Король Иоанн.
Действие III

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Шекспир У., год: 1596
Категория:Драма

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Король Иоанн. Действие III (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ДЕЙСТВИЕ III

СЦЕНА 1.

Перед Анжером. Палатка французского короля.

Входят Констанса, Артур и Сольсбери.

                    Констанса Сольсбери.

          Пошли венчаться! утвердили мир

          Соединеньем лживой крови с лживой!

          Сдружились! Бланку Людовик берет,

          А Бланка эти области! О, нет,

          Тут что-нибудь не так, Сольсбери... Ты

          Ослышался. Припомни хорошенько

          И разскажи сначала. Невозможно!

          Ты только так все это говоришь;

          И я убеждена, что мне не должно

          Твоим рассказам верить; потому что

          Слова твои - ничтожное дыханье

          Простого человека. И поверь,

          Что я тебе не верю, - потому что

          

          Ручается. Смотри! тебя накажут

          За то, что ты так испугал меня:

          Ведь я больна, и потому пуглива;

          Угнетена скорбями, - потому

          Полна боязни; я вдова, без мужа;

          И потому - всего могу страшиться;

          Я женщина - и потому робка,

          Ужь по природе самой. Если ты

          Признаешься, что только пошутил,--

          То все-таки взволнованные чувства

          Не усмиришь, - и я весь этот день

          Не перестану вздрагивать, пугаться.

          Ты головой покачиваешь? Что ты?

          Что так печально смотришь на Артура?

          Зачем ты руку к сердцу прижимаешь?

          И, как поток, что выступил из ложа,

          Из глаз твоих готовы брызнуть слезы.

          Неужели все это - грустный признак

          

          Так говори-же! но всего рассказа

          Не повторяй: - зачем?.. Скажи мне просто -

          Правдив-ли он?

                              Сольсбери.

                              Он так правдив - как лживы

          Покажутся виновники того,

          Что все, что я вам пёредал - правдиво.

                              Констанса.

          Уж ежели меня ты убеждаешь

          В моем несчастьи, - так ужь и несчастье

          Ты убеди - убить меня. Пусть жизнь

          И это убеждение сшибутся

          Как ярость двух отчаянных врагов,

          Что падают при первом-же ударе,--

          И мертвы. Людвиг женится на Бланке?

          Куда-жь тебе, дитя мое, деваться?

          Как? Франция и Англия - друзья?

          Что станется со мною?

.

                                        Удались,

          Я видеть не могу тебя, Сольсбери!

          Известье это сделало тебя

          Противнейшим, гнуснейшим из людей!

                              Сольсбери.

          Да что-же я-то сделал, герцогиня?

          Я только ведь пересказал о зле,

          Которое вам сделали другие.

                              Констанса.

          Но зло так гнусно само по себе,

          Что всякого, кто даже говорит

          Об этом зле - таким-же точно гнусным

          И ненавистным делает оно.

                              Артур.

          О, матушка, прошу вас, успокойтесь.

                              Констанса.

          Да, если-б ты, что хочешь успокоить

          Меня - был гадок; если-б ты позором

          Служил для чрева матери твоей,

          И скверными был пятнами покрыт;

          

          Веснушками противно испещрен:

          Тогда-бы я и слова не сказала,--

          Была-б совсем покойна, потому что

          Ты не был-бы достоин ни короны,

          Ни твоего высокого рожденья;

          Но ты прекрасен. При твоем рожденьи,

          Дитя мое, - и счастье, и природа

          Соединились, сделали тебя

          Великим и прекрасным. Ты дарами

          Природы можешь с лилией поспорить

          И с полу-распустившеюся розой;

          А счастьем - о! оно переменилось,

          Оставило тебя и ежечасно

          Теперь прелюбодействует с твоим

          Клятвопреступным дядей - Иоанном.

          Оно своей рукою золотой

          И Францию заставило ногами

          Попрать величье царственного сана

          И превратиться - в сводню их любви!

          

          Для Иоанна! Франция свела

          Развратницу-Фортуну с Иоанном

          Коронокрадом! Что-жь? и ты не скажешь,

          Что Франции король - клятвопреступник?

          Поди, и отрави его словами;

          Иль удались, оставь мне это горе

          Нести одной!

                              Сольсбери.

                              Простите, герцогиня.

          Без вас я к ним не смею возвратиться.

                              Констанса.

          Что мне за дело! смеешь! возвратишься!

          Я не пойду с тобой! Я научу

          Мою печаль быть гордой, потому что

          Несчастье - гордо; даже и того,

          Кому принадлежит оно - заставит

          Перед собой колена преклонить.

          Пусть короли придут и соберутся

          Вокруг меня и горя моего

          

          Что твердая, громадная земля

          Одна его сдержать и в состояньи.--

          Вот мой престол и горя моего:

          Где короли? Зови их - пусть придут

          И пред моим престолом ниц падут (30)

Садится на землю.
Входят король Иоанн, король Филипп, Людовик, Бланка, Элеонора, Бастард, Эрцгерцог Австрийский и свита.

                    Король Филипп Бланке.

          Да, дочь моя возлюбленная; правда.

          И этот день благословенный будет

          Во Франции всегда торжествоваться.

          Чтобы его отпраздновать - и солнце,

          Течение свое остановив,

          Алхимика разыгрывает: блеском

          Своих очей прекрасных превращая

          В сверкающее золото бугры

          Земли тщедушной. Каждый божий год

          

                              Констанса.

