Венецианский купец.
Действие третье.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Венецианский купец. Действие третье. (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

ЯВЛЕНИЕ I.

Площадь в Венеции.

САЛАНИО и САЛАРИНО.

Саланио. Ну, что нового на Риальто?

Саларино. Там еще все уверяют, что у Антонио корабль с богатым грузом претерпел кораблекрушение в проливе, который отделяет Францию от Англии. Не помню, как называют место, но это, сказывают, самая опасная и гибельная мель. На ней погребены обломки многих огромных кораблей, если только сплетница-молва честная женщина.

Саланио. Я хотел бы, чтоб на этот раз она лгала хуже всякой сплетницы, какой случалось жевать пряники или уверять соседей, что оплакивает смерть третьяго мужа. Но без дальняго болтовства обратимся прямо к делу. Это правда, что добрый Антонио, честный Антонио - ах, если б я мог дать ему такой хороший титул, который был бы под-масть к его имени!.

Саларино. Ну, да наконец, что же?

Саланио. Ну, что ты говоришь? конец тот, что он лишился корабля!

Саларино. Дай Бог, чтоб этим кончились его потери!

Саланио. Поскорей сказать "аминь", а то дьявол помешает моей молитве; видишь, он идет к нам в образе Жида.

ЯВЛЕНИЕ II.

Саланио. Ну что, Шейлок? Что нового у купцов?

Шейлок. Вы знаете лучше другого, лучше всякого другого о побеге моей дочери.

Саларино. Это правда. Что до меня, то я знаю, какой портной сшил ей крылья, на которых она улетела.

Саланио. И Шейлок с своей стороны знал, что птица уже оперилась, а в это время у них у всех обычай покидать свою мать.

Шейлок.Она будет покинута Богом за то!

Саларино. Да, если дьявол сделается её судьею.

Шейлок. Моей собственной плоти и крови взбунтоваться против меня!

Саланио. Пошел, старый! где им взбунтоваться в твои лета!

Шейлок. Я называю мою дочь моей плотью и кровью.

Саларино что-то на море, или нет?

Шейлок. Вот еще мне убыток! Банкрут, мот, который едва смеет показывать глаза на Риальто, нищий, который всегда прихаживал на биржу таким чопорным... Помнит ли он условие? Он, бывало, называл меня ростовщиком; помнит ли он условие? Он, бывало, давал деньги в-займы из христианского добродушия... Помнит ли он условие?

Саларино. Ну, да я уверен, еcли он просрочит, ты не захочешь его мяса, на что тебе оно?

Шейлок. Чтоб прикармливать на него рыбу, если оно не годится на пищу моему мщению. Он позорил меня и помешал в деле полумильйонном, хохотал над моими потерями, насмехался над моими приобретениями, безчестил мой народ, портил мои торги, охлаждал моих друзей, поджигал врагов - и за что? Я Жид. Да разве у Жида нет глаз, разве у Жида нет рук, органов, соразмерности в частях, чувств, привязанностей, страстей? Нас питает та же пища, то же оружие ранит нас; мы подвержены тем же болезням, лечимся теми же средствами, греемся и зябнем от той же зимы и от того же лета, как христиане. Если вы защекочете нас, разве мы не засмеемся? Если вы отравите нас, разве мы не умрем? и если вы обидите нас, разве мы не отомстим? Когда мы похожи на вас во всем другом, мы хотим походить и в этом. Если Жид обидит христианина, что делает он с своим смирением? Мстит. Если христианин обидит Жида, что должно этому делать, по примеру христианина? а? мстит. Мерзости, которым вы меня учите, я употреблю в дело, и мудрено будет, коли не превзойду учителей.

ЯВЛЕНИЕ III.

ТЕ же и СЛУГА, потом ТЮБАЛЬ.

Слуга. Господа, синьйор Антонио у себя дома и желает говорить с вами обоими.

Саларино. Мы его везде искали.

(В это время входить Тюбаль.)

Саланио. Вот и другой того же племени; третьяго не найдешь им под-масть, разве сам чорт пойдет в Жиды. (Саларино, Саланио и слуга уходят.)

