАССАНИО и ШЕЙЛОК.

Шейлок. Три тысячи червонцев, - так.

Бассанио

Шейлок. На три месяца, - так.

Бассанио. В чем, как я говорил вам, Антонио будет порукой.

Шейлок. Антонио будет порукой, - так.

Бассанио. Можете ли вы оказать мне эту услугу? хотите ли одолжить меня?... Получу ли я от вас ответ?

Шейлок. Три тысячи червонцев на три месяца и Антонио порукой!

Бассанио. Ваш ответ на это?

Шейлок. Антонио человек хороший.

Бассанио. Разве вы слышали какое-нибудь обвинение в противном?

Шейлок. О, нет, ни, ни, ни; я хотел, говоря "он хороший человек", дать вам разуметь, что он человек верный; впрочем его капиталы еще ненадежны: он отправил один корабль в Триполь, другой в Индию, да еще я слышал на Риальто, что третий у него в Мексике, четвертый в Англии, и есть у него другия дела, разсеянные по свету; но корабли ведь доски, матросы ведь люди: есть земляные крысы и крысы водяные, водяные воры и воры сухопутные - я разумею морских разбойников, - и потом, бывают несчастия от воды, от ветров, от подводных камней. Но все-таки человек он верный. Три тысячи червонцев!... Кажется, можно взять его в поруки.

Бассанио

Шейлок. Я уверюсь, можно ли и, чтоб увериться - подумаю. Нельзя ли поговорить с самим Антонио?

Бассанио. Да не угодно ли вам обедать с нами?

Шейлок. Да, чтоб нюхать свинину, чтоб есть от этого сосуда, в который ваш пророк Назарянин вогнал дьявола! Я готов, покупать с вами, продавать с вами, разговаривать с вами, гулять с вами и так-далее; но не стану с вами ни есть, ни пить, ни молиться. Что нового на Риалто? Кто это идет сюда?

ЯВЛЕНИЕ VIII.

БАССАНИО, ШЕЙЛОК и АНТОНИО.

Бассанио. Это синьйор Антонио.

Шейлок (в сторону). Каким льстивым мытарем смотрит он! Я ненавижу его за то, что оне христианин, а еще более за то, что он от подлой простоты дает деньга в-займы даром, и этим понижает у нас в Венеции проценты. Если он попадется мне в когти, я упитаю до-сыта мою давнишнюю вражду к нему. Он ненавидит священный народ наш и ругается. Даже в самых многолюдных собраниях купцов надо мною, над моей торговлей; над моими праведными барышами, называя их лихвенными процентами. Да будет проклято мое колено, если я прощу ему!

Бассанио. Шейлок, послушайте.

Шейлок. Я разсуждал, много ли у меня теперь наличными, и, по приблизительному счету моей памяти не могу вдруг выложить полной суммы трех тысяч червонцев: да что до этого? Тюбал, богатый Еврей моего колена, снабдит меня; но, постойте, на сколько месяцев желаете вы? (к Антонио) Здравствуйте, синьйор Антоцио! Мы только-что о вашей милости говорили сию-минуту.

Антонио. Шейлок, хотя я и не даю в-займы и не занимаю с условием платить или брать проценты, но чтоб помочь моему другу в крайней нужде, нарушаю обычай. Знает ли он, сколько тебе надобно?

Шейлок. Знаю, знаю: три тысячи червонцев.

. И на три месяца.

Шейлок. Я было-позабыл. На три месяца, вы мне именно говорили, - так, хорошо. Напишите бумагу и посмотрим. Но, постойте, - мне кажется, вы сказали, что не берете и не платите процентов?

Антонио

Шейлок. Когда Иаков пас овец своего дяди, Лавана, этот Иаков, потому-что его мудрая матерь действовала в его пользу, был третий владелец после нашего святого Авраама. Да, он быль третий.

Антонио. Да что до него? Разве он брал проценты?

. Нет, не то, что брал проценты..., не прямо, как вы говорите, проценты; заметьте, что Иаков делал: когда Лаван и он условились, что все ягнята, которые родятся пестрыми и двухцветными, будут мздою Иакову, овцы в конце осени обратились к баранам, и когда для всякой четы, несущей руно, наступало время оплодотворения, искусный пастырь счищал кору с иных прутьев и втыкал их перед сладострастными овцами, которые, зачиная тогда, производили потом двухцветных ягнят, и сии были иаковли. Это было средством к приобретению, и он благословен, и благословенно всякое приобретение, если не накрадено людьми.