          Тяжелым днем считаться будет он,--

          Не праздником! Вставая.

          Чем заслужил он это?

          Что сделал он, чтобы в календаре

          Быть золотом отмечену, как праздник! (З1)

          Нет, выкиньте вы лучше из недели

          День этот, - день - позора, угнетенья

          И вероломства; еели-жь вы его

          Оставите: пусть роженицы молят

          Не разрешаться в этот день - он все

          Надежды их чудовищно обманет.

          А морякам пусть только он один

          И угрожает кораблекрушеньем.

          Нарушен будет всякий договор

          Межь кем-либо в день этот заключенный!

          Что ни начнется в этот день - все скверно

          Окончится! И верность в этот день

          В гнуснейшую измену превратится!

                              .

          Ну, право-же, клянусь вам, герцогиня -

          Вам не за-что день этот проклинать.

          И разве я вас королевским словом

          Не обезпечил?

                              Констанса.

                              Словом королевским!?--

          Ты обманул подделкой под него,

          Которая, при первом испытаньи,

          Ужь никуда негодной оказалась.

          Клятвопреступник! Ты вооружился

          За тем, чтоб кровь врагов моих пролить -

          И вдруг ее своею увеличил!

          Грозу войны и пыл кровавой сечи

          Ты охладил и уничтожил миром,

          И заключил союз на угнетенье

          Нас - двух сирот. Карай! карай, о небо,

          Клятвопреступных этих королей!

          Услышь вдову - и будь моим супругом! (32)

          Не попусти, чтоб этот день безбожный

          

          Посей раздор вооруженный между

          Клятвопреступных этих королей!

          Услышь меня!

                              Эрцгерцог.

                              Мир, герцогиня, мир!

                              Констанса.

          Война! война! нет - миру не бывать!

          Война - вот мир мой! Австрия! Лимож! (33)

          Ты посрамил кровавый свой трофей! (34)

          Ты раб ничтожный! трус! клятвопреступник!

          Делами малый, подлостью великий!

          Ты видно силен только и бываешь

          Тогда, как держишь сторону сильнейших!

          Фортуны рыцарь! ты идешь на битву

          Не иначе, как только убедись,

          Что о тебе Фортуна-прихотница

          Заботится! И ты - клятвопреступник,

          Поклонник сильных! Как-же быть так глупым

          Так пошло глупым - хвастать и кривляться,

          

          Безчувственный! ты разве не гремел

          В мою защиту? Разве ты не клялся,

          Что ты не дашь меня обидеть? Раб,

          Не говорил ты мне, чтоб положилась

          Я на твою звезду и силу? А теперь -

          Ты сам моим врагам передаешься!

          А еще в шкуре львиной щеголяешь!

          Сбрось, сбрось ее скорее от стыда,

          Накинь на плечи гнусные - телячью! (35)

                              Эрцгерцог.

          О, если-б это мне сказал мужчина!

                              Бастард.

          Накинь на плечи гнусные свои

          Телячью шкуру.

                              Эрцгерцог.

                              Только смей еще раз

          Сказать мне это!

                              Бастард.

                              И телячью шкуру

          

                              Король Иоанн.

          Мы этого не любим. Ты забылся.

Входит Пандольфо

                              Король Филипп.

          Вот и легат святейшого отца.

                              Пандольфо. '

          Помазанники Вышняго, мир вам!

          К тебе мое посланье, Иоанн:

          Я кардинал прекрасного Милана,

          Легат Пандольфо. Папа Иннокентий

          Прислал меня от имени его

          Спросить тебя по совести, - зачем

          Ты возстаешь так буйно против церкви,

          Всеобщей нашей матери? Зачем

          Ты возбраняешь Стэфену Лангтону,

          Которого капитул кэнтрбёрийский

          Своим архиепископом избрал,--

          Занять его эпархию святую?

          Потребовать ответа от тебя -

          

          Вышереченный папа Иннокентий.

                              Король Иоанн.

          Какое имя смертное так сильно

          Здесь на земле, чтоб требовать ответа

          У королей помазанных? Из всех-же

          Имен возможных, ты, святой отец,

          Не мог придумать имени смешнее,

          Ничтожнее и недостойней - папы,

          Чтоб от меня потребовать ответа.

          Так и скажи владыке своему;

          От имени-же Англии прибавь,

          Что ни один священник итальянский

          По всех моих владениях не будет

          Ни десятин, ни податей сбирать;

          Что там, где мы подвластны только Богу,

          И царствуем по милости Его,--

          Мы нашу власть съумеем поддержать,

          К содействию людей не прибегая.

          Все это можешь папе своему

          

          Неправедно присвоенной им власти.

                              Король Филипп.

          Брат Английский! не богохульствуй так!

                              Король Иоанн.

          И ты и все монархи христианства

          Пусть поддаются грубому обману

          Коварного и хитрого попа,--

          Страшатся тех проклятий, от которых

          Посредством денег можно откупиться!

          Пускай ценой презренного металла,

          Ценою пыли, грязи - покупают

          То отпущенье лживое, которым

          Торгует тот, кто собственным прощеньем

          За этот торг заплатит. Пусть другие

          Его обманам наглым поддаются;

          Вы можете богатствами своими

          Откармливать святого колдуна,

          Я - я один возстану против папы!