ЯВЛЕНИЕ IV.

ТЮБАЛЬ и ШЕЙЛОК.

Шейлок. Ну, что Тюбаль? что нового из Генуи? нашел ли ты мою дочь?

Тюбаль

Шейлок. Ну, так, так, так! погиб алмаз, что стоил мне во Франкфурте 2000 червонцев! Проклятия до-сих-пор не было никогда на нашем народе! я до-сих-пор никогда не чувствовал его! Две тысячи червонцев тут!.. А другие драгоценные, драгоценные камни! О, пусть бы дочь умерла у моих ног, да с этими камнями в ушах! Пусть бы ввалили ее в гроб у моих ног, да с червонцами в гробе! - Нет известия о них? Ну, да! И я не знаю еще, что истрачено в поисках... О, потери за потерей! Вор столько унес и столько надо, чтоб отъискать вора, и нет удовлетворения, нет средства отмстить, и нет несчастия ни с кем!.. Есть несчастие; да давит только меня, есть вздохи, да только из моей груди; есть слезы, да только из моих глаз...

Тюбаль. О, нет, и другие могут жаловаться на несчастие! Антонио, как мне сказывали в Генуе.

Шейлок. Что, что, что?.. несчастие, несчастие?..

Тюбаль. Лишился корабля, что шел из Триполя.

Шейлок. Слава Богу, слава Богу! - Да правда ли? правда ли?

Тюбаль. Я говорил кое-с-кем из матросов, которые спаслись от кораблекрушения.

Шейлок. Спасибо, добрый Тюбаль. Добрые вести добрые вести! Ха! ха! ха! Где? в Генуе?

Тюбаль. Твоя дочь истратила в Генуе, как мне сказывали, в один вечер 80 червонцев..

Шейлок. Ты вонзаешь в меня кинжал! Стало, я никогда больше не увижу своего золота? Восемьдесят червонцев за один раз! восемьдесят червонцев!

Тюбаль

Шейлок. Очень-рад: я стану мучить его, стану пытать его, - очень-рад.

Тюбаль. Один из них показывал мне кольцо, которое получил от твоей дочери за обезьяну.

Шейлок. Провались с нею! Ты терзаешь меня, Тюбаль: это моя бирюза, мне досталась от Лига, когда еще я был холостым. Я не отдал бы её за целую степь обезьян.

Тюбаль. А Антонио, видно, правда, что разорился?

Шейлок. О, правда, сущая правда! Ступай, Тюбаль, купи мне какого-нибудь исполнителя правосудия, приговори его за две недели вперед. Я хочу взять у него сердце, если он просрочит. Не будь только его в Венеции; я могу вести торг, какой мне угодно... Ступай, ступай, Тюбаль, ты найдешь меня потом у нас в синагоге. Ступай, добрый Тюбаль; у нас в синагогу Тюбаль. (Уходят.)

ЯВЛЕНИЕ V.

Действие в Бельмоите. Комната в доме Порции; ящики выставлены.

БАССАНИО, ПОРЦИА, ГРАЦИАНО, НЕРИССА и СВИТА.

Порциа. Прошу вас, остановитесь; подождите день или два, прежде чем отважитесь. Если вы ошибетесь в выборе, я лишусь вашего общества; так помедлите сколько-нибудь: что-то говорит мне (однако это не любовь), что я не хотела бы лишиться вас, а вы сами знаете, ненависть не дает советов такого рода... Только из страха, что вы не поймете меня совершенно (а у девицы нет другого языка, кроме её мысли), я желала бы удержать вас здесь месяц или два, прежде чем вы вверитесь случаю ради меня. Я могла бы научить вас, как выбрать без ошибки, но тогда я клятвопреступница; такою никогда не буду - стало вы можете потерять меня, а если потеряете, то заставите пожелать греха, каяться, что я не была клятвопреступницей; - Горе вашим глазам! Они осетили меня и разделили на две части: одна половина принадлежит вам, другая половина - вам... мне самой, хотела я сказать; но если мне, стало вам, и стало обе вам.. - О, развращенный век кладет преграды между владельцами и их правами, и хотя я принадлежу вам, я не ваша. Если так будет, пускай счастие идет за это в ад, а не я. Я говорю слишком-долго, но за тем, чтоб остановить время, расширить и протянуть его, - чтоб удержать вас от выбора.