Антонио. Иаков, государь мой, служил за неверную плату, за такую вещь, которая зависела не от его воли, а была управляема и устроена рукою неба. Но разве это написано в-защиту процентов? да твое золото и серебро разве овцы и бараны?

Шейлок

Антонио. Видишь, Бассанио - дьявол может толковать писание в свою пользу; злая душа, когда ссылается на святое свидетельство - то же, что разбойник с улыбкой на лице, хорошее яблоко с гнилой сердцевиной. О, какая добрая наружность у лицемерия!

Шейлок. Три тысячи червонцев - довольно круглый счет. Три месяца из двенадцати, что ж это прийдется процентов?

Шейлок. Синьйор Антонио, в разные времена и часто вы укоряли меня на Риальто в том, что даю деньги и беру проценты. Я переносил все, терпеливо пожимая плечами: ведь терпение есть отличительная черта всего нашего племени. Вы называли меня неверным, цепной собакой, и плевали на мою еврейскую одежду, и все за то, что я располагаю своей собственностью. Ну, а теперь, как кажется, вам нужна моя помощь, - прекрасно, - теперь вы приходите ко мае и говорите: Шейлок, надо денег. Вы говорите это, вы, который извергал свою слюну на мою бороду и пихал меня ногой, как-будто гнал пинками чужую собаку с своего порога. Денег просите вы. Что ж скажу я вам? не должен ли я сказать: какие у собаки деньги? Как может быть, чтоб собака дала в-займы три тысячи червонцев? Или не следует ли мне низко согнуться перед вами - и, на-подобие раба, едва переводя дыхание, смиренным шопотом проговорит: милосердый синьйор, вы плевали на меня в прошедший вторник, вы толкали меня пиньками в такой-то день, в другой раз вы называли меня собакой: итак, за эти учтивости я даю вам в-займы столько-то денег.

Антонио - нет, дай их как своему врагу, чтоб после, если он нарушит условие, ты мог с открытым лицом требовать взъискание.

Шейлок. Ну, посмотрите, как вы горячитесь; я хочу сделаться вашим другом, приобресть вашу любовь, забыть ругательства, которыми вы пятнали меня, пособить вам в теперешних нуждах и не взять ни копейки процентов за мои деньги, - а вы не хотите меня слушать! Это дружеское предложение...

Антонио. В-самом-деле, дружеское!

. Да, я докажу мою дружбу. Пойдемте к Нотариусу, подпишите мне обязательство от одного вашего лица, и просто в-шутку, если вы не заплатите мне в такой-то день, в таком-то месте, такую-то сумму или суммы, как будет значиться в условии, положимте неустойку: ровно фунт вашего прекрасного мяса, который имеет быть отрезан и взять мною от той часть вас, от какой мне вздумается.

Антонио. Согласен от всей души; я подпишу такое условие и скажу, что в Жиде много доброго.

Бассанио

Антонио. Что ты, друг? не бойся, я не просрочу! В эти два месяца, то-есть за месяц до срока, я ожидаю получения в-десятеро больше займа.

Шенлок. О, отче Авраам, каковы эти христиане! Собственные жестокие поступки научают их подозревать мысли других. Пожалуйста, скажите мне, если он не заплатят в срок, что я выиграю, отъискивая неустойку? Фунт человеческого мяса, взятый у человека, не так ценится и не приносит барыша, как мясо баранов, быков или коз. Говорю вам, чтоб снискать его благосклонность, я поступаю так дружески; если он согласен, хорошо, если нет, прощайте, - и прошу вас не обвинять меня за мою приязнь..

Антонио

Шейлок шалуна, и сию же минуту буду к вам. (Уходить.)

Антонио. Поторопись, любезный Жид. Этот Еврей обратится в христианина: он становится добр.

. Я боюсь сладких слов с негодной душой.

Антонио. Пойдем; тут бояться нечего: мои корабли воротятся за месяц до срока (Уходить.)