          Кто друг ему - тот мой заклятый врага!

                              .

          Так силою дарованной мне власти

          Я, кардинал Пандольфо, отлучаю

          Тебя от Церкви. (36) И благословен

          Да будет всяк, отпавший от подданства

          Еретику; да будет препрославлен

          И возвеличен Господом, и к лику

          Святых причислен, (37) - всякий, кто лишит

          Тебя, проклятый, жизни богомерзкой.

                              Констанса.

          О, так и мне позвольте, вместе с Римом,

          Проклясть его! О, добрый кардинал,

          Отец-легат! проговори "Аминь"

          К моим проклятьям: только я одна

          Проклясть его, как надо, и съумею.

                              Пандольфо.

          Мое проклятье - праведно, принцесса.

          

                              Констанса.

                              Но ведь и мое

          Проклятие не менее законно.

          Когда закон не защищает права -

          Неправой быть он мне не запретит.

          Закон безсилен. Сыну моему

          Он возвратить не может королевства:

          Кто обладает этим королевством,

          Тот вместе с ним владеет и законом.

          И потому-то: если сам закон

          Есть высшая несправедливость - как-же

          Он возбранит устам моим проклятье?

                              Пандольфо.

          Филипп французский! Ты, под опасеньем

          Проклятия, оставить должен руку

          Проклятого архи-еретика

          И, если Риму он не подчинится -

          Тогда ты должен будешь на него

          Всей силою своей державы грянуть.

                              .

          Ты побледнела, Франция? не слушай:

          Не отнимай руки своей.

                              Констанса.

                                        Ну, демон,

          Не дай ему раскаяться; смотри,

          Чтоб Франция отдернув руку - ад

          Его души проклятой не лишила.

                              Эрцгерцог.

          Король Филипп, послушай кардинала.

          Бастард Филиппу, указывая на Эрцгерцога.

          Накинь на плечи гнусные его

          Телячью шкуру.

                              Эрцгерцог.

                              Ах, ты негодяй!

          И по неволе должен проглотить

          Твои обиды. Потому что я...

                              Бастард.

          А ежели чего и не проглотишь,

          Так спрячь в карман. В твоих штанах широких

          38)

                              Король Иоанн.

          Что-жь ты, Филипп, ответишь кардиналу?

                              Констанса.

          Что-жь, как не то, что он согласен с Римом?

                              Людовик.

          Отец, подумай. Выбрать надо между

          Тяжелою анафемою Рима

          И легкою потерей новой дружбы

          С Британнией. Так выбирай, что меньше!

                              Бланка.

          Проклятье Рима - менее опасно.

                              Констанса.

          Не поддавайся, Людвиг! Соблазняет

          Тебя сам дьявол в образе жены.

                              Бланка.

          Ты говоришь не истину, Констанса,

          А что тебе нужда велит сказать.

                              Констанса.

          О, ежели ты, , допускаешь,

          Что я в нужде, которая живет

          Лишь потому, что правда умерла:

          Ты допустить должна и то, что правда

          Ожить не может прежде чем умрет

          Моя нужда. Хотите уничтожить

          Мою нужду? - Возстановите правду.

          Но если вы хотите поддержать

          Мою нужду - сильней гнетите правду.

                              Король Иоанн.

          Король смутился; он не отвечает.

                              Констанса Филиппу.

          Ах, брось его, и отвечай как надо.

                              Эрцгерцог.

          Да, отвечай, - отбрось свои сомненья.

                              Бастард Эрцгерцогу.

          И на

                              Король Филипп.

          Я так смущен - не знаю что сказать.

                              Пандольфо.

          Чтоб ни сказал ты - но еще не так

          Смутишься ты, когда проклятье Церкви

          Над головой твоею разразится!

                              Король Филипп.

          Отец святой, - скажите откровенно,

          Что сделали-бы вы на месте нашем?

          Давно-ли эту царственную руку

          С моей рукою я соединил -

          И, сближены союзом этим, наши

          Сердца теперь прикованы друг к другу

          Всей силою священного обета.

          Последним словом нашим - был обет

          Быть в вечном мире, дружбе и любви

          И нам самим и нашим королевствам.

          До этого - за несколько минут,

          В которые едва-едва успели

          

          В знак нашей дружбы: Бог тому свидетель -

          Оне еще покрыты были кровью,

          Которою раскрашивало Мщенье

          Ужасную борьбу двух разъяренных

          Врагов-царей. Не ужели рукам,

          С которых мы недавно кровь омыли,--

          Которые любовь соединила

          С такою силой - должно отказаться

          От дружеских, приветливых пожатий?

          И мы должны играть своею честью?!

          Шутить над небом, и подобно детям

          Непостоянным, слову изменять?

          Вести войну на брачном ложе мира,

          И опечалить светлое чело

          Доверия? Нет, этого не будет,

          Святой отец. Пусть что-нибудь другое

          Придумает, предложит, повелит

          Нам ваша благость; с радостью, отец мой,

          Мы вашей воле мудрой подчинимся,

          

                              Пандольфо.

          Все, что не против Англии - безчинно

          И беззаконно. Франция! к оружью!

          Защитником христовой церкви будь!

          Иль эта церковь, мать святая наша,

          И над тобой проклятье изречет,

          Как над дурным и непокорным сыном.