Бассанио. Позвольте мне выбирать; в моем положении - я на пытке.

Порциа

Бассанио. Никакой; под моей любовью таится ужасное сомнение; оно заставляет меня бояться за нее. Дружба и союз скорее могут быть между снегом и огнем, чем между изменой и моей любовью.

Порциа. А! Только я боюсь... вы говорите на пытке, когда всякий принужден сказать что-нибудь.

Бассанио. Обещайте мне жизнь, и я открою истину.

Порциа. Ну, хорошо, откройте - и живите.

Бассанио. Открыться и любить, вот был бы весь итог моего признанья. О, сладкия муки! сам мучитель учит меня ответам для моего спасения! Но пустите меня к моей судьбе и ящикам.

Порциа. Ступайте же: я заперта в одном из них; если вы меня любите, то вы найдете меня. Нерисса и все прочие, станьте поодаль. Пусть раздается музыка во время выбора, и тогда, если он не отгадает, конец его будет конец лебедя, угасающого под песню; а чтоб сравнение было точнее, то глаза мои станут ручьем и водяным ложем смерти для него. Он может отгадать!.. Какую ж надо музыку тогда?.. Тогда надо музыку, как радостные трубы в день преклонения верноподданных, перед ново-венчанным монархом; надо музыку, как эти сладостные звуки, которые на-разсвете шепчут дремлющему жениху на-ухо и зовут его к алтарю. Вот он идет с-такой же благородной осанкой, но только с большей любовью, чем шел молодой Алкид спасать рыдающую Трою от девичьей дани, платимой морскому чудовищу. Я стою для жертвоприношения, все другие - это дарданския жены с мрачными лицами - пришли видеть окончание подвига. Иди Геркулес! Жив ты - я жива. С большим волненьем смотрю я на битву, чем ты идешь на нее.

Между-тем, как Бассанио разсматривает ящики, музыка и поют песню:

                    1.

          У любви где колыбель?

          В сердце ль нежном, в голове ль?

          Как внезапно рождена,

          Чем питается она?

                    3.

          Созерцанье пища ей,

          Где ей жизнь была дана

          Жизнь окончит там она;

          Ей напев наш гробовой

          Вечный ей за-упокой.

                    Хор.

          Вечный ей за-упокой.

Бассанио. Так, видная вещь может всего менее отвечать своей наружности! Свет безпрестанно вводится в обман украшениями. В правосудии есть ли такие продажные и беззаконные доводы, которые, будучи приправлены сладким голосом, не затемнили бы признаков зла? Нет порока такого простодушного, чтоб не присвоивал себе каких-нибудь приметь добродетели. Сколько трусов, у которых сердца так-же ненадежны, как песочные лестницы, а носят на подбородках бороды Геркулеса и нахмуренного Марса. У них, если порыться внутри, печенки белы, как молоко. Посмотрите на красоту, и вы увидите, что она покупается на-вес. Эти волнообразные, змеистые, золотые локоны, которые резвятся с ветром на мнимой красавице, про их мы часто знаем, что они приданое другой головы, и череп, где родились, в могиле. Итак украшение не что иное, как обманчивый берег самого опасного моря, прекрасное покрывало на индийской красоте, вид истины, которым одевается коварный век, чтоб ловить в сети мудрейших. Так ты, ослепительное золото, жестокая пища Мидаса, и не хочу тебя; ни тебя также, ты бледный и пошлый переметчик у людей! Но ты, ты, тощий свинец, скорее грозишь, чем обещаешь что-нибудь; твоя простота трогает меня больше, чем красноречие, и тебя выбираю я. О, еслиб радость была последствием выбора!