          Король Филипп! гораздо безопасней

          Держать тебе или змею за жало,

          Иль в клетке льва за когти лапы страшной,

          Иль тигрицу голодную за зубы -

          Чем эту руку.

                              Король Филипп.

                              Руку я отнять

          Всегда могу; но верность - никогда.

                              Пандольфо.

          Ты сделал верность - верности врагом,

          И точно как в войне междоусобной

          Возстановляешь клятву против клятвы

          

          Исполни слово небу данной клятвы -

          Быть воином святой христовой церкви.

          Все клятвы, после данные тобою,

          Против себя даны тобой, и ты

          Их исполнять не можешь и не должен,

          Хотя-бы ты клялся дурное сделать: -

          Дурное быть дурным перестает,

          Коль скоро ты по долгу поступаешь.

          А долг твой есть - не исполнять того,

          Что очевидно клонится к дурному.

          Все замыслы преступные, дурные

          Поправить можно - их неисполненьем.

          Пусть это будет и несправедливо;

          Но тут уже сама несправедливость

          

          Одна лишь ложь уничтожает ложь,

          Как в воспаленных жилах прохлаждают

          Огонь - огнем. (39) Религия велит нам

          

          Против самой религии поклялся,

          Против того, чем ты клянешься: так что

          Ты против клятвы самую-же клятву

          И дал в поруки верности твоей.

          

          Клянися лишь - не быть клятвопреступным;

          А иначе - что-б были клятвы? шутка!

          По ты поклялся быть клятвопреступным -

          И если сдержишь эту клятву, будешь

          

          Последние обеты против первых

          Есть, так сказать, твой внутренний мятеж,

          Где ты возстал на самого себя-же.

          Но ты одержишь высшую победу,

          

          Возстанешь против этих безразсудных

          И временных, преступных обольщений.

          Чтоб ты избрал благую часть себе,

          Мы все молиться будем: - если только

          

          А если нет - тогда мы разразимся

          Таким проклятьем тяжким над тобою,

          Что ты его не свергнешь никогда

          И, безнадежной скорбью удрученный,

          

                              Эрцгерцог.

          Война ему! открытое возстанье!

                              Бастард.

          Ты что еще! смотри, - телячья шкура

          

                              Людовик.

          К оружию! к оружию, отец!

                              Бланка.

          К оружию? в день брака? Против крови,

          

          Как, трупы будут праздновать наш брак?

          Как, адский вопль и грохот барабанов,

          Пронзительный и резкий звук трубы

          Нам пиршественной музыкою будут?

          

          (Как это имя ново для меня!)

          Ах, этим словом, - именем супруга,

          Которого до этих пор уста

          Мои ни разу не произносили,

          

          Не поднимай кровавого оружья!

                              Констанса.

          О, на коленях, одеревяневших

          От частого коленопреклоненья,

          

          Решения, внушенного тебе

          Самим Всевышним.

                              Бланка.

                              Людовик! теперь-то

          

          Что для тебя сильнее просьб супруги?

                              Констанса.

          Сильнее то, что служит и ему,

          Твоей опоре - нравственной опорой.

          

                              Людовик.

          Не понимаю, право, почему

          Вы, государь, так холодны в то время,

          

          Вас побуждают действовать?

                              Пандольфо.

                                                  А вот,

          Я изреку проклятие.

           кардиналу.

                                        Не надо.

Королю Иоанну.

                                                  Я оставляю, Англия, тебя.

                              .

          Подавленная царственность возстала!

                              Элеонора.

          О, Франция! как ты непостоянна!

                              Король Иоанн.

          

          Ты этот час!

                              Бастард.

                              Да, если только будет

          Согласно Время, дряхлый пономарь,

          

                              Бланка.

          Покрылось кровью солнце... День прекрасный,

          Прощай! так чью-жь мне сторону принять,

          Тогда как я принадлежу обеим?

          

          И в бешеном своем единоборстве

          Оне меня на части разорвут.

Людовику.

          Я не могу молить тебе победу,

          

Иоанну.

                              Дядя, я должна молиться,

          Чтоб ты сраженье это проиграл.

Филиппу.

          

          О мой отец!

Элеоноре.

                              Мне, бабушка, увы!

          Нельзя желать того, что ты желаешь.

          

          Не выиграл? Я верно проиграю.

          Да, не начав еще игры, ужь я

          Заранее уверена в потере.

                              .

          Иди ко мне; со мной найдешь ты счастье.

                              Бланка.

          Что счастье даст, то жизнь мою отнимет.

                    Король Иоанн

          Иди, сбирай войска мои, племянник.

                              Филиппу.

          О, Франция! гнев грудь мою сжигает,

          И только кровью, самой драгоценной

          

          Тот страшный пыл, что грудь мою сжигает.

                              Король Филипп.

          Пусть этот гнев сожжет тебя. И прежде,

          Чем наша кровь зальет его - как в пепел

          

          Тебе грозит.

                              Король Иоанн.

                              Не больше той, какая

          И самому грозящему грозит.

          

Уходит.

СЦЕНА 2.

Поле перед Анжером. Сражение. Сшибки.

Входит Бастард с головой Эрцгерцога. (40)

                              .

          Клянуся жизнью, этот страшный день

          Становится невыносимо жарок.

          Вот точно демон огненный парит

          По воздуху, и бедствиями сыплет.

          

          Здесь полежи, покуда еще дышит

                              Король Филипп.

          Бросает ее на землю.

Входят король Иоанн, ведя Артура пленником, и Губерт.

                              .

                              Ты, Губерт, присмотри

          За мальчиком. Бастарду.

                              Филипп, иди скорее!

          Там, в нашей ставке, матушка осталась,

          

                              Бастард.

          Я выручил родительницу вашу.

          Не опасайтесь больше за Её

          Величество. Вперед, мой повелитель!

          

          И счастливо мы кончим этот день.

Уходит.

СЦЕНА 3.

Сшибки. Отступление. Входит король Иоанн, Элеонора и Губерт, который держит за руку Артура; потом Бастард и свита.

                     Элеоноре.

          Так решено. Вы, королева, здесь

          Останетесь с достаточною силой.

Артуру.

          

          Тебя так любит бабушка, а дядя

          С тобою будет ласков, как отец.

                              Артур.

          Ах, мать умрет с печали обо мне.

                    Король Иоанн

          А ты, племянник, в Англию спеши.

          И, прежде чем я сам туда прибуду,

          Повытряси мешки аббатов жадных

          И ангелов (41

          Кому-же, как не жирным ребрам мира

          И накормить голодную войну?

          На это нами ты уполномочен.

                              Бастард.

          42)

          Меня назад податься не заставят,

          Когда велело золото придти.--

          Я оставляю вас, мой повелитель.--

          Я, бабушка, молиться буду - (если

          

          Чтоб ваши дни Всевышний сохранил

          На много лет. Целую вашу руку.

                              Элеонора.

          Господь с тобой. Прощай, мой милый внук.

                     Бастарду.

          Прощай, племянник.

Бастард уходит.

                              Элеонора

                                        Подойди ко мне,

          Мой внучек милый. Слушай-ка, что я

          Тебе скажу. (Отводит его в сторону.)

                              Король Иоанн.

                              

          Послушай Губерт. Милый, добрый Губерт

          Как много мы обязаны тебе!

          За этою телесною оградой

          Живет душа, которая считает

          

          Тебе за дружбу с лихвой заплатить.

          Ах, добрый друг мой! Я твою присягу

          Как некое сокровище лелею

          В моей груди. Дай руку мне. Я что-то

          

          До более удобного мгновенья.

          Клянуся небом, Губерт, я почти

          Стыжусь сказать, как я люблю тебя.

                              Губерт.

          

          Так много, что....

                              Король Иоанн.

                              Мой добрый друг, покуда

          Ты говорить мне это не имеешь

          

          Плетется время, все-таки придет

          Пора, - и я щедротами моими

          Тебя осыплю. Кое-что хотел я

          Тебе сказать, - да нет. На небе солнце

          

          Который всеми радостями мира

          Сопровождаем, - слишком легкомыслен

          И черезчур роскошен для того,

          Чтоб выслушать слова мои. Но если-б

          

          Своим чугунным, громким языком

          И медным зевом в дремлющее ухо

          Сонливой ночи; если-б на кладбище

          Стояли мы и тысячью печалей

          

          Угрюмый дух печали безотчетной

          Сгустил, запёк, лишил движенья кровь,

          Которая, без этого, играя,

          Бежит по теплым жилам человека

          

          Его наводит, щеки напрягает

          Веселостью безумной, столь противной

          Тому, что я замыслил; или, если-б

          Без глаз меня ты видеть мог, и слышать

          

          Без языка, одною только мыслью,

          Без глаз, ушей, без звука слов опасных:--

          То не смотря на бодрствующий день,

          Я перенес-бы в грудь твою все, - все,

          

          А как люблю-то я тебя, мой Губерт!

          Я думаю, что ведь и ты нас любишь?

                              Губерт.

          Я так люблю вас; так люблю, что если-б

          

          С которым смерть моя сопряжена,--

          Я и его исполнил-бы.

                              Король Иоанн.

                                        Да разве-жь,

          

          Мой милый Губерт! Только посмотри

          На этого ребенка; я скажу

          Тебе, мой друг - ведь на моей дороге

          Он как змея: куда-бы не ступил я -

          

          Ты страж его: - пойми.

                              Губерт.

                                        Я стану так

          Его стеречь, что больше ужь не будет

          

                              Король Иоанн.

          Смерть!?

                              Губерт.

                    Государь?

                              .

                                        Могила!?

                              Губерт.

                                                  Он умрет.

                              Король Иоанн.

          

          Быть весел. Губерт, я тебя люблю.

          Но не скажу, покамест, что тебе

          За это я предназначаю - помни!

Подходит к Элеоноре.

          

          Я вашему величеству пришлю.

                              Элеонора.

          Благослови Господь тебя.

Король Иоанн

                                        Племянник,

          Ты в Англию отправишься. Вот - Губерт

          Тебя проводит. Верою и правдой

          Тебе служить он будет. - Ну, в Кале!

СЦЕНА 4.

Ставка короля французского перед Анжером.

Входят король Филипп, Людовик, Пандольфо и свита.

                              Король Филипп.

          

          Крылатую армаду кораблей - (43)

                              Пандольфо.

          Мужайтесь и надейтесь! Все, Бог-дает,

          Пойдет прекрасно.

                              .

                              Может-ли прекрасно

          Идти все после наших неудач?

          Иль разве войско наше не разбито?