Порциа. Как все другия страсти улетают на воздух, и мысли, полные сомнений, и поспешно-обнятое отчаянье, и дрожащий страх, и ревность с зелеными глазами! О, любовь! воздержись, умерь свой восторг, постепенно изливай свои радости; ограничь их необъятность; я слишком-сильно чувствую твое счастие; сделай его меньше, не то - я паду под его бременем.

Бассанио. Что я найду здесь? (открывает свинцовый ящик) Портрет прекрасной Порции! какой полубог так близко подошел к творению? Не двигаются ли эти глаза? или, прильнув к моим зрачкам, они кажутся мне в движение? Вот полураскрытые губы, отделенные одна от другой сахарным дыханием. Только такая нежная преграда должна разделять таких нежных друзей. Вот живописец, подражая пауку, сплел из её волос золотую сеть, чтоб ловить сердца людей, вернее чем мух в паутину. Но её глаза... как мог он смотреть на них и писать! Один из них, начатый им, должен бы похитить у него оба и не дать докончить себя. Но посмотрите, как оскорбительно моя похвала унижает достоинство этой тени, - так, эта тень ниже действительности. Вот свиток, содержание моей судьбы: "ты, который не выбирал по наружности, ты отгадал славно и выбрал верно; если это счастие достается тебе, будь доволен и не ищи нового. Если ты рад ему, и в своем жребии видишь свое блаженство, обернись к невесте и потребуй ее поцелуем любви." - Драгоценный свиток; прекрасная Порциа, с вашего позволения. (Цалуеть ее). Я пришел исполнить надпись: "дать и получить", похожий на одного из двух соперников, который оспоривает у другого награду и думает, что заслужил ее в глазах народа; но вдруг слышит рукоплескания, всеобщий крик - и голова у него кружится, глаза неподвижны, он в сомнения: для него эти громы похвал или нет? Так, прекрасная Порциа, стою я теперь; так я не знаю, правда ли то, что вижу, и не поверю счастию, покуда оно не будет скреплено, подписано, утверждено вами.

Порциа. Вы видите, синьйор Бассанио, где я и что я: хотя, для себя-самой, я не была б честолюбива в моих желаниях, не захотела б быть лучше, но для вас я желала б в двадцать раз быть тем, что я теперь в тысячу раз прекраснее, в десять тысяч раз богаче; чтоб только стать высоко в вашем мнении, я желала б в добродетелях, красоте, богатствах, друзьях превзойдти всякую меру; но все мои свойства, взятые вместе, не что иное, как простосердечная девушка, неученая, неопытная. Она счастлива, что еще не так стара, чтоб не могла учиться, еще счастливее от-того, что родилась не так тупа, чтоб не могла выучиться; а всего счастливей от-того, что её покорный ум вверяет себя вам для руководства, вам, её повелителю, наставнику, королю. Я и что мое - принадлежит вам и стало теперь вашим. Сию-минуту я была владелица этих прекрасных палат; госпожа моих слуг, королева себе-самой; и сию же минуту, этот дом, эти слуги, эта сама я - все ваше, мой властелин. И даю их с этим кольцом. Когда вы разлучитесь с ним, потеряете его или отдадите, это будет предсказанием погибели вашей любви и даст мне право жаловаться на вас.

Бассанио. Вы лишили меня слов; только кровь моя отвечает вам в моих жилах. Я чувствую такой безпорядок в мыслях, какой, после прекрасной речи любимого государя, бывает в говоре очарованной толпы, когда каждое слово перемешивается с другими и сливается в дикий звук, где ничего нельзя разобрать, кроме радости, выраженной, но не сказанной: если это кольцо разстанется с этим пальцем, тогда разстанется жизнь с этим сердцем - о, тогда смело скажите: Бассанио умер.,

Нерисса. Синьйор и синьйора, теперь наш черед радоваться вместе с вами. Мы были при этом и видели, как совершились наши желания. Честь имеем поздравить вас.

Грациано вашей верности, позвольте и мне также жениться в это время.

Бассанио. От всего сердца; только найди жену.