          Анжер не взят и не в плену Артур?

          

          И Англия, обагренная кровью,

          Ужь не идет домой, преодолев

          Сопротивленье Франции?

                              Людовик.

                                        

          Все укрепила, что завоевала.

          Обдуманность такая при такой

          Поспешности; такой порядок мудрый

          В таком набеге яром - безпримерны.

          

          Или слыхал?

                              Король Филипп.

                              Гораздо-б легче было

          Мне уступить ей славу эту - если-б

          

Входит Констанса.

          Смотрите, кто идет. Души могила,

          Что против воли держит вечный дух

          В темнице грустной жизни удрученной!--

          Поедемте со мною, герцогиня.

                              Констанса.

          Чу вот вам мира вашего плоды!

                              Король Филипп.

          

                              Констанса.

          Не надо мне ни вашего совета,

          Ни помощи. Ту истинную помощь,

          Которая кончает все советы,

          

          Смерть, вонь благоухающая! гниль

          Здоровая! Ты, всякому довольству

          Внушающая ненависть и страх!

          Встань, встань скорее с ложа вечной ночи!

          

          Я разцелую; в впадины твоих

          Пустых очниц свои глаза я вставлю;

          Твоими домовитыми червями

          Как кольцами, я пальцы обовью;

          

          Поганой перстью; сделаюсь как ты

          Чудовищным и посинелым трупом!

          Приди ко мне, оскаль пустую челюсть:

          И, думая что ты мне улыбнулась,

          

          Приди-жь ко мне, любовница несчастья!

          Приди ко мне скорее!

                              Король Филипп.

                                        Успокойся,

          

                              Констанса.

                                        Нет, нет!;

          Я не хочу утешиться, покуда

          Во мне еще дыханье есть для крика!

          

          Громовой тучи! Страшно потрясла-бы

          Тогда весь мир я воплями моими;

          Проснулся-бы от них тогда и этот

          Безжалостный, глухой скелет, который

          

          И пренебрег призывами вдовы!

                              Пандольфо.

          Принцесса - вами говорит безумье,

          А не печаль.

                              .

                              Грешно вам говорить

          Такую ложь. Я во-все не безумна.

          Те волосы, которые я рву -

          Мои; потом - меня зовут Констансой;

          

          Артур - мой сын; и он - погиб! - Вот видишь:

          Я не безумна. О, когда-б лишить

          Меня ума угодно было небу!

          Быть может, я и самоё себя

          

          Забыла-бы тогда я! Кардинал,

          Наговори безумье на меня!

          Тогда-бы ты святым был - потому что,

          В своем уме - я чувствую всю силу

          

          Как мне от мук избавиться: научит

          Повеситься, иль просто заколоться.

          Тогда как я в безумии и сына

          Забыла-бы, иль видела-б его

          

          Я не безумна. Слишком, слишком живо

          Я чувствую малейшие оттенки

          Различной боли каждого несчастья.

                              Король Филипп.

          

          Любви в её роскошных волосах!

          Где упадет серебряная слезка -

          Там десять тысяч дружественных нитей

          К ней прилипают в скорби совокупной,

          

          Которые сближаются в несчастья

          Еще теснее.

                              Констанса.

                              В Англию! хотите?

                              .

          Свяжите косы.

                              Констанса.

                              Да. Но для чего?

          Я, распуская их, все восклицала:

          "О, если-б эти руки, так-же скоро

          Освободили сына моего,

          Как волосы теперь освобождают!"

          Но я свяжу их; снова их свободе

          Завидую теперь я - потому что

          

Кардиналу.

          Святой отец! ты как-то говорил,

          Что на небе мы свидимся со всеми,

          Кого любили: если это правда,

          

          От первенца земли и до ребенка,

          Рожденного вчера только - наш мир

          Не видывал создания прекрасней,

          Как мой Артур; теперь-же червь печали

          

          Прогонит он врожденную красу

          Со щек его; как тень он исхудает,

          И посинеет словно в лихорадке,

          И так умрет: ведь ежели таким

          

          На небесах: его я не узнаю!

          Нет! верно, верно - больше никогда

          Мне не видать прекрасного Артура!

                              Пандольфо.

          

                              Констанса.

          Так только тот и может говорить,

          Кто не имеет сына.

                              Король Филипп.

                                        

          К своей печали, так-же как и к сыну.

                              Констанса.

          Что-жь, если место сына моего

          Грусть заступила? На его постельке

          

          Глядит его прекрасными очами,

          И повторяет все его слова;

          Она все свойства чудные Артура

          На ум приводит; формами его

          

          Так какже мне пристрастною не быть

          К моей печали? Полно! Если-б с вами

          Случилось тоже, что теперь со мною -

          Я вас не так-бы стала утешать!

          К чему теперь мне эти украшенья

          На голове, когда в таком разстройстве

          Сама она? О боже! мой Артур!

          Дитя мое! мой милый мальчик! сын мой!

          

          Ты моего печального вдовства

          Был утешеньем, слез моих отрада!

Уходит.

                              Король Филипп.

          

          Меня пугает.

Уходит.

                              Людовик.

                    В целом божьем мире

          

          Порадовать меня. Жизнь надоела,

          Как дважды пересказанная повесть,

          Что даже и притупленному слуху

          Сонливого - покажется несносной.

          

          И только стыд да горечь им оставил.

                              Пандольфо.