Грациано. Покорно благодарю вас. Вы нашли мне ее. Мои глаза, синьйор, смотрят так же быстро, как ваши. Вы видели госпожу, я глядел на служанку; вы влюбились, я влюбился, а до проволочек я такой же неохотник, как и вы. Ваше счастие заключалось в ящиках: случилось так, что и мое в них было. Я волочился здесь за нею до пота лица и до-того клялся в любви, что от этих клятв у меня в горле пересохло. Наконец, если обещания исполняется, то я добился, что вот эта красавица обещала мне свою любовь в том только случае, когда вы завладеете госпожею.

Порциа. Правда ли, Нерисса?

Нерисса. Правда, сударыня, если это не противно вам.

Бассанио. А ты, Грациано, говоришь не шутя?

Грациано. Божусь, не шутя.

Бассанио. Мы сочтем за честь, что наша свадьба будет вместе с вашей.

Грациано. Кто это идет сюда? Лоренцо и его неверная? как, да и старый друг, Венецианец Салерио!

ЯВЛЕНИЕ VI.

ТЕ же, ЛОРЕНЦО, ДЖЕССИКА и САЛЕРИО.

Бассанио

Порциа. Я то же делаю - и от души им рада.

Лоренцо. Благодарю вас покорно. Впрочем, синьйор Бассанио, я с своей стороны не думал видеться здесь с вами, но встретился на дороге с Салерио и он уговорил меня, не принимая никаких возражений, отправиться с ним сюда.

Салерио. Да, я уговорил его и имел на это причину. Синьйор Антонио кланяется вам. (Подает письмо Бассанио).

Бассанио. Прежде, чем открою это письмо, прошу вас, скажите мне, здоров ли мой добрый друг.

Салерио. Не болен, разве только душа больна; ни здоров, разве только здорова душа: это письмо покажет вам его состояние.

Грациано. Нерисса, приласкай эту чужестранку, поразговори ее. Твою руку, Салерио! Что нового в Венеции? что поделывает король-купец, добрый Антонио? я уверен, он будет рад нашему успеху; мы, Язоны, приобрели золотое руно.

Салерио, Ах, еслиб вы нашли руно, которое он потерял!

Порциа. Верно страшное известие содержится в этой бумаге; оно сгоняет краску с бассаниевых щек: верно умер какой-нибудь нежный друг! Ничто другое в мире не могло бы так сильно изменить лицо твердого мужчины. Но что? все бледнее и беднее? Позвольте, Бассанио, я половина вас и безспорно должна разделить с вами по-полам содержание этой бумаги.

Бассанио. О, прекрасная Порциа, тут немного слов, но они неприятнее всех, которые до-сих-пор чернили бумагу! Милая женщина, когда в первый раз я поверил вам свою любовь, я смело сказал, что все мое богатство текло в моих жилах, что я был благородный человек - и я сказал вам тогда правду; я оценил себя дешево, но со всем тем, милая женщина, вы узнаете, каким низким хвастуном я был, когда я сказал, что у меня не было ничего; я должен был сказать: хуже, чем ничего; потому-что я заложил себя нежному другу и заложил своего друга его истинному врагу, чтоб иметь деньги. Вот письмо; эта бумага - это тело моего друга; каждое слово на ней - это зев раны, которая истекает кровью жизни. - Но правда ли, Салерио? не ужь ли все его предприятия не удались? не уж ли ни одно? из Триполи, из Мексики и Англии, из Лиссабона, Варварии и Индии - не ужь ли ни один корабль не избег страшного прикосновения скал, этих разорителей купцов?

Салерио к дожу и утром и вечером, грозят уничтожением свободы республики, если откажут ему в правосудии; двадцать купцов, сам дож и значительнейшие сенаторы, - все убеждали его, но никто не успел выбить у него из головы злобного иска; он говорит свое: неустойка, правосудие, условие.

Джессика. Когда я была с ним, то слышала, как он клялся Тюбалю и Чосу, двоим соотечественникам, что лучше б хотел взять мясо Антонио, чем сумму в двадцать раз больше той, которую дал в-займы. И я уверена, синьйор, если закон и правительство не откажут ему, то худо будет, бедному Антонио.

Порциа. Эта ваш нежный друг в такой беде?

Бассанио. Нежнейший мой друг, лучший из людей, душа самая чистая и неутомимая на одолжения, - тот, в ком древняя римская честность видна более, чем во всех других, которые дышат воздухом Италии.

Порциа. Много ли же он должен Жиду?

Бассанио За меня три тысячи червонцев.

Порциа. Как? небольше? заплатите ему шесть тысяч и уничтожьте условие; удвойте шесть тысяч и потом утроите, прежде чем друг, так вами описанный, потеряет хоть один волос за вину Бассанио. Сперва, пойдемте со мной в церковь, назовите меня женой, а там вы тот-час в Венецию, к своему другу; потому-что никогда не будете в объятиях Порции с безпокойной душой. У вас явится золота довольно, чтоб заплатить в двадцать раз больше такого ничтожного долга, - а когда заплатите, привезите вашего верного друга с собой. Между тем Нерисса и я, мы станем жить девицами и вдовами. Пойдемте; вам должно отправиться отсюда в самый день свадьбы; пригласите ваших друзей, смотрите повеселее. Так-как вы дорого куплены, вы будете дороги моему сердцу. Но прочтите мне письмо вашего друга.

Бассанио (читает). "Любезный Бассанио, мои корабли погибли, мои заимодавцы становятся жестоки, мое состояние в совершенном упадке, мое условие с Жидом просрочено; и так-как, заплатя по нем, я не могу остаться в живых, то все долги между тобой и мною покончены, лишь бы только я мог пред смертью увидеть тебя. Впрочем, поступи, как тебе вздумается. Если дружба твоя не уговорит тебя приехать, я не хочу, чтоб уговаривало мое письмо."

Порциа. О, милый друг, отправь поскорее все дела и поезжай!

Бассанио. Если я имею от вас благосклонное позволение ехать, то стану торопиться; но прежде чем ворочусь назад, нигде преступный сон не сомкнет моих глаз и никакое успокоение не поместится между мной и вами. (Уходят.)

ЯВЛЕНИЕ VII.

ШЕЙЛОК, САЛАНИО, АНТОНИО и ТЮРЕМЩИК.

Шейлок. Тюремщик, смотри за ним. Не говори мне о помилованьи; это тот безумный, что-дает деньги в-займы без процентов. - Тюремщик, смотри за ним!

Антонио. Да послушай меня, добрый Шейлок!...

Шейлок. Я получу по условию; не говори ничего против условия: я произнес клятву, что получу по условию; ты называл меня собакой, прежде чем имел причину, - ну, так если я собака, берегись моих клыков! Дож окажет мне правосудие. Удивляюсь тебе, негодный тюремщик, что ты так жалостлив: вышел с ним, по его просьбе, на улицу.

Антонио. Прошу тебя, дай мне сказать слово.

Шейлок. Я хочу получить по условию; я не хочу слушать твоих слов. Я хочу получить по условию: итак не разговаривай больше. Из меня не сделают мягкого и тупоглазого дурака, который покачал бы головой, растаял и вздохнул, и поддался бы христианским убеждениям. Не ходи за мной, я не хочу разговаривать, - я хочу получит по условию.

Саланио. Да это самая непреклонная собака, какая только водилась между людьми.

Антонио. Оставь его, я не пойду больше за ним с безполезными просьбами; он хочет моей жизни, я хорошо знаю его причины: часто я спасал от его взысканий многих, которые еще во-время приходили рыдать ко мне; за это он ненавидит меня.

Саланио. Я уверен, что дож никогда не допустит его получить такую неустойку.

Антонио. Дож не может остановить действия закона; если будет отказано иностранцам в обезпечениях, которыми они пользуются у нас в Венеции, то это заставить сильно жаловаться на правосудие республики, а её торговля и выгоды нашего города основаны на всех народах. Так пойдем. Эти горести и потери до того убили меня, что едва-ли к завтраму сохраню я фунт мяса для моего кровожадного заимодавца. Ну, тюремщик, пойдем. Дай Бог, чтоб Бассанио приехал взглянуть, как я заплачу его долг; а там мне все равно! (Уходят.)