          Перед концом тяжелого недуга,

          И именно тогда, когда начнут

          

          Становятся сильнее все припадки;

          Во всяком зле бывает наизлейшим

          То именно мгновение - когда

          Нас это зло сбирается оставить.

          

          Утратили?

                              Людовик.

                    Утратил я - все дни

          Бывалой славы, радости и счастья.

                              .

          Конечно, если-б выиграли - вы.

          Чем более благоприятней счастье

          Бывает к людям, - тем оно гневнее

          На них взирает. Вы себе представить

          

          Своей победой мнимой потеряет.

          Вас плен Артура верно огорчает?

                              Людовик.

          Так глубоко

          Кто взял Артура.

                              Пандольфо.

                              Ум ваш так-же юн,

          Как ваша кровь. Послушайте теперь

          

          Одно уже дыхание того,

          Что я хочу теперь сказать вам, сдует

          Малейшую соломинку, пылинку

          И всякое препятствие с дороги,

          

          На английский престол - и потому-то

          Внимательно выслушайте меня.

          Артур теперь во власти Иоанна,

          А Иоанн, заняв чужое место,

          

          Какой минуты? - даже и секунды

          Спокойствия, - покуда пламя жизни

          Играет в жилах этого ребенка.

          Скиптр, вырванный мятежною рукою

          

          Тот, кто как он, стоит на скользком месте

          Хватается за всякую опору,

          Не брезгуя и самою гнуснейшей.

          Чтоб Иоанн мог устоять - Артуру

          

          Все это так и будет: потому что -

          Не может быть иначе.

                              Людовик.

                                        

          Приобрету с падением Артура?

                              Пандольфо.

          Вы? Все права Артура переходят

          К вам, как супругу Бланки аррагонской.

                              .

          И я лишусь их с жизнью, как Артур.

                              Пандольфо.

          Как молоды и зелены вы в этом

          Давным-давно состаревшемся мире!

          

          Дорогу; время вам благоприятно:

          Вы знаете, что тот, кто безопасность

          Свою невинной кровью обагряет,--

          Тот и находит эту безопасность

          

          И гнусное злодейство Иоанна

          Так охладит сердца всего народа;

          Любовь к нему замерзнет до того,

          Что будет рад-радешенек народ

          

          Кто с престола свергнуть. Даже самым

          Естественным явлениям на небе,--

          Игре природы, всякому ненастью,

          Простой грозе и самым заурядным

          

          Значенье сверхъестественных явлений,

          И назовет их чудом, метеором,

          Чудовищем, явленьем, гласом неба,

          Грозящим явно местью Иоанну.

                              .

          Быть-может он не умертвит Артура,

          А только самым строгим заключеньем

          Он от него себя обезопасит.

                              Пандольфо.

          

          До высадки на берег Альбиона

          Французских войск, - известие об этом

          Его убьет. Сердца всего народа

          От Иоанна тотчас отвратятся,

          

          Неведанной доселе перемены,

          И вырвет подвод к ярому возстанью

          Из рук окровавленных Иоанна.

          Мне кажется, как будто я ужь вижу

          

          Еще гораздо лучшого сокрыто

          Для вас в грядущем! Гнусный Фокенбридж

          Там церкви грабит и над их святыней

          Ругается: о, будь там хоть двенадцать

          

          Они-бы десять тысяч Англичан

          На сторону свою переманили,

          И возрасли, как малая снежинка,

          Которая ростет, катясь по полю

          

          Теперь, Дофин, пойдемте к королю;

          Мы просто чудо выработать можем

          Из недовольства этого: народ

          Так раздражен теперь на Иоанна!

          

          А короля я подстрекнуть берусь.

                              Людовик.

          Отважные, решительные меры

          И чудо могут сделать иногда.

          

          Не скажет нет, от вас услышав да.

Уходят.

Примечания

"Короля Иоанна", где ребенок безуспешно старается утешить свою мать - с параллельной сценой анонимной пиесы.

Выписка из пиесы 1591 года.

Артур.

Мужайтесь, государыня: эта слабость никак не может быть для вас бальзамом, который уврачевал-бы нашу печальную участь. Если небо повелело быть этим событиям - ваша горькая меланхолия ни к чему не послужит. Времена года изменяются: точно также и наше настоящее бедствие может измениться с ними, и все может обратиться к добру.

.

Ах, дитя! года твои, я вижу, слишком еще нежны, чтобы взгляд твой мог проникнуть в бездну горестей. Но я видела, как рушились твое счастие, мои надежды и все средства, которые должны были послужить основанием твоему счастию и твоей славе; стало-быть, какая же радость, какое-же спокойствие доступны мне, когда надежда и счастье покидают нас?

Артур.

Однако слезы женщин, их горести, их торжественность увеличивают бремя несчастий, вместо того, чтобы уменьшить их.

Констанса.

Если-бы какая нибудь власть услыхала жалобы вдовы, которая из глубины своей раненой души взывает о мщении, - она послала-бы чуму, что-б заразить ею воздух и эту проклятую страну, где дышут изменники, где клятвопреступник, как кичливый Бриарей, осаждает небо своими обманами. Он обещал, Артур, он клялся защищать права твои и попрать гордыню твоих врагов! Но теперь, этот чорный изменник заключает перемирие с проклятым отродьем Элеоноры и женит Людовика VIII на своей милой племяннице, разделяя свои богатства и свои владения между влюбленной парочкой. Да будет проклят этот союз! Как они выгнали тебя из твоих владений и нарадовались слезам вдовы - также точно пусть и их бросит небо на путь несчастия! И так, изо всей этой крови, пролитой с обеих сторон, крови, которая утолила жажду полуразверзтой земли, - вышла только любовная игра и свадебный праздник!