Бельмонт. Комната в доме Порции.

ПОРЦИА, НЕРИССА, ЛОРЕНЦО, ДЖЕССИКА и БАЛЬТАЗАР.

Лоренцо. Синьйора, хотя я говорю в вашем присутствии, но вы имеете благородное и верное понятие о богоподобной дружбе; это поразительно обнаруживается в том, что вы решаетесь так переносить разлуку с вашим будущим супругом. Только, если б вы знали, кому оказываете эту честь, что за истинно-благородный человек, кому посылаете вы помощь, какой это нежный друг вашего супруга, - вы бы гордились своим делом больше, чем обыкновенная доброта может вас заставить гордиться.

Порциа. Я никогда не раскаявалась, что поступила хорошо, не буду и теперь. У двух товарищей, которые живут и проводят время вместе, у которых души несут на себе ровное ярмо дружбы, необходимо должно быть сходство в выражении лица, в осанке и в чувствах. Это заставляет меня думать, что Антонио, друг жениха моего, должен непременно походить на моего жениха: если это так, то как же мала цена, которую я дала, чтоб выкупить подобие моей души из рук адской жестокости? это очень-похоже на самохвальство. Итак ни слова больше об этом, послушайте другое. Лоренцо, я поручаю вам все хозяйство и управление моим домом до приезда моего мужа; что до меня, то я произнесла небу тайный обет жить в молитве и созерцания, имея только при себе Нериссу, до возвращения наших мужей. В двух милях отсюда есть монастырь, и мы пробудем там. Я желаю, чтоб вы не отказались от этой должности, которую моя дружба и от-части необходимость налагают теперь на вас.

Лоренцо. Синьйора, от всего сердца я готов повиноваться во всем вашим милостивым приказаниям.

Порциа

Лоренцо. Да сопутствуют вам приятные мысли и счастливые часы!

Джессика. Я желаю вам всякого душевного удовольствия.

. Благодарю вас за желание и я рада пожелать вам того же. Прощайте, Джессика.

(Джессика и Лоренцо уходят).

ЯВЛЕНИЕ IX.

Те же, кроме ДЖЕССИКИ и ЛОРЕНЦО.

. Теперь послушай, Бальтазар; я всегда знавала тебя за честного и верного слугу: покажи мне, что ты все еще таков. Вот, возьми письмо. Употреби усилия, возможные человеку, чтоб поспеть поскорее в Падую. Отдай это в руки самому доктору Белларио, моему двоюродному брату, и смотри, какие он тебе даст бумаги и платье, привези все, прошу тебя, с воображаемой скоростью к известному перевозу на дороге в Венецию. Не трать времени в разговорах, а поезжай; я буду там прежде тебя.

Бальтазар. Сударыня, я сей-час еду.

Порциа

Нерисса. А они увидят нас?

Порциа. Увидят, Нерисса, но в таком платье, что им не приидет в голову вспомнить о нас. Я бьюсь с тобой о чем хочешь, если б мы нарядились молодыми людьми, я из нас двух была бы самый милый юноша, я умела бы носить кинжал храбро и ловко, говорить этим пискливым голосом, который означает переход из мальчика в мужчину; умела бы из двух крошечных шагов сделать мужественный шаг, толковать о сражениях, как хвастливый юноша, и премило лгать, что такия-то женщины лучшого круга искали моей любви, что я отказал им, а оне слегли да умерли, что мне нельзя же было отвечать всем; потом я стал бы каяться, жалеть, что был их убийцей; словом, я насказал бы двадцать этих мелочных нелепостей, и всякий бы у меня побожился, что я вышел из школы ужь более двенадцати месяцев. У меня в голове тысяча ребяческих затей, которые переняла я от этих малолетних хвастунов, и которые приведу в исполнение...

. Что разве мы превратимся в мужчин?

Порциа. Фи! что за вопрос! если б твои слова перетолковал какой-нибудь негодяй!... Но пойдем, я разскажу тебе мою выдумку, когда будем в коляске: она дожидается нас у ворот парка. Поспешим, мы должны проехать сегодня двадцать миль.