31) В старинных календарях (Almanachs) обозначались не только дни, о которых предполагали, что они имеют влияние на погоду, но и те, которые почитались счастливыми или несчастными для всяких начинаний. - Стивенс.

32) Констанса не была вдовой: она была в это время за третьим мужем, за Гвидо, братом виконта Туарского, после развода с её вторым мужем, Ранульфом, графом Чатерским. Мэлон.

33) В пиесе Шекспира, в лице Эрцгерцога соединяются два врага Ричарда - Леопольд Австрийский и Видомар, виконт Лиможский: вот почему Констанса и восклицает: о Австрия! Лимож! - Лео Бертран Бурдон. Шекспир приписывает убийство Львиного-Сердца герцогу Австрийскому и заставляет сына отмстить за смерть отца: Бастард убивает Эрцгерцога. - Это смешение двух исторических личностей, которое мы находим и в анонимном Короле Иоанне, принадлежало без сомнения к числу преданий английской сцены, которое было тем популярнее, что приписывая такую гнусную роль одному из членов австрийского дома, оно давало повод к множеству неприязненных намеков на эту вероломную неприятельницу Англии.

34) Вероятно она показывает на львиную шкуру Ричарда, которую, как мы уже сказали, носил Эрцгерцог.

35) Когда знатные люди в Англии держали для своего увеселения шутов, то для отличия от других членов своей дворни, они наряжали их в кафтаны из телячьей шкуры, застегивавшиеся сзади. - Таким образом лэди Консганса и Фокенбридж намекают этим на глупость австрийца. Сэр Джон Гоукинс,

что у них телячье сердце - calf-hearted fellow.

36) Сентенция отлучения, произнесенная кардиналом Пандольфо над королем Иоанном, написана прозою в пиесе 1591.

"Я, Пандольфо Падуанский, легат апостолического престола, объявляю тебя проклятым: я освобождаю каждого из твоих подданных от всякой, данной ими тебе присяги в верности и подданстве, и дарую отпущение грехов всякому, кто поднимет против тебя оружие или убьет тебя: таков приговор мой и я повелеваю всем добрым людям гнушаться тобою, как человеком отлученным."

Как мы уже сказали выше, эта борьба между королем Иоанном и святым престолом была в это время уже не новостью на английской сцене. За сорок лет перед этим, в царствование Эдуарда VI, епископ Джон Вэль написал на тот же сюжет моралите, имевшее большой успех. Там является на сцену Кардинал Пандольфо, предшествуемый четырьмя священниками, (несущими - один крест, другой книгу, третий зазженную свечу, четвертый колокол) - и торжественно декламирующий следующие стихи:

"Так как король Иоанн поступает таким образом со святою церковью, то я проклинаю его крестом, книгой, колоколом и свечей. Как этот крест отвращен теперь от лица моего, так я прошу Бога изъять тебя из своего милосердия. Как я бросаю эту книгу далеко от себя, так Господь бог да лишит тебя всех своих милостей. Как с этой свечи ускользает пылающее пламя, так да извержет тебя Господь из вечного своего света. Я отъемлю тебя от Христа и при звуке этого колокола, предаю твое тело и твою душу аду и дьяволу."

борьбы между властью светской и властью духовной. Гордый ответ, данный отлученным от церкви государем папскому легату, как нельзя более пришелся кстати в то время, когда английский народ разсеял католическую армаду и повиновался королеве, пораженной проклятием Сикста-Пятого.

37) Джонсон говорит, что он видел испанскую книжку, где казненные заговорщики (против Елизаветы) Гарьет, Фокс и их сообщники были помещены в числе святых.

38) В подлиннике:

                              Austria.

          Well, ruffian, I must pocket up these wrongs,

          

                              Bastard.

                    Your breeches best may carry them.

Pocket up значит и проглотить (перенести) обиду. Фокенбридж принимает в первом значении.

39) Лечение огнем (посредством раскаленного железа) каутеризация - некоторых болезней воспалительного свойства, было известно еще во времена Гиппократа (Hipp. I. pag. 144, 208, и Lib. III, pag. 154, 165, 171, 370 и пр.). Из слов Гиппократа видно, что способ этот был известен еще скифам. Он и в настоящее время с успехом употребляется в некоторых болезнях, напр. в воспалении тазобедренного сочленения (Ischias).

40) По истории, не герцог австрийский, а виконт лиможский умер от руки Бастарда. "В том же 1199 г., Филипп, незаконнорожденный сын короля Ричарда, которому отец дал замок и титул Коньяка, убил виконта Лиможского, чтобы отомстить за смерть своего отца, который, как вы видели, был убит при осаде замка Шалюс-Шеврёль." - Голиншед.

42) При обряде проклятия гасили три свечи одну за другой. - Грей (см. примеч. 36).

43) Варбортон видит в этих словах намек на флот Филиппа II (так называемую армаду), который был уничтожен не за-долго до сочинения этой драмы, - в 1588 году.